И самое главное, таких кораблей может быть бесконечное множество, обычных торговых судов, зафрахтованных компаниями с самими разными государственными флагами. При этом все они в случае необходимости будут способны в один миг составить капитальный противоракетный заслон для отдельно взятой страны. И, конечно, нанести ответный удар.
– И это возможно?! – выдохнул Майкл, промокая выступивший на лбу пот.
– Ну у нас же получилось! – сказал я с гордостью и улыбнулся. А он забавный все-таки, этот Майкл. Сейчас похож на мальчишку, которому пообещали дать подержать настоящий полицейский пистолет. Аж уши загорелись. Может, не такой уж ты и плохой человек, хоть и оперативник ЦРУ, раз умеешь так искренне чему-то радоваться, а не прячешься за служебным покер-фейсом.
– Я должен все это изложить руководству, – сказал Майкл и схватил изрисованный лист.
– Да погодите вы, – остудил его я его пыл. – Начальству, а особенно тому, которое не очень сечет в физике, важна красивая картинка, доступная для понимания. Честно скажу, я за свою жизнь сделал на эту тему десятки презентаций. Дайте мне компьютер и пару чертежей – торгового судна и военного корабля. Обещаю, визуализация будет что надо. Во всяком случае, лучше, чем эти примитивные зарисовки…
***
Из доклада оперативного сотрудника ЦРУ Майкла Митчелла:
«Рассмотрев полученные от Смелкова данные, полковник Кирк Хабборт распорядился передать материалы ученому совету, в который вошли сотрудники с высшим уровнем доступа. Мнения членов совета разделились, некоторые усомнились в научной ценности предоставленных материалов. С небольшим перевесом было принято решение в пользу дальнейшей разработки идей, полученных от русского. Для работы над проектом были выделены необходимые средства, а также помещение, оборудование и научная группа. Контроль за действиями Смелкова по-прежнему оставался за мной… »
– Мистер Смелкофф, вы гей? – спросил меня Джо Финн, темнокожий мужчина средних лет, старший научной группы, выделенной мне в помощь. Вопрос был задан негромко, доверительно, когда я подошел к его компьютеру проверить выполнение текущей задачи.
– Почему гей?! – опешил я. А кто бы на моем месте не опешил? – Нормальная у меня ориентация, традиционная. А вы с какой целью интересуетесь?
– Понимаете, – замялся Финн, – я наблюдаю за вами уже неделю и пока не заметил ничего необычного. Просто давно не встречал белого парня – гетеросексуала на высокой должности. Может, ваши предки были коренными американцами? Или у вас в жилах течет афроамериканская кровь? Надеюсь, я не задеваю ваши чувства своими расспросами?
– Да нет, наверное, – по-английски это прозвучало как «No, probably not». Все-таки насколько родной язык богаче! – Мои предки все русские, никакой другой крови в наличии нет.
– А, русский…это многое объясняет, – обрадовался Финн. – У нас много эмигрантов, их права также защищают на всех уровнях. Вы говорите почти без акцента, поэтому я и не подумал…
– Да, а как же Майкл Митчелл, наш куратор? – спохватился я. – Он, если не ошибаюсь, тоже белый мужчина традиционной ориентации. Или ошибаюсь?
– Разведчики – это другое, – отмахнулся Финн. – Почти единственное место, где до сих пор ценятся умения и способности, а не происхождение и ориентация. Надеюсь, я не сказал ничего лишнего? – спохватился он и оглянулся.
– Джо, дорогой, вы меня знаете не первый день. Дальше меня разговор не уйдет. Как говорят у нас – зуб даю! С учетом дороговизны услуг стоматологов, это страшная клятва. Говорите, я вас внимательно слушаю.
Мне удалось разрядить обстановку, Финн снова расслабился.
– Раз вы иностранец и, наверное, привыкли к работе в иных условиях, я должен открыть вам глаза, если вы до сих пор не в курсе. Понимаете, в американской науке сейчас все сложно. Как и в политике, искусстве, спорте. Мы сами загнали себя в угол, поддавшись современным течениям, сбили приоритеты, погрузились в хаос самовыражения. Возьмем для примера мою лабораторию. Старые критерии отбора персонала теперь признаны негодными, нарушающими права и свободы, а новые…ну вот в моей группе работал прекрасный молодой человек, талантливый, смелый. Он предлагал идеи, от которых захватывало дух. Так его убрали, заменили на Сьюзен Каперино, да-да, на ту самую, которая нажаловалась на вас в первый же день работы. А все потому, что ее показатели лояльности гораздо выше! Она лесбиянка, феминистка и наполовину мексиканка. Не назову ее недостаточно способной, нет, она держит хороший ученый уровень, но ведь Сэм был почти гениален… А сейчас вынужден работать на ферме, чтобы прокормить семью. И так везде, куда не взгляни. Не мне бы говорить, не с моим цветом кожи, но очевидно же, что проблема наступает, от нее не спрячешься. В конце концов пострадают все, и те, кто принимает решения, и простые потребители. Эффективность достижений падает во всех отраслях, от кинематографа до фармацевтики…. Страшно за будущее Америки, ужасно наблюдать, как она теряет былое величие…
– Я понял. За державу обидно… – поддакнул я.
