Несмотря на прекрасную погоду и всеобщее веселье, несмотря на то что Анита с Энни пытались споить меня горячим шоколадом во время прогулки, я никогда еще не встречала канун рождественских праздников в столь скверном расположении духа.

Меня расстраивало не только возможное пугающее будущее. Я постоянно думала о последнем разговоре с Киллианом: перейдет ли тот черту, не ошибаюсь ли я, почему я так… не уверена.

А сверкающее роскошное кольцо едва ли не разрывало на части от внутренних противоречий. Всего пару дней – но таких восхитительных – я позволила себе верить, что отныне я буду счастлива с человеком, которого люблю и который любит меня… мне еще не довелось испытать чувство прекраснее этого. Но думая о столь жестоких словах, я чуть ли не впадала в отчаянье.

И больше всего меня пугала не его жестокость.

Вовсе не она.

Меня пугало то, что я не осмелилась бы озвучить даже в своих мыслях… А что если?.. Наверное, это и называется предательством.

– Госпожа Ария, что вы делаете?

Черноволосая Анита недоуменно смотрела на меня снизу вверх.

– Пытаюсь посмотреть на ситуацию под другим углом, – ответила я совершенно серьезно, также серьезно стоя на столе в окружении множества разложенных книг.

– Я полагала, что у этого выражения несколько другой смысл, – хмыкнула та.

– Прекращай издеваться и залезай ко мне.

Я подала девушке руку. Анита приняла ее, хмыкнув уже дважды, и с тяжелым вздохом забралась на стол. Мест для двоих тут едва хватало, но в тесноте да не в обиде, правда же?

– Вы должны присутствовать на ужине вечером.

В поместье вернулся эрцгерцог Тернер – это означало, что теперь нам вновь следует придерживаться формальностей.

– Я помню, – ответила я слегка поморщившись. – Посмотри вниз, на книги.

Ужин с дорогим отцом едва ли не отравлял жизнь также, как неумолимо приближавшийся Рождественский Бал, до начала которого мне было необходимо разобраться со множеством вещей. Разобраться со своими чувствами, к примеру…

– Что я должна там увидеть? – пробурчала девушка. – Это же детские сказки.

– Видишь сказку о Серебряном Драконе? – я совершенно неприлично ткнула пальцем на разворот книги, где невероятно красочно изображался поверженный рыцарь. – В чем ее суть?

Наверняка Анита считала меня сумасшедшей – пусть так. Лучше слыть безумной, чем глупой.

– Рыцарь не послушал предсказаний серебряной принцессы и отважился сразиться с драконом, а тот его убил. Это довольно грустная сказка, госпожа.

– Но почему сказка называется Серебряный Дракон? Разве серебрянной не была принцесса?

Анита повернулась ко мне и удивленно вскинула брови.

– Вам что не читали эту сказку?

Я отрицательно помотала головой.

– Но Серебряная Принцесса и была Серебряным Драконом. Она превращалась в чудовище в ночи и убила рыцаря, находясь в обличье зверя.

Забавная сказка… Вот только…

– Предсказание… пророчество, – забормотала я, нахмурившись. – Разве у столь сильного проклятья не должно быть пророчества?

– О чем вы, госпожа?

– Не важно, забудь, – отмахнулась я, спрыгивая со стола на мягкий ковер. – Спаcибо, Анита.

– Вам уже пора собираться на ужин, – напомнила девушка, последовав за мной.

Я вздохнула.

– Да… пожалуй.

***

Ужин проходил в всеобщем гнетущем молчании.

В честь приближающихся праздников нам подали ростбиф с овощами (что особенно радовало – без ползуче-панцирных созданий), а в качестве десерта – вишневый ароматный пирог. Аппетит под конец дня у меня знатно разыгрался, потому я доела всю порцию и даже взяла дополнительный кусочек вишневой выпечки, не обращая внимания на чужой странный взгляд.

