Коготок Большого Взрыва

– Воруют, – тихо подсказал кто-то.

Совещание экипажа «Енисея», научной группы и команды Дениса происходило в здании ЦУПа, и кроме членов экспедиции и командующего ВКС на нём присутствовали только высокопоставленные руководители космической обороны: генералы Стогов, Каминский и Сароян и полковник Верник.

Бояринов пожевал губами, отыскивая глазами шутника, оглядел всех косменов тёмными запавшими глазами, но комментировать реплику не стал.

– Обстановку вы знаете. Натиск на Россию со стороны США ослаб, но конкурентов меньше не стало. Хорошо ещё, террористы не завладели кряк-технологиями. Помните, что вы служите России. Вопросы есть?

По небольшому помещению рабочего модуля начальника НЦЭОК растеклось молчание.

– Вопросов нет, – удовлетворённо проговорил Бояринов, заканчивая напутствие.

Штатный космодромный мобил доставил всех к космолёту.

Вышли на стартовой башенке деловитой гурьбой, невольно оглядываясь на заснеженные поля и леса вокруг гладкого серого поля космодрома. Выглянуло солнце.

Один из членов экипажа, оператор вспомогательных систем по имени Пятрас (все звали его проще – Петя), заявил:

– Как хорошо нас провожает природа!

– Романтик ты наш, – похлопал его по спине старпом корабля Илья, проходя в люк первым. Опытный навигатор, ставший правой рукой Аурики, не обрадовался, узнав, что экспедицией будет командовать Денис, и, судя по настроению, он уже ревновал его к Ветровой.

Команда скрылась внутри тамбура, люк закрылся.

Провожающие вернулись на борт мобила. Катер взлетел.

Стал виден весь корабль.

В отличие от кораблей эпохи ракетного космоплавания, диктовавшей форму для всех аппаратов, прорывающихся сквозь атмосферу Земли, нынешние космолёты могли принимать любую геометрическую конфигурацию, так как им не нужно было снижать трение, придавая корпусам обтекаемость. Поэтому строились машины пространства согласно функциональной необходимости и требованиям безопасности для экипажа, из-за чего даже военные фрегаты и крейсеры разных стран отличались порой разительно.

Параметрическая или алгоритмическая архитектура, как её назвали постмодернисты ещё полста лет назад, возникла как естественное эволюционное течение цифровых технологий и проникла во все сферы жизни. Она сочетала в себе красоту геометрических линий, топологических переходов и совершенство произведений искусства.

«Енисей» больше всего походил на творение архитектора-авангардиста. Его конструкторы использовали для построения корпуса так называемую диаграмму Вороного, допускающую разбиение пространственного объёма таким образом, что каждая область этого разбиения образует множество фрактальных элементов, более близких к одному из элементов множества, чем к любому другому. Поэтому корабль являлся кристаллическим компактом, соединяющим в себе ранее несочетаемые фигуры. В разных ракурсах он виделся иным, то как хищная птица, то как туша дельфина, то как невероятное сочетание живых тел. Ничего лишнего, плавные обводы и перетекание форм, все эффекторы, антенны и оружие упрятаны в корпус, но как же величественно смотрелась эта «птица», внушая восхищение и уважение!

– Красиво! – не удержался от восклицания Каминский.

– Ни пуха ни пера! – произнёс вслух Стогов, ни к кому особо не обращаясь.

Мобил унёс провожающих к зданию ЦУПа на краю космодрома.

Ждали четверть часа.

Наконец «Енисей» включил гравитационные компенсаторы и плавно воспарил над серым полем, словно невесомый воздушный шарик или голографический пузырь. Повисев несколько секунд на высоте сотни метров, он покрылся сеточкой молний и исчез!

– Он что, сразу провалился в «трещину»? – осведомился Бояринов, отлично знавший, что происходит.

– Всего лишь включил режим «инкогнито», – пояснил Верник, который тоже знал, что командующий ВКС знает о причинах исчезновения космолёта. – В «трещину» он нырнёт за орбитой Луны, в пустом космосе. Можем понаблюдать за его манипуляциями в зале.

Командующий ВКС молча направился к ЦУПу.