– Именно, – закивал Финн. – Я рад, что вы меня поняли. И рад, что вы русский…Честно говоря, я терялся в догадках, как вам удалось стать главным в таком ответственном проекте. В голову лезли самые странные мысли и даже подозрения. Не скрою, на секунду мелькнула надежда, что возвращается традиционный мир, призрачная, конечно… В общем, вернемся к делам текущим, в реальность… Да, надеюсь, мистер Смелкофф, этот разговор действительно останется между нами. Не забудьте, в случае чего я всегда смогу обвинить вас в расовой дискриминации.
Сказав это, Финн хитро улыбнулся. Я улыбнулся ему в ответ. Кажется, с этим парнем мы сработаемся, как надо для дела. Для моего дела.
***
Из доклада оперативного сотрудника ЦРУ Майкла Митчелла:
«Для работы над проектом группе Смелкова были предоставлены исходные материалы. Техническая документация по морским судам включала документы базовой модели среднетоннажного корабля торгового флота и стратегического военного корабля, вооруженного гиперзвуковыми ракетами нового поколения. В течение двух недель лаборатория Смелкова занималась составлением исходных схем совмещения. Ожидаемый результат достигнут не был, Смелков забраковал часть исходников, объявив их устаревшими, и потребовал заменить документацию торгового судна на более современный вариант для лучшей совместимости. Требование было выполнено, научной группе переданы новейшие чертежи засекреченных разработок. Несмотря на созданные оптимальные условия, ощутимых результатов группа не достигла, инженер Смелков сообщил о трудностях и настоял на конфиденциальном разговоре для объяснения причин задержки…»
– Нужно поговорить, – сказал я Майклу, едва он переступил порог моего жилого отсека. Я так и не привык называть этот «гостиничный» номер домом, хотя прожил здесь достаточно. Тяготило ощущение глубокого подземелья, нора не может быть домом.
– Слушаю вас, Сергей. Говорите.
– Не здесь. Могу я попросить о прогулке? Почти два месяца не дышал нормальным воздухом.
– Ммм… нужно получить разрешение. Я свяжусь с руководством.
Через два часа мне выдали теплую куртку, шапку и зимние ботинки. Майкл, также одетый по-уличному, активировал ладонью лифт, и мы поднялись к выходу. На улице было свежо, как в Питере в ноябре. Еще без сугробов, но с ледяной коркой на лужах. Но как же хорошо после бетонных стен и искусственного света! Мы сели в машину и поехали в город. «Добро пожаловать в Анкоридж!» прочитал я на указателе.
В ресторане «Орсо» было немноголюдно. Нас посадили за столик в углу, у окна. Уютно, ничего не скажешь.
– Здесь прекрасно готовят палтус и краб-кейки, рекомендую, – сказал Майкл.
Ясно, завсегдатай. Я посмотрел меню, заказал чаудер – густой рыбацкий суп и фирменное блюдо из лосося с овощами. Эх, как бы это не стало моим последним обедом!
– Ну же, Сергей, говорите, – потребовал Майкл после завершения трапезы.
– Нас слушают? – уточнил я на всякий случай. Наверняка слушают, только скажет ли он мне правду – не факт.
– Ведется внешнее наблюдение, – уклончиво ответил Майкл. – А это важно?
– Не особо. У нас проблемы, Майкл. Я не могу завершить разработку, не получается…
– То есть как? Подробнее…
– А что подробнее? Не получается, и все тут. Не хватает ключевых деталей, не могу их вспомнить. Предварительный этап я воссоздал, конечный результат вырисовывается картинкой готовой модели, посередине – провал.
– Это очень плохо, – помрачнел Майкл. – И давно вы поняли?
– Да уж с неделю будет. Не знал, как сказать.
– Ваши варианты? Что это может быть?
– Может быть обычная амнезия из-за стресса. Но, скорее всего, блок. Наши могли подстраховаться на такой вот случай.
– Вы меня удивляете, Сергей. Вам поставили блок на память, а вы об этом не знали?!
– Датчик на ухо ставили под общим наркозом, могли заодно и…Это ведь уже после завершения основных работ было.
Майкл глубоко задумался. Я смотрел в окно, ждал.
– Мне нужно доложить руководству. Скажу сразу, оно не обрадуется.
Кто бы сомневался!
– И последствия могут быть плачевными. Как думаете, есть шанс разблокировать вашу память?
– Ну вот откуда я могу знать? Все зависит от ваших специалистов. Я инженер, а не медик, – буркнул я.
– Хотите еще что-нибудь? – сказал после длинной паузы Майкл, подзывая официанта.
Я отрицательно мотнул головой. Намек понят, надо сворачиваться.
– Черт!