В последнее время поведение эрцгерцога Тернера было и впрямь тревожно: и раньше неприязнь отца была ко мне довольна сильна, но теперь перешла все границы. Когда он глядел на меня, уголки его тонкого рта подергивались, а пальца сжимались и разжимались, будто хотели сомкнуться на моем горле.

Но было во взгляде господина Тернера что-то еще…

Не знай я эту странную семью, я бы даже подумала, что в глазах мужчины плескалась не с чем несравнимая грусть. Но конечно же, эрцгерцог ни о чем не сожалел. Не сожалел о том, что я едва не вышла замуж на ужасного человека, не сожалел о том, что над его дочерью совершенно отвратительным образом издевались, и уж тем более он не сожалел о браке с женщиной, чей послужной список преступлений ввергал в меня в ужас.

Некоторые люди просто не знают жалости. Не знают сострадания. И мы ничего не можем с этим поделать.

Эрцгерцог Тернер отложил приборы и прокашлялся.

– Ария.

– Да, отец.

Я готова была поспорить, он поморщился! Всего на миг, но я видела, как исказилось его лицо и не шутку разволновалась. Не догадывается ли он о…

– Ты посетишь Рождественский Бал, – сказал тот, всматриваясь в мое встревоженное лицо. – Тебе что-то требуется? Деньги? Платья?

Я аккуратно отложила приборы, разгладила полы синего платья и вежливо ответила:

– Благодарю вас, я ни в чем не нуждаюсь.

Кажется, эрцгерцог Седрик Тернер занервничал?

– Можешь сама выбрать себе спутника. Герцог Блеймонд является весьма достойным человеком, можешь пригласить его.

Пригласить герцога? Разве все не должно быть наоборот?

Мои ладони вспотели от плохого предчувствия. Отец продолжил:

– Полагаю, тебя стоит ввести в курс дела, – эрцгерцог предпочел смотреть куда угодно, но не на меня. – Твоя сестра обручена с кронпринцем Себастьяном Кайдзеном, и они объявят о помолвке в канун Рождества на королевском балу. Постарайся вести себя… – он пытался подобрать достойное слово, но по всей видимости, достойного не нашлось: – Прилично.

Наверное, он думает, что я влюблена в кронпринца, и эта несомненно шокирующая мысль повергнет меня в отчаянье… Какое разочарование, не так ли?

Сердце екало лишь от одной мысли: Патрисия будет прикасаться к Киллиану, будет стоять с ним рядом… Нет, это не важно.

Я вскинула подбородок и ответила со всем возможным достоинством:

– Конечно, отец.

Эрцгерцог Тернер поморщился вновь, и сомнения, что бушевали у меня в груди, заметно увеличились в размере.

– Быть может, мне стоит остаться дома? – подала я голос.

Конечно я не собиралась кому-либо облегчать жизнь, мне лишь хотелось вывести нервничающего мужчину на чистую воду.

И у меня получилось. Всего один наивный вопрос и такая бурная реакция!

– Нет! – вскричал Седрик, чуть не вскакивая со стула. На багровом лице отца проглядывали маленькие, злые глаза. – Ты пойдешь на бал! Это не обсуждается!

Я устало откинулась на спинку стула. Святое небо, почему я не могу пожить спокойно?

– Я пойду, если услышу причину, – произнесла я холодно и тихо.

– Я твой отец! Ты не можешь ослушаться моей воли?

Я усмехнулась, напомнив себе одного прекрасного и жестокого мага.

– Слишком поздно для подобных громких речей, господин Тернер. Не находите? Мне нужна причина.

– Ты! – взревел он, все же вскакивая и отбрасывая рукой бокал с вином. Изящный хрусталь разбился на сотни маленьких осколков, окрасив пол в багровый цвет. – Как ты смеешь так разговаривать со своим отцом!

Лакеи, что стояли рядом с подносами, испуганно попятились назад, я же осталась невозмутимо сидеть на месте.

Побеждает тот, кто спокоен – это непреложная истина.

