У изголовья прошлых лет

Глава 9
Вопросы без ответов

История прабабушки так захватила Женьку, что она не могла думать ни о чём другом. Что бы она ни делала, куда бы ни шла, она всё время прокручивала в голове события тех лет, мысленно рисовала картины прошлой жизни. Она пыталась представить, как выглядела комнатка Евгении Петровны, которую та наконец получила. Наверное, кроме кровати, там был какой-нибудь буфет или комод, наподобие тех, что достались в наследство Женьке. А вот книжный шкаф точно был. Прабабушка рассказывает, как в войну к ней подселили эвакуированную женщину с маленьким сыном. И тот шкаф стал стенкой, разделившей жилище на два крохотных личных пространства.

Новая работа Евгении Петровны была связана с изготовлением снарядов. Женька не представляла, что она там делала. Работала на станке? Но этому надо было специально учиться. Да и не женская это работа. Хотя в войну повсюду работали женщины. И ещё подростки. Да и необходимые профессии осваивались в сокращённые сроки. А может, она занималась изготовлением ящиков для снарядов? Или укладывала их? Об этом прабабушка Женя ничего не писала. Не написала она и об Илье Тарасовиче. Вернее, она упоминала о нём, как о грамотном инженере, интересном собеседнике, но о своих чувствах к нему или об истории их отношений почему-то умолчала. Женька поняла, что познакомились они на заводе, что общались исключительно по работе. От других работниц Евгения Петровна узнала, что Илья Тарасович потерял свою семью и тщетно пытается её найти. Но говорить об этом он не любил. Но ведь родила же она ребёнка! Ведь что-то же было между ними! Как узнать об этом?

Женька представила, как после войны прабабушка приехала в Москву с маленькой Марусей на руках. Матушка её, Мария Александровна обрадовалась приезду дочери и внучки. Так они и жили втроём в той самой комнате, где когда-то выросла Евгения Петровна. Она быстро нашла работу в столице, а Марусю (будущую Женькину бабу Машу) вверила своей матери, которая с удовольствием посвятила ей всю себя. До самого своего последнего дня. И беда ли, что у них всего одна комната на троих? Главное – война позади, и все они вместе. Уже много позже переедут они в отдельную квартиру, которую выделит Евгении Петровне её стройтрест. Вот в эту самую, где теперь предстоит проживать Женьке.

Она снова и снова брала в руки снимок, где молодая женщина держит на руках годовалую дочь. Всматривалась в их лица. А ведь прабабушка и в самом деле неспроста так нарядилась. Она сделала это исключительно для фото, потому что знала, что отправит карточку отцу своего ребёнка и хотела хорошо выглядеть. Она хотела ему нравиться!

Годы жизни в столице, описанные прабабушкой, тоже не пролили никакого света на историю её любви. Она словно не хотела говорить об этом. Но об этом говорили её стихи. Они дышали любовью, даже если в них ни разу не встречалось это слово. Женька вновь и вновь перебирала листочки, перечитывала ровные прабабкины строчки. Некоторые она уже знала наизусть. Иногда, глядя на фотографию бабы Маши, она декламировала:

 
Кленовый лист, лоскутик солнца,
Лежит на мокрой мостовой.
Ему дочурка улыбнётся
И вновь напомнит облик твой.
В её глазах твой взор сияет,
Её улыбка – твой привет.
И пусть тебя она не знает,
В ней – мой вопрос и твой ответ.
 

Навещавшая подругу Светка тоже любила почитать стихи Евгении Петровны. Иногда они вместе разглядывали её рисунки, пытаясь понять, что та хотела сказать. Чаще это были какие-то разрозненные фигурки, цветы, деревья. Иногда рисунок являлся иллюстрацией к стихотворению.

– Смотри, – поясняла подруге Женька, – каждая картинка как будто о чём-то говорит. В ней явно выражено настроение.

– Вообще-то, меня больше интересует твоё настроение, – заявила однажды Светка. – Но я вижу, что ты уже в порядке, на стенки больше не лезешь. И спасибо твоей прабабке за это! Она отвлекла тебя от твоих горестей.