* * *

Лифт вмещал пять человек, поэтому каждая группа экспедиции добиралась до рубки управления по очереди: первыми – члены экипажа, затем учёные под руководством Велемира Мартовича Шестопала, доктора физико-математических наук, и последними – Денис и двое офицеров его группы; руководство НЦЭОК решило не посылать всю его команду, так как в этом не было прямой необходимости. Летели не спасать кого-то, а разобраться в происходящем на задворках Солнечной системы.

Центральный отсек «Енисея» представлял собой сферу диаметром в двадцать метров и делился не как этажи земного здания, а слоями матрёшки, разбитыми в свою очередь на «апельсиновые дольки». Каждый слой имел своё функциональное назначение. Всего слоёв, обнимавших собственно центр управления, называемый в просторечии бункером, было четыре: бытовой, технический, медицинский и защитный.

В рубке-бункере, разделённом консолями и силовыми шпангоутами, располагались кресла-модули, укреплённые в половых нишах вокруг колонны информационного контроля таким образом, что все видели друг друга и капитана. Всего модулей было пять.

Так как при конструировании корабля с крякгеном никто не знал, как будет влиять на людей прыжок в «трещину пространства» и выход из неё, кресла создавались как своеобразные реанимационные комплексы и напоминали сложные «соты» с прозрачными колпаками. При необходимости каждое из них выстреливалось наружу и могло поддерживать космонавта сутки без внешней энергоподпитки.

Обнимающий рубку технический слой делился на модули, всего их было двенадцать, и в каждом из них могли расположиться по двое пассажиров или технических специалистов разного назначения. Кресла и для них были выполнены как камеры защиты, хотя и без коммуникационно-навигационного оборудования. Только командир особой группы имел возможность вмешаться в работу экипажа, управляя всеми системами корабля после включения особого протокола «экстремального выживания», которому обязан был подчиняться и капитан корабля, и его компьютер, названный Егорычем.

Денис после знакомства с «Енисеем» поинтересовался у Верника, почему кванком корабля получил такое забавное имя, и полковник ответил:

– Воспитатель-программист кванкома – Егор Селезнёв, вот ему и дали имя Егорыч. Сначала хотели назвать по фамилии – Селезень.

Денис улыбнулся. Нынешние квантовые компьютеры, интеллект которых зачастую превышал человеческий (способность производить сверхскоростные вычисления не в счёт), буквально выращивались как кристаллы и воспитывались программистами, нередко перенимая их манеру общения. Для последних они, по сути, являлись детьми.

Экипаж скрылся в рубке.

Денис и Анатолий Тихонов начали было устраиваться в своём рабочем модуле, когда к ним неожиданно вышла Аурика, одетая как и все члены экспедиции в серебристый компенсационный костюм, называемый на жаргоне косменов «кокосом».

– Майор, выйдем на минутку.

Денис уловил косой усмешливый взгляд Анатолия, но удивление скрыл.

Они вышли в кольцевой коридор, опоясывающий модули технического отсека.

– Идёмте в вашу каюту.

Денис молча повиновался.

Дошли до бытового слоя, дверь отсека скользнула в пол, не дожидаясь команды людей, закрылась за ними. Так же точно открылась дверь каюты Дениса.

Каюта представляла собой стандартный узел жизнеобеспечения со всеми удобствами: куб со стороной в три метра. В нём имелось всё необходимое для проживания человека, включая запас пищи и воды, киб-акиваторы, медицинский сканер и компьютерное сопровождение.

– Слушаю вас, товарищ полковник, – проговорил Денис официальным тоном.

– Денис Ерофеевич, давайте договоримся, – сказала женщина не менее официально. – Что было в Крыму – осталось за бортом корабля.

– Так ничего и не было, – озадаченно пожал он плечами.

– Иногда вы проявляете ко мне… – она прикусила губу, поискала слово, – не совсем здоровый интерес.

– Почему? Здоровый.

Глаза Ветровой похолодели, голос приобрёл металлический оттенок.

– Майор, мне не до шуток. Сантиментов на борту фрегата я не допущу.

Для женщин нет такой проблемы, какую они не могли бы создать, вспомнил Денис чью-то шутку.

– Я вас понял, товарищ полковник.

– Вот и отлично. – Аурика шагнула к двери.

– Но вы не откажетесь от приглашения, когда мы вернёмся? – в спину ей сказал Денис.