– Мне нужна причина, – тихо повторила я. – И поверьте я в с состоянии найти множество способов избежать Рождественского Бала, чтобы вы ни делали.

Эрцгерцог Тернер продолжал убивать меня злым взглядом, пока весь его запал не иссяк. Он устало упал на стул, плечи его опустились, а на лице выступили глубокие морщины, которые старили мужчину на несколько десятков лет.

– Ты хорошая девочка, – начал он убитым голосом. Из его пустых глаз вдруг потекли слезы. – Умная, иногда даже слишком умная. И я знаю, что ты не моя дочь. Ты не моя Ария. Я потерял ее.

Я вздрогнула. От моего лица схлынули все краски.

– Думаешь я настолько плохой человек, что не способен отличить родную дочь от чужого человека? Ты не такая, как она. Ты полная ее противоположность. Ты сильная, Анна. А моя Ария давно стала призраком…

– Вы знаете как меня зовут? Откуда? – тихо спросила я.

Мои мысли бешено метались и кружили, намереваясь свести меня с ума.

– Еще не время, – сказал Седрик Тернер, тяжело поднимаясь со стула. – Еще не время. Амалий, подойти ко мне.

Один из слуг, который всегда наливал вино эрцгерцогу Тернеру, подошел к мужчине и подал ему руку. Военная выправка, цепкий взгляд… и металлический едва заметный запах магии, витающий в воздухе. Он не лакей, он маг! Зачем эрцгерцог Тернер держал при себе мага?

– Он все равно заставит тебя явиться, Анна, – прохрипел мужчина, наконец заглядывая мне в глаза. И я готова была поспорить на что угодно, эрцгерцог Тернер действительно о чем-то сожалел!

– Что вы имеете в виду? – нахмурившись спросила я. – Скажите мне! Кто меня заставит? О ком вы говорите?

– Береги себя девочка, – промолвил он, прежде чем я успела подбежать. – Амалий, перенеси меня в Шаттергард.

– Слушаюсь, господин, – сухо ответил высокий маг с темными волосами.

А потом они исчезли.

***

В тот день я еще долго расхаживала по своей комнате, пытаясь уснуть и утрамбовать мысли…

Эрцгерцог Тернер знал обо мне правду! Подумать только! Тогда к чему вся эта ложь? Почему он называл меня своей дочерью?..

Я устала повалилась в кресло, рассматривая множество дорогих коробочек, перевязанных атласной лентой. Киллиан не поскупился на подарки: драгоценности, стоимость которых было страшно вообразить, роскошные платья, туфли, перчатки из самой дорогой ткани Эленейроса… Энни с Анитой радостно скакали сайгаком возле подарков, восхищаясь щедростью мага, а я… Я напряженно думала.

Совершенно очевидно было одно: мне категорически не рекомендуется посещать Рождественский Бал.

И я совершенно очевидно собиралась проигнорировать здравый смысл.

Вероятно кто-то назвал бы это глупостью, но я же считала иначе. Если не смотреть опасности в лицо, то в конечном итоге исход будет печальным. А в моем случае – смертельным .

Уже лежа в кровати, под тусклый свет масляной лампы я листала пожелтевшие страницы старой всем известной сказки – той самой, которую я читала Аспиду в Межлесье.

“Звезда умрет и Змеиный Король восстанет…”

Вот что гласило пророчество.

Глава 26 – Джонатан Кайдзен

Посвящается всем, у кого болит сердце…

Чернь. Империя Шаттергард.

Двадцать пять лет назад.

Джонатан Кайдзен едва мог сдерживать ярость, хотя по всем внешним признакам казался идеально собранным. Он молчал, пока они свернули с узкой улицы, ведущей к дому Никасии, а потом он повернулся к мальчику:

– Ты уже хорошо ориентируешься, Себастьян. Думаю, в следующий раз ты пойдешь без меня.

– Да, дядя.