– Пожалуй, – согласилась Женька. – Я и в самом деле очень увлеклась её судьбой.

– Вот и славненько! А у меня тут работа намечается. Запускается один интересный проект. Исторический, кстати! Ты со мной?

– Опять хлопушкой?

– Нет. Художником по гриму, конечно. Я уже порекомендовала тебя.

– С удовольствием! – радостно ответила Женька. Она уже начала скучать по работе.

Приступать ей предстояло через пару недель. Она решила пока заняться реставрацией старой мебели и начать с комода. Вынув маленькие верхние ящики, чтобы хорошенько ошкурить их, Женька обнаружила у задней стенки комода завалившийся туда пожелтевший от времени конверт. Сердце ёкнуло и забилось в предвкушении чего-то интересного. Письмо из прошлого! Оно было адресовано бабе Маше. Обратный адрес говорил, что пришло это послание из Магнитогорска, отправитель – Тамара Груздева. Уж не та ли Тамара, что была подругой прабабушки? Женька вынула из конверта тетрадный листок в клеточку и погрузилась в чтение.

«Здравствуй, Машенька!

Спасибо тебе, что сообщила о Женечкиной кончине. Мне очень жаль. Она была замечательным человеком и надёжным другом. Я часто её вспоминаю.

Ты спрашиваешь о своём отце. Я не так уж много знаю о нём, хотя и была с ним знакома. Его зовут Илья Тарасович Буткевич. Родом он из Белоруссии. В войну был здесь в эвакуации. Он потерял свою жену и дочь. Кто-то сообщил ему, что они погибли в бомбёжке. Ближе к концу войны он стал встречаться с твоей мамой. Они были очень красивой парой. Весной 1945 года, когда уехали эвакуированные, которые были к Женечке подселены, он перебрался к ней, и я видела, что они были очень счастливы. Он решил остаться тут, раз дома его никто не ждёт. А потом, уже зимой, перед самым новым годом, пришло известие, что семья его нашлась, жена и дочь оказались живы. Илья не знал, что ему делать: и Женю бросить не мог, и домой душа рвалась, всё-таки дочь там у него была и родители. Помаялся он так, да и решил ехать. Она гордая была, Женечка наша, и сильная, не просила его остаться, хотела, чтобы сам свой выбор сделал. Вот он его и сделал. Я знаю, что потом он писал ей, спрашивал, кто родился. Знаю, что она ему отвечала и даже карточку твою детскую отправила. Но однажды он прислал письмо, в котором попросил не писать ему больше, не рвать душу. Это она со мной уже позже поделилась, когда я к вам в гости приезжала.

И на вопрос, жив ли сейчас твой отец, я, к сожалению, ответить не могу. И адреса его не знаю.

Вот и всё, что я могу тебе рассказать, Машенька».

Женька дважды перечитала письмо. Оно подтверждало всё, что прежде написал ей Илья. На почтовом штемпеле можно было разобрать дату, письмо пришло в мае 1970 года. В то время у бабы Маши уже была двухлетняя дочь Сашенька. Александра Сергеевна. Получается, что бабушка Маша тогда осталась совсем одна, с малышкой на руках. Мама говорила, что у неё была какая-то няня. Надо будет расспросить её поподробнее. Теперь, когда с историей прабабки всё более-менее стало ясно, Женька поняла, что судьба бабы Маши ей тоже мало известна. И если прабабку она никогда не видела и знала лишь по рассказам, то бабушка Маша была очень близким ей человеком. Она читала внучке книжки, рассказывала сказки перед сном, а по воскресеньям водила её в парк, где они непременно покупали мороженое. А ещё она учила Женьку читать, помогала ей с уроками. Слёзы вдруг навернулись на глаза. Баба Маша! Родной, близкий, дорогой человек. Женька ощутила беспредельную тоску по ней. Как же странно получилось: сейчас она уже многое знает про Евгению Петровну, а о бабе Маше, любимой своей бабулечке, она не знает почти ничего! Женька бросилась вновь пересматривать содержимое всех ящиков и полок, какие только были в квартире. Вдруг баба Маша тоже оставила свои записи?! Но поиски не увенчались успехом – ни тетрадей, ни писем внучка не нашла. А жаль. И Женька переключилась на реставрацию старой бабушкиной мебели, но мысли её постоянно возвращались в прошлое.