Показалось, что она приостановилась.

– Зависит не от меня, – прилетел ответ.

Дверь закрылась.

– Ну, и что ты думаешь? – спросил Денис неизвестно кого.

– Все параметры жизнеобеспечения в норме, – ответил компьютер каюты мягким баритоном, посчитав, что вопрос предназначен ему.

* * *

Луна в кормовых камерах превратилась в серебряный диск, и голос Аурики возвестил пассажирам:

– Переходим на кряк-ход!

– Интересно, это очень больно или нет? – спросил Анатолий на личной волне.

Они уже «запаковались» в своих креслах-ульях и теперь зависели от тех, кто пилотирует корабль.

– Скорее, мы ничего не почувствуем, – успокоил его Денис.

– Из ума не выживем?

– Не для того он нам дан, чтобы из него выживать. – Денис подумал и добавил: – Да и не у всех он есть.

– Это ты о ком?

– О себе.

– Тогда ладно.

Темнота упала на глаза космонавтов внезапно, словно в защитной капсуле отключили свет и все системы коммуникации. Денис почувствовал, что летит в жидкую темноту… и всплыл из этой странной темноты на свет божий.

– Давление сто восемьдесят на девяносто, пульс семьдесят, температура тридцать семь, – пробился в уши голосок медицинского контролёра. – Рекомендую нэви.

– Не надо, – отказался Денис.

Словечко «нэви» означало инъекцию успокоительного.

Перед глазами открылась космическая бездна: кванком корабля включил пассажирам внешний обзор. Звёзды окружали корабль сияющей пылью, многие из них кололи глаза лучами, одна была намного крупнее остальных – Солнце. В поле зрения слева вплыл шарик красновато-жёлтого цвета.

– Вышли на орбиту Марса, – прошелестел в наушниках голос капитана корабля. – Час на КФ^[14]. Покидать промокапсулы не рекомендуется.

О том, как чувствуют себя после провала в «трещину» пассажиры, Аурика не спросила. Впрочем, Егорыч, наверное, уже поделился с ней состоянием всех людей на борту.

– Я думал, будет хуже, – со вздохом облегчения признался Анатолий.

Денис промолчал. Как и помощник, он тоже первый раз путешествовал в космическом аппарате, использующем технологии «разрыва пространства», и тоже готовился к неприятным ощущениям, не раз описываемым писателями прошлых эпох, но всё оказалось прозаичней и терпимей.

Марс сместился правее: «Енисей» корректировал своё положение в пространстве, нацеливаясь на радиант созвездия Стрельца. До красной планеты было около миллиона километров, и Денис подумал, что корабль мог выйти и рядом с ним, и даже внутри планеты, что повлекло бы нехорошие последствия. Но потом пришла мысль успокаивающая, что кванком корабля способен просчитать все варианты траекторий и не допустит столкновений с твёрдыми телами.

– Ты был на Марсе? – спросил Анатолий.

– Дважды, – ответил Денис.

– Давно?

– Ещё при стажировке.

– Видел эти артефакты, о которых все говорят?

Денис помолчал, провожая глазами шарик Марса.

Лишь в конце тридцатых годов двадцать первого века человечество начало организованно обследовать планеты Солнечной системы, получив новые возможности для быстрого преодоления космических расстояний. Первым делом земляне массово полетели на Луну, причём сделали это китайцы, опередив ведущие космические державы – Россию и США. Было собрано множество доказательств того, что спутник Земли не просто посещался иными существами, но даже использовался ими в качестве базы для разведстанций, маяков, телескопов, порталов и прочей техники.

Позже стало понятно, что большую часть сооружений оставили на Луне древние земные цивилизации. Хотя были и принадлежащие инопланетным расам.

В те же времена грянула сенсация: китайские исследователи проехали по всем местам, где якобы побывали в шестидесятые годы двадцатого столетия американские астронавты, и не нашли никаких следов! Точнее, следы были, но они оказались уголковыми отражателями, сброшенными уже в начале двадцать первого века автоматическими станциями американцев в качестве «доказательств» своего мнимого первопроходчества.

Затем наступила очередь Венеры и Марса.

