Дом перелетных птиц

– Джень добры, – обратился он к привратнику.

– Витамы, гипан, – фэйсконтроль он прошел, его рожа уже тут примелькалась. Внутри служба уже началась. Прихожане стояли и слушали проповедь на тему единства нации, традиции и культуры, которое, разумеется, воплощено в их религии–хисизме (опасная тема). Не сказать бы, чтобы храм был полон, но все-таки люди были, хисизм снова вошел в моду, а сегодня вечером ещё и начинается карнавал мертвых. Хисизм со своей верой в одинаковый конец для всех отлично гармонировал с потребностями людей, переживших революцию и иностранную интервенцию в очередной раз. На вечерней службе будет громадное количество народа. Статуя Хиса стоит сбоку от кафедры, напротив усыпальницы первого епископа Медиолана. Хис изображен в виде скелета в остатках старой формы вранских файерарйтеров, укутанный в предположительно пурпур с золотой кольчугой, на гладком черепе горят сапфировые глаза, крупнейшие камни из найденных в горах Авероны, а в руках у него голова с закрытыми глазами, содранной кожей висящей лоскутами и императорской диадемой с драгоценными камнями. Статуя стояла здесь несколько сотен лет. Или больше тысячи лет, – всплыло в сознании вместе со сдержанным удивлением, почему у сапфиров еще не выросли ноги.

Юноша сначала двинулся по шахматному полу к лифту, потом передумал и протиснулся в боковую галерею, решив все-таки спуститься по лестнице в усыпальницу Моро – когда-то файерайтеров Медиолана, и других членов городского совета, а также знатных гостей города, которые внезапно оканчивали свой земной путь в его стенах. Его окружали статуи, суровые и задумчивые, улыбающиеся и хмурящиеся; вокруг струилось мраморное кружево безупречной геометрии.

Последний глава совета Вольной Светлейшей Республики Вран – Ягайло Моро – нашел здесь свой покой. Весьма скромный приют: всего лишь надгробный памятник-мавзолей, в котором он представлен на первом плане скульптурной группы: Покой и Свобода, – Валь привычно скользнул взглядом по могиле предка, который в гробу переворачивается от такого потомка.

«– Ты уже думал, чем займешься? Танцульки – это хорошо, но я бы хотел, чтобы ты поступил на экономический и продолжил образование.

– Зачем? Мне это не нравится.

– Культура потребления у меня не принята. Капитал должен работать, одушевленность капиталу не положена.

– Я – сын своего отца.

– Это не ответ! И это совсем не то, что я хотел услышать!

– Это мой ответ», – неприятный разговор с Белой снова всплыл в памяти, но разговор как будто проходил не между ними.

Он прошел мимо сравнительно скромной гробницы архитектора собора.

«– Валентин, вернись в гимнастику, ты еще сможешь частично восстановить форму и помочь команде на чемпионате системы», – разговор с главой федерацией гимнастики Врана. Она даже просила, не требовала, как всегда в разговоре с ним.

Аллегория Удачи насмешливо кривит мраморные губы:

«– Ваши головные боли начались с рождения? У них специфическая природа, как ни странно, Вы так реагируете на благородные металлы, особенно обостренная реакция, наблюдается на золото. Солнечный металл высокой пробы пробуждает в Вас… Что Вы сейчас чувствуете?» – очередной визит к врачу с мамой скрылся в памяти.

Могила юного файерайтера, прибывшего в Медиолан из Литины, когда начались столкновения с Софией теят. Он погиб и был похоронен здесь, его надгробный монумент считался одним из шедевров мировой скульптуры, выполненный мастером Гьяни. Здесь он смотрел на юное лицо, и видел умиротворение. Файерайтер выглядел спокойным и свободным от всего до того, как к нему прикоснулись неизвестные вандалы. Сейчас надгробие было огорожено лентами после акта вандализма.

