Всеобщее избирательное право на Западе

Раз двухстепенная система обратилась в формальность, то она вредна уже, как всякая ненужная формальность, замедляющая и затрудняющая ход государственной машины. Но вред её более значителен. Не достигая своей цели, она иногда в то же время прямо искажает народное голосование, внося в него элемент случайности. Перед нами выборщик, избранный 99 голосами против 1, и другой, избранный 51 против 49. На чашки весов, решающих окончательную судьбу выборов, один бросает 99 голосов, другой 51, и 99 весят столько же, сколько 51. В результате случается иногда избрание президента большинством голосов выборщиков, но меньшинством народных голосов. Если бы тут сказывалась хоть какая-нибудь закономерность, если бы тут проявлялось хотя бы преобладание какого-нибудь класса, то эту форму избрания можно было бы защищать хоть с какой-нибудь точки зрения. Но тут мы видим действие простой, бессмысленной случайности. В Америке её оправдывает теперь столетие существования, – и только. В Пруссии двухстепенные выборы обратились почти в такую же фикцию, притом совершенно одинаково в политически развитых городских центрах и самых отсталых деревнях. Везде агитация ведется за кандидата на депутатское место и везде списки выборщиков составляются соответственно с тем, за кого они обещались вотировать. В Пруссии, правда, выборщикам представляется иногда задача, несколько более сложная, чем задача явиться в избирательное бюро и громко произнести имя своего кандидата. Когда голоса выборщиков разделились между несколькими кандидатами и вследствие этого предстоит перебаллотировка, то выборщикам нужно решить за избирателей, кого из не вполне симпатичных им кандидатов они считают более подходящим или, по крайней мере, «меньшим злом». Здесь уже начинается до некоторой степени самостоятельная роль выборщиков и вместе с тем здесь особенно явственным делается вся искусственность двухстепенной выборной системы. Избиратели были признаны способными (фактически) наметить своего кандидата в парламент; они поэтому нисколько в сущности не интересовались личностью посредника между ними и своим кандидатом, и выбирали без особенного разбора. И вот этому случайному человеку предстоит решать сложный вопрос за своих доверителей, не имея возможности получить от них инструкции. Предположим, что он выбран, как свободомыслящий: но его кандидат провалился, и ему надо решить вопрос, кто из двух неприятных кандидатов, социал-демократ или антисемит менее неприятен для его избирателей. Решит этот вопрос он, конечно, на основании своего убеждения, которое может не совпадать с убеждением его избирателей.

И вот тогда, когда двухстепенная система оказывается вполне или отчасти не фикцией, тогда депутат оказывается избранником не избирателей, а особенной коллегии, убеждения которой не тождественны с убеждениями избирателей. Они и не могут быть тождественны. Я могу вотировать за А, В или С, убежденный, что эти лица понимают политические вопросы и сумеют правильно исполнять депутатские обязанности; из этого, однако, никоим образом не следует, чтобы я был вполне солидарен со всеми мнениями этих лиц А, В или С, в особенности в том, что касается оценки личностей, и чтобы лица, намеченные этими А, В или С были бы и для меня излюбленными людьми.

– Но в этом-то и задача, – отвечают сторонники двухстепенных выборов^[7]); – конечно, лицо, избранное коллегией выборщиков, будет не то же самое лицо, которое было бы избрано непосредственно избирателями, если только выборщики остановят свой выбор на нём после серьезного обдумывания и обсуждения, а не обратят второй стадии выборов в пустую формальность, как это, к сожалению, случилось в Соединенных Штатах и отчасти в Пруссии; но это-то и желательно. Мы не доверяем здравому политическому смыслу избирателей и потому переносим избрание в другую коллегию, состоящую из людей, более развитых: однако эта коллегия не чужда народу; нет, она находится с ними в живом общении. Каждая деревня имеет своих грамотеев, своих интеллигентов. Они-то и должны быть выборщиками и, конечно, их выбор будет сделан благоразумнее, чем выбор, произведенный серою мужицкою массою. Где гарантия, что она не поддастся на удочку красивых фраз и широких обещаний? Разве она знает биографии тех деятелей, которые добиваются её голосов? Разве она, никогда не жившая сознательной политической жизнью, сумеет разобраться в политич. задачах и оценить полит. программы? Не лучше ли избавить её от непосильной задачи и возложить её на более способных для её разрешения? И если не навсегда, то на первое время. Потом она обучится в школе политической жизни, – и тогда, конечно, не будет более надобности водить её на помочах.