Что-то здесь не так. А что – мне пока не видно.
У меня вопросов – тьма. Дайте мне свечу!
Много должен я понять. Но порой обидно.
Я боюсь: вдруг этот груз мне не по плечу?
Лишь одни доступны нам потайные двери.
Их открыть совсем легко. Трудно – закрывать.
Параллельный разум там – я уже проверил.
Это книги. Их давно следует читать.
Там мой прииск, мой тайник, золотая россыпь.
Я могу закрыть глаза и увидеть свет.
В них порой ответы есть на мои вопросы,
А порою – лишь вопрос. А ответа нет.
До чего нас доведет тяга к постоянству?
Как увидеть новизну в том, к чему привык?
Нам знакомы лишь слова «Время» и «Пространство».
Две далекие звезды отделяет миг.
Кто безумец – кто поэт; тот злодей – тот гений.
Только тонкая черта отделяет их.
Кто я – ищущий свой путь или раб сомнений,
Или просто я чужой посреди своих?
Зарешечено окно из моей палаты.
И замо́к надежный есть на моих дверях.
Трудно будет вам достать здесь меня, ребята.
Я – свободен. А понять не пытайтесь зря.
апрель 2002
Как лёд
Отключите приборы шальные:
Я не слышу сквозь них тишину.
Я здоров. Это вы все больные —
Вы у вашего мира в плену.
Как же вы заблуждаетесь сильно!
Человек – он отнюдь не «венец».
Всё вокруг – декорации к фильму.
Скоро выплывет надпись «конец».
Как полет ощутить в самолете?
Самолеты не могут летать!
Вы Вселенной умом не поймете,
Ну, нельзя ее этим понять.
Не спросив – не получишь ответа,
Получив – вдруг неверно поймешь?
Но ведь кто-то увидит луч света —
Луч ударит по сердцу. Как нож.
Как жить дальше с немыслимой раной?
Как подняться, как действовать вновь?
Стало то, что привычно – вдруг странным,
Утекая в песок словно кровь.
Вы по миру на ощупь идете.
Вам приснилось что вы – наяву.
То, что жизнью вы гордо зовете,
Я совсем по-другому зову.
Эта истина слишком простая
Чтоб ее, не пугаясь, понять.
…Я как лед на руках ваших таю.
Не держите – прошу вас! – меня.
Я взлечу, уносимый надеждой
И помчусь на рассвет через мглу.
И останется тесной одеждой
Мое тело лежать на полу.
6 мая 2002
Кто-то изнутри
Это вновь произошло, взмыли с веток птицы.
Сердце с ними норовит – бьется, что есть сил.
Заворочался во мне тот, кому не спится,
И пока он там не спит – белый свет не мил.
Он и мне спать не дает – мучает, изводит,
Заставляет меня лезть в этот переплет.
По ночной квартире он вслед за мною бродит.
Мне совсем невмоготу – я ищу блокнот.
Лишь одно лекарство есть успокоить душу
(Вы не трогайте меня, я сейчас больной).
Если я не подчинюсь – он меня задушит,
Этот кто-то изнутри, экзекутор мой.
Я терзаю свой блокнот и перо кусаю.
Ночь мелеет, дождь шуршит, сладкий чай остыл.
Словно жилы на кулак строчки я мотаю —
Я тяну их из себя из последних сил.
Ядом капаю на лист будто змей – из пасти.
Или это только кровь черная моя?
У чернильницы есть дно – к горю или к счастью?
И бумага стерпит все. Хватит ли меня?
Задремал мучитель мой. Только мне не спится.
Закурил бы – вот беда, не курю ведь я.
И, забытый до поры, словно крылья птица,
Расправляет мой блокнот мятые края.
Для кого я написал эту рифмо-повесть?
Может быть, ее прочтет только тишина.
Что-то есть внутри меня. Видно, это Совесть.
Мне теперь не по себе, если спит она.
16 мая 2002
Разбавленное солнце
Прорвались весны отголоски
Сквозь бельма немытых окон.
Две влажных соленых полоски
Терзали лица полигон.
Мне солнце – не ярче лучины,
Земля – как дыра, а не шар.
Болит за решеткой грудины
Прижатая сердцем душа.
Я крылья сложил в миг экстрима —
Их склеила липкая ложь.
Упал я в глазах у любимой
На правды отточенный нож.
Борясь за любовь и за дружбу,
Я душу в боях расплескал.
И сил нет собрать эту лужу.
И смотрит оттуда тоска.
Я лужу души попытался
В граненый стакан собирать.
Но понял, как только проспался:
Мне заново всё начинать.