– Ты погиб в двадцать два. Во главе тогда еще флотилии, как и полагается файерайтеру. Я читал о тебе в домашней библиотеке: любимчик своего отца, в пятнадцать ты доказал своё право называться файерайтером в первом же бою. Певец, красавец, поэт, дамский угодник, дипломат. А погиб так внезапно, но самое странное, что художник спустя восемьдесят лет так изобразил твою посмертную маску, кажется, будто бы ты все успел в своей жизни, но это же не может быть так? Или может? – он прервал свой монолог и вгляделся пристальнее. – А я в такой жопе, что видишь, даже с твоей статуей, которой еще и непонятно за что досталось в этой жизни. Разговариваю, блин. Лечиться пора, – Валь решил срочно ретироваться, только не в холодную общагу, а куда-нибудь еще. Отмахивать обратно пешком восемь километров под мелким дождем он на данный момент не хотел.

Ночью, старательно обходя пьяные компании бомжей, он взбирался на свой холм. Вечер в компании вранцев за стаканом пива и в разговорах о погоде и еде его совсем не вдохновил, как всегда. Еще и одна больная на голову и на передок литинка полезла, а он от шока мог только смеяться, хорошо, отлипла скоро. Порновезда паука с восемью миллионами подписчиками и рассказами о своих знакомых, которые едят мертвых людей! Среди вранцев ее никто не останавливал в пабе, один он, и на него смотрели, как на полудурка, ни на нее! Он же помешал развлечению! Потом она полезла его лапать… и советовать. Еще и советы в своем блоге людям дает, наверное, как жрать человечину для здоровья кожи. Хорошо, что отвязалась, – неожиданно снова начался дождь. Валентин прибавил шаг и бегом понесся к общаге. Его взгляд выхватил в темноте ярко-синий свет: фонарь перед домом горел синим пламенем, неожиданно ярким, – он быстро начал искать ключи по карманам, оглядываясь на него. Во Вране даже дети знали синее пламя, но даже для Карнавала змярлых – это была шутка дурного тона. На тротуар упала тень, а он поспешил открыть дверь:

– Этот город так мал для меня, – прошептал Валентин едва слышно, отступая от проекции. В памяти всплыл гимн Девы, и он рефлекторно успокоился, упорядочивая мысли. Порядок в мыслях, система в подходе, аккуратность действий: его учили действовать только так.

Адиль открыл окно машины, проверяя, показалось ему, что фонарь начал светить синим или нет. Реально синее пламя или последний коктейль оказался совсем лишним? Адиль открыл дверь к себе, понимая, что если задержится еще, ему придется спать одному, что не особо расстраивало, но отвлекало и развлекало слежку.

В цехе после рабочего дня было тихо: рабочие ушли, мастера тоже, начальник сборочного также не выдержал и пошел домой. Валь любил эти моменты, когда никто не капает на мозги, не отвлекает и ни обсуждает эффективность принимаемых управленческих решений. Выходные на период Карнавала отменили, и завод продолжал сборку машин. Юноша намылил жгуты, проверяя наличие утечки фреона из системы кондиционирования. Вот так он и сидел на полу цеха с тазиком мыльной воды и парой дронов, к которым подключил оборудование диагностики. Серийная модель "шляд-ягайло" была самой распространенной и экономичной моделью, первой из приспособленных к воздушным трассам; однако скоростными трассами больше не пользовались, активировать их пока было экономически невыгодно, и новые владельцы переобули "ягайло", обрубив ей крылья. Он тяжко вздохнул, взглянув на результаты диагностики: конструкторы ошиблись в настройке частоты, сигнал бортового компьютера не поступал на датчик, и кондиционер не включался. Во время "Шляда" такой ляп в серии был не допустим. Валентин углубился в родную прошивку "Шляда", позволяющую контролировать мозги оставшихся линий конвейера. Коды управления заскользили перед глазами, давая необходимые права.

Когда он увидел тени, взявшие его в кольцо, было поздно:

– О, какая редкая птица попала к нам в сети. Я бы даже сказал, целый павлин, – насмешливо бросил генеральный директор завода "Волна". – Как у тебя яиц хватило сюда припереться работать, а, павлин?

– Здравствуйте, гипан Янсен, – безэмоционально ответил Валентин, прикидывая под прицелом пяти бластеров, пути отступления. Дроны успели скрыться. До завершения процесса оставалось двенадцать часов отката. В течение этого времени надо жить.