Да что ж такое! Наверное, только я, закрывая меню, могу умудриться порезаться о край ламинированного листа. Волнуюсь, бывает. Я взял предложенную Майклом салфетку, промокнул палец.
– Идемте, Сергей. Пора возвращаться.
***
Из доклада оперативного сотрудника ЦРУ Майкла Митчелла:
«Мой отчет о возникших у Смелкова трудностях в воспроизводстве проекта «Четвертая стена» был воспринят полковником крайне негативно. Часть вины была возложена на меня. Хабборт распорядился временно передать инженера Смелкова в отдел специальных расследований для проведения допросов с применением спецметодов. Я выразил сомнения в целесообразности подобных действий, за что был отстранен от дальнейшей работы с русским…»
Как там говорят психологи, выйти из зоны комфорта? Меня из этой зоны вышибло, как пробку из бутылки шампанского. Не прошло и пары часов после возвращения из Анкориджа, как ко мне в комнату вошли двое дюжих молодцов и уволокли в допросную. Там меня встретил незнакомый человек, одетый в штатское, но с военной выправкой и манерами. Начался допрос.
Вопросы напоминали карусель – бесконечные и по кругу. Как вас зовут? Какую должность вы занимали в АО «Заслон»? Готовы ли вы сотрудничать с властями США? Как звали вашего дедушку по материнской линии? Как выглядит здание научной библиотеки в Нижнем Новгороде? На каком этаже был ваш кабинет в «Заслоне»? Какие чертежи вы разрабатывали по проекту «Четвертая стена»? Можете ли вы воссоздать узел соединения проекций? Как вас зовут?..
Несколько часов я отвечал на одни и те же вопросы. Отвечал честно, мне было нечего скрывать. Называл имена, даты, рассказывал о проекте. Объяснял как мог, что и рад бы начертить ключевой узел, но просто не могу его вспомнить! Убеждал, пояснял, доказывал.
Сотрудник в штатском казался айронменом – невозмутимый, непрошибаемый, как бетонная стена и, казалось, не испытывающий ни малейшей усталости. Из меня же к концу допроса вытекли все силы, и моральные, и физические, просто дух вон, как говорят у нас.
– Дайте отдохнуть! – взмолился я наконец, и это стало роковой ошибкой.
Все те же молодцы взяли меня под белы рученьки и привели…нет, не в жилой отсек, а в камеру с серыми стенами. Если по поводу «допросной» еще оставались какие-то сомнения, то здесь однозначно веяло тюрьмой. Мерзкий запах въелся в каждый кирпичик, на полу – высохшие потеки чего-то темного. Здесь все кричало о страданиях, давних и недавних, многократных, пропитавших это место мраком и безысходностью. Господи, что это?
В углу я заметил бак с водой. Меня подвели к нему ближе, я рассмотрел плавающие куски льда. Да, в стакане с виски лед смотрится куда как лучше. Я почувствовал озноб…
– Мы поможем вам вспомнить все, что нужно, – произнес стальной голос человека из допросной.
Меня приподняли над полом и окунули в бак по плечи.
Утопление как метод добывания нужных сведений – дело не новое, его использовали еще во времена инквизиции. Про пытки, применяемые ЦРУ в Гуантанамо, я тоже читал, им подвергали террористов или просто подозреваемых. Суть проста и эффективна: человека привязывают к скамье, на лицо кладут плотную ткань и поливают нос и рот. Полная имитация утопления, хоть и без попадания воды в легкие. По отзывам бывших заключенных – расскажешь все, что знаешь и не знаешь, покаешься во всех мыслимых грехах, в общем, хуже не бывает.
Как оказалось, бывает. Со мной обошлись индивидуально, используя давнюю фобию. Эх, Майкл, Майкл… Это же я тебе в приватной беседе рассказал о том случае из детства. И о вечном ужасе при виде волн со льдом. Кошмар для меня воссоздали детально.
Когда легкие уже готовы были разорваться, меня вытянули на поверхность, дали сделать один-единственный вдох и через секунду погрузили обратно. Я бился в конвульсиях, но сильные руки сковывали не хуже смирительной рубашки. Второе погружение было короче, совсем скоро я пустил пузыри и глотнул воды… Меня снова вытащили, бросили на пол, дали отдышаться, а точнее, вывернуть на пол воду вместе с содержимым желудка. Отплевываясь после финальных спазмов, я чуть не пропустил вопрос, заданный все тем же невозмутимым голосом:
– Вспомнили?
– Нет! Хоть убейте, нет! Не могу я вспомнить, не получается…
Раздалась команда: «Продолжаем!» и меня снова окунули в бак.
Говорят, что у кошки девять жизней. Интересно, сколько жизней у меня? Меня топили и откачивали, погружали и вытаскивали…Я утратил счет времени, несколько раз терял сознание. Меня приводили в чувство, просили не упрямиться, вспомнить нужные чертежи, как будто от меня что-то зависело. Пока еще была возможность отвечать более-менее связно, я снова пытался объяснить своему палачу, что в памяти зияет пропасть и заполнить мне ее нечем…Просто нечем!