Я множил пустые попытки,
Но ясно мне стало как снег:
Нет истины в горьком напитке,
Есть истина в личной вине.
Мне выходом стало забвенье,
Блеснули зрачки из-под мглы.
И остановилось мгновенье
На скошенном зубе иглы.
Запутались нервы как стропы,
Звенели, рвались тетивой.
Я вены иллюзией штопал —
Сочащейся черной иглой.
Наверно, я должен вернуться
И вновь попытаться начать.
Мне надо скорее проснуться —
Иначе мне больше не встать.
Мне нужно ни много, ни мало —
Как воздух, как память, как кровь, —
Чтоб верила мне, доверяла,
Избитая мною любовь.
Верни меня, я умоляю!
Мне руку свою протяни.
Я свет твоих глаз ожидаю,
Как аэродрома огни.
Брыкается сердце устало,
Пульсирует дурь в голове.
Я помню, что мне надо мало —
Кусочек Вселенной моей.
Я замер. Я страхом стреножен.
Я много, видать, попросил.
Мурашками бродят по коже
Остатки разрозненных сил.
Мне снится, что я поднимаюсь,
Что пыльные шторы сорвал.
Я маюсь… Я с треском ломаюсь!..
Но я все лежу, как лежал.
Нависла тоска надо мною,
Как будто стеклянный колпак.
Сейчас я дорогу открою,
Сейчас… Я сжимаю кулак…
Зима заглянула в оконце,
Сквозь битые стекла дыша.
Застыла разбавленным солнцем
В замерзшем стакане душа.
25-27 июня 2002
Покинутым скворечням
Говорят, на земле лишь любовь будет вечно.
Только ей будоражить сердца вновь и вновь.
Но подобно скворцам, что бросают скворечни,
Улетает куда-то из сердца любовь.
Ведь весна как ручей снеговой – быстротечна.
Очень редко случается наоборот.
Никому не дано запереть свой скворечник,
Потому что в неволе любовь не живет.
Что останется в сердце, покинутом ею?
Только веры лоскут и осколки надежд.
Не всегда мы любовь бережем и лелеем,
Не меняем на ней обветшалых одежд.
Не держите сердца́ в запустеньи унылом,
Пусть там будет тепло – ведь еще не конец.
Чтоб дождаться весну, пусть отыщутся силы
И вернется опять в ваше сердце скворец.
Пусть меняет любовь словно птица скворечни,
Затевая в сердцах волшебства круговерть.
Ведь доступно любви лишь понятие ВЕЧНО
И совсем не доступно понятие СМЕРТЬ.
19-20 июля 2002
Разговор
Поэту Александру Башлачеву
Я не сплю. Нет, не сплю. И все это не бред.
Я пишу – хоть и нет, вроде, сил —
Потому что стихами к поэту поэт
Обращался всегда на Руси.
Я с тобой не знаком был до этой поры —
Не заметил свечу на ветру.
Я недавно совсем твои песни открыл
И твой голос на лезвиях струн.
Потолкуем, земляк! Нам найдется о чем.
Нереальность беседы – не в счет.
Сядем рядом, Сашок. Пусть мы оба не пьем:
Ты – уже́, а я, видно – еще.
Я, наверное, все до конца не пойму
И не вправе я так донимать.
Не легко на душе и не ясно уму…
Но мне многое нужно понять.
Почему своей кровью ты точку в строке
Сам поставил, вдруг встав на краю?
Ну, зачем колокольчик ты сжал в кулаке?
Ведь они в кулаках не поют!
Ты писал и не верил, что будут и те,
Кто услышит тебя и поймет.
Неужели ты по́нятым быть расхотел,
Не желая пойти через брод?
Пережить равнодушия ты не сумел
Потому что неровно дышал.
Ты от боли кричал, а все думали – пел…
Так рвалась на свободу душа.
Ты рогов дорисованных трогать не стал
На иконе своей все равно.
Почему ты нашел этот выход не там
И за двери вдруг принял окно?!
…Ты поешь мне в ответ о терзаньях своих —
Я кассету кручу взад-вперед,
И надеюсь понять через песни твои
Своей жизни кривой переплет.
Как сорваться с насиженных мест, как с креста,
Чтобы ближнему делом помочь?
Как догнать – но не вплавь! – в море злобы Христа,
Босиком уходящего прочь.
Есть у всех рубежи. У меня – в тридцать три.
Будто умер. С креста уже снят.
Только чудится мне – воскресает внутри
Кто-то лучше и чище меня.
Мне так много всего еще нужно нагнать,
Чтобы чувствовать так же, как ты.
Мне собою самим предстоит еще стать,
Изводя меловые листы.