– Если бы мы знали раньше. Где же твоя армия? Моро, вы уже всех достали. Шевелись, сука, – дула выразительно показали направление выхода из цеха. Не хотят вынести мозги, хотят информацию, значит, будут пытать, а это "Новый формат" умеет. В глазах потемнело от первого пропущенного удара, он спрятал голову, выставив руки.

Девять часов, его вывели из цеха, после восьми вечера на территории завода никого не было. Критических повреждений не было: один глаз заплыл, возможно, треснуло ребро и ни одно. Его вели на склад, ближе к северной непросматриваемой проходной, через которую проходил весь левак, и, как он предполагал, в недалеком будущем труп одного Моро:

– К нам в руки попал именно тот, который руководил эвакуацией на Катарини, где мятежники подорвали ядерную станцию, помните? А эта сука еще жива, сам не пойму, почему, – вещал гендиректор своему заму по безопасности, который и так все это знал.

– А стать генеральным директором крупнейшего производства автопрома в Конфедерации в двадцать три года, это, конечно, за большие заслуги, да, Раф? Не папочкин распил? Помню, он у тебя был замом министра промышленности при старом премьере, – едко прокомментировал Валентин, сразу же получив по почкам. Он едва успел увернуться и чуть смягчить удар.

– Захлопни клюв и береги силы, скоро тебе придется запевать соловьем, – последовало “учтивое” предупреждение.

В цех дорога шла на подъем, вокруг него было шесть бойцов, безопасник и генеральный. Проходная в тридцати метрах, кусты, на проходной пенсионеры, у бойцов легкие бластеры, но стрелять на поражение не будут. Картинка сложилась в голове. Спуститься, пан или пропал, тело уже двигалось само. Подножка правому, боднуть дальнего, прикрывшись левым, вот он уже и повис на перилах над землёй, провернул плечи, солнышком спрыгнул, первый выстрел мимо, прыжок в кусты, кровь стучит в висках, беспорядочные выстрелы, все-таки дилетанты, прошедшие только мятеж, наемники средней руки, а не профессионалы.

– Идиоты, он же гимнаст! Ловите мразь! – Валь оттолкнул охрану на проходной, ему сожгли плечо, он, падая, перемахнул через турникет и выкатился на улицу. Мотоцикл, шлем, скорее надо завестись с персоны. Боль пришла позже, он почти сошел с ума от нее, понимая, что теперь в него попали. Сознание пропало, по телу потекло что-то вязкое и липкое. Запахло металлом. На скорости двести сорок он летел прочь от завода, оглушенный болью и уже неспособный оценить ситуацию вокруг. Сигнал внешнего мира отключился. Надрывное "пиииииип" Архитектора разума перекрывает все звуки, и мир обагрился кровью, подчиняясь сигналу. Валентин на ощупь поднял защитное стекло, миг и его слепит свет дальних фар на кольце на выезде из Медиолана, он виляет в сторону на автопилоте, и последнее, что видит, это черный кузов. Свет в глазах угас на восьми часах обратного отсчета.

Адиль проматерился, смотря на вмятину на машине и тело мотоциклиста. Он только успел тронуться с места на кольце, когда этого придурка выбросило прямо на него. Смертельный исход был маловероятным: он совсем не успел набрать скорость, но все равно неприятно, тем более что скорой помощи пока почти не существовало, особенно в этом районе.

Без перчаток, рука вся в крови, на запястье – веревка, плетения теят, прожжена куртка, нога в крови, под шлемом белые волосы и кровь, много крови на респираторе, огромный бланш под глазом, внутреннее кровотечение очень вероятно, судя по количеству крови на маске. В фонаре проекции блеснул бриллиант серьги. Он без церемоний закатил широкую штанину раненого, чтобы удостовериться и увидел ожидаемую татуировку ястреба на икре. Умозаключение печально сложилось: Моро вынесло сдыхать прямо на него. Есть же справедливость в подлунном мире! Не очень укладывается в рациональную картину мироздания теят, но теперь придется оказывать медицинскую помощь.