Самое примечательное, что первые инопланетные сооружения, точнее их следы, были обнаружены на Венере. Несмотря на постоянные заявления уфологов, наблюдавших за полётами к Марсу автоматических аппаратов, что найдены «пирамиды», потом «стены», «города» и даже высохшие мумии обитателей Марса, первый по-настоящему не подлежащий сомнению артефакт был найден на поверхности Марса только в две тысячи сорок первом году, когда снимками разрушенной венерианской «крепости», названной Цитаделью, уже вовсю любовались пользователи Интернета.

Денис действительно проходил стажировку на базе МЧС, расположенной на спутнике Марса Фобосе, и не упустил возможности побывать в горах Южного Сырта с компанией сверстников, где была найдена дыра в каменном щите, проделанная метеоритом, а потом и подземный город. Вернее – следы некоего искусственного тоннеля и почти полностью погребённые под обрушившимся сводом стены каких-то строений. Археологи определили их возраст в миллион лет.

А буквально перед встречей Дениса с Аурикой на море в Крыму на Марсе нашли, опять же – под землёй, явные следы базы инопланетян. После изучения сохранившихся интерьеров помещений, весьма необычных, а также сервисного пространства, мебели и компьютеров учёные сделали вывод, что хозяева базы напоминали земных рептилий.

– Видел, – наконец ответил Денис. – Прошли тысячи, а то и миллионы лет, от артефактов почти ничего не осталось. По Солнечной системе когда-то летали часто, в том числе – наши предтечи. Следы их деятельности найдены не только на Марсе и Венере, но и на спутниках Сатурна, Юпитера и Урана. Даже на Плутоне. Мы – не первые освоители планет системы.

– Куда же подевались первые? Передрались? Вымерли, как динозавры?

Шарик Марса скрылся за кормой корабля.

– Давай поговорим об этом позже, Толя. Гипотез очень много, а достоверной информации мало. Возможно, правы философы, утверждавшие когда-то, что разум человеческого и вообще биологического вида в конце концов уничтожает сам себя, когда доходит до обладания оружием массового поражения.

– Внимание в отсеках! – раздался голос Аурики; ах как волнующе он звучал, несмотря на жёсткий командирский тон. – Переходим на кряк-ход. Следующая остановка – орбита Плутона. Все готовы?

– Готовы, – недружно ответили пассажиры.

Звёзды погасли…

Иллюстрация 6

«Солнце Китая» вылетел за пределы Солнечной системы за сутки, хотя и не без приключений.

Несмотря на техническую подготовку, изучение теории создания «трещин» в космосе и неплохой практический опыт космоплавания, экипаж корабля ни разу не испытывал на себе кряк-процесс, и ему пришлось приложить немало усилий к привыканию к «чёрным падениям», как окрестили тайконавты прыжки в «трещину», и к долгой настройке аппаратуры после выныривания из них. Поэтому шли мелкими прыжками – до десяти-пятнадцати миллионов километров каждый. Сначала вообще рванули в противоположную сторону, добравшись чуть ли не до Венеры, и лишь последний, двадцать восьмой прыжок-провал длиной в миллиард километров вынес корабль за орбиту Плутона, к первым снежно-ледяным объектам пояса Койпера.

Несколько часов тайконавты отдыхали, проводили контроль функционирования систем корабля и определяли свои координаты. Радиосигналы преодолевали пространство со скоростью света, поэтому прямого общения с ЦУПом не получалось. Задавать вопрос и ждать ответ в течение нескольких часов было нецелесообразно. Поэтому действовали согласно инструкциям, разработанным в научно-исследовательском центре в Сичане как раз на случай таких форс-мажорных ситуаций. Что такие ситуации невозможно было просчитать никаким теоретикам и компьютерам, экипаж не волновало. Они давно привыкли чётко подчиняться правилам, какими бы порой идиотскими они ни были.

Обзор космоса дал картину ближайшего к Солнцу кольца пояса Койпера.

«Янгуанг Шангуо» не имел телескопов, но его система визуального контроля позволяла фиксировать объекты стометровых размеров на расстоянии до миллиона километров. Поясом Койпера эту область пространства, насыщенного «строительным мусором» Солнечной системы, назвали в честь нидерландского и американского астронома, и она представляла собой скопление каменно-ледяных тел и пыли, хвостом сопровождавшее Солнце при его движении вокруг ядра галактики Млечный Путь. За орбитой Плутона, который входил в Пояс и был планетой, обладавшей каменным ядром, вращались вокруг Солнца миллионы подобных ему карликов, среди которых встречались и довольно упитанные экземпляры: Эрида, Хаумеа, Макемаке, Лютеция, Нибиру^[15] и другие.