Вот такой разговор. Ты меня уж прости,
Что я душу бере́дил твою.
Я ищу, как в себе еще сил наскрести,
Чтоб найти снова душу свою.
Я опять сам не свой. Но все это – не бред.
Я пишу, хоть и нет, вроде, сил.
Мне, наверное, просто был нужен совет.
И его я уже получил.
1-8 июля 2002
Рельсы
Помнишь, рельсы к горизонту мчались,
Отражая солнце золотое?
То, что вдалеке они встречались
Лишь иллюзия, как зеркало кривое.
А они бегут, друг к другу жмутся,
Шпалы между ними словно строфы.
Вдруг они и, правда, так сойдутся?
Это значит – будет катастрофа.
26 августа 2002
Сердцебиение
Что-то в мире не так.
Отчего-то тоска.
Сердце бьется не в такт
В поседевших висках.
От настигшей весны
Я уйти не сумел.
Мне б вдохнуть тишины —
Я от слов захмелел.
По кругам от шагов
Не успею я вплавь.
От пьянящих стихов —
Беспробудная явь.
Я себя разливал
На ладони листов.
Проливая, листал
Эти пригоршни слов.
Нет бы, мучился сам
И себе бы пенял —
Я же близким, друзьям,
Свою брагу вливал.
Больно ранят листы —
В них срифмованный яд.
Тихо тлеют мосты,
Да гореть не хотят.
Я в бреду – через брод.
Я ведь грешен – не свят!
И никак не берет
Меня собственный яд.
Сердце, все же, болит
Если – ниже травы.
Но ведь совесть – не спиД.
Это лечат – увы.
Вот и чувства не в новь —
Сам себе стал чужой —
Если вместо «любовь»
Написал вдруг «любой».
Будет мир как тюрьма,
Если жить не любя.
Так не сходят с ума —
Так теряют себя.
Осень – жизнь вполсвечи
Или яркая смерть?
Выбирать научись —
Падать или лететь.
Сердцем все не понять,
Не достанешь до дна.
Если жалость не смять,
Станет жалом она.
Звук бумаги вразрыв
Я теперь не терплю.
Будто нож, будто взрыв,
Рвет он душу мою.
…Откричался, устал.
Строчек пульс поутих.
Сердцем я отстучал
Этот кардиостих.
Мне б язык подвязать,
Что-то стал я речист.
Надо б яду принять —
Перечту этот лист.
12-19 августа 2002
…за миг до…
Опадает листва, поседевшая золотом —
Иногда предстоит умереть, чтобы жить.
Вот молчанье уже стуком сердца расколото.
Где мне взять тишины – стон души заглушить?
Сквозь чужие слова и бессилие губ немых,
Сквозь бетон колеи безупречных невежд,
Ты глядишь на меня и в глазах твоих ливневых
Тонет лодка моих сумасшедших надежд.
Что услышу в ответ на свое откровение?
Что отвечу я сам, услыхав приговор?
Растворятся ль в судьбе ледяные мгновения
Или жизнь разметают лавиною с гор?
…Опрокинется мир вдруг часами песочными —
Станет снегом вода, станет прозою стих —
Коль засыплют меня прописные и строчные
Буквы страшного НЕТ с губ дрожащих твоих.
Поплывут берега вдоль реки обездвиженной,
Отпирая замки́ бесполезных мостов.
Запрокинет свой зоб в небо месяц обиженный,
Чтоб оплакать медведицы звездный остов.
…На ресницах твоих искры солнца нанизаны —
Нить надежды прочней для меня, чем канат —
Над нависшими в жизни глухими карнизами
Будет радугой мне твой теплеющий взгляд.
Я за миг до беды или счастья заветного.
Нет дороги назад, все решается здесь.
Недостоин, боюсь, я чего-то ответного.
Мне, наверное, много того, что ты – есть.
11-16 сентября 2002
Не бойся, не верь, не проси
Свободную душу схватили
и два белоснежных крыла,
взяв ножницы, укоротили —
чтоб больше летать не могла.
И в тесное тело впихнули,
как будто надев кандалы,
и с Неба на Землю швырнули —
в тюрьму из рассветов и мглы.
И память о Небе отняли,
и страшный отмерили срок.
Надежды немного ей дали
и Веры горячий глоток.
И в страхе потерянно бродит
ушедшая в пятки душа.
Нигде не укрыться – находят
и всё испытанья вершат.
Рискуя душевным здоровьем,
инъекции делают в кровь
и травят великой Любовью,
коль выдохлась просто любовь.
И рвут, если струны не прочны,
и бьют – да туда, где больней, —
и освобождают досрочно
любимых и близких людей.
А время то медлит жестоко,