***

Четвертый принц стоял к нему спиной у окна, слушая чей-то доклад. Он нетерпеливо постукивал ногтем по запястью, едва заметно кивая, словно соглашаясь с чем-то. Юноша ничего не слышал, кроме надрывного "пииииип", поэтому не мог понять, с чем соглашается принц. Валь шагнул к нему, ему отчаянно захотелось понять, почему он так хочет увидеть принца. Какого принца, что за дурацкий номер в титуле? Он увидел профиль молодого человека: напряженная складка на лбу, широкие брови, большие желтые глаза, орлиный нос, полные губы. Он был уверен, что есть какая-то связь между надгробием файерайтера в храме и Четвертым принцем, как уверенно подсказывало подсознание. Ничего общего с признанным идеалом мужской красоты маэстро Гьяни, с могильной плитой, которую он регулярно видел в храме. Изящество правильных черт застывшей, вечной юной и мужественной зрелости посмертной маски героя, значит, шедевр Гьяни – это абстракция, а не портрет, как он всегда думал? Портрет кого? Почему это так важно сейчас?

– Адиль? – он услышал, как сам полувопросительно обратился к Четвертому принцу. Он неожиданно почувствовал глубокое разочарование, эмоцию, намного сильнее, чем привычный спектр.

Валентин почувствовал холодную ткань на своем лице и резкий запах нашатыря, выныривая из блаженной темноты, в которой с такой готовностью растворился.

– Пришел в себя? – в глазах было темно, а холодный голос не казался таким незнакомым. Страх поимки форматчиками пробил небольшую брешь в его спокойствии. – Моро, компресс сними с глаз.

Валентин заледенел, услышав свою фамилию. Его поймали, но не “форматчики”. Эта интонация, этот голос, – он аккуратно убрал компресс, отчаянно моргая от светодиодного освещения. Мужчина стоял к нему спиной у окна, на улице стояла ночь. Пробыл без сознания он совсем недолго, тело чувствовалось плохо, значит, вкололи обезболивающее или Архитектор разума блокирует болевые сигналы. Шатен, худой – вроде лицо из сна, странные игры подсознания – но вместо той формы разведки, джинсы, коричневое поло и кроссовки. Соцрейтинг показывал, что это Лайон Ангел, пусть и выглядевший совсем иначе, но смутно знакомо:

– Налюбовался? Где же твои вежливость теят и вранское гостеприимство? – призрак прошлого развернулся и насмешливо сощурил желто-зеленые глаза, как леопард, готовящийся к прыжку. Увы, жертвой явно было намечено некое вранское мясо.

– Здравствуй, мне искренне жаль, что ты еще жив, – во рту пересохло, варианты спасения стремительно таяли, и вместе с пониманием пришло спокойствие смертника. Он все равно умрет, вопрос, как протянуть еще три часа. Это походило на знаменитый наследственный синдром при переходе, о котором он читал, когда изначальное сознание навязывало язык тело и привычки оболочке: теят пока не придумали, как это обойти.

К его удивлению, Лайон молча подал ему стакан воды.

Молчание затягивалось, Валентин недоверчиво осматривался. На плече и груди свежая повязка, компресс, если бы Лайон хотел его убить, не легче было бы добить на месте, списав на аварию? Если же ему нужны сведения, незачем заморачиваться с лечением, когда можно напрямую считать данные с чипа, конечно, он умрет в процессе, но для Лайона это не играет никакой роли. Аппаратура и помощники у него всегда были. Он внезапно проникся к нему сочувствием? Лайон, воплощение нацеленности на результат, не человек, а машина, уничтожающий все живое, стирающий людей в пыль? Сомнительно, у него была какая-то выгода. Валентин едва заметно содрогнулся, вспоминая. В казино был Лайон, значит, ему не показалось, и в тот вечер он не зря снова пытался напиться, абсолютно безуспешно. Тело не Лайона. Тело, на которое он смотрел сейчас, из сна.