Однажды она сидела на балконе и зачищала шкуркой ящик комода, когда позвонила Светка.

– Ты дома? – спросила она.

– Дома.

– Сейчас подъеду! – и подруга отключилась.

Вскоре у подъезда остановилась Светкина машина. Женька поспешила на кухню включить чайник. Пока она там хлопотала, раздался звонок. Не глядя в глазок, хозяйка распахнула дверь, ожидая, что это подруга, но перед ней стоял Илья. Женька остолбенела, совершенно лишившись дара речи.

– Привет! – сказал он с улыбкой.

– Привееет, – недоумевая, откуда он взялся, ответила хозяйка, впуская его в квартиру.

– Извини, что я без предупреждения, просто боялся, что иначе ты не захочешь меня видеть.

Женька промолчала. Правильно боялся, она бы не позволила ему приезжать сюда.

– Это всё моя подруга устроила?

– Нет, я сам приехал, просто разыскал её, а она уже и привезла меня сюда.

– Ну что ж, пойдём пить чай, коли приехал, – и она указала ему на кухню.

Поначалу разговор не клеился, каждый чувствовал себя неловко. Женька и сама не заметила, в какой момент напряжение вдруг исчезло, как будто и не бывало. Они сидели на кухне и говорили обо всём на свете. О работе, о живописи, об архитектуре Минска, с которой однажды он познакомил её. Потом разговор зашёл об их общем предке, и Женька показала гостю все прабабушкины бумаги и фотографии. Это была тема, которая сближала их и одновременно отдаляла друг от друга. Женьке было с Ильёй как-то особенно уютно и по-родственному тепло. И хотелось говорить бесконечно. И они говорили. О старинной мебели, которую она начала реставрировать, о Москве, которую надо обязательно показать Илье, хотя бы в знак благодарности за их прогулки по Минску, о рисунках, на которые Женька выплеснула своё видение прошлой жизни, – в общем, обо всём, что было интересно им обоим. И самое главное, что она поняла сейчас, – у них были не только одинаковые интересы, они зачастую одинаково мыслили. Тёплые чувства накрыли её с головой. Да, Илья ей очень дорог. Да, она его любит и не станет отрицать этого. Но ведь любовь её может быть и братской. Они могут оставаться добрыми друзьями. А почему бы и нет, если люди настолько близки духовно?

Конечно, этими размышлениями она пыталась обмануть саму себя. Ведь когда он ушёл, щемящее чувство тоски тут же подступило и с болью сжало сердце. Завтра они встречаются у Большого театра, чтобы погулять по городу. Завтра Женька устроит ему экскурсию по столице. А потом? Потом он уедет, а она вновь останется один на один со своим унынием.

Женька набрала номер подруги:

– Свет, это что за сюрпризы? Нельзя было заранее предупредить?

– Нельзя! Всё вышло очень неожиданно для меня самой. Мне позвонил Богдан, художник, с которым мы прежде работали в Минске, сказал, что надо срочно встретиться. А на встречу он привёл Илью и попросил помочь ему найти тебя. Я посадила его в машину и привезла. А что мне оставалось делать? Звонить при нём, что я везу его к тебе? Ты бы нас не впустила или сбежала куда-нибудь. По-моему, сюрприз вполне удался! Или ты не рада встрече?

– Не знаю, что и сказать. Ничего не знаю.

– Ладно, ты там приходи в себя, а я пойду отмывать своих поросят. Ты им такой заряд творчества задала, что они никак не остановятся, всё что-то лепят, клеят, рисуют. Вся квартира в бумажных обрезках, пластилине и канцелярском клее. Стас уже шипит на меня, пришлось мне с умным видом припечатать его твоими словами про мелкую моторику!

Женька рассмеялась:

– Удачи твоим юным творцам!

