13.
Штенгель
Недопонимание происходящих событий терзало капитана Гельмута Штенгеля. Он пришел в Тайную стражу восемь лет назад и все эти годы потратил на то, чтобы следить за преступниками Старой Гавани. Ему было восемнадцать, когда он встретился с Густавом Кремором, а сейчас двадцать шесть, и он не понимал, как у этих не видевших ничего кроме своего приюта и окрестных улиц мальчишек, все получается. Не всегда гладко и ровно, но получается и, чего таиться, гораздо лучше, чем у него, опытнейшего профессионала. Волчата действовали по какому-то наитию, и оно, это чувство, полностью заменяло им трезвый расчет, а заодно и опыт. На это, и только на это, капитан мог списать все их успехи…
После того как Кривой Руг назначил его опекуном и учителем дромских сирот, он обрадовался. Задача выполнена, теперь он сможет влиять на мальчишек, которые всегда будут под присмотром. Однако радость Штенгеля была преждевременной, поскольку дромы всегда действовали по своему разумению. Он говорил, какую банду малолетней босоты требуется остерегаться особо, и с ними надо договориться. Но дромы приходили в логово босяцкого главаря Рыбаря и убивали его. Просто и доходчиво, как и в каждом деле, в котором они принимали участие.
Впрочем, по порядку. Практически сразу, отправившись в Штангорд, дромы привели в Старую Гавань своих «гвардейцев», беспризорников с улицы Красильщиков. После чего выпросили у прижимистого вышибалы «Отличного Улова» здоровяка Гонзо старое оружие, и раздали этим парням. Ладно бы только это. Но их вожак Пламен, то ли уговорил, то ли приказал, и Лысый стал с ними заниматься. С самого раннего утра он собирал на заднем дворе таверны оборвышей и учил их стрелять из арбалетов, метать ножи, а заодно рассказывал о местных подростковых бандах. Точнее сказать, обучал он сначала дромов, а они всех остальных. Отличная метода. Учишься сам и тут же, обучая других, закрепляешь материал.
С тех пор как в Старой Гавани сменилась власть, прошло два месяца, а Кривой Руг уже крепко прибрал район к своим загребущим рукам, и в этом была некоторая заслуга мальчишек. Неспешно пройдясь по окрестностям, они подошли к делу с четкой уверенностью, что точно необходимо сделать.
Первым делом они собрали в кучу тех, кто по каким-то причинам не состоял в бандах или был из них изгнан и, в основном это касалось сынков сбежавшего Папаши Бро. Босяки, которые раньше перед ними несколько заискивали, изгнали их из своего круга и сделали отверженными. Изгнать-то изгнали. А Пламен со своими братьями, наоборот, пригрел. Чепуха? Может быть, и Лысому казалось, что ничего из этого не выйдет. Однако два десятка местных беспризорников во главе с Квирином Иглой и полтора десятка городских бродяжек, вооруженных и обозленных на весь белый свет – это уже сила.
Следующий шаг был логичен. Есть сила – используй. И ничто не мешало дромским мальчишкам вызвать в выделенный для них неподалеку от «Отличного Улова» просторный дом всех местных вожаков, а затем договориться о мирном сосуществовании. Но и тут они поступили по-своему. Собрали своих босяков в отряд, разбили их на десятки, и сами прошлись по местам скопления молодых воришек.
Три дня Старая Гавань гудела и дошло до того, что взрослые воры пришли жаловаться на беспредел дромов. И Лысый, как назначенный Кривым Ругом наставник мальчишек, при этом разговоре присутствовал.
– Кривой, – над новым паханом Старой Гавани и Лысым, которые расположились за столом, возвышалась гора мяса и мускулов, профессиональный выбиватель долгов, Быча. – Ты нас проредил. Пусть. Это ваши с Папашей Бро дела были, понимаем и зла на тебя не держим. Ты стал самым главным в Старой Гавани и держателем общака. Пусть. Но зачем теперь беспредел творишь?
