Перед последним, самым мучительным погружением я почти с облегчением подумал, что всему на этом свете приходит конец. Сил сопротивляться не осталось, я осознанно «вдохнул» воду и отключился, будучи уверенным, что уже навсегда.
***
Из доклада оперативного сотрудника ЦРУ Майкла Митчелла:
«После отстранения я связался с заместителем директора разведцентра в Лэнгли. Это было вынужденное нарушение субординации. Меня вызвали для доклада в Вашингтон. Я изложил ситуацию, выразил несогласие с методами полковника Хабборта, которые, по моему мнению, поставили под угрозу весь дальнейший ход операции «Заслон». Также я предложил попробовать альтернативный метод снятия блока памяти у Смелкова, комбинацию работы психолога и препарата «Маат», действующего по принципу сыворотки правды. По распоряжению заместителя директора меня восстановили в проекте. Я вернулся на Аляску с приказом о прекращении применения к Смелкову радикальных методов воздействия и о начале альтернативных мероприятий по разблокировке памяти. Вместе со мной из Лэнгли прилетела штатный профессор психологии Ода Мэй Льюис…»
Я пришел в себя в больничной палате. Дежавю. Рядом с моей кроватью на стуле дремал Майкл, но стоило мне пошевелиться, он захлопотал, как заботливая тетушка.
– Сергей, как вы? Хотите что-нибудь?
– Оставьте меня в покое, – выдавил я, и силы на этом кончились. Я снова закрыл глаза и, кажется, моментально заснул.
Второе пробуждение было уже в пустой палате, но на столике, установленном через кровать, я увидел тосты с маслом, зеленое желе в прозрачной пластиковой баночке и пачку сока с трубочкой. Ну что, раз выжил, надо подкрепиться. Кто знает, что там будет дальше?
За сутки больничного ухода я вполне оклемался. Майкл заглядывал несколько раз, спрашивал о самочувствии, но разговоров о произошедшем не заводил. Лицемер цээрушный! К вечеру второго дня меня перевели в жилой блок, в показавшуюся теперь родной комнату.
– Я должен извиниться перед вами, – сказал Майкл во время визита на следующий день. – Это был не мой приказ. Поверьте, я не приемлю жестокость.
– Ну конечно, вы просто выполняете приказы, – язвительно сказал я.
– Можно подумать, что коллеги из ФСБ все поголовно ходят с нимбами, – огрызнулся Майкл, и я понял, что наступил на больную мозоль.
– Извините, не в курсе, – развел я руками. – Но уверен, они не режут кур, несущих золотые яйца.
Майкл слегка опешил от моего апломба.
– Как таковых «золотых яиц» мы от вас еще не видели, согласитесь…
– Замечательно! Сначала извиняетесь и утверждаете, что не приемлете жестокость, а следом эту же жестокость начинаете оправдывать! – мне было тяжело спорить, но злость прибавляла сил. – Вас когда-нибудь топили в ледяной воде?
– Боже, Сергей, я не знал что вас… – Майкл побледнел. – Это даже хуже, чем я мог предположить.
– Вот то-то. Теперь будете знать, какие методы считает допустимыми ваше руководство. Не боитесь однажды оказаться на моем месте?
Майкл вздохнул и решительно тряхнул головой.
– Еще раз приношу извинения. Я только из Центра, там утвердили альтернативный метод пробуждения вашей памяти. Прошу забыть обиды и постараться все исправить, как говорят, малой кровью. Если, конечно, вы по-прежнему заинтересованы в сотрудничестве.
– Главное, чтобы вы в нем были заинтересованы, – буркнул я, сдаваясь.
– А в бреду вы стихи читали, – сказал Майкл перед уходом. – Я запомнил, потом нашел в Сети. «Если раньше мне били морду, то теперь вся в крови душа…». И про то, что к завтрашнему дню все заживет. Хорошие стихи!
На следующее утро мы с Майклом пошли в другой корпус. Переход, по его предложению, был сделан поверху, я снова оказался на воздухе. Погода стояла солнечная морозная, небо радовало чистым голубым цветом. Мы прошли пару сотен метров бодрым шагом и снова опустились под землю. В светлой уютной комнате нас встретила рыжеволосая женщина в белом халате, похожая на постаревшую Скалли из «Секретных материалов».
– Здравствуйте! Вы готовы? – спросила она с улыбкой, обращаясь ко мне.
– Готов, – вздохнул я и сел в кресло, представляющее собой нечто среднее между стоматологическим и диваном у психолога.
Она вопросительно взглянула на Майкла.
– Я, с вашего позволения, останусь, – сказал он просительно и присел на дальний стул. Ситуация все больше напоминала поход к врачу сына-переростка, опекаемого мнительной мамой.
– Ну что ж, начнем, – добродушно сказала «Скалли». – Судя по записям, раньше вы получали «Маат» и уколом и перорально. Сейчас будет укол, чтобы ускорить время реакции. Мы будем общаться на русском или английском, как вам удобнее?