Разговор с подругой немного развеял её дурное настроение. В конце концов, не так уж всё и плохо. Завтра она снова увидит Илью, и они весь день проведут вместе. А о том, что будет, когда он уедет, лучше пока не думать.

Глава 10
Улочки московские

Утром Женька долго выбирала наряд. Жаль, что лето уже подходит к концу, и лёгкие платьица, которые ей так к лицу, уже не наденешь. Она отодвинула их в сторонку и стала рассматривать более подходящие варианты. Чего греха таить, ей хотелось быть привлекательной, может быть, даже обольстительной, притягивать взоры и удивлять. Но она ведь не на свидание идёт, это просто встреча дальних родственников. Просто встреча. Просто прогулка. И она выбрала стандартный комплект – джинсы и рубашку с длинным рукавом. А к ним – лёгкие спортивные туфли, чтобы ноги не так сильно устали.

Конечно, она волновалась, пока ехала на эту встречу. А как же иначе? А ещё она думала о том, куда лучше повести Илью. Кремлём и Красной площадью его не удивишь. Вчера он сказал, что уже не впервые в столице. Воробьёвы горы? Храм Христа Спасителя? Арбат? Наверняка он всё это видел. И тогда она решила, что покажет ему свои любимые уголки города, тихие узкие улочки, где она любит иногда побродить в одиночестве.

Илья сидел на скамейке у Большого театра и любовался фонтаном. Едва завидев Женьку, он встал и помахал ей рукой. Она помахала в ответ, направляясь к нему. Мир вокруг полыхал разноцветными красками. На бордюрах и клумбах пестрели цветы, высаженные затейливыми узорами. Яркие всполохи петуний на них слегка приглушались серебром цинерарий. Брызги фонтана, подхватываемые ветерком, лёгкой влажной пыльцой касались Женькиного лица. Солнце дарило своё тепло, заглядывая прямо в глаза. Последние дни августа – уже не лето, но ещё и не осень. В воздухе как будто поселилась светлая грусть, рождающая в душе лёгкое сожаление об уходящем. Такие дни как-то по-особому ценишь. Ещё хочется продлить тепло и свежесть летних красок, но неизбежность предстоящих перемен уже даёт о себе знать. Странное ощущение – душа и грустит, и радуется одновременно.

– Ну что? – спросила Женька, приблизившись. – Ты готов сбить свои ноги о московские мостовые? Сегодня у нас будет большая пешая прогулка.

– Так точно! Готов! – встав навытяжку, ответил Илья с улыбкой, и Женька улыбнулась в ответ.

Они долго бродили старыми улочками-переулками. Женька обожала эти милые уголки Москвы. Камергерский и Столешников, Кузнецкий Мост, Петровка, Неглинная – сами названия тут дышат историей. Илья сознался, что никогда здесь прежде не бывал. Они неспешно шагали, любуясь старинными особняками, рассматривая лепнину, изящные балкончики, кованые ограды, купола многочисленных церквей. Присаживались на скамейки, отдыхали и шли дальше, заглядывая в подворотни, сворачивая в переулочки и периодически возвращаясь назад. Пообедали в одном из уличных кафе и продолжили прогулку, наслаждаясь стариной и обществом друг друга. После обеда забрели на Маросейку, с неё свернули в Старосадский переулок и, шагая под гору, невольно залюбовались шпилем лютеранского собора на противоположной стороне.

– Давай заглянем внутрь! – предложил Илья, и они вошли в храм. Вход в зал, где звучал орган, был перекрыт скамьёй. Видимо, шла репетиция перед вечерним концертом, о котором они узнали из афиши. Постояли немного, вслушиваясь в звуки, на душе у Женьки стало как-то по-особому светло и даже чуточку торжественно. Вспомнили, как когда-то слушали орган в костёле Святого Роха, решили, что однажды они обязательно придут сюда на концерт, и двинулись дальше, за новыми впечатлениями.

