Суженый мой, ряженый

Глава 5

Тюша готовила Ивана к встрече с Асиным ухажёром. Рассказала всё, что узнала о нём от дочери и ждала, что муж на это скажет.

– Не везёт нам пошто-то с женихами, – заключил он. – Всё голытьба попадается. Нет, если парень с руками, то это совсем другое дело. Ремесло у него есть, постепенно встанет на ноги. Он ведь не виноват, что такая беда с ним приключилась.

Тюша кивала мужу, следя за его рассуждением.

– К тому же, ей он нравится, – продолжал Иван. – Стало быть, можно и сладить. Чай, мы-то не нищие – поможем.

Тюша улыбнулась, ей нравился ход его мысли.

– Надо поглядеть на него сперва, а потом уже и решать, – заключил Иван.

Всё правильно, такой подход Тюшу вполне устраивал. Теперь она спокойна – Иван не станет пороть горячку, к встрече с женихом он готов. Надо и ей подготовиться. Стол накрывать нельзя – осудят. Не принято откровенно ждать сватов. Угощенье надо доставать, когда уже гости в дом пожалуют. Вроде как, мы вас и не ожидали, но рады угостить. Иначе могут подумать, что только того и ждём, чтобы девку отдать за первого встречного. Нет, пусть не думают, что товар у них залежалый, очень даже дорогой товар. Да только купец небогат. Ну, и ладно, не последние, чай, Семёновы люди в заводе. Семья у них крепкая, помогут парню. Григорий-то Иваныч, поди, с ним сейчас и явится, как положено. Надо закуски разложить по тарелкам, да в куть* поставить пока, чтоб под рукой были. Скоро уж, наверное, пожалуют сваты-то.

Но Данило почему-то не спешил просить Асиной руки. Она, обрядившись в новый сарафан, в нетерпении бродила по двору, несколько раз выглянула за ворота, потом махнула рукой и ушла в избу. Вскоре прибежала Нюта:

– Ась, там тебя какой-то парень спрашивает!

Ася опрометью бросилась к воротам. За ними ждал её Сашка Семёнов.

– Я весточку тебе принёс от Данилы, – начал он, – сам-то он уехал и велел передать, что непременно вернётся, чтоб ждала ты его.

– А чего так срочно уехал-то? – в недоумении спросила Ася. – Прийти обещался…

Сашка пожал плечами и пошёл прочь.

– А надолго ль уехал-то? – крикнула девица вослед.

– Сказал, как получится, – обернувшись, бросил парень.

Ася понуро побрела к избе.

– Ась! Что за парень-то? – нетерпеливо крикнула вслед ей Нюта.

– Сашка, братец Данилов, – бросила на ходу девица и поспешила к матушке.

– Баско́й! – донеслось ей вдогонку.

Тюша поначалу огорчилась, что сватов не будет, она ведь готовилась. Но потом решила, что это даже и лучше. Коли судьба это Асина, то и так сладится, а коли нет – тут уж ничего не изменишь. Хорошо, что никто не знал про сватовство-то, иначе пересудов бы по заводу было! Сбежал, мол, женишок от беловской девки! А на чужой-то роток не накинешь платок. Так и покатятся сплетни клубком по заводу. Дочь, знамо дело, огорчилась. Тюша, как могла, попыталась её успокоить.

Асе не спалось в ту ночь. Она силилась понять, почему Данило уехал, не простившись. Ясно, что для этого должна быть очень веская причина. Может, ему не понравилось, что она сама его в свой дом привела? Но ведь он же не был против. Да и братца своего прислал, просил, чтоб ждала она его. Что-то тут не вяжется. Не мог он просто так взять и уехать. Или мог? Она ведь его почти не знает. Но почему-то в ней живёт глубокое убеждение, что парень он правильный, серьёзный. Не похож он на обманщика-то. Лишь ближе к рассвету она заснула, а вскоре её уже будил младший братец:

– Ася, вставай, там все дядю Егора с Никитой провожают, а ты спишь!