– Беспредел это не дело, – поддакнул ему старый и авторитетный щипач Серебрянка, ездивший на «гастроли» по городам герцогства и только недавно вернувшийся в город. Он точно был не в теме и при разгроме сторонников Папаши Бро не пострадал. Поэтому его пригласили как свидетеля и арбитра.
– Где вы беспредел увидели? – в ответ, буром попер Кривой Руг. – Пащенки ваши первыми одного из моих пырнули. Разговор начал ты, Быча. А потому спрос с тебя. Признаешь?
– Пырнули, – насупившись, согласился Быча. – Так пусть одного накажут или на воровской суд выведут. Это не по понятиям всю банду под корень вырезать.
– Не всех убили, а трех из десяти, так что не гони понапрасну, – прищурившись, парировал хозяин района, и от его недоброго взгляда Штенгелю стало немного не по себе. – Этому идиоту Рыбарю доступно объяснили, кто теперь над их вольницей старший. Он не внял, за что и получил в голову болт. Еще вопросы есть?
– Так, как же, – Быча растерялся, поскольку думал, что его слова будут иметь вес, – они же и на взрослых воров кидаются.
– На кого? – чуть приподнялся из-за стола Руг.
– На Каленого, на Свата и Торопыгу.
– Ты хочешь по понятиям, по законам Старой Гавани, все решить?
– Да, – подтвердил туповатый Быча и этим подписал смертный приговор трем ворам, которых назвал.
– Где они?
Из-за широкой спины Бычи показались жестоко избитые воры и Кривой Руг, уставившись на них, спросил:
– Вы напали на моих людей?
– Да какие это люди, сопляки, – раздухарился один из воров, долговязый Торопыга, ранее бывший на побегушках у Папаши Бро.
– Спрашиваю в последний раз. Вы напали на моих людей? – Руг начинал впадать в бешенство.
– Мы чего, видим драка идет, вот и присоединились, – примирительно выставив перед собой пустые ладони рук, сказал Сват.
– Получается, вы первыми начали?
– Ну… – замялись избитые воры.
– Где парни? – выкрикнул Кривой Руг.
Тут же со двора появился Пламен. Остальные дромы от своих занятий на импровизированном тренировочном поле отрываться не стали. Мальчишка встал сбоку от стола, между Ругом и ворами, которые выглядели бедными родственниками, прибывшими просить о помощи.
– Вызывал? – спросил Пламен покровителя.
– Рассказывай, как дело было, – тот кивнул на воров. – С самого начала.
– Нам было поручено приглядывать за местными босяками и заниматься тем же, чем раньше занимался он, – Пламен посмотрел на Торопыгу. – То есть следить, чтобы не было сильных претензий от стражников и собирать долю в общак. Мы прошлись по всем общинам и группам, но везде встретили отказ. В результате были вынуждены применить силу. Дошли до Рыбаря. Он отказал и заявил, что не подчиняется Кривому Ругу, потому что всю долю отдает, как и прежде, Торопыге. Одного из наших на выходе ударили заточкой в бок. Пришлось вернуться и пристрелить троих, включая Рыбаря. Еще двоих покалечили, так вышло. Пока с босотой Рыбаря разбирались, вмешались эти трое, – снова кивок в сторону воров. – Они бросились на нас с ножами, и мы ответили. Однако никого убивать не стали. Закон мы уважаем и первыми руку на старших не поднимали.
Пламен закончил, а Кривой Руг в полной тишине спросил понявших, что беда уже рядом, воров:
– Получается, два месяца вы собираете с босяков долю, а я про это ничего не знаю?
– Мы хотели отдать, – поеживаясь, ответил Торопыга, – но как-то не получалось.
Хозяин Старой Гавани обратился к Серебрянке:
– Ты авторитетный вор, Серебрянка. Рассуди, что за крысятничество бывает?
– Смерть! – старик сказал только одно слово.