Ближе к вечеру они выбрались на Каретный Ряд и заглянули в сад Эрмитаж. Он был изумительно хорош с его зеленью газонов, ароматом цветущих роз и тёплым светом клонящегося в сторону горизонта солнца, лучи которого проникали сквозь кроны размашистых деревьев и мягко ложились на дорожки, обрамлённые яркими бордюрами бегоний и бальзаминов. Женька любила здесь бывать. Особенно нравились ей стоящие вдоль аллей белые фонарные столбы с гроздьями шаров-светильников. Здесь всегда чувствовалась какая-то особая, неспешная атмосфера отдыха. На многочисленных скамейках сидели парочки, в шезлонгах возле кафе расположились завсегдатаи с книгами или газетами в руках, с детской площадки доносились радостные возгласы детворы, а возле большого металлического сердца, памятника всем влюблённым, фотографировалась приятная немолодая пара. Дама в элегантном костюме небесно-голубого цвета и маленькой шляпке с вуалеткой невольно притягивала к себе взгляды. Импозантный мужчина с довольным видом держал свою спутницу под руку. Наверное, празднуют какое-то важное событие, возможно, очередную годовщину свадьбы. Не всем так везёт в жизни, чтобы прожить вместе довольно долго и сохранить при этом тёплые чувства. А уж в Женькиной семье такого никогда не было и, скорей всего, не будет.

Она привела Илью к фонтану и опустилась на одну из стоящих по окружности скамеек.

– Всё! Теперь я уже не встану, – сказала она, вытягивая уставшие ноги.

– Придётся мне нести тебя на руках, – улыбнулся Илья.

– Далеко нести придётся!

– Я готов всю жизнь тебя носить, лишь бы ты позволила, – без тени улыбки проговорил Илья.

– Если мы не будем касаться этой темы, то сможем сохранить добрые отношения на всю жизнь, – как можно мягче произнесла Женька. Ей не хотелось отталкивать его, но и позволять думать о чём-то большем, чем дружба, было нельзя.

Они немного помолчали.

– Знаешь, – первым заговорил Илья, – мне хотелось бы навестить могилу твоей прабабушки. Цветы принести. Как запоздалый привет от моего прадеда… вернее, от нашего. И вообще…

– Хорошо, – согласилась Женька, – завтра съездим.

Илья кивнул. На душе у неё потеплело – он ещё не уезжает, и завтра они вновь увидятся!

Расстались в метро. Женька не разрешила провожать себя. Уж слишком хорошо сегодня сложился день, чтобы в завершение испортить его. Она боялась, что не устоит и позволит Илье подняться в квартиру. А там… Там будет сложно бороться с собой и своими чувствами. Жаль. Бесконечно жаль, что она не может представить его маме в качестве жениха. Познакомься, мама, это мой брат и я выхожу за него замуж! Ничего глупее не придумаешь. Вообще-то, замуж её никто и не звал, только на руках носить пообещали. Женька улыбнулась, вспомнив, каким тоном это было сказано.

На скамейке у подъезда сидела Светка.

– Где тебя носит? – воскликнула она, лишь только Женька появилась перед нею. – Телефон не отвечает, дома тебя нет!

– Извини, наверное, батарея села, – начала оправдываться Женька, вынимая из кармана телефон. – Так и есть!

– А ты, часом, не с Илюшей ли гуляла, подруга?

– А как ты догадалась? – удивилась Женька.

– Очень просто! Когда ты рядом с ним, батарейка у тебя сразу зашкаливает от переизбытка чувств! – рассмеялась Светка.

– Тётя Женя! Тётя Женя! – закричали наперебой Сенька и Венька, выскочившие из ближайшей песочницы. – Научи нас машинки делать из бумаги! Мама с папой не умеют!

– Прикинь! Притащили меня к тебе на мастер-класс! – поднялась со скамейки Светка. – Устроишь?

– Да куда ж вас девать-то? Пойдёмте! – шагнула Женька к подъезду.

И тут же звонкое «ура!» огласило вечерний двор.

– Только недолго! – строго сказала мать. – Вам через час уже спать ложиться!

Женька нарисовала на листе ватмана детали для двух автомобилей и дала мальчишкам ножницы, чтобы они их выстригли. Сама же пригласила подругу на кухню попить чаю. Но не успела она разлить кипяток по чашкам, как близнецы уже стояли перед ней с готовыми детальками. Пришлось продолжить мастер-класс. Вечер получился весёлым и очень плодотворным.