Во дворе собралась вся семья. Анфиса вынесла узелок с пирожками да шаньгами, чтоб в дороге перекусить, и вручила его Никите. Тюша собрала гостинцы для Любочкиной семьи и просила передать им. Разве может Егор отказать? Конечно, передаст. Он сложил всё в свой дорожный мешок, обещая навестить Любу с Василием сразу, как приедет в Екатеринбург. Иван тем временем уже запряг лошадь, чтоб отвезти гостей на станцию, Никита топчется рядом, помогая дядьке. Егор поочерёдно обнимает свою семью на прощание, задерживается взглядом на дочери. До чего же она похожа на мать! Именно такой была Маруся, когда он впервые увидел её: брови дугой, карие очи горят жизнью, на щеках играет румянец, а перекинутая вперёд тёмно-русая коса достаёт до самого пояса. Тимофей стоит рядом с сестрой, надвинув картуз на глаза. Вот уж Санов портрет! Не прибавить, не убавить. Правда, сейчас младший братец выглядит так, что не приведи Господи. Вчера Егор повидался с ним, да и с Ефимом тоже.

Выспавшись после душевной беседы с Иваном, отправился он в отцову кузню. Оба брата были там. Встретили его не то чтобы холодно, но и не с распростёртыми объятиями. Настороженно как-то. С Саном, конечно, всё понятно, но Ефим-то! Они, вроде, всегда хорошо ладили. Старший брат после смерти родителей переехал со своей семьёй в их избу, а до этого так и жил в примаках у Мани, не построил своего-то жилья. Неужели он побоялся, что Егор на наследство претендовать станет? Может быть. Но Егору ничего не нужно, он, пожалуй, побогаче братьев-то будет. К тому же, Ефим старший, кому, как не ему, жить в отцовом доме? В общем, встретились сухо, ни братских объятий, ни душевной теплоты. Расспросил он братьев об их житье-бытье, поинтересовался, как Дуся поживает со своим немолодым вдовцом. Братья рассказали, что слёг он у неё, слаб очень, вот допокаивает теперь сестрица мужа своего. Помянули покойную сестрицу, Фросю, поговорили о том, о сём, да и расстались так же прохладно, как встретились. И остался на душе Егора неприятный осадок, словно потерял он что-то в этой жизни. Невольно сравнил, как встречают его в семье жены. Всегда с улыбкой и добрыми словами. Всегда расспросят, как дела. И не ради приличия или любопытства, а с искренним интересом и душевным теплом.

Егор прогнал невесёлые мысли, ещё раз попрощался со всеми и устроился на телеге рядом с Никитой. Иван натянул поводья, и последние прощальные слова растворились в скрежете колёс. Егор с интересом смотрел по сторонам. Нечасто он бывает в заводе, который растёт и меняется на глазах. Избы стоят добротные, крепкие, а при них большие огороды. В каждом дворе скотина. Лошадь да корова непременно. Да и всякая мелкая тварь имеется – козы, поросята, куры опять же. А как без хозяйства-то? С него и кормятся. Семьи у всех большие, а это хорошее подспорье заводскому жалованью. Попадаются, конечно, и неказистые избёнки. Но там и хозяева, как правило, никудышные, навроде братца его младшего. Есть и двухэтажные дома. Они рублены из хорошего толстого бревна, иные имеют каменный низ, а некоторые полностью каменные, но таковых не так много. В них, в основном, начальство заводское проживает или те, кто торговлей промышляет. Крепко живёт завод, это видно, и народ здесь не нищенствует. В большом-то городе бедноты больше – отметил мысленно Егор.

Вскоре избы закончились, и впереди замаячило заводское кладбище. Егор попросил Ивана остановиться возле него.

– Пойдём-ка, сын, навестим твоих деда с бабкой, – обратился он к Никите, – пока время позволяет. Негоже уезжать, не зайдя к ним.

Старики Кузнецовы были похоронены рядышком, подле Фросиной могилки. Три креста с одинаковыми фамилиями.

– А сестрица-то твоя совсем молодой померла, – удивился Никита, глядя на Фросину могилку. На старом деревянном кресте были едва видны даты её жизни. – Чего же она так мало пожила-то?