– А ты, Быча, не с ними в доле был, что за них вписываешься? – спросил Руг громилу.
– Я ничего не знал, – тут же отказался от друзей Быча. – Они сами по себе, а я сам по себе.
– И что с этими козлами делать? Какое наказание им назначить?
Быча бросил на избитую троицу взгляд, а затем, со вздохом, отвернулся и пробурчал:
– Смерть!
Воров, попавшихся на столь неблаговидном деле как крысятничество, подхватили под руки люди Кривого Руга и утащили в подвал. Серебрянка и Быча таверну покинули сразу, а Кривой спросил Пламена:
– Ты ведь знал, что так получится?
– Да, знал, – парень все так же, не шевелясь, стоял на одном месте.
– Иначе никак нельзя было поступить?
– По-другому целый год надо народ к себе приучать. А мы по-простому. Вожаков поломали, кто против был. А остальные уже не спорили.
– Ладно, иди работай, – Кривой Руг разрешающе взмахнул рукой и еле слышно пробормотал вслед Пламену: – Отморозок. Прям как я в юности.
Пламен ушел и Штенгель, еще некоторое время посидев с Ругом, направился за ним вслед. Вышел на свежий воздух, вдохнул полной грудью и спросил стоявшего рядом Пламена:
– Что дальше делать думаете?
– Работать, – ответил Пламен, перебирая сваленные в кучу ножи, которые были добыты на бандитских хавирах. – Твоя помощь нужна будет, Лысый.
– Какая?
– Мы хотим один дом богатый выставить, и нам потребуется опытный вор-домушник, который бы все захоронки хозяев нашел. Пойдешь с нами?
– Наобум, нет, – сказал капитан. – Надо самому место посмотреть и определиться.
– Хорошо, сегодня в ночь пойдем, посмотрим, – Пламен выбрал себе нож, отличнейший дромский боевой кинжал, непонятно как оказавшийся у безвременно ушедшего в иной мир Рыбаря. – Какой хороший и удобный нож, словно влитой в руке сидит. Лысый, можешь о нем что-то сказать?
– Дромский боевой клинок, стандартный. Использовался разведчиками и пограничниками. Может быть, твой отец точно такой же носил.
– Жаль, не знали сразу, а то спросили бы Рыбаря, где он его достал, – заметил Пламен. – Ничего, выживших босяков спросим.
Штенгель протянул руку и сказал:
– Ладно, давай нож, и Звенислава с Курбатом кликни. Повторим основные стойки, а заодно про этот клинок расскажу.
Дромы собрались вместе и Штенгель, повертев в руках нож, начал:
– Смотрите и запоминайте. Это один из самых лучших боевых ножей, какие только были придуманы человеком. Дромы называли такие «иби». Он имеет листовидную форму и одинаково эффективен как колющее, так и режущее оружие. Именно такая форма повышает его проникающие свойства при колющих ударах. А отличная заточка при неровной линии лезвия делает его превосходным режущим инструментом. От нижнего ограничителя до трети длины лезвия одна сторона клинка имеет зубчатую заточку. Для чего это делается?
Капитан посмотрел на Курбата и горбун ответил:
– Думаю, что такая заточка не дает противнику захватывать и блокировать клинок руками и, конечно, так наносятся более длинные и глубокие резаные раны.
– Правильно, – продолжил Штенгель. – Обратите внимание на клинок. Сам по себе нож тридцать сантиметров, а длина клинка восемнадцать. От зубчатой заточки до острия идет гладкая заточка, а с его другой стороны обратная заточка. От острия спуски и в середине лезвия сделаны долы. Идеальное оружие ближнего боя, вам бы всем такие надо достать.
– В квартал Оружейников сходить надо, тем более, давно собирались, – сказал Пламен.
– А деньги у вас есть? – капитан усмехнулся.
– Найдутся, – голос Пламена был серьезен.