Мальчик крепко прислушался к окружающим звукам: далеко-далеко шумели люди на площади, ботинки хрустели, соприкасаясь с мокрым гравием, а еще шел дождь – пока едва моросящий, но скоро наверняка разразится ливень.

– Кто подарил тебе пса?

Мальчик чуть не врезался в кирпичную стену на повороте, потому что отвлекся на вопрос, однако молодой мужчина схватил того за шиворот и дернул на себя, спасая Себастьяна от шишки на лбу.

– Осторожно!

– Простите, дядя.

Черный смотрел на обоих виноватым взглядом, шоколадные глаза-бусины вылупились и заслезились, словно Рик осознал свою ошибку. Джонатан прищурился.

– Следи за ним лучше, – строго сказал молодой мужчина поводырю.

– Рик – отличный пес, – голос маленького мальчика был холоден, как суровый зимний день. – И по поводу вашего вопроса: Нобу. Господин Нобу подарил мне его.

Джонатан тяжело вздохнул. Ему не нравился тон Себастьяна. Стыдно признаться, но порой он даже его пугал. Мальчишка пугал молодого мужчину! А что будет, когда Себастьян вырастет… Джонатан старался не думать об этом. Он вообще редко думал о будущем – так легче. Без ожиданий, ты не можешь разочароваться.

Вскоре они свернули к старым одинаковым домам с потрепанными окнами и хлипкими дверьми. В одном из них горела слабенькая масляная лампа, туда они и направились.

– Я подожду тебя снаружи. У тебя есть полчаса, Себастьян.

– Так мало?!

У Джонатана кольнуло прямо под сердцем. Белесые глаза в силу еще небольшого роста мальчика были направлены куда-то ему в живот. Вздохнув, мужчина присел на корточки, пытаясь поймать чужой пустой взгляд.

– Ты будешь тратить время на бесполезные пререкания или наконец пойдешь и обнимаешь мать?

– Я… я… – губа мальчика задрожала при упоминании о матери. Он растерянно повернул голову прямиком ко входу в дом и попятился к лестнице. – Извините, дядя. Я пойду!

Белая макушка исчезла раньше, чем Джонатан встал на ноги, мужчина лишь крикнул мальчику напоследок:

– Не беги!

Но Себастьян его не слушал, он старательно отсчитывал каждую лестницу, пока поднимался на второй этаж, а когда в его нос ударил знакомый теплый запах груш, Себастьян счастливо улыбнулся и прыгнул в объятья хрупкой женщины, наконец отпустив поводок.

– Мама! – всхлипнул мальчик, вцепившись руками в тонкую ткань его платья. Хотел бы он знать, какого оно цвета… Хотя нет, это все было неважно. Вот бы увидеть ее хоть разок… Вот бы увидеть ее глаза…

Дядя Джонатан рассказывал, что глаза у Никасии редкого лазурного оттенка – такого, которого не встретишь даже в водах Срединоморя. Еще бы знать, что такое лазурный… Наверное, лазурный ощущается как соленый морской ветер?

– Киллиан… Киллиан… Мальчик мой… – молодая женщина всхлипывала, пока покрывала поцелуями заплаканное лицо напротив. – Ты так вырос… Смотри-ка, Рик тоже подрос!

– Да! – Мальчик засмеялся, когда Никасия начала крутить того в воздухе. – Теперь он ест вдвое больше, чем я!

– А ты хорошо ешь?

Мальчик замялся. Больше всего в своей жизни он ненавидел ложь. А лгали ему постоянно. Может быть, поэтому в его маленьком сердце было так много ненависти?

– Я… я стараюсь.

Никасия вздохнула, поставив мальчика на пол.

– Ты должен хорошо есть, Киллиан. Чтобы вырасти таким же сильным, как твой отец.

Лицо мальчика побледнело.

– Я не хочу быть похожим на отца.

Никасия тут же прикрыла ладонью его рот и испуганно сказала:

– Никогда не говори этого вслух, Киллиан! Никогда! Ты меня понял?