– Пала она с лесенки, когда с сеновала спускалась в темноте. Оступилась. Спину сильно повредила, слегла, да так и не встала больше. А когда невмоготу совсем стало, она себя и порешила.

Никита помолчал в задумчивости и вдруг сказал:

– А почему твои браться не сделают хорошие кованые кресты на могилы? Дерево стареет, гниёт, а ведь можно такую красоту выковать. Я даже представляю, какими они могут быть, и главное – долговечными!

Егор с интересом посмотрел на сына – надо же! А из парня-то и впрямь когда-нибудь первоклассный кузнец получится. С выдумкой парень, с азартом.

– Вот ты и сделай, коли есть такая задумка, – проговорил он, увлекая Никиту обратно к телеге.

– И сделаю! – твёрдо сказал сын.

Уже в вагоне Никита снова обратился к отцу:

– Тять, а пошто твоя родня к нам никогда не приезжает? Матушкины родственники нам как будто ближе, с ними мы роднее. Я сызмальства знаю всех её сестёр и братьев, все мы дружим промеж собою, а твоих братьев и сестру я почти и не знаю. И видел-то их лишь несколько раз за всю жизнь, а уж их детей и вовсе не знаю. А ведь они мне сродными братьями и сёстрами доводятся.

– А в жизни, сын, порой бывает так, что чужие люди становятся ближе родных, а родные – наоборот. Всё ведь от самих людей зависит.

– А я бы хотел подружиться со своими братьями и сёстрами. Почему мы не навещаем их, когда тут гостим? Даже у деда с бабушкой были всего пару раз. Почему так?

– Так случилось, Никита.

– Нет, я не понимаю этого, – не унимался парень. – Дядя Сано живёт недалеко от бабушки Анфисы, мне Стёпка показал его дом, а мы никогда не заходим к нему в гости. Почему? Он же твой брат! Я не могу себе представить, чтобы мы с Тимохой перестали знаться. Ведь вы в детстве, наверное, тоже вместе играли, как мы.

– Да, – сдержанно ответил Егор, – в детстве мы играли. Но это было так давно.

– А сейчас почему вы не знаетесь? – по-прежнему недоумевал Никита.

– Потому что это не понравилось бы твоей матушке.

– Она с ним в ссоре?

– Нет, нельзя сказать, что в ссоре, но и не в дружбе.

Егор понял, что ответы его ничего парню не объясняют. Как ни крути, а правду сказать придётся.

– Ладно, Никита, ты взрослый парень, семнадцатый год уже пошёл. Коли завёл ты непростой разговор, то я тебе всё сейчас и скажу, – Егор выдохнул и продолжил:

– Когда-то твоя матушка была замужем за моим младшим братом, а потом она стала моей женой.

– Как так? – не понял Никита. – Дядя Сано был её мужем?

– Был.

– И она его бросила?!

– Не всё так просто, сын. Так сложилось, что я должен был её защитить. И тогда я её увёз.

– Защитить от мужа? Он её обижал?

– Обидел однажды. А наша матушка не из тех, кто станет терпеть обиду, ты знаешь.

– Знаю, – согласился Никита.

– Вот, я пришёл за ней, она собрала узелок, одела Тимошу, и мы уехали.

– Как? Тимка тогда уже был? Он не твой сын? Он дяди Саны? – совершенно опешил парень.

– Да. Но он мне такой же родной, как и ты, запомни! Я никогда вас не разделял.

– А он знает?

– Пока нет, но однажды всё равно узнает.

Никита замолчал, переваривая услышанное. Егор внимательно смотрел на него. Когда-то должен был настать этот час. Ещё и Тимофею предстоит узнать всю правду. Никиту она потрясла. А что же тогда с Тимохой-то станется?

*Куть – место в избе напротив устья русской печи.

Глава 6

Проводив гостей до станции, Иван вернулся домой, распряг лошадь и послал Степана на реку выкупать её. Умоталась, бедная. Уж больно денёк жаркий выдался. Тимофей вызвался поехать вместе с братом. Тогда Иван вывел из конюшни жеребца с задорной кличкой Ветерок, и помог племяннику взобраться на него.