Самые маленькие из астероидов и ядер комет встречались уже на расстоянии четырёх с половиной миллиардов километров. Покрупнее, к примеру Эрида, подлетала к Солнцу^[16] не ближе шести миллиардов километров. Остальные располагались дальше, и зона с максимальной плотностью «мусора» начиналась уже на расстоянии в пятьдесят астрономических единиц, то есть дальше семи с половиной миллиардов километров.

«Янгуанг Шангуо» в настоящий момент только-только приблизился к невидимой и неощутимой границе этой зоны и ничего особенного не увидел. Лишь в миллионе километров от корабля видеосистема зафиксировала рыхлый снежно-ледяной обломок диаметром около километра, да и то лишь потому, что он хорошо отражал солнечный свет. В остальном вокруг простиралась беспредельная пустота, звёзды не бегали по небу и астероиды не взрывались при столкновении. Бич Божий был ещё далеко.

Сориентировались, затратив на эту важную процедуру больше двух часов.

Капитан объявил готовность к дальнейшему движению, и «Янгуанг Шангуо» вонзился в созданную им же «трещину», чтобы выйти к ломящемуся сквозь облако камней и льда объекту.

* * *

Наконец они увидели цель, к которой стремились, не обращая внимания на подстерегающие их опасности, не через синтезаторы компьютера, а на экране видеосистемы.

С расстояния в полтора миллиона километров Бич Божий выглядел тонюсенькой несерьёзной паутинкой света, перечеркнувшей фронт сферы обзора. Ничего апокалиптического в ней не было, она казалась хрупкой и невесомой, как настоящая паутинка, и лишь полученная от специалистов на Земле информация о свойствах этой «паутинки» заставляла тайконавтов относиться к ней с уважением.

– Переходим на эгран, – предупредил экипаж капитан Юйдай. – Профессор Лю, у вас имеются какие-нибудь рекомендации?

– Нет, командир Гочжу, – ответил Лю Боцан, единственный гражданский эксперт по астрофизике в составе экипажа.

«Янгуанг Шангуо» устремился к «паутинке», включив генератор электрогравитационного хода.

Какое-то время ничего не менялось в окружающем корабль пространстве.

Бич Божий мчался с прежней скоростью в три тысячи километров в секунду, и компьютеру корабля по имени Дзен приходилось корректировать скорость движения космолёта с таким расчётом, чтобы Бич постепенно догонял корабль.

Лишь однажды на левом конце паутинки Бича сверкнула искорка: она наткнулась на какой-то снежно-ледяной ком и разнесла его в пыль.

Подошли на расстояние в полмиллиона километров, потом ещё на двести тысяч ближе.

И здесь наконец дала о себе знать сила притяжения Бича, начавшего приобретать толщину.

Во-первых, компьютер доложил о нарастании гравитационного поля, что сразу сказалось на увеличении скорости полёта.

Во-вторых, тайконавты испытали странные ощущения, будто их тела начала скручивать невероятная сила. Пришлось даже включить дополнительный антигравитационный компенсатор, набор которых создавал на корабле искусственную силу тяжести и спасал экипаж от перегрузок.

Лю Боцан объяснил эти эффекты наличием «нелинейно ориентированных лоренцевых флуктуаций», приводящих к неравномерно нарастающему градиенту гравитационного поля «вследствие малой толщины суперструны, обладающей гигантской массой», и капитан приказал экипажу не обращать внимания на неудобства.

В ста тысячах километров от Бича стали заметны утолщения, неравномерно распределённые по видимой части «паутинки». Как оказалось, эти утолщения представляли собой скопления камней, льда и снега. Некоторые из них достигали диаметра в пятьдесят и больше километров. Но встречались и тонкие участки, до километра и меньше, состоящие из пластов пыльно-снежного конгломерата.

– Будем запускать зонды, да?^[17] – спросил оператор технических систем Юй Чум.

– Подойдём ближе, – решил Юйдай.