Себастьян кивнул, сдерживая в себе взметнувшуюся ярость. Он не скажет… Пока не скажет.

Ему и вправду сначала стоит повзрослеть. А потом… потом он сможет говорить все-что угодно! И будет видеться с мамой каждый день! А не какие-то жалкие пару раз в полгода!

– Будешь грушевый пирог?

– Буду!

Выпечка ощущалась на языке также сладко, как материнские объятья. Себастьян любил все, что она ему готовила.

– А где Рав?

Никасия улыбнулась, проведя ладонью по белой макушке.

– Твой брат обучается в Грин-Оссе.

Глаза мальчика расширились.

– В Академии? В той самой Академии?

– Да, в той самой, – девушка рассмеялась. – Подожди, пока остынет пирог, Кил. Я совсем недавно достала его из печи.

Все было хорошо.

Нет, все было идеально . Вот только Киллиана одолевало чувство настолько неприятное, что он никак не мог избавиться от щекотки в груди.

Примерно через пять минут их счастливой болтовни, мальчик начал замечать, что руки Никасии задрожали, а голос стал каким-то нервным и прерывистым.

– Что-то не так?..

– Все в порядке, Киллиан, – в его голосе чувствовалась улыбка, но мальчик нахмурился, предчувствую беду. – Продолжай. Ты говорил об учителе Кане и.. – женщина отвлеклась, когда за окнами раздался какой-то шум. Ее руки напряглись, а затем она взяла сына на руки и сорвалась с места.

– Только не бойся, Киллиан! Все хорошо!

– Мама? – Себастьян не видел, куда его несет мать, но слышал, как под ее ногами скрипел паркет – это означало, что они еще находятся в доме. – Что случилось?

Никасия приоткрыла дверцы старого шкафа и посадила туда мальчика, вместе с псом. Рик не сопротивлялся и ввел себя послушно, только черный хвост мотался из стороны в стороны, стукая Себастьяна по руке.

– Сиди тихо! – Строго сказала она, поцеловав мальчика в лоб. – Я люблю тебя, Киллиан.

– И я тебя, мам, – прошептал тот. По лицу начали течь слезы. Он знал: все плохо. Все очень-очень плохо. Он нашел ее.

– Сиди до тех пор, пока за тобой не придет Джонатан! Ты понял меня, Киллиан?

Дверцы шкафа захлопнулись прежде, чем мальчик успел открыть рот. Протянув руку, он нащупал несколько вещей, которые пахли грушами и чем-то затхлым. “Значит шкаф” – подумал он, когда изучил полтора метра узкого пространства.

Сначала Себастьян не двигался вовсе, но спустя долгие минуты ожидания, руки и ноги начали затекать от неудобного положения, и когда мокрый нос Рика уткнулся мальчику в руку, Себастьян обнял пса и тихонечко вздохнул.

Не было слышно ни звука. Лишь его дыхание и дыхание пса. Секунды превратились в минуты, а минуты в часы… Он понятия не имел, сколько времени он уже сидел в этом страшном шкафу, но в тот момент, ожидание казалось вечностью – не меньше…

Себастьян погладил жесткую шерсть пса, пытаясь унять колотящееся сердце и расслабить мышцы. Только бы не впасть в панику! Потому что если…если…

Когда от волнения мальчик начал задыхаться, по деревянному полу раздались тяжелые шаги. Себастьян замер, молясь, чтобы эти шаги принадлежали дяде Джонатану, но тело покрылось холодным, липким потом.

Потому что он знал шаги Джонатана.

И знал походку Короля.

И сейчас это был тот самый звук…

Дверцы шкафа скрипнули, мальчик почувствовал, как его взяли за шкирку, а потом он ощутил удар. Рик громко залаял, кружась и прыгая рядом. Но больше всего пугала не боль, не лай собаки-поводыря, а жалобные, тихие просьбы его матери:

– Пожалуйста, Эдвард… Не трогай его…

– Не трогать, говоришь? – голос короля был жесток, как и вся его сущность. – Как же тогда я должен поступить с этим выродком, Ники, мм?

