– Обнаружен подозрительный объект, в соседнем помещении. Рекс стабильно выделяет один и тот же предмет. Диван.
– Приступаем к ликвидации! – Кошкин покинул шкаф, Рекс завыл дурным голосом, боец начал его успокаивать, нежно воркуя, и все они выкатились из костюмерной и двинулись по коридору в сторону выставочного зала. Наташа закричала им вдогонку:
– К ликвидации чего? Дивана?
– Посмотрим, – Кошкин обернулся. – Почему вы до сих пор здесь?
– Ну, теперь-то вы уж точно от меня не отделаетесь! Вдруг это – мой диван?
И Наташа, на своих высоченных каблуках, бросилась за группой с собакой.
– Всем – три шага назад. Где объект? – голос майора Кошкина был жёстким и звенящим. Металлическим стал голос Кошкина, но Наташа узнала его, протискиваясь вперёд, к своему мебельному чуду, между высокими и широкоплечими спецназовцами.
Модульный комплекс был великолепен. Смонтированный на вращающейся платформе, он был доступен взгляду со всех сторон – Наташа знала об этом, ведь это она была автором и каждого отдельного модуля, и всей композиции в целом.
Мебельная группа представляла собой внушительных размеров угловой диван серо-голубого цвета. Секрет был в том, что середина спинки с длинной стороны могла легко превратиться в откидной столик, а короткая сторона в любой момент готова была распасться на два удобных кресла. А потом каждое из кресел лёгким движением руки трансформируется в оттоманку, и так далее, и тому подобное. Не до бесконечности, конечно, но десяток разных вариантов Наташин модульный комплекс в себе скрывал.
Наташа гордилась своим творением и чувствовала себя не то, чтобы первооткрывателем, но – флагманом отечественного мебелестроения. И к сегодняшнему показу родного детища на крупнейшей международной выставке относилась, как к долгожданному спуску на воду из доков, выходу на открытый простор.
Сейчас же диван окружали специалисты совсем другого профиля: восемь человек в камуфляже, включая Кошкина и кинолога с собакой. Рекс лаял на диван и рвался с поводка, кинолог удерживал его, мнение четвероногого эксперта не требовало расшифровки. Под подозрение Рекс взял именно Наташин диван, тот самый, на котором ещё недавно сидел бедолага-Бобриков.
Спецназовцы окружали диван по периметру, не пропуская Наташу ближе установленных Кошкиным трёх метров. Уговоры, заглядывания в глаза, нежное «Ну пожалуйста! Ну что вам стоит пропустить меня!» и грозное «Я на вас управу найду! Я буду жаловаться самому Филину!» – одинаково не имели никакого действия.
Фамилию Филин Наташа взяла с потолка, на самом деле она и понятия не имела, кому надо жаловаться в подобных случаях, честно говоря, она даже не представляла себе, зачем рвётся к дивану, что она смогла бы сделать и чем ему помочь, даже если бы бойцы сжалились над ней и пропустили. Но что-то же делать было надо!
Выглядывая из-за двухметровых парней, Наташа видела, как Кошкин прижал ухо к спинке дивана. Соскочил с платформы, присел, заглянул в щель между платформой и диваном. Достал нож, попытался просунуть его в щель. Он же порвёт обивку!
– Нет! – Наташин крик ошарашил молчаливых спецназовцев, у двоих, стоящих прямо перед ней, прямо-таки уши заложило. Пока они оглядывались и трясли головами, Наташа просочилась между ними и рыбкой бросилась на диван. Мгновенье – и вот она, в своём лучшем платье цвета утренней зари, распласталась по серо-голубому сиденью, вытянув руки, чтобы защитить от посягательств как можно большую площадь дивана.
Дизайнер, она хорошо представляла себе, как живописно выглядит сейчас вся композиция: девушка в розовом на серо-голубом. Воцарившаяся вокруг тишина подтверждала, что впечатление на бравых спецназовцев её бросок произвёл неизгладимое. Они глазели на Наташу, как будто призрака увидели. Прекрасного призрака. Один Кошкин повёл себя, как подобает профессионалу. Усталым голосом он скомандовал:
– Уведите женщину! – и, как будто извиняясь, обратился к ней лично:
– Вы мешаете мне работать!
– Не трогайте диван, это лучшее, что я сделала за всю свою жизнь! – это был уже не протест, это была мольба.
Парни, конечно, рады стараться, таких поручений – да хоть сто порций: все в восьмером налетели, как будто один не справился бы – такой-то амбал! А Наташе даже уцепиться не за что: диван гладкий, ручки, если и есть, скрыты, не вдруг найдёшь. Приказание майора Кошкина было исполнено в ту же минуту и почти безо всяких препятствий.