– На родном, – ответил я. – Вам же будут нужны мои воспоминания, а думаю-то я на русском…
Доктор согласно кивнула, ловко сделала укол, и мы стали ждать, когда меня снова накроет их мудреная «сыворотка правды».
– Закройте глаза, – голос у «Скалли» был мягкий, обволакивающий. По-русски она говорила хорошо. – А теперь расскажите мне о самом ярком воспоминании детства. Только не о тревожном, а о приятном, светлом.
– Лето, луг. Я маленький, бегу босиком, мне щекотно. Мать в светлом платье смотрит на меня и улыбается…Рядом Волга блестит, по ней плывет белый теплоход. Я хочу вернуться домой и его нарисовать…
Мне было легко и радостно. Мягкий голос перемещал меня во времени и просил рассказывать, что вижу. Я описывал, подробно, детально. Воспоминания были приятные, голос убаюкивал.
– Сергей, вы на «Заслоне». У вас ответственная работа, в подчинении люди. Вы долго шли к своей мечте, и вот теперь есть возможность ее осуществить. Перед вами просторный кабинет, современный компьютер, большой экран. Что на нем изображено?
– Вижу линии и точки, какие-то буквенные обозначения. Они составляют сложную композицию…
– Сейчас я дам вам листок и маркеры. Попробуйте зарисовать.
Я послушно рисовал. Узор на экране видел отчетливо.
– Прекрасно. А теперь переместимся на несколько месяцев вперед. Ваша работа идет успешно, вас хвалят. Вы приходите на работу, садитесь перед экраном. Что вы на нем видите? Возьмите новый листок, зарисуйте.
Я старательно выводил линии и точки из воспоминаний периода, когда работа над «Четвертой стеной» была в самом разгаре.
– Вы молодец, Сергей! Я горжусь вами. А теперь этап завершения разработок. Вспомните момент, когда вы решили проблему соединения двух кораблей тоннелем и зафиксировали это в проектной документации. Уже готовы эскиз конструкции, схемы и формулы главного узла. Посмотрите на экран, что вы видите? Возьмите чистый лист, зарисуйте.
Чувства податливо отзывались. Всплыло тогдашнее ощущение – радостное ожидание. Приближался момент истины, результат почти годовой работы. Я снова на «Заслоне», в мыслях: «Скоро, скоро все закончится. Или начнется..»
– А теперь на счет «три» вы проснетесь и будете чувствовать себя бодрым и отдохнувшим. Раз, два, три…
Я встал с кресла. Чуть пошатнувшись, двинулся к Майклу, который склонился над моими листками.
– Получилось? – спросил я.
Майкл выглядел озадаченным. Почему – стало ясно после того, как он протянул мне рисунки. Все они были абсолютно одинаковыми, идентичными и представляли собой хаотичный набор линий, точек и латинских букв, разбросанных по белому полю.
Подошла «Скалли», взяла листки, сверила.
– Он не мог лгать, это я гарантирую. Слишком сильным было воздействие на подсознание. Посмотрите на расположение деталей, как под копирку все три раза, это невозможно выдумать. Могу лишь констатировать что с подобным сталкиваюсь впервые. И методика русских достойна восхищения.
***
Из доклада оперативного сотрудника ЦРУ Майкла Митчелла:
«Согласно экспертному заключению штатного профессора психологии Оды Мэй Льюис подсознание инженера Сергея Смелкова ранее подверглось обработке. В частности, из памяти пациента были удалены значимые для проекта эпизоды с последующей заменой на нейтральную информацию. Можно предположить, что зачистка и наложение эффекта ложной памяти были проведены сразу после завершения основных работ, в которых инженер был задействован. Сделано это, очевидно, из соображений сохранности секретных данных. Эту версию косвенно подтверждает факт отправки Смелкова на международную выставку. Судя по всему, русские к тому моменту уже не опасались риска утечки сведений по «Четвертой стене», вся рабочая документация ими была получена ранее, а информация, необходимая для воссоздания проекта на другой территории, из памяти главного разработчика – стерта. На вопрос, возможно ли восстановление утраченных данных, профессор Льюис ответила отрицательно. По ее мнению, в результате зачистки и последующей подмены поток воспоминаний пациента изменился необратимо».
– Сергей, вы мне доверяете? – спросил Майкл, когда мы снова вышли на поверхность после сеанса психотерапии (или как там они его назвали?).
– Нет, – ответил я и пнул застывший в ледяной лужице лист, освобождая его из плена. Лист потянулся за ветром, полетел к забору из мелкой сетки с «колючкой» поверху.
– Спасибо за честность.
– Вообще-то, ваш «Маат» еще не выветрился, – напомнил я. – А так я мог и бы соврать из вежливости.
– Все равно спасибо. И зря вы иронизируете, сейчас вам дали щадящую дозу.
– Не то что в прошлый раз, да? Когда вы меня ломали через коленку…
– Какое колено? – не понял Майкл.
– Поговорка у нас такая, образное выражение. Неважно, – отмахнулся я. – Когда вам нужен был компромат.
