«Когда въ дѣятельности Пушкина», говоритъ г. Пыпинъ въ вышеприведенной выдержкѣ изъ его статьи, «настала пора чисто-художественнаго творчества, интересъ общественный сталъ для него довольно безразличенъ.» Вотъ альфа и омега тѣхъ лицемѣрныхъ обвиненій съ которыми обращается къ памяти поэта петербургскій журнализмъ! На чемъ однако основано это обвиненіе? Открываемъ томъ лирическихъ стихотвореній Пушкина, и что же мы находимъ тамъ подъ 1836 годомъ, послѣднимъ годомъ его поэтической дѣятельности? стихотворенія: «Когда за городомъ задумчивъ я брожу» и «Когда великое свершилось торжество», то-есть именно тѣ піесы въ которыхъ съ особою силой сказались у Пушкина мотивы не усматриваемые г. Пыпинымъ и предъ которыми самыя излюбленныя стихотворенія позднѣйшихъ «гражданскихъ» поэтовъ кажутся чемъ-то очень жиденькимъ и слабенькимъ. Еслибы современная критика отличалась хотя маленькимъ художественнымъ чутьемъ, она догадалась бы что вся поэзія г. Некрасова вышла изъ этихъ мощныхъ произведеній Пушкина, никогда однако не сравнившись съ ними не только въ поэтическомъ, но даже въ гражданскомъ отношеніи. Просимъ у читателей позволенія напомнить слѣдующія поразительныя по силѣ и металлической сжатости Пушкинскія строки.
Но у подножія теперь Креста Честнаго,
Какъ будто у крыльца правителя градскаго,
Мы зримъ – поставлено на мѣсто женъ святыхъ —
Въ ружьѣ и киверъ два грозныхъ часовыхъ.
Къ чему, скажите мнѣ, хранительная стража?
Или распятіе – казенная поклажа,
И вы боитеся воровъ или мышей?
Иль мните важности придать Царю царей?
Иль покровительствомъ спасаете могучимъ
Владыку терніемъ вѣнчаннаго колючимъ.
Христа, предавшаго послушно плоть Свою
Бичамъ мучителей, гвоздямъ и копію?
Иль опасаетесь чтобъ чернь не оскорбила
Того чья казнь весь родъ Адамовъ искупила?
Иль чтобъ не потѣснить гуляющихъ господъ,
Пускать не велѣно сюда простой народъ?
Пусть читатель дастъ себѣ трудъ сравнить эти мощныя строки съ наиболѣе «гражданскими» стихами г. Некрасова, и упрекъ Пушкину за удаленіе отъ «житейскихъ волненій» и «битвъ» падаетъ самъ собою, если мы тщательно отдѣлимъ гражданскій элементъ поэзіи отъ мелкой журнальной тенденціозности. Разница Пушкинскихъ общественныхъ идей отъ современныхъ заключается въ томъ что въ первыхъ художественная и гражданская стороны органически слиты, тогда какъ въ послѣднихъ тема ищется внѣ поэзіи, и поэтическая форма притягивается такъ-сказать за волоса.
Напомнимъ кстати и другое стихотвореніе Пушкина, которому г. Некрасовъ не разъ подражалъ въ тонѣ и даже въ архитектурѣ, всегда оставаясь безконечно позади первообраза.
Когда за городомъ задумчивъ я брожу
И на публичное кладбище захожу —
Рѣшетки, столбики, нарядныя гробницы,
Подъ коими гніютъ всѣ мертвецы столицы,
Въ болотѣ кое-какъ стѣсненныя кругомъ.
Какъ гости жадные за нищенскимъ столомъ;
Купцовъ, чиновниковъ усопшихъ мавзолеи
(Дешеваго рѣзца нелѣпыя затѣи!);
Надъ ними надписи и въ прозѣ и въ стихахъ
О добродѣтели, о службѣ, о чинахъ;
По старомъ рогачѣ вдовицы плачь амурный,
Ворами со столбовъ отвинченныя урны.
Могилы склизкія, зѣвающія тутъ.
Которыя жильцовъ къ себѣ на утро ждутъ —
Такія смутныя мнѣ мысли все наводитъ.
Что злое на меня уныніе находитъ.
Хоть плюнуть да бежать.
Но какъ же любо имъ
Осеннею порой, въ вечерней тишинѣ
Въ деревнѣ посѣщать кладбищѣ родовое, и т. д.
Надо быть совершенно лишеннымъ критической и художественной чуткости чтобъ не понять насколько высоко-человѣческая мысль этого стихотворенія, искаженная въ послѣдствіи варіаціями и подражаніями такъ-называемыхъ «гражданскихъ» поэтовъ, выражена Пушкинымъ не только сильнѣе, антологичнѣе, но даже именно человѣчнѣе и гражданственнѣе всѣхъ позднѣйшихъ поддѣлокъ подъ Пушкинскую тему. И эти стихотворенія вылились изъ-подъ пера поэта въ послѣдній годъ его жизни, именно тогда когда, по увѣренію г. Пыпина, «интересъ общественный сталъ для него довольно безразличенъ». Правда, этимъ же послѣднимъ годомъ помѣчено и другое стихотвореніе Пушкина, на которое недоброжелатели его могли бы указать какъ на выраженіе гражданскаго индифферентизма, именно.
Не дорого цѣяю я громкія права,
Отъ коихъ не одна кружится голова.
Я не ропщу о томъ, что отказали боги
Мнѣ въ сладкой участи оспаривать налоги,
Или мѣшать…. другъ съ другомъ воевать, и пр.
Но поэтъ какъ бы заранѣе защищаетъ себя отъ лицемѣрнаго нареканія въ индифферентизмѣ, продолжая такими многознаменательными строками.
Все это, видите-ль, слова, слова, слова!
Иныя, лучшія, мнѣ дороги права,
Иная, лучшая, потребна мнѣ свобода….
Зависѣть отъ властей, зависѣть отъ народа —
Не все ли намъ равно? Богъ съ ними…. Никому
Отчета не давать, себѣ лишь одному
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совѣсти, ни помысловъ, ни шеи…
Многознаменательность этихъ словъ вѣроятно не укрылась отъ внимательныхъ нашихъ прогрессистовъ во имя журнализма, и потому-то, сколько мы помнимъ, въ печати они постоянно воздерживались отъ указанія на это стихотвореніе, или выписывали только начальныя строки его, составляющія лишь первую посылку темы.
Итакъ мы видимъ что самыя глубокія, человѣчныя темы даны русской поэзіи Пушкинымъ, и что онѣ какъ первообразъ выше всего написаннаго въ этомъ направленіи позднѣе, не въ одномъ только художественномъ отношеніи, но и въ отношеніи чисто гражданскомъ. Припомнивъ приведенные выше стихи Пушкина и сравнивъ ихъ напримѣръ съ лучшими, удачнѣйшими произведеніями г. Некрасова, мы убѣдимся что послѣдніе обязаны своимъ происхожденіемъ Пушкину, у котораго они заимствовали и тонъ, и структуру стиха и даже то стремленіе къ металлической сжатости и упругости которое такъ совершенно выработалось у Пушкина и такъ мало удается современнымъ поэтамъ.