– Ну и хорошо, – Штенгель бросил дромский боевой нож, чуть в сторону от Звенислава, который рассеянно смотрел на хмурые облака, несущие в Штангорд то ли дождь, то ли снег.
Подловить парня не получилось, он ловко подпрыгнул, перехватил нож в воздухе и, застыв на полусогнутых ногах, направил клинок ножа вниз.
«С каждым разом все лучше и лучше, – подметил капитан, глядя на Звенислава, – правильная фронтальная стойка, ноги полусогнуты, нож в правой руке и готов к бою, хоть против меня, хоть против всего мира.
Опять ворохнулось в душе капитана непонимание. Может быть, даже с примесью зависти к мальчишкам. После чего он отправил парней заниматься дальше, а сам пошел в город.
14.
Штенгель
Покинув Старую Гавань, Штенгель неспешно шел по улицам Штангорда и разглядывал дома. И если бы за ним следом увязался хвост, то шпион подумал бы, что вор-домушник присматривает себе работенку на ночь. Однако это было не так. Поскольку Лысый шел на встречу с Корном, которая была назначена в харчевне неподалеку от Белого Города. И, двигаясь определенным маршрутом, он знал, что сейчас за ним пристально наблюдают два человека из Тайной стражи, которые проверяют, нет ли за ним слежки.
Харчевня, в которую вошел Штенгель, была самым обычным и ничем не примечательным гильдейским заведением. Каждый вечер здесь собирались ткачи, и все кто имел какое-то отношение к этому делу. На стенах были развешаны гобелены, а в углу стояли бюсты прежних герцогов, которые даровали Гильдии Ткачей некоторые привилегии. В остальном же все было, как и везде: столы, лавки, запахи еды и пива. В этот час, обычно, здесь было немноголюдно и хозяина особо не волновало, кто сидит за столами.
Штенгель прошел в закуток, который не просматривался от входа, заказал копченого мяса и кружку пива. После чего к нему подсел Корн, который заказал то же самое, что и капитан.
Заказ принесли быстро и филер, оставшийся в группе за старшего, сказал:
– Все чисто, капитан, за вами никто не шел.
Штенгель удовлетворенно кивнул и спросил:
– Что нового?
– Мальчишки ночами по городу бродят. Бывает, что беспризорников за собой таскают. Как вы и велели, постоянно за ними не ходим, но издалека посматриваем. Сами понимаете, господин капитан, видим мы не все. Но в основном они крутятся вокруг дома госпожи Эрмины Хайлер.
– Это бывшая директрисса сиротского приюта?
– Так точно, господин капитан. Что-то они против нее злоумышляют. Может быть, предупредить женщину об опасности, пусть уедет?
– Нет, Корн. Это редкостная тварь, справки про нее я наводил. Так что пусть все будет, как суждено. От Фриге Нойма новости были?
– Известно только, что он прибыл в Эльмайнор. Больше ничего.
– А что наше начальство говорит?
– Ничего нового: усилить работу, убыстрить, предоставить четкий план, дать определенные результаты. В целом, они довольны, и граф Таран, и Хайнтли Дортрас. Только вот… – филер замялся.
– Говори уже, раз начал, – подстегнул его Штенгель.
– Конечно, мне не по чину обсуждать начальство. Но складывается впечатление, что в городе готовится измена, а Тайная стража не в курсе.
– Как измена? – удивился капитан. – Давай подробней.
– Через месяц свадьба молодого герцога и в город начинают прибывать дворяне из провинции. А мы с напарниками там свою службу тянули. Поэтому знаем провинциалов как облупленных и заметили некоторые странности.
– Например?
Прибыл барон Финнер, дружина у него три калеки отставных. А теперь при нем три десятка справных солдат. Спрашивается – откуда? Вчера видели графа Больтронга. Так он только называется графом, голь перекатная. А сейчас с ним сорок наемников. Таких дворян мы уже с десяток насчитали, мимоходом, пока по Штангорду ходили. И все это совпадает с тем, что на Каримских железоделательных рудниках вспыхнуло восстание рабочих, и некоторые столичные полки были отосланы из города.