Адиль смотрел, как младший Моро старается держать марку, даже ни разу взгляд не опустил. Валентин изучал комнату, он забавно выглядел с заплывшем правым глазом. Адиль считывал по едва заметным невербальным знакам нервозность когда-то рыжего, теперь странного цвета, пацана: увеличивающиеся потоотделение ладоней и лба, дрожь в плечах, кашель от выпитой воды. Адиль с комфортом устроился в кресле напротив кровати, поигрывая проектором Моро. Блок отпечатка пальца он снял, но там не было ничего интересного. Это была фальшивка, настоящий приемник был в другом месте: сплошные танцы Моро с командой. Это его никогда не интересовало, как и трюки. Взламывать дальше у него не было желания, о чем Моро не знал. Моро впился глазами в проектор в его руках, переживал ли о потере лица тьягита или ему есть, что скрывать, кроме этого? Он же вернулся именно в Медиолан. Адиль усмехнулся, думая о миссии, которая сама плыла ему в руки, только вот он решил за это вонючее дело не браться.

– Лайон, твой друг уже очнулся? – в комнату вошла молодая женщина с неестественно красными волосами.

– Вечур добры, гипана, – вежливо улыбнулся Валентин, явно забыв о раздутом, как мяч, фиолетовом лице.

– Гипан ест з наших мяст? – обрадовалась Анита, садясь на подлокотник кресла Адиля и недвусмысленно намекая на их отношения.

– Нестеты, не. Джянкую за помоц, – ответил Моро, а Адиль заскучал, слушая вранский, отвратительно немелодичный язык.

– Не мне! Это Лайон Вас привез и обработал Ваши раны, – она любовно посмотрела на своего постояльца.

Валентин никак не реагировал на их заигрывания, пытаясь подобрать слова благодарности. В адрес Лайона у него совсем не получалось их найти.

– Анита, оставь нас поболтать. Мы потеряли друг друга из вида еще во время Мятежа, – Адиль мягко подтолкнул ее под попу по направлению к выходу.

– Как интересно, и теперь он решил протаранить именно твою машину, – Валь очень четко ощутил, насколько ему не рады в этом гнезде. Лайон спит с этой бабенкой? Она ничего, конечно, но хуже, чем его прежние.

– Моро, сколько за тебя даст “Новый формат”? – как только Анита удалилась, Адиль сразу озвучил якобы волнующий его вопрос, играя привычную роль.

Юноша привстал на кровати, нетвердо становясь на ноги, его качнуло вперед, и он резко прижал руку ко рту, блокируя рвотный позыв. Адиль задумчиво наблюдал за ним, воскрешая в памяти сначала энергичное солнце теят, живость ума и гордость Врана, давно погибшего, своим напором и азартом, удивившего в свое время даже его. В этом тщедушном и избитом зяблике – потомке обоих было сложно разглядеть привычную мощь крутого моровского нрава:

– Ты сейчас блеванешь, сядь, – ровно сказал он. – Что за тебя дадут форматчики?

– Господин Ангел, я потяну Вас за собой, – неожиданно значительно ответил смертник, не опуская стеклянных глаз.

– Это не в твоем характере.

– Я изменился. Думаю, подозрительная личность Лайона Ангела их заинтересует, как и некоторые секреты “Италмы”, исчезнувшие вместе с ним. Все сенсорные технологии сейчас снова в цене, так что мой конец станет и твоими проблемами, насколько бы менее публичным, чем я, ты не был.

– Угроза вместо благодарности? Видно, что у тебя не было семьи, которая обучила бы тебя манерам, – Адиль с удовольствием увидел, что здоровая часть лица Моро дернулась, как от удара наотмашь. – Не играй со мной, мальчик, я могу тебя прихлопнуть прямо здесь и сейчас, а труп закопаю в палисаднике. Вряд ли твое тело будут отслеживать по спутникам, иначе бы вокруг тебя уже был батальон личной охраны, ты же так решаешь свои вопросы, не так ли? А тут ты один, избит, и нескольких ударов хватило, чтобы почти прихлопнуть тебя. Что-то изменилось? Моро забросил свою любимую физкультуру?