Корабль начал приближаться к Бичу Божьему, обросшему комьями снега и льда.

Длина «паутинки», ставшей сначала «соломинкой», потом неровной трубой, в двадцать четыре раза превышала диаметр Земли^[18], и всю её невозможно было окинуть одним взглядом. «Солнце Китая» находился примерно посредине «трубы», и Юйдай не стал искать более удобного участка Бича, напротив которого можно было зависнуть и запустить к нему робототехнические комплексы с датчиками и видео-камерами.

Спустя полчаса корабль подобрался к «трубе» на расстояние десяти тысяч километров.

Юйдай приказал Дзену держать эту дистанцию.

Тайконавтами снова овладели неприятные ощущения, искажающие восприятие, порождённые присутствием гигантской, планетарного масштаба массы, распределённой в виде струны.

– Зонд!

Корабль выстрелил исследовательский модуль, имеющий на борту не только локаторы и системы связи, но и приспособленных для работы в холоде космического пространства микроботов.

Включились камеры зонда.

По мере приближения аппарата к тускло отсвечивающей в свете звёзд «трубе» стали видны наросты на ней, напоминающие то грибы, то кольца, то проткнутые шашлычным шампуром куски сгоревшего мяса – скопления камней и покрытые слоем пыли снеговые «опухоли».

Что-то сверкнуло под зондом, будто луч света отразился от зеркала.

– Командир Гочжу! – заволновался Ван Ювэй, первый пилот корабля.

– Вижу, – ответил Юйдай. – Дзен, покажи детальнее.

В мгновенно возникшем операционном окне видеосистемы появился участок Бича, откуда прилетел «солнечный зайчик». Он напоминал нечто вроде каменистой шишки диаметром около шестидесяти километров, пронизанной ледяными «усами-сталагмитами».

– Ван, сдай ещё пару тысяч.

Пилот послушно повёл корабль на сближение с «трубой» Бича.

Снова сверкнул зеркальный зайчик.

Ван Ювэй и Дзен заговорили в два голоса:

– Командир Гочжу, там какая-то железяка!

– Фиксирую металлическую конструкцию правильной формы.

– Корабль?! – удивился Лю Боцан.

– Не похоже. Ван, ещё ниже.

Корабль сдал кормой к «трубе» Бича, уходившего в обе стороны в космос так далеко, что его концы перестали быть видимыми. На высоте тысячи километров завис над «сосновой шишкой», превратившейся в эллиптическое скопление каменных глыб, пластов, кристаллических чешуй и ледяных «сталактитов» размером с Матильду, гигантский астероид^[19], открытый ещё в начале столетия в поясе Койпера. На полную мощь включили антигравитационные компенсаторы, ослабляющие нагрузку на организм «скрученного» гравитационного поля Бича.

Зонд опустился на сто километров, на пятьдесят, начал падать: его слабый эгран-двигатель не справлялся с тяготением суперструны. Второй пилот Лю Лао попытался уравновесить его над горными изломами «шишки», но добился лишь уменьшения скорости падения.

На высоте пяти километров камеры зонда захватили в поле зрения картину приблизившейся «горы на шампуре».

Тайконавты впились глазами в экран.

В складках и рёбрах рыхлой горы, охватывающей ось пронзившей её «трубы», стали заметны какие-то геометрически правильные детали явно искусственного происхождения.

– Здесь кто-то разбился! – неуверенно предположил Ван Ювэй.

– Русские? – подал голос Лю Лао.

– Если кто и разбился, то не русские и не американцы, – возразил пришедший в себя Лю Боцан. – Бич летит не от Солнца, а к нему. До него мы добрались первыми.

– Ещё неизвестно. И америкосы, и русские могли нас опередить.

– Не имеет значения. Мы первыми можем завладеть найденными артефактами. Мне думается, что это разбитый космический корабль древней цивилизации.

Тайконавты дружно посмотрели на капитана, хотя видеть его лица под шлемом не могли.

Зонд врезался в скальный пик, множество которых, торчащих во все стороны, и создавали образ сосновой шишки, и передача его видеокамеры прервалась.

– Садимся, – решил Юйдай, перед глазами которого промелькнула сцена приёма во дворце президента, где ему вешали на грудь орден Восходящего Солнца.

«Солнце Китая» устремился к месту падения аппарата…