– Думаешь, что это неспроста?
– Уверен, – голос филера был тих. – В Кариме народ спокойный и обстоятельный, там бунтовать не будут.
– Графу Тарану докладывал?
– Сегодня утром на прием ходил и на месте его не застал. Только секретарю докладную записку оставил, надменный такой, щенок.
– Зря ты так поступил, Корн.
– Сам понимаю, что надо было личный доклад сделать. Да чего уж теперь…
На улице раздался шум, звон стали, крики, и в харчевню влетел оставленный наблюдать за входом сыщик, который зажимал окровавленный бок.
– Бегите! – выкрикнул он. – Измена!
Это были его последние слова, поскольку позади филера возникла голова человека в шлеме, а из тела показалось острие меча.
Оттолкнувший уже мертвого сыщика с дороги воин, первым влетевший в харчевню, видимо, по привычке, выдохнул, выдергивая меч из тела:
– Во славу Ятгве! Смерть неверным и необрезанным!
– Наемники! – выдохнул Корн.
– На крышу, – сказал Штенгель.
– Я прикрою, – Корн выхватил короткий меч.
– За мной, оторвемся, – потянул его за собой капитан.
Двоем они рванулись по лестнице на крышу, и не зря Штенгель излазил все окрестности, ибо не первый год использовал это место для тайных встреч. Поэтому они оторвались. С крыши харчевни они перешли на другую, потом еще, и еще. Миновали квартал и только после этого спустились вниз.
Капитан выглянул из тесного переулка. Никого постороннего не видно, только патруль Городской стражи, наверняка, извещенный о беспорядках, топая сапогами, пробежал в сторону харчевни.
– Надо доложить, – сказал Корн, пряча свой меч обратно под плащ.
– Подожди, – придержал его Штенгель. – А вдруг это Таран главный изменник?
– Не может быть, – Корн был категоричен.
– Может или не может. Не нам с тобой судить. Но наемники за тобой приходили. А докладную записку ты ему оставлял. Вывод очевиден и напрашивается сам собой, секретарь или граф.
– Да, секретарь это. Я уверен.
– А секретаря, кто на это место сажал?
Корн задумался и спросил:
– Что делать?
– К Хайнтли Дортрасу пойдем. Тем более к городскому храму ближе, чем к замку.
– Давай, – согласился филер.
Они быстрым шагом направились к храму Белгора, величественному зданию на площади Первого Откровения.
В воздухе застыло напряжение и ожидание чего-то нехорошего. Прохожих было на удивление мало. Патрули стражников на своих постах отсутствовали и уже на подходе, выйдя на храмовую площадь, Штенгель и Корн снова столкнулись с преследователями. Два десятка наемником под предводительством двух лейтенантов Тайной стражи с ясно видимыми серебряными бляхами поверх форменных мундиров, шли по параллельной улице и выдвинулись на площадь одновременно с ними.
– Бегом! – выкрикнул капитан и длинными прыжками помчался к храму.
– Догнать их! – выкрикнул один из лейтенантов Тайной стражи.
– Не дайте им уйти! – вторил ему второй, и наемники, словно стая хищников, загоняющих травоядного зверя, рванулись за ними вслед.
Однако спасительную для себя гонку капитан и сыщик выиграли. И в вечной борьбе за жизнь одержали еще одну маленькую, но чрезвычайно важную, победу. Они вбежали в распахнутые настежь двери храма, проскочили мимо жрецов, несущих в этом месте постоянную стражу, и припали к статуе Белгора, общегосударственной святыне. Как бы ни повернулось дело, но каждый, кто коснулся статуи бога, получал защиту и неприкосновенность. Другое дело, что порой жрецы карали за совершенное деяние более строго, чем официальная власть. Наемники вломились следом, но были остановлены суровым голосом представительного жреца-охранника, который раскатился по огромному залу и отразился от свода:
– Стойте, нечестивцы! Как посмели вы, с оружием в руках, ворваться в храм божий?