Моро сверлил Адиля тяжелым взглядом, а тот наслаждался спектаклем. Он изначально хотел его отпустить, но сейчас эта куча дерьма не держалась на ногах, и выкинуть его не поднималась даже нога, отчего так, он сам не мог понять. Возможно, тот факт, что Моро все-таки вернулся в норму? Желание разобраться в его текущих схемах? Интерес теят, летальный для Моро? Это все ему было не нужно , – он же твердо ушел в Архитектор разума до конца времени Альянса.

– Лайон, дай мне уйти. Я не солдат, как ты не медсестра, – хмыкнул Валентин.

– Что мне будет за это?

– Финансово я вряд ли в состоянии умерить твои аппетиты, но в долгу не останусь, – юноша хмыкнул.

– Я тебя отпущу, диверсант хренов, с условием, что ты не помчишься сейчас же взрывать конвейер своей бывшей фабрики. Также, смой свой цвет волос, глаза болят, – с отвращением отвернулся Адиль, краем глаза наблюдая за выпученными глазами Моро.

– И все? – моргнул Моро.

– А что ты можешь мне ещё предложить? – снова повернулся к нему Адиль, недоумевающе смерив с ног до головы рысьими глазами. Моро машинально скрестил руки на груди, для чего ему пришлось отпустить опору – спинку кровати, и он снова пошатнулся. – Играть с тобой неинтересно: твой стиль не в моем вкусе.

– Ладно, – невпопад ответил Валентин, тряся больной головой. – Тогда пустишь меня на ночлег? Не могу вернуться в общагу сейчас и отдай проектор, нужно остатки зарплаты перевести на резервный счет.

Адиль фыркнул, тот, кто его знал, сказал бы, одобрительно и бросил в него квадратик:

– Будешь компенсировать мне отсутствие компании этой ночью.

– Ты же сказал… – нервно начал Моро, прикидывая исход драки между ними, тем более его так потрепали. Его поколотят без лишних усилий. Лайона нельзя недооценивать, как раньше.

– Завтра покажешь мне карнавал змярлых, – весомо сказал Адиль.

– Я…

– Твое побитое лицо спрячем за респиратором. Спи, уже пять утра. Тебе сегодня придется долго и активно работать, павлин, долго и нудно трудиться, – он намеренно употребил тоже слово, что и “Новый формат”, давая Моро тревожный сигнал.

– Ты где будешь спать? – осторожно спросил Валентин, и Адиль опешил, поняв, что где-то перегнул.

– У хозяйки, она в состоянии дать мне то, что ты нет, – он поспешил выйти из комнаты, оставив пыхтящего, как чайник, благонравного тьягита в своей квартире: ему было очень смешно. Впервые со времени пробуждения.

Тошнота проходила постепенно, и Моро почувствовал, что сможет заснуть. Серьга мигнула синим, уведомляя о входящем сообщении, он протянул к ней руку и заснул.

– Адиль, где ты был ночью? – женщина в длинном бархатном платье, по старой моде неотступно следовала за молодым человеком в слегка помятом костюме-тройке. При их приближении, слуги спешили удалиться как можно скорее, стараясь не попадать под горячую руку. Вишневые стены, темные портреты в тяжелых рамах, тусклое освещение, мраморные столики с вазами – все вокруг казалось слишком идеальным геометрически и обставленным согласно канону, как он автоматически отметил. Молодой человек прибавил шаг, как будто убегая от женщины, но стремясь сохранить чувство собственного достоинства.

Валентин не видел его лица, только удаляющуюся спину снизу вверх, он пока не понимал, что творится с перспективой восприятия, и с чьей точки зрения, он наблюдал:

– Сын! – он с удивлением понял, что это произнесла женщина, типажом похожая на старого премьера Врана. Идеальный теят тревожно зазвенел в ушах. Стук ее каблуков, длинный подол, Валентин запаниковал, молясь, чтобы это оказалось бредом сотрясшегося мозга, но сериал тем временем продолжался. Она протянула руку, хватая молодого человека за локоть. Он развернулся: ноздри гневно раздувались, даже русые волосы, казалось, развивались от исходящего раздражения, губы сжались в тонкую бескровную нитку:

– Матушка, – холодно взглянул на нее собеседник – Что Вам угодно?