– Не упадёшь? – спросил он парня, который не очень уверенно управлялся с конём.

– Постараюсь! – весело ответил Тимоха.

– Этот смирёной! Не такой, как Графиня, та у нас норовистая. Ты сильно-то не погоняй его, езжай потихоньку, тогда точно не свалишься.

Маруся с тревогой смотрела на сына.

– Держись крепче! – крикнула она ему.

– Не бойся, матушка! Я же не в первый раз, меня дед Прохор сажал на коня в детстве, – уверенно ответил Тимоха, но мать сомнительно покачала головой.

Молодая резвая кобыла по кличке Графиня уже в нетерпении вытанцовывала под Стёпкой. Она была дочерью Ласточки и Буянки, которых Маруся помнила ещё со времён своего девичества. Прохор всегда держал лошадей, любил он этих умных и доверчивых животных. Да и какое хозяйство без лошади? Пахать, боронить, сено да дрова возить – много работы для них находится. Вот и Иван теперь, как когда-то отец, с любовью и заботой содержит своих четвероногих помощников.

Тимофей, слегка покачиваясь в седле, двинулся за Степаном, ехавшим впереди. Маруся, стоя у ворот, смотрела ему вслед. Убедившись, что сын всё-таки неплохо держится на коне, она отправилась в огород – надо помочь матушке с прополкой. Там, повязав головы белыми платками, уже трудились девицы. Они пололи длинные борозды и весело переговаривались меж собой.

– Фу, какой колючий сорняк! – ворчала Нюта. – Я все пальцы исколола!

– Это осот! Он противный! – отвечала ей Ася со знанием дела. – А ты бери его поближе к корню, там не так колется.

– Мне больше нравится лебеду рвать, она легко выдёргивается, не то, что этот осот.

– А мне мокрицу! – рассмеялась в ответ Ася. – Она и вовсе легко рвётся, будто сама из земли выскакивает, да ещё и все соседние росточки за собой тянет.

– Точно! – рассмеялась Нюта.

Маруся взяла старое ведро и присоединилась к работницам.

– Ну что, девоньки, будем полоть наперегонки? – весело спросила она.

– Будем! – дружно ответили обе и быстрее заработали руками.

Маруся улыбнулась и приступила к прополке. Запах вырываемых трав унёс её мыслями в далёкое прошлое, когда они с Нюрой вот так же двигались по соседним бороздам, весело перекликаясь во время работы. Хорошая была пора. За родительской спиной, как за надёжной стеной живётся. Словно невидимый заслон оберегает от бед. А теперь уж и они с Егором заслоняют своих выросших детей. Немного уже им осталось подле родительского тепла согреваться, скоро полетят птенцы свои гнёзда вить. Не стоит жизнь-то на месте.

Она ещё не успела пройти до конца свою борозду, когда в огороде появился Тимофей и окликнул её. По выражению его лица Маруся поняла – что-то стряслось. Она внимательно посмотрела на парня.

– Поговорить хочу! – резко бросил сын и направился к скамейке.

Садясь, он со злостью ударил по сиденью кулаком. Маруся прошла к бочке с водой, стоящей под водостоком позади конюшни, помыла в ней руки и, вытирая их о передник, поспешила к сыну.

– Что такое случилось? – спросила она, усаживаясь рядом.

– Кто мой отец? – сурово спросил он.

– Тот, кто вырастил тебя и всегда любил, – постаралась как можно спокойнее отвечать Маруся, хотя внутри у неё всё сжалось в комок. Вот и пришло время держать ответ перед сыном.

– Это правда, что он мне не родной отец? – напористо спрашивал Тимоха.

– Правда. Но это ничего не меняет. Он всегда считал тебя своим сыном.

– Расскажи мне про родного отца. Я хочу знать правду! – всё так же сурово продолжал сын.

– А чего о нём рассказывать? Шрам вот этот видишь? – она повернулась к сыну, показывая щёку.

Тот кивнул. Этот шрам он с детства помнил.

– Вот тебе и весь сказ про твоего отца!