Уходя, Светка шепнула:

– Ты сегодня просто светишься изнутри!

– Как лампочка? – спросил услыхавший её Венька.

– Иди уже! – скомандовала мать.

– А тётя Женя – лампочка! – закричал парнишка, выскакивая из квартиры с бумажным автомобилем в руке. Сенька, конечно же, подхватил эту весёлую фразу, и подъезд огласился дружным ребячьим смехом.

Закрыв за гостями дверь, Женька посмотрела в зеркало. Неужели светится? Постояла, словно прислушиваясь к себе. Улыбнулась своему отражению. А ведь она и в самом деле сегодня счастлива. Будет ли ещё когда-нибудь в её жизни хотя бы один такой же день? День, наполненный присутствием дорогого сердцу человека. Завтра. Пусть он будет завтра. С этой мыслью она и улеглась в постель.

Назавтра она привезла Илью на кладбище. У входа он купил цветы, ярко-красные розы. Женька взяла такие же.

– Для бабы Маши, – пояснила она в ответ на его вопросительный взгляд, – у нас там две могилки рядом.

Они неторопливо шагали по дорожке мимо могил, когда Женька увидела впереди высокого пожилого мужчину в тёмном костюме. Он стоял, скорбно опустив голову, как раз возле могилок её бабушки и прабабушки, но вскоре повернулся спиной и пошёл вперёд. Женька смотрела на его удаляющуюся фигуру, слегка сутуловатую спину, седой затылок, и в голове её вдруг промелькнула догадка. А если он вовсе не случайно тут остановился, а приходил к бабе Маше? Но не бежать же за ним вдогонку.

– Что-то случилось? – спросил Илья, заметив её беспокойство.

– Не знаю. Просто мысль одна пришла. Очень хочется взглянуть в лицо вон того мужчины.

– Давай его окликнем!

– Да нет, неудобно как-то. Даже если это тот человек, о ком я думаю, то у него есть право оставаться в тени, коли он так пожелал. Я подозреваю, что это мой дед.

– Дед? – удивился Илья. – Давай, я догоню его и хотя бы посмотрю, куда он пошёл, а ты подожди меня тут, – и, подав Женьке букет, он стремительным шагом двинулся вперёд.

Женька подошла к могилкам. На каждой из них лежало по свежей гвоздике. Она положила рядом свои букеты, достала чистую тряпочку, бутылку с водой и стала протирать памятники. Вскоре вернулся Илья.

– Тот мужчина сидит возле могилы какой-то Самойловой Маргариты Эдуардовны, – сообщил он.

Женька кивнула. Она в это время как раз протирала портрет бабы Маши.

– Ой! – воскликнул Илья. – Как она похожа на нашу тётку Янину! Просто одно лицо!

– На кого? – удивилась Женька.

– На дедушкину сестру, старшую дочь прадеда, Ильи Тарасовича. Ту самую дочь, которую он уже считал погибшей вместе с женой, а потом нашёл! Это ведь та малышка с фотографии, которую ты у меня увидела?

– Она, – кивнула Женька.

– Они и в самом деле сёстры! Такое сходство!

– Выходит, что так и есть.

Илья внимательно посмотрел на даты жизни бабы Маши.

– Мой дед Тарас тоже родился в 1946 году, но он ещё живой. Ему сейчас семьдесят лет. Рано твоя бабушка умерла, – печально констатировал он.

– Да, она тяжело болела, – согласилась Женька.

– А тётка Янина, дедова сестра, всё ещё жива. Ей уже около восьмидесяти. Но голова у неё светлая, всё помнит, про войну часто рассказывает, как они с матерью в эвакуацию ехали да под бомбёжку попали, как спаслись чудом, как мыкались туда-сюда, как голодали. И про письма твоей прабабушки именно она мне рассказала. Слышала, как её мать была недовольна этой перепиской, ворчала на отца. А однажды собрала ему чемодан и сказала, чтоб ехал обратно и не мучил её. А Янина тут же бросилась отцу на шею и запричитала: «Папочка, родненький, не уезжай!» Он со злостью пнул чемодан, вышел на крыльцо и долго там сидел. Курил и думал. А потом вернулся и сказал, что тут его семья, тут его дочь родная. А та, вторая дочь, всё равно его никогда не видела и ей легче будет пережить, что отца у неё нет. Да и дед мой Тарас тогда уже родился. Двое детей-то в семье было. Вот и остался он дома, а твоей прабабушке отписал, чтобы она ему больше писем и фотокарточек не слала, душу не рвала.