Наташа безвольно обмякла в руках бравых бойцов, ни кусаться, ни царапаться не стала. Смысла не было: они всё равно её бы оттащили, только она бы выглядела скандалисткой и истеричкой. В глазах майора Кошкина скандалисткой и истеричкой она выглядеть не хотела. Так и стояла за спинами бойцов, так и смотрела горестно, как Кошкин достал из сумочки с инструментами на поясе нужную штучку, и – ой, на это Наташа смотреть уже не могла! – раздался треск ткани.
– А мы о-сто-рож-нень-ко! – Кошкин произнёс по слогам, почти пропел, заговаривая диван и то, что было у него внутри. Наташа закрыла глаза руками. В тишине явно слышалось тиканье часов. Наташ открыла один глаз, посмотрела сквозь растопыренные пальцы, но ничего не увидела. Пришлось открывать оба.
– Спокойно! – Кошкин стоял, распрямившись во весь рост. В руках его было устройство, похожее на бомбу. По крайней мере, так выглядели самодельные взрывные устройства в бесчисленных фильмах на эту тему, просмотренных Наташей. Не то, чтобы эта тема так уж её интересовала, но в такие уж времена мы живём: и в лирической комедии можно встретить самодельную бомбу. И – на мебельной выставке!
Однако электронные часы на корпусе устройства, на которые сейчас смотрел с сомнением во взоре майор Кошкин, не вели обратный отсчёт. Секунды и минуты бежали не назад, а вперёд, не уменьшаясь, а увеличиваясь. Часы показывали время. Наташа посмотрела на большие настенные часы на дальней стене – ну да, точное время. 16 часов 11 минут 18 секунд.
Кошкин перевернул то, что он держал в руках, оборотной стороной, и Наташа увидела клубок разноцветных проводов, приделанных к задней стенке устройства. Это было похоже на бомбу, но это не было бомбой. Не бомба, а муляж бомбы, поняла Наташа. Декорация. Имитация.
Конечно же, майор Кошкин понял это раньше Наташи, раньше всех. Пока омоновцы вокруг него выдыхали, майор вскрывал механизм, или как хочешь это назови. Вскрывал точными, выверенными движениями, хотя уже знал, что опасности никакой нет. И действительно, ничего не произошло, когда из недр пластикового корпуса на пол упал клочок пушистого, воздушного материала, похожего на вату. В воздухе стал различим резкий инородный запах.
Наташа смутно ощущала его и раньше, но не отдавала себе отчёта, сосредоточена была на другом. А теперь запах как будто проявился, отмахнуться, не заметить его стало невозможно! Клочок синтепона – а это был именно он, набивочный мебельный материал – излучал в пространство волны… аниса!
Так пахли анисовые капли, раньше их называли «капли датского короля», а ещё бывает анисовая водка – не будучи экспертом по части алкоголя, Наташа всё же кое-что о нём знала. И сигареты – когда она курила, она предпочитала именно такие, с ароматом аниса, похожие на кальян. Правда, сигареты пахли чуть-чуть, очень тонко, а здесь концентрация аромата составляла, кажется, двести процентов, если такое возможно! Рекс неистовствовал, пытаясь добраться до заветного клочка.
– Сильный ароматизатор. Вот почему собака так активно реагирует! – сказал Кошкин кинологу, а потом, громче – в рацию:
– Устройство обнаружено. Опасности нет. Считаю обстановку нормализовавшейся.
Наташа вспомнила: собаки любят анис. Так же, как кошки – валерьянку. Вот ведь какие разные, но, в сущности, похожие, предпочтения! А Кошкин продолжал отдавать распоряжения.
– Тучков! Проверить третий этаж! – и Тучков тут же убежал выполнять. Металла в голосе Кошкина заметно поубавилось. Тучи рассеялись. Опасность миновала. Парад состоится, и командовать парадом, как и предполагалось, будет она, Наташа! Пора было уже отблагодарить спасителя и выручателя:
– Спасибо вам, дорогой майор, за эту радостную весть! Приглашаю вас на наш мебельный праздник, – Наташа постаралась, чтобы её слова звучали не только благодарно, но и призывно. Кошкин кивнул, продолжая сосредоточенно копаться, как ей сначала показалось, в открытой ране на спинке дивана.