Они оба сидели молча, думая каждый о своём, вернее, об одном и том же, но всяк по-своему.

– Это Сано тебе сказал? – нарушила тишину Маруся.

Тимофей кивнул:

– На реке его встретили. Он обниматься полез. Здравствуй, мол, сынок, какой ты взрослый стал, всю жизнь тебя люблю, но разлучила нас твоя матушка.

– Понятно. Пьяный опять?

Сын снова кивнул.

– Почему ты мне раньше не говорила?

– Тебя эта новость порадовала бы? – резко спросила Маруся.

Он пожал плечами.

– Ты сейчас злишься.

– Ещё бы! – с вызовом произнёс Тимофей.

– Ну вот! А тебе ведь уже семнадцать годов, восемнадцатый идёт. А если бы ты мальцом это узнал? Как бы ты пережил?

Сын задумчиво молчал.

– Мы с отцом просто берегли тебя, пойми это и постарайся не серчать на нас. В жизни всякое случается. А если ты думаешь, что живя с другим отцом, был бы счастливее, то сильно ошибаешься. Посмотри на Сану и на Егора. И сравни, – спокойно продолжала Маруся.

Так же спокойно она рассказала сыну про своё первое замужество, как несладко приходилось ей в чужом дому, как ворчала вечно недовольная свекровь, как издевались золовушки, и лишь один человек встал тогда на её защиту. Не Сано, нет. Егор! У Сана кишка тонка на что-то стоящее. А вот пить да жаловаться у него хорошо получается. В этом он преуспел.

– Я чего ж ты за него пошла, коли он так плох? Почему сразу другого брата не выбрала? – спросил Тимоха.

– Нет, Тима, не так уж он плох. Просто он другой. Он может быть и добрым, и заботливым. Да и мастер хороший был, пока не запил. Видел розу железную у бабушки в вазе? Это он когда-то выковал для меня.

Сын кивнул. Этот цветок ему очень нравился. Он и сам однажды пытался сделать что-то подобное. А Маруся продолжала:

– Не такой уж он и плохой, просто слабый. До брата-то ему, ой, как далеко! А пошла я за него, потому что Егора в ту пору ещё не знала, жизни не знала.

– Не пойму я тебя, матушка, говоришь, что слабый он был, а он тебе вон какой шрам оставил!

– Глупый ты ещё, сын, хоть и большой вырос! – вздохнула Маруся. – Чтобы бабу побить, силы много не надо. А сдержаться да не дать волю рукам – вот тут она, истинная сила-то и проявляется. Это только слабые мужики на своих бабах отыгрываются. Дед твой, Прохор, крутого нрава был мужик, а я не помню ни единого разу, чтоб он матушку ударил. Так и прожили они всю жизнь в мире да в ладу. Ты норовом-то в него пошёл, такой же горячий. А лицом – в родного отца. Да и, слава Богу, что только лицом!

Девицы в это время пропололи до конца свои борозды и шагали обратно, держа в руках вёдра с сорняками.

– Пойду я, – молвил Тимофей, поднимаясь со скамейки.

Он не знал, что ещё сказать. Спокойный голос матери, поведавшей ему о прошлом, немного поубавил его пыл, но не остудил до конца. Хотелось спрятаться куда-нибудь подальше от людей и самому всё обдумать. Парень быстро поднялся на сеновал, плюхнулся спиной на остатки прошлогоднего сена, закинул руки за голову и закрыл глаза, перебирая в памяти картины детства. И в каждой картине рядом с ним был тот, кого он всегда считал отцом. Вот они играют «в лошадки» – отец становится на четвереньки, а Тимка с Никитой поочерёдно садятся ему на спину, изображая всадников, а тятенька катает их по избе. Вот он в своей кузне мастерит им санки, красивые, с витиеватым узором по бокам. А сыновья, затаив дыхание, следят за его движениями. Огненно-красная полоска железа послушно загибается в руках отца, становясь полозом. Как же они гордились своим тятенькой! Ни у кого из соседских ребят таких саней не было. У всех простые, деревянные, а у них – красивые, с кружевными бортами. Они тогда ещё в Нижнеисетском заводе жили и катались там с горки прямо к пруду. Хорошее было время! Беспечное. А сейчас той беспечности и след простыл. Мир разрушился.