Себастьяна взяли за грудки и подняли на руки. Он начал брыкаться и вырываться, но его связало магией. Металлический привкус на языке вызывал тошноту, но он держался. Лишь бы отец отпустил маму!

– Ребенок тут не причем, – глухо произнес Джонатан.

Дядя? Он тоже тут?

Себастьян обрадовался, когда услышал голос дяди. Значит не все так плохо… Значит они смогут выбраться, и мама…

– Да что ты?

– Только не Киллиан… Убей меня… Только не он, только не Киллиан…

Никасия задыхалась от рыданий, а у Себастьяна даже не было сил сдвинуться с места или открыть рот, он ничего не мог сделать. Мурашки ужаса поползли по его позвоночнику.

– Его зовут Себастьян, – взревел Эдвард. – И я обязательно убью тебя, моя милая, ведь я так долго тебя искал. Но сначала…

– Эдвард, отпусти ребенка, – в голосе Джонатана слышался испуг. – Прошу тебя, отпусти ребенка.

– Ты уже предал их. Какая тебе разница, Джонни, убью я этого щенка или нет?

– Это ребенок, Эдвард. Как ты можешь…

– Себастьян, попрощайся с мамочкой, ты больше ее не увидишь. Ах, какая забавная оговорка, не так ли?

Мальчик изо всех пытался разлепить губы, но их словно склеили, а мышцы сковали невидимой цепью.

– Отпусти его!

Себастьян слышал, как Никасия задыхалась, но вероятно это были не слезы. Это было что-то пугающее, отвратительное, что-то с металлическим привкусом… Что он делал с ней?!

– Твое наследие умрет вместе с телом, – прохрипела женщина. Себастьян услышал какой-то стук, словно на пол упало что-то тяжелое. – И ты сам в этом виноват.

Эдвард расхохотался.

– Мое наследие… А что случилось с твоей страной, Ники, мм? Что случилось с твоей драгоценной Чаровией?

– На твоих руках лежит смерть стольких жизней, Эдвард… Пожалуйста, – она зашептала, – пожалуйста, опомнись. Еще не поздно все исправить.

– Ох, Ники… Ты думаешь, почему я до сих пор не убил твоего выродка? В нем течет королевская кровь Чаровии. А это, моя дорогая Ники, значит лишь одно: Себастьян станет следующим королем Эленейроса.

– Но, Эдвард! – вскричал Джонатан. – Мальчик не выдержит магию такой силы! Он слабый, ты разве не видишь?!

– А может наш маленький Себастьян слаб из-за своей никчемной матери? Ники, каково это умирать у меня в ногах? Я стерпел твое предательство, стерпел твоих ублюдков, но ты думала, что мое терпение безгранично? Все могло бы быть по-другому… приди ты ко мне хоть раз…

– Я бы никогда… – прошептала Никасия страшным голосом.

По щекам мальчика потекли безмолвные слезы… Нет… Пожалуйста… Мама!

Он усиленно пытался прислушаться к голосам, но среди них больше не было голоса матери… Никасия больше не говорила. Куда его несут? Что с его мамой?!

В груди начало печь, да так нестерпимо, что Себастьян едва мог вздохнуть. А потом воздух накалился до предела и он увидел нечто странное, яркое, болезненное… Голова раскололась на тысячи осколков, глаза заслезились от ослепительного света – такого, которого он никогда ранее не ощущал.

А повернув голову, мальчик почувствовал, что от него ничего не осталось. Ничего кроме боли и ужаса. В руинах разрушенного дома, на деревянном полу, лежала она . Никасия.

Мужчина, что нес мальчика на руках, резко затормозил.

– Я чувствую магию… – прошелестел он голосом Эдварда.

Тогда Змеиный Король впервые увидел свою мать.