– Пошел в сторону, святоша! – откликнулся передовой наемник, с уверенным видом, обнажив меч, приближаясь к статуе.
– Всем оставаться на своих местах! Работает Тайная стража! – выкрикнул лейтенант, вошедший вслед за наемниками.
– Вам что, – пророкотал голос жреца, – законы не писаны!? Вон из храма!
– Эти двое преступники, – заявил лейтенант, – и мы заберем их в любом случае.
Жрец не на шутку обозлился на нахальных гостей. После чего быстро пробормотал что-то под нос, положил левую ладонь на амулет, который висел на груди, и сказал:
– Да простится мне, что за веру нашу, силу твою, отец-прародитель, использую не по предназначению.
Из руки жреца вылетело полупрозрачное почти невидимое человеческим глазом облако. В воздухе оно моментально развернулось в густую паутину и накрыло наемников вместе с лейтенантами Тайной стражи. Те застыли, как если бы впали в сон, а затем рухнули на выложенный цветной плиткой пол храмового зала. С виду они вроде остались живы, по крайней мере, кто был ближе к Штенгелю, дышали. А жрец отряхнул ладони, будто сбивая пыль, развернулся к Штенгелю и спросил:
– Кто таковы будете?
– Капитан Штенгель, Тайная стража, выполняю личное задание Верховного Жреца Хайнтли Дортраса и герцога Конрада Четвертого, – ответил капитан, отпуская прохладный мрамор статуи.
– Старший сыщик-наблюдатель Корн, Тайная стража, – вслед за капитаном представился филер.
– Вона как, – пробасил жрец. – А чего это вы со своими не поделили? Впрочем, не мое это дело, и мирские хлопоты не должны занимать истинного служителя веры.
– Нам срочно нужен верховный жрец, – сказал Штенгель.
– А нет его, в замке он, – жрец ответил и пошел обратно на свой пост у входа, где два его сменщика с невозмутимым видом продолжали нести свою службу.
– Постой, жрец.
– Чего тебе, капитан? Зачем тревожишь меня своими мирскими делами?
– Это дело напрямую касается жрецов. В городе начинается мятеж и направлен он не только против герцога, но и против нашей веры.
– Есть доказательства? – жрец нахмурился и даже невозмутимые стражники на входе повернули головы, вслушиваясь в слова Штенгеля.
– Вот эти, – капитан кивнул на лежащих наемников. – Выкрикивали славу богу Ятгве, а еще кляли нас как еретиков и язычников.
– Что-то еще?
Штенгель подошел к одному из лейтенантов и, сдернув с него серебряную бляху, внимательно осмотрел ее и заключил:
– Подделка. Это липовые офицеры Тайной стражи. Напомню, каждая такая бляха, освящена в храме Белгора. Следовательно, подделка такого опознавательного знака есть преступление и перед богом.
– И что ты хочешь от нас, капитан? – жрец принял из рук Штенгеля бляху, поводил над ней рукой и брезгливо отшвырнул в сторону.
– Надо пробиться в замок, помочь герцогу и верховному жрецу.
– Верховный жрец силен, на то он и верховный, – отозвался жрец. – Однако если здесь замешана чужая вера и речь зашла о еретиках, надо ему помочь.
Жрец повернулся к охранникам:
– Братья, вызывайте всех, кто нынче в храме святом. Постоим за веру нашу.
– Благодарю, достопочтенный, – Штенгель склонился в поклоне перед служителем Белгора.
– Не торопись благодарить, капитан, – жрец поднял вверх правую руку. – Если ты ошибся, то понесешь за свою ложь суровое наказание. Неважно, случайно ты солгал или преднамеренно.
– Я готов. Только поторопитесь.