– Нам был нужен результат! – парировал Майкл. – Как и сейчас, к сожалению. В любом деле нужен результат, понимаете? Им мог стать прототип, ради которого все и затевалось. А теперь мне придется доложить руководству о провале операции…
– И что будет со мной?
– Не знаю, – вздохнул Майкл. – Больше скажу, понятия не имею, что произойдет дальше и со мной тоже. Полковник Хабборт, скорее всего, с радостью спихнет на меня всю ответственность, обвинит в некомпетентности. Это в лучшем случае. А в худшем поставит под сомнение мою преданность, что равносильно измене. Он с некоторых пор точит на меня зуб…
– Да ну, ерунда! Вы-то в чем виноваты?
– Он найдет, какие факты притянуть. Например, предположит, что я должен был распознать вашу бесполезность еще до того, как были выделены средства, оборудование, человеческие ресурсы. Вы хоть знаете, во что обходится бюджету ваше содержание, включая лабораторию?
Мы брели к дальнему входу, ведущему в основной корпус.
– Ладно, – сказал я, – допустим, с «Четвертой стеной» не получилось. Но я-то здесь! Между прочим, ваше же руководство признало меня талантливым инженером, иначе зачем все это затеяли? Даже если я что-то забыл, мой мозг остался при мне. Можно начать все заново. Или привлечь меня к другим проектам.
– Я тоже об этом думаю. Вербовка состоялась, вы готовы сотрудничать, это уже успех, его можно развивать. Боюсь, только старого осла-полковника это не устроит. Он всегда ждет quick win, быстрой победы, возврата инвестиций за короткий срок. К тому же он известный русофоб, дают знать «старые раны» со времен прошлой холодной войны.
– Тогда прижмите его компроматом. Сыпаните вашего волшебного «Маата» в кофе и выведите на откровенный разговор. Думаю, получите богатый материал для обращения в Вашингтон.
Майкл посмотрел на меня как на сумасшедшего. Потом задумчиво произнес:
– По поводу Вашингтона мысль хорошая. Есть шанс заручиться поддержкой, у меня там связи. Нужно будет только охарактеризовать вас как можно привлекательней. Сергей, вы никогда не испытывали на родине притеснений, например, из-за политических взглядов? Или религии?
– Да нет, как-то не сложилось, – растерялся я.
– Или вот что, давайте я запишу, что вы латентный бисексуал. Это даже еще лучше для положительной характеристики – человек свободных взглядов, сторонник демократии.
Боже, и этот туда же! Надеюсь, он понял, что в данном случае означал мой ответный фейспалм.
Когда мы уже почти дошли, Майкл остановился и сказал, посмотрев мне прямо в глаза:
– Напомню, мы сейчас в одной лодке. Мне будет очень тяжело, если вас признают негодным к дальнейшему сотрудничеству.
– Уверен, вы найдете способ прикрыть свою задницу. Сами упомянули связи наверху, за язык никто не тянул. Только хотя бы не прикидывайтесь, что вас волнует моя судьба, – я не хотел ссоры, но и показная игра в заботу мне тоже надоела.
– Вы не совсем правы, – сказал Майкл уклончиво. – Видите ли, Сергей, я католик и в случае неудачи не хотел бы всю жизнь раскаиваться, что не смог вас спасти.
Странный он все-таки, этот Майкл Митчелл. Работает в ЦРУ, а боится угрызений совести. Человек-оксюморон.
– Так что же будет со мной в случае неудачи? Отправите по Берингову проливу домой, как собирались?
– Не обольщайтесь, Серей. Этот вариант давно уже не рассматривается. Вы теперь слишком много знаете.
***
Из доклада оперативного сотрудника ЦРУ Майкла Митчелла:
«После ознакомления с отчетом психолога полковник Хабборт вызвал меня для пояснений. С момента моего обращения в Вашингтон с жалобой на радикальные методы, применяемые к русскому, отношения с руководителем проекта стали напряженными и негативными. Предполагая, что разговор может сопровождаться угрозами в мой адрес, а также принятием решений, противоречащих Уставу организации, я взял с собой диктофон. Запись разговора прилагаю.
Как я и думал, полковник, не стесняясь в выражениях, обвинил меня в провале операции и приказал немедленно избавиться от русского, замаскировав его смерть естественными причинами, например сердечным приступом, спровоцированным чрезмерной дозой «Маата». По его мнению, только это могло спасти его карьеру и избавить от обвинений в нецелесообразном расходовании бюджетных средств. Он был уверен, что в таком случае отчет психолога останется незамеченным, а отсутствие результатов будет списано на нехватку времени для завершения разработок. Мое мнение по данному вопросу кардинально расходилось с мнением Хабборта, я по-прежнему считал совместную работу с русским полезной и потенциально результативной с учетом его достижений на родине. Я пытался возражать, но аргументы против решения по устранению инженера полковником приняты не были. В результате он недвусмысленно намекнул, что в случае неподчинения приказу всю ответственность перед высшим руководством он возложит на меня, обвинив в саботаже.