Валентин почувствовал, как его сердце захлестнула волна неудовольствия, ощущение было весьма странным. Особенно учитывая явную угрозу в интонациях этого, это же не мог быть Лайон, она явно ему не послышалась. Интонация была так знакома, как только что состоявшийся разговор, напугавший его. Лайон – это Адиль?

– Адиль, ты опять кутил с этими развратными девками? – женщина как будто не злилась, а повторяла вынужденный ежедневный ритуал.

– Матушка, это не Ваше дело, – смерил её ответным тяжелым взглядом объект порицания и, протерев кулаком сонные золотые глаза, отвернулся.

– Как раз моё, у твоего отца в разгаре предвыборная кампания. Он лидирует с минимальным отрывом, а ты наносишь такой удар по нашей репутации. Вся семья трудится сутками, а ты только прохлаждаешься. Твои обязанности…

– Мои обязанности определены с рождения, – развернулся на пятках Адиль и удалился, оставив свою мать и девочку, подглядывавшую в щелку двери из соседней комнаты.

– Аймат, солнышко, выходи, видишь, твой брат ведет себя ровно также, как всегда, – женщина обернулась к ней и пожала плечами.

– Старший брат говорит, что ему надо перебеситься, – с удивлением услышал свой, девчачий голос Валь и перевел взгляд вниз на свои небольшие руки и маленькие ноги в бархатных туфельках, багровую юбку и темные колготки. Впервые в подобных сновидениях, он услышал мамино имя, произнесенное незнакомой теят. – Я все равно у Вас останусь на пару дней, тетя. Во внутреннем дворце слишком скучно и Вы быстро вылечите меня от этой дурацкой ангины, – Валентин задумался, понимая, что при пробуждении вряд ли будет помнить происходящее детально. Мамины воспоминания всегда вызывали особый трепет, даже когда просачивались насильственно. Почти всегда.

Адиль – это Лайон, поэтому он видит это сейчас? Он – его дядя, Четвертый принц, пропавший без вести почти сто лет назад? Интриги теят всегда вызывали только головную боль. Как мог принц Альянса пропасть без вести во Вране, закрытой для всех системе-изгое? Перед глазами замелькали столпы синего пламени.

Моро подскочил на кровати, сердце колотилось, грозя выпрыгнуть из груди, он почти боднул Лайона, склонившегося над ним зачем-то, он не сразу сообразил, что тот проверял перевязку.

– Тебя что, мучают кошмары? – слегка удивленно посмотрел на него Ангел.

– Нет, – буркнул Валентин, старательно успокаивая нервы и обшаривая карманы в поисках завалявшейся конфеты. – Просто кошмар, без мучений, – пробормотал он, массируя виски, во рту чувствовался тяжелый металлический привкус, и конфеты он явно где-то потерял, заесть стресс также не вышло.

Адиль молча протер салфеткой кровь с его лица. Моро мысленно снова включил счётчик расчета за услуги Ангела в качестве сиделки, но развидеть схожесть такого Лайона с тем, кажется, Аделем, он не мог.

Ястреб холодно смотрел, как Моро отказывается от завтрака, как Моро пытается ходить, как Моро тошнит, шатает и кидает из стороны в стороны, как он доходит до ванной и неуклюже закрывает дверь. Что-то не клеилось, где люди Моро, где “Шляд”. Когда младший Моро стал таким слабым и уязвимым? Вся их прошлая крутость шла только в комплекте с семейным положением, но оно же есть и сейчас. Тогда он хорошо держался, а сейчас, несмотря на мышечный тонус, казался покойником. Адиль никогда не любил загадки в отличие от своих братьев и сестер. Он любил только игры.

Адиль впервые выехал без респиратора, но уже был готов признать, что дышать можно было. Смог менял цвет неба до грозовых оттенков, но белому мрамору городского камня это только шло. Смешно, но Моро действительно старательно рассказывал ему историю города, вотчине своего бандитского рода. Адиль был даже где-то обезоружен обстоятельностью и эрудированностью своей юной жертвы, которую неплохо натаскали на его взгляд.

