О М. Горьком

И действительно, после некоторого времени Орлов начинает задумываться. «Петр Иванович говорит: все люди равны друг другу, а я разве не человек, как все? Но, однако, доктор Ващенко получше меня, и Петр Иванович получше, и многие другие… Значит, они мне не равны… и я им неровня, я это чувствую…» (стр. 131). Освоившись со своим новым кругом и новой работой, Орлов замечает, что это тоже своего рода «будни», среди которых стынет его «праздничный» энтузиазм. Он столько времени с такой жаждой карабкался по крутой скале на это плоскогорие – и вот теперь видит, что здесь так же живут, так же пасутся стада, так же светит солнце и дует ветер, как и на равнине. Здесь, в среде санитаров и врачей, он нашел тоже вполне определенные общественные формы и скоро почувствовал, что к этим формам, к психологии их представителей он так же не приспособлен, как и к оставленной внизу форме. Он оказался им неровня – и задумался… А тут случилось маленькое обстоятельство. В барак принесли Сеньку Чижика – мальчика с одного двора с Орловыми. К вечеру Сенька умер. Смерть эта сильно повлияла на подготовленную уже к сомнению мысль Орлова. Умолкнувшие на время в_ его душе «проклятые вопросы» подняли голову, с деятельности его начала спадать завеса героизма, обнажая ее «будничную» сторону. «Его охватило расслабляющее сознание своего бессилия перед смертью и непонимание ее. Сколько он ни хлопотал около Чижика, как ревностно ни трудились над ним доктора… умер мальчик! Это обидно… Вот и его, Орлова, схватит однажды и скрючит… И кончено…» (стр. 135). Семя сомнения запало. Напрасно Орлов думает, что его мысль может облегчить разговор с умным человеком – такими же мечтами утешает себя и Коновалов, – это одна иллюзия, желание хоть несколько заглушить внутреннюю неудовлетворенность и тоску. Интересную противоположность Орлову представляет его жена, Матрена. Вместе, в одинаковых условиях застаем мы ее с ним в подвале, где она помогает мужу шить сапоги, вместе поступают они в барак. Но везде Матрена является спокойной, уравновешенной, любящей женщиной, резко отличаясь от своего неугомонного мужа. В бараке, попав впервые в условия приличной мещанской обстановки, она сознает, как плохо жила прежде, и у ней является желание обеспечить за собой это тихое, чистое существование на будущее время. И когда муж ее начинает опять впадать в прежние пороки, она решительно отказывается от него и устраивается мастерицей при школе. Натура, вполне приспособленная к своей среде, она находит наконец удовлетворение и счастье в тихой, серенькой деятельности в этой среде. Не то ее муж. Уже скоро после смерти Чижика в нем пробуждается прежняя тоска. «Так мне тошно! – жалуется он. – Так мне тесно на земле! Ведь разве это жизнь? Ну, скажем, холерные – что они? Разве они мне поддержка?

Одни помрут, другие выздоровеют… а я опять должен буду жить. Как жить? Не жизнь – одни судороги… Разве не обидно это? Ведь я все понимаю, только мне трудно сказать, что я не могу так жить… а как мне надо – не знаю. Их, вон, лечат, и всякое им внимание… а я здоровый, но ежели у меня душа болит, разве я их дешевле? Ты подумай – ведь я хуже холерного… у меня в сердце судороги – вот в чем гвоздь» (стр. 144).