Но нет! Дорогой майор Кошкин ещё больше вырос в глазах Наташи – хотя, казалось бы, куда уж выше? – ведь он продолжал выполнять свой долг, зашивая разрезанный шов в обивке. Ах! Как было не восхититься им, таким сильным и мужественным, и в то же время – таким ответственным! Иголка с ниткой в его руках сновала, как заведённая. Можно подумать, Кошкин ежедневно пользовался этими инструментами, наряду с автоматом, светошумовыми гранатами и – что там ещё в арсенале спецназовца? Однако, увидев Кошкина – мужчину – с иголкой в руках, она вспомнила другого такого мужчину:
– Ой! Я должна вам сообщить кое-что!
Кошкин мгновенно развернулся всем корпусом к Наташе и посмотрел строго прямо в глаза:
– Что? Вы знаете, кто это сделал?
И снова зрительный контакт с Принцем-Кошкиным как будто пригвоздил Наташу к месту, заставив застыть и сердце, и кровь в жилах, и язык на полуслове. Они смотрели друг на друга, глаза в глаза, и пространство между ними как будто изменило структуру, стало текучим и вязким, как вода в бассейне рядом с гидромассажным устройством.
Пространство и время. Не зря же говорят – пространственно-временной континуум, объединяя эти, не связанные на бытовом уровне, понятия, в одно, смежное. Сейчас, когда Наташа смотрела в глаза майора Кошкина, она вдруг всем своим существом ощутила очевидность, естественность того, что пространство и время – суть одно.
Что-то происходило. Между ними. Расхожее выражение: «Между вами что-то есть!» Наташа всегда воспринимала, как фигуру речи. А сейчас это «что-то» реально пролегало, протекало, висело – в общем, существовало между ними. Как странно. Но надо возвращаться, в реальность, туда, где пространство – это три метра пола, а время – уже минута, как Наташа молчит и ничего Кошкину не отвечает. Надо ответить! Что он там спрашивал? Знает ли она, кто это сделал? Она не уверена. И она сказала:
– Не знаю. Может быть.
– У вас есть недоброжелатели? Почему муляж взрывного устройства был спрятан именно в вашем изделии? – Кошкин покосился на многострадальный диван.
– Это на самом деле так серьезно? – Наташа подняла с пола клочок синтепона. Аромат аниса уже выветрился, но движение воздуха снова всколыхнуло его. – Ведь никакой опасности на самом деле не было. Так, баловство!
– Это совсем не серьезно, но к подобному хулиганству мы должны проявлять необходимую жесткость и последовательность. Если вы вспомните что-нибудь, пожалуйста, доложите… то есть – сообщите нам.
Кошкин отдал Наташе честь, развернулся на сто восемьдесят градусов и сделал первый шаг к двери, прочь от неё. Сердце у Наташи снова остановилось. Как? И это всё? Неужели судьба, которая дразнит её, подсовывая, одного за другим, некачественных принцев, будет так жестока, и в этот раз, когда принц, наконец, по всем статьям хоть куда, он сорвётся с крючка? Тьфу, какие дурацкие мысли лезут в голову, когда дорого каждое мгновение! Нужно его остановить, удержать, нужно что-то такое сказать, умное и очаровательное, чтобы он просто не мог никуда…
– А сейчас, – вдруг сказал вернувшийся майор Кошкин, и в голосе его уже не было ни грамма металла, разве что – малиновый звон – Наташа…пойдемте, выпьем кофе. Есть здесь кофе?
– Не вопрос. Я покажу вам! – и они пошли пить кофе. Со всеми вытекающими последствиями, хотелось бы думать Наташе.
Через пятнадцать минут, когда было выпито три чашки чёрного, без сахара и сливок – им, и два кофейных коктейля, один – горячий, с вишней и ликёром, другой – холодный, со взбитыми сливками и ореховым кремом – ей, Наташа и Кошкин болтали как старые знакомые, с лёгкостью перескакивая с обсуждения номинантов на премию Оскар к перечислению достоинств модного автомобильного бренда. Оказалось, у них очень даже много общего. Она так и знала!
Никакого стеснения, никакого зажима: Наташа щебечет, Кошкин улыбается, потом говорит что-то – весомое, ёмкое и содержательное – и теперь уже её очередь кивать и делать большие глаза. Так ведь и бывает обычно, когда всё идёт, как надо? Вот и у них с Кошкиным всё так и шло.
– Конечно, я с самого начала знал, что это не настоящая бомба – поэтому и вас не прогнал… до конца, – говорил Кошкин, попивая свой суровый и крепкий мужской напиток.