– Исторический центр ты хорошо знаешь, думаю… В планировке города надо понимать, что город три раза брали штурмом, два раза это приводило к полному уничтожению, а в третий – Медиолан откупился. Когда Моро снова пригласили из ссылки и дали мандат жонда, они решили, что Медиолан не будет уступать Катажу, а потом и Аласии с Фрайбургом в своей красоте, а главное, монументальности. Строили сначала вранцы, потом теят соответственно. Жонд в Медиолане заседает, то есть заседал в школе Ремесленников, не в воинской общине и не в доме Моро, во Вране это не принято, так вот, эта школа была полностью расписана маэстро Гьяни и, является его самым крупным проектом. К сожалению, теперь школа полностью закрыта для посещений, потому что это учреждение является функциональной собственностью Альянса…

– Я видел школу, и Гьяни вашим сыт по горло, – усмехнулся Адиль. – Темные краски, сумрачные фигуры с бледной кожей, огненные волосы, чёрные плащи, кровь, страдания, я что-то упустил? У него даже чувственное наслаждение передано через плотское страдание. Увидев его живопись, я утвердился во мнении об извращенности вранцев, полной и бесповоротной. Во Фрайбурге у вас едят студентов, здесь женщины, все при них, но вот досада, у них отсутствуют части тела, сдохли возлюбленные в дурацких битвах, чума прошла, голод и ни слова о любимой активности вранцев: наглом грабеже соседей, и я не только о кредитовании сейчас.

– Слушай, это все-таки вранский стиль, с определенными средствами художественной выразительности. Наш знаменитый белый мрамор не такой аляповатый, как ты описываешь, а на юге, здания преимущественно золотых оттенков.

– Видишь, какая публика во Вране. Золотистые тона – плагиат Софии теят.

– Васкес тоже покупал картины Гьяни, – скрестил руки на груди Валя.

– Я не из Васкеса, – отмел столь очевидную попытку вызнать его происхождение Адиль, подтвердив гипотезу Валиных кошмаров. Это работало слишком интуитивно на его вкус, но пока работало. – Куда мы приехали?

Роща была рыжей, как сами Моро. Деревья, трава, пеньки, земля – все вокруг было медно-золотого цвета. Они вышли из машины, Моро шёл очень быстро для раненого человека, но для человека такого уровня подготовки это было нормально. Его ответ прозвучал очень глухо из-за респиратора:

– Скоро увидишь.

По мелкому песку они дошли до первого очень глубокого каньона, он был наполнен медной водой:

– Ты уже и сам догадался. Здесь больше полутораста лет добывали медь открытым способом, поэтому весь лесной массив здесь такого цвета.

– Какое здесь месторождение? – повернулся к нему Адиль.

– Ковеллин, – кратко ответил Валентин.

Адиль не имел особых познаний в металлургии, однако Ястребы участвовали во вторжении в Мару из-за их ограничения на экспорт меди, поэтому он знал, что ковеллин был не только сравнительно редким минералом, но и содержал достаточно высокую степень меди. Сюрреалистический пейзаж в этом месте под Медиоланом был по-своему очарователен, как эпитафия человеческому индустриализму, который все также тянулся мертвым якорем, несмотря на смену технологий, политических режимов и экономических систем:

– Все одно, – вдруг озвучил его мысли Валентин, заложив руки за спину.

– Вранцы – извращенцы, а Моро – плохие хозяева, – когда Валентин повернулся к своему спутнику за пояснениями, ему показалось, что в глубине рысьих глаз, промелькнула насмешка, поэтому он предпочел не ввязываться в еще один утомительный и бесперспективный спор.

Валентин повернулся к нему:

– Отсюда меня подберут. Спасибо.

Адиль только усмехнулся, сдерживая смешок: пацан использовал его как такси, такую наглость он еще не встречал, пока Моро не разочаровывал. “Новый формат” перекроют выезд и города, но вряд ли это будет организовано достаточно быстро.