Почему так случилось именно с ним? За что? Теперь до скончанья века Тимофею жить с этим. Обидно, что он оказался обманут. Обидно, что всё у него не так, как у других ребят. Сейчас он очень остро ощущал свою неполноценность. У него всё неправильно. Человек, которого он называл тятенькой, вовсе и не отец ему. А спившийся мужик, которого он считал своим дядькой, на самом деле оказался его отцом. И как ему теперь их называть? А матушка? Столько лет его обманывала. Она, конечно, в чём-то права, говоря, что оберегала его. Но ведь от этого не убережёшь! И что ему теперь со всем этим делать? Как жить? Эх, жаль, нет рядом Парамона, его нового приятеля. Тот всё знает о жизни: что правильно и что неправильно, что справедливо, а что нет. И главное – как с этим бороться. Парамон знает, как переустроить весь мир, а Тимофей не способен разобраться даже со своими бедами. Исчезнуть бы сейчас, раствориться, как сахар в чае, и ничего больше не чувствовать, не знать. Нет тебя и всё тут. И беды твоей тоже нет…

– Тимка! – раздался снизу голос Стёпки, вырывая парня их этих тяжких дум. – Тимка! Ты где?

Тимофей поднялся. Придётся спускаться, иначе братуха всех переполошит. А ему не хотелось сейчас привлекать к себе внимание.

– Чего орёшь? Иду я! – сердито отозвался Тимоха, спускаясь с сеновала.

– У меня к тебе дело, – начал Степан, едва только братец ступил на землю. – Дядька Сано сегодня говорил, чтоб ты к нему в гости заходил, дак ты… это, ты возьми меня с собой.

– Никуда я не собираюсь, ни в какие гости! Чего я там не видал?

– А у них девки красивые! Особенно Улька.

– А кто у них ещё есть? – заинтересовался вдруг Тимофей.

– Старшая у них Дашка, ей годов шестнадцать, вторая – Улька, она на год младше сестры, и Кузька ещё есть, тому лет двенадцать будет.

Тимка задумался. Он знал, что у отца живут в заводе ещё два брата и сестра, а значит, и у него есть сродные сёстры и братья, но родители меж собой не особо знались, и он никогда их не видел. Теперь-то понятно, почему отцова родня была у них не в чести́. Как же всё запуталось-перепуталось. Получается, что у него есть не только сродные, а, почитай, наполовину родные сёстры и брат. Душу раздирала досада, но сквозь неё вдруг начало пробиваться любопытство. А какие же они, его близкие родственники? Может, и впрямь, стоит познакомиться?

– Ладно, там видно будет, – буркнул он в ответ.

Вечером он всё-таки отправился к Кузнецовым, которые жили неподалёку. Стёпка шагал рядом. Тимофей искренне удивился, какой неказистой выглядит изба его новоявленного отца. Ворота перекошены и с трудом закрываются, во дворе худой сараишко да покосившиеся постройки для скота, прясло накренилось и едва держится, местами подпёртое толстыми палками. На крыльцо вышла хозяйка.

– Здрасьте, тётя Таня, мы к дяде Сану пришли, он звал нас, – сказал Стёпан.

Тётка недобро осмотрела гостей и остановила взгляд на Тимофее.

– А ты, никак, его сынок? – спросила она с ехидцей в голосе. – Рожа-то отцова, ни дать ни взять! Я вот только тебя и ждала! Всю жизнь мечтала этакого важного гостя принимать в своей избе!

Тимоха растерялся, не зная, что ответить.

– Дома дядя Сано-то? – спросил Степан.

– А куда он денется?! Дрыхнет! Пьяный, как всегда! – злобно ответила хозяйка. – Не упредил он меня, чтоб к дорогим гостям приготовилась, так что извиняйте, стол не накрыт!

Тимоха зло плюнул, развернулся и пошёл к воротам. Можно подумать, он напрашивался в гости. Жил столько лет без этого отца и дальше проживёт.