– Откуда же вы знали? – Наташа без труда вела свою партию, без конца преувеличенно изумляясь и восхищаясь. Восхищаться Кошкиным было просто. Ведь весь он, с кончиков ботинок до макушки под беретом, был абсолютным совершенством. Его негромкий голос, в котором всё равно прорывались раскаты сдержанного грома. Его глаза, сейчас – мягко улыбающиеся ей, но она-то видела уже, какие молнии могут они метать!
Сдержанные и точные движения рук, которые ставят чашку на стол точно в то место, откуда только что её взяли, и совершенно беззвучно. Один раз, так же сдержанно и аккуратно, он протянул руку к её лицу и отодвинул непослушную прядь, упавшую ей на глаза. Его прикосновение было именно таким, какого она и ожидала: нежным и уверенным. Как будто он имел на это право. Удар током – когда его пальцы дотронулись до щеки – и разговор продолжился, как ни в чём не бывало, без всякой заминки:
– Мне трудно это объяснить…знаю – и все. Интуиция, озарение, вдохновение – как там это называется.
– И вы никогда не ошибаетесь? – Наташе уже трудно было говорить ему «вы» – настолько своим, близким за ничтожно короткое время знакомства стал для неё Кошкин.
– Никогда. Такая работа.
– Страшная у вас работа. Но – забирает. Да?
Кошкин кивнул, соглашаясь:
– А теперь расскажите-ка мне поподробнее, чем вы занимаетесь? Я уже понял, мебелью, но – что именно вы делаете?
Наташа загадочно улыбнулась:
– Приходите сегодня вечером – увидите.
Наташа достала из сумочки приглашение и протянула ему. Кошкин взял, взглянул на яркий глянцевый прямоугольник, как будто сфотографировал, убрал в планшет, висевший на поясе и сказал то, что она мечтала услышать:
– А потом мы увидимся?
Ну конечно, конечно, обязательно – хотела прокричать Наташа, но не стала. Этикет требует немножко поинтриговать. Но не слишком – чтобы в её неопределённых словах он не услышал ни отказа, ни согласия.
– Вы всегда такой настойчивый?
– Нет. Но вы почему-то мне ужасно понравились. В этом платье… Как принцесса из сказки.
Вот оно! Совпадение! Пересечение! Ведь и для неё майор Кошкин с самого начала был Принцем. Что ж, закрепим достигнутое:
– Мы обязательно увидимся с вами, майор Кошкин. После бала. Я обещаю. А сейчас мне пора. До вечера!
Наташа поставила на стол стакан, в котором ещё оставалась почти половина кофейного напитка. Жалко, она бы с удовольствием допила, но точка в разговоре поставлена, и нарушать драматургию не стоит. Поставила и пошла, отбивая такт каблуками, пританцовывая так, чтобы её волшебное платье развивалось сзади, качалось, соблазняло, манило и звало. Наташа была уверена, что Кошкин смотрит ей вслед.
Глава 16
Долгожданный вечер, наконец, наступил. Он летел вперёд на всех парусах, подгоняемый сзади счастливым избавлением от неслучившегося взрыва. Публика лихорадочно веселилась. Придирчивым и пресыщенным от природы дизайнерам сегодня нравилось всё. В том числе и огромная игрушечная надувная мебель, по которой карабкались клоуны.
На подиуме в центре зала возвышался гигантский зелёный стул, на чьё сиденье рыжий клоун безрезультатно пытался взабраться. А вот его неизменный спутник – клоун белый – преуспел: ему удалось заснуть на циклопической кровати, поставленной вертикально, «на попа»: белый даже храпел, засунув под голову подушку и накрывшись маленьким розовым одеялком. Хохот в зале, однако, он вызывал гомерический, ведь всё это белый проделывал, стоя на голове!
Смеялся и Бобриков, незадачливым создатель козетки. Он стоял не в первом ряду, но близко от подиума, и все ужимки и прыжки клоуна видел, как на ладони. Однако улыбка на его лице казалось вымученной, как будто смеялся он через силу. Радоваться в полный рост мешало разочарование: его творение не приняло участие в конкурсе, завистники и интриганы лишили Бобрикова заслуженной награды и признания!
А тут ещё сзади по толпе прошло волнение, затронувшее Бобрикова самым непосредственным образом: его просто снесли и смяли, лишив полностью обзора. Какой-то беспардонный человек, пробираясь из задних рядов к сцене, наступил Бобрикову на ногу, толкнул его и задвинул за колонну. Бобриков был возмущён до глубины души!