Женька слушала и молчала. События прошлых лет становились всё объёмнее, всё яснее. Какая всё-таки жуткая драма разыгралась между их родственниками в ту давнюю пору. И никто тут не виноват. Такое было время, так сложились судьбы. Вот и им с Ильёй перепало бед от тех горестных событий. Они ещё посидели немного, и Женька попросила Илью показать ей могилку, у которой сидел тот седой мужчина. Могила оказалась свежей. Судя по дате, Маргариту Эдуардовну похоронили совсем недавно. Возможно, она была женой Женькиного деда.

Илья поинтересовался, почему так случилось, что Женька не знает своего деда. Пришлось рассказать ему всё, что тревожило её в последние дни, всё, что она узнала про тайны своей семьи и даже про злой рок, который преследует всех женщин в её роде. Во всяком случае, последние сто лет, начиная от Марии Александровны, матери её прабабушки, и до самой Женьки, которая тоже выросла без отца. Он взял Женьку за руку. В неожиданном жесте читались понимание, забота и желание оградить её от бед. И это было приятно.

Потом они опять гуляли по городу. Вышли на берег Москвы-реки и неспешно брели вдоль набережной, любуясь проплывающими мимо судами.

– Может, поплаваем? – предложил Илья.

– А почему бы и нет? – согласилась Женька.

И вот они уже на палубе небольшого прогулочного пароходика. Теперь набережная медленно проплывает мимо них. Кремлёвские звёзды сияют своими рубинами в свете солнечных лучей, горят золотом купола Храма Христа Спасителя, и церетелевский Пётр самоуверенно возносится над водой. Лёгкий ветерок начал пробирать Женьку, и Илья обнял её, пытаясь согреть. Женька притихла, не было сил ни говорить, ни даже думать о чём-то. Так бы и остаться в кольце его рук. Навсегда.

Проплывая мимо парка Горького, тут же решили, что им сейчас непременно надо попасть туда, и вскоре уже гуляли по просторным аллеям, любуясь фонтанами, газонами и многоцветьем ещё ярких клумб. Илья сделал несколько снимков Женьки на фоне огромных шапок гортензий и возле благоухающих роз. Обошли вокруг прудика, покидали крошек лебедям и уткам. Решили сделать фото возле плакучей ивы и попросили прохожего снять их вместе.

Простились опять в метро. Илья сообщил, что вечером уезжает, и домой Женька вернулась уже не такой счастливой, как вчера. Правда, она пообещала Илье, что будет отвечать на все его письма. Дома она пересмотрела сегодняшние снимки в своём телефоне. Особенно хорош был тот, где они вдвоём стояли под ивой, склонив головы друг к другу. Илья, наверное, сейчас собирает вещи. Женька едва сдержала неожиданный порыв рвануть на Белорусский вокзал. Только что она ему скажет? Да и зачем? Как же всё непросто. Двусмысленность их отношений давила, уничтожая то хорошее, что теплилось в душе. Желая хоть немного отвлечься, Женька включила музыку и уселась к мольберту, вновь вернувшись мыслями к мужчине на кладбище. Карандаш быстро скользил по листу ватмана.

– Кто это? – раздалось рядом.

Женька вздрогнула, она и не слышала, как Александра Сергеевна вошла в квартиру. А та внимательно разглядывала рисунок дочери, на котором была изображена кладбищенская плита, а возле неё, слегка склонив голову, скорбно стоял мужчина в строгом костюме.

– Наверное, твой отец, – задумчиво ответила Женька, – по-моему, он сегодня навещал нашу бабу Машу.