***
Я познакомился с сестрой егеря Лидией, изредка навещавшей его. В такие дни он совершенно приободрялся. Я также не мог не заметить, что мое присутствие оживило их прохладные отношения. Когда я в очередной раз намеревался заночевать в черной избушке, хозяйка настояла, чтобы я перебрался на веранду дома. Наутро она пекла гору оладий, и как-то за завтраком, когда Лидия поставила на стол банку меда, Тимофеич вспомнил, что в молодости пытался украсть с приятелем мед на чужой пасеке. Рассказывая это, он хохотал, и в его глазах вспыхивали коричневые светлячки.
В субботние дни егерь подолгу возился в своем саду, ухаживая за яблонями. Окраина сада вплотную сплеталась с луком и табаком, а передняя часть прижималась к стене бревенчатой бани. Егерь высаживал яблони сам, а потому оберегал их ревностно и даже уверял, что деревья отвечают на его слова легким подрагиванием. Я захотел убедиться в этом, и мы отправились в сад. Приблизившись к яблоне, он начал что-то нашептывать, а я не отводил взгляд от ствола. В безветренный день ничто не могло покачнуть дерево, но мне показалось, что оно слегка вздрагивает.
Однажды в этом саду появились незваные гости – егерь определил это по сломанным веткам. Местные жители никогда яблок у него не крали – им привычнее было постучать в калитку и попросить угоститься. В тот же вечер егерь засел ночью с ружьем в кустах малины. Мгновенно представляю в этот момент его угрюмо сжатый рот и горячие, как угли, глаза. В темноте он услышал хруст – значит, начали срывать яблоки с веток, и выстрелил. Потом еще раз – вдогонку тем, кто убегал. Нет, он не страдал сумасбродством, хоть и был порой определенно странен.
Все же наше знакомство переросло в приятельскую дружбу, и егерь начинал мне нравиться. Молчание сблизило нас сильнее, чем разговоры. Только редкие беседы и неожиданные случаи давали мне представление об этом самобытном человеке. Мне удавалось быть его молчаливым спутником и не участвовать в охотничьих делах, пока не произошел один случай.
Проснулся я на рассвете. Ко мне последние дни плохо шел сон, а с того времени, как я погрузился в суету егерской жизни, мой слух обострился, и каждую ночь я невольно вслушивался в тишину. Деревенские провожали коров на поле под свист пастушьего хлыста. Петухи кричали во все горло, а коровы раздували ноздри. Во мне вновь проснулось желание очутиться на заднем сиденье мотоцикла и ощутить на себе сопротивление ветра, слышать трепыхание ворота рубахи.
– Ну что, едем?
Мне не терпелось отправиться в лес по утренней прохладе.
– Роса еще не спала, – задумчиво сказал Тимофеич.
Наконец мы уселись в мотоцикл и тронулись в путь. Нам предстояла долгая дорога в направлении багрового сгустка, растянувшегося в небе над лесом. Оставив деревню позади, вырулили на грейдер. Затем съехали вниз и долго двигались по степи вдоль лесов. Егерь разогнался. Проезжаем Сержантский лес за озером Павловым. Деревенские ловят барсуков именно в этих местах, а егерь держал путь на Федотово, где обещал показать мне барсучьи норы. Добравшись до леса и оставив мотоцикл, мы направились вглубь, пробираясь сквозь траву и бурелом.
– Поселение барсуков здесь находится недалеко от края леса, – начал рассказывать он, отодвигая ветки берез.
Примерно так проходили наши ежедневные лесные экскурсии.
– На капканы мы наткнуться не должны, – рассуждал егерь, пока мы шли, – потому что недавно чужие снял. Браконьеры такие большие ставят, что можно ногой попасть, да еще по пять штук. Я не ставлю больше трех на тропу.
Капканы нам не попались, но мы обнаружили шкуру убитой косули. Немного погодя вышли на жилую барсучью тропу. Она привела нас к поселению, где недалеко друг от друга расположены огромные норы барсуков.
– Ночью они выходят по этой тропе, а потом расходятся. Обычно барсуки селятся в зарослях, на возвышенности, где весной не затопляет водой. Уже крупная молодежь живет здесь. По этой тропе они ходят к озеру пить, которое вон там за кустами, – показал егерь.
Он также обратил внимание на детали, указывающие на присутствие жизни зверя.
– Наклон травы свидетельствует о том, что тропа исхожена. Рядом примятый лопух, значит, сюда барсуки выбегают, играются. Кора на дереве вычищена.
Егерь показал отнорки, ведущие из самых глубин барсучих нор. Здесь он поставил несколько капканов. А для того, чтобы барсук не почуял запах железа и не вылез в другом месте, егерь предварительно обжег их и протер травой. Когда мы стали возвращаться обратно, заметили еще и неглубоко вырытую земляную лунку.
– Вот здесь они рыли яму, искали коренья, потому что больше некому, – решил егерь.
– А кабаны не могли вырыть ее? – предположил я.
– Леса у нас редкие, колкие, большого массива нет, поэтому кабаны к нам заходят, но не живут, – ответил Тимофеич и добавил загадочно. – На далеком Острове их встречал.
– Тот самый, про который рассказывал?
– Это место, куда только я дорогу знаю, – сказал он.
– Кого еще вы на том Острове встречали?
– Волки захаживают туда. Однажды я увидел следы, явно не собачьи, их было много, причем звери шли след в след. Я прошел по ним, а потом увидел, как они разошлись.
– Хочу побывать на вашем Острове! – заявил я.
– Не испугаешься?
– Чего мне бояться?
– Там весь лес в барсучьих норах, даже страшно ходить – кругом их поселения. Ну раз уж я поставил там пару капканов, надо проверить…
– Разве не жалко их убивать?
– Первое время ловил для жены, когда болела туберкулезом. А потом появились заказы на барсучий жир, – ответил егерь и немного помолчал. – Я ловлю только капканами, хотя некоторые охотники выбирают более простой способ: выкуривают барсука из норы, а потом пристреливают. Но выследить и поймать в капкан – это более честный способ. Ведь барсук может и обойти его, если суждено.
Возвращаясь к мотоциклу, егерь рассказал мне, что встречал норы барсуков-одиночек, что означало их изгнание из семейства. Таких больше не принимают ни в одном поселении.
Вечером того же дня мы посетили три озера, расположенные прямоугольником. На последнем из них – озере Попово – мы с егерем заплыли в болотину. Несколько дней назад он обнаружил здесь пять больших морд для ловли ондатры, расставленных браконьерами. Тимофеич убрал чужие и, к моему удивлению, отплыл подальше, чтобы поставить свои. Я подумал, что это слишком дерзкий поступок, и тем самым он рискует вызвать вражду. Но егерь даже ухом не повел.
Когда мы приехали на озеро снимать морды с пойманными ондатрами, снова пришлось тащить нашу лодку волоком по густой болотине. Егерь оставил ружье на ондатровой хатке и начал снимать морды. Устоявшуюся тишину нарушил звук приближающейся машины – кто-то подъехал к берегу.