– Выстроено! точно это домъ какой-то! – засмѣялся Кукаревскій, въ самомъ дѣлѣ, однако, осаживая лошадь.
– Не умѣю иначе выразиться, чтобъ сохранить пропорціональность между словомъ и предметомъ, – успѣла крикнуть, оборачиваясь къ нему, Биби.
Рядъ экипажей продолжалъ тянуться навстрѣчу. – Ты видишь – непримѣтно толкнула Анна Петровна дочку – Чиберинъ въ коляскѣ Навуровыхъ. Я тебѣ говорила, что они имѣютъ на него виды.
– Я предпочитаю видъ на это чухонское взморье, – отвѣтила съ маленькой гримаской Биби. – Не остановимся-ли мы?
– Браво, у тебя сорвалось mot. Жаль, если пропадетъ. Припомни его, когда будешь говорить съ мужчинами. Хотя, ты знаешь, я всегда находила, что слишкомъ много ума вредитъ тебѣ.
– Merci, maman. Это очень крупный комплиментъ, но все-таки будетъ жаль, если ваше замѣчаніе справедливо.
Коляска остановилась подлѣ песчаной площадки, образующей «стрѣлку». Какъ разъ въ это время, медленно проѣзжалъ мимо нихъ великолѣпный шарабанъ, запряженный двумя англійскими лошадьми цугомъ. Въ шарабанѣ сидѣли мужчина и дама; сзади болтался, скрестивъ на груди руки, грумъ.
– Очень мило. Кто это такіе? – произнесла Анна Петровна.
– Не знаю. Но это очень оживляетъ петербургскій пейзажъ, не правда-ли? Между соснами и березами, посреди нашихъ «ванекъ», которыхъ тутъ больше чѣмъ колясокъ, и вдругъ такой выѣздъ… Какъ вы думаете, maman, не поставить-ли мнѣ въ число условій брачнаго контракта, чтобы мой мужъ умѣлъ править парою цугомъ?
Анна Петровна исподтишка вздохнула. Она не любила, когда дочь трунила надъ замужествомъ. Своимъ женскимъ и материнскимъ инстинктомъ она угадывала, что это подтруниванье – только маска, и что дочь очень тяготится своими двадцатью семью годами.
– Биби, Биби, ты видишь Валевскаго? – вдругъ быстро толкнула она дочь. – Вонъ ѣдетъ въ пролеткѣ, навстрѣчу. А между тѣмъ той, знаешь… кажется, нѣтъ сегодня.
Биби давно уже видѣла и Валевскаго, и даже то, чего не видѣла мамаша. На лицѣ ея опять появилась маленькая гримаса.