Правда, нахал тут же сошёл с ноги, извинился, стряхнул с пиджака Бобрикова несуществующую соринку и даже предложил поменяться местами, чтобы не заслонять от Бобрикова происходящее на сцене. Беспардонным и одновременно любезным незнакомцем оказался майор Кошкин. Бобриков его не признал в гражданской одежде. Костюм цвета маренго сидел на Кошкине отменно. Но Бобриков не собирался спускать на тормозах претензии за доставленные неудобства:
– Нельзя ли поосторожнее! Если вам надо в первый ряд, то и приходили бы пораньше!
– Виноват! Опоздал. Служба, – по привычке Кошкин поднёс руку к пустой голове, улыбнулся и всем своим видом выразил извинение, сожаление и доброжелательность. Но Бобрикова этим не проймёшь!
Он окинул Кошкина снисходительным взглядом: костюм… рубашка… галстук… ботинки… Не в тренде! Сидит всё неплохо, но матерьяльчик не ахти… галстук ширины прошлогодней, а то и позапрошлогодней… и по цвету не сочетается с рубашкой. Ботинки вообще какие-то полувоенные. Колхоз!
Несмотря на разницу в росте не в свою пользу, Бобриков легко выразил высокомерие – едва прищуренными глазами, чуть-чуть раздувающимися ноздрями, почти незаметно приподнятым в усмешке правым уголком губ. Для верности Бобриков сказал словами:
– Пускают на профессиональную выставку чёрт знает кого! Хайтек от прованса не отличит, и туда же, припёрся. Вам не сюда, вам на футбол надо или на рестлинг!
– Ты что, мужик, не пообедал сегодня? Расслабься, дыши глубже! – Кошкин, похоже, не собирался скандалить. Он не отрывал глаз от сцены, напряжённо ожидая чего-то.
На подиуме клоуны сворачивали разогрев зала. Последний раз упав, перекувыркнувшись, распластавшись и вскочив, они раскланялись и вытащили затычки из стула и кровати. С громким шипением воздух начал выходить из резиновых форм. Под аплодисменты публики, клоуны понуро покидали зал, таща за собой сдувшиеся предметы мебели. Верхний свет в зале сменился приглушённой подсветкой. На сцене появился Ведущий. Голос его звучал то мягко и вкрадчиво, то начинал грохотать, как литавры, занимая весь объём немаленького экспо-центра:
– Друзья мои! Мебель – это то, что окружает нас каждое мгновение нашей жизни. Хоть многие этого не замечают, но это так. И ещё кое-чего не замечают многие: не только мы создаём мебель, но и мебель создаёт нас! Может быть, это понимает лишь тот, кто вырос в окружении хорошей мебели. На хорошем стуле. На удобной кровати. На комфортабельном диване. Примерно так же, как вырастают на хорошей музыке или хорошей литературе.
С толпой происходило что-то странное: она проседала. Буквально. То тут, то там стоящие люди вдруг садились, лес вертикальной публики прореживался, открывая заинтересованному взору то, ради чего, собственно, сегодня здесь все и собрались: мебельные группы на подиумах, рассредоточенные по залу. Голос Ведущего обволакивал собравшихся:
– Человек, живущий в окружении хорошей мебели, бодр, потому что, хотя бы, он элементарно выспался – это раз! Он, этот человек, в хорошем настроении, потому что не задевает ногами за жесткие углы и ножки. И – не побоюсь этого слова, он – креативен, то есть способен создавать новое. В том числе и новую мебель. Не в последнюю очередь потому, что ничто его не отвлекает, когда он сидит на вашем хорошем стуле. Работает за столом, соединённым с модулем хранения и подсветкой. В итоге, хорошая мебель даёт жизнь – чему угодно, в том числе – другой хорошей мебели. Плохая мебель же не порождает ничего, кроме головной боли и заболеваний позвоночника. Увы, это так!
Люди продолжали садиться. Оказывается, организаторы выставки позаботились о том, чтобы на каждого приглашённого в зале хватило мягких каплевидных кресел. До поры до времени кресла-мешки были спрятаны под подиумами, и вот теперь ассистенты бесшумно сновали по залу и доставали припрятанные сидения. Приглашённые с удовольствием садились на них, поднимали головы – и с удивлением обнаруживали, что видеоряд к речи ведущего можно наблюдать на потолке!
Здесь были представлены презентации каждой мебельной группы, стоявшей в зале. Весь цикл создания, от идеи, через исторические и современные аналоги, к конкретному проекту, выбор материала и цвета, функциональные особенности, изготовление, тестирование и, наконец, готовое изделие в сборе. Столы-секретеры сменяли на потолке обеденные группы, шкафы, модули для прихожих и кухонь, спальни…
Бобриков и Кошкин, волею судьбы оказавшиеся на соседних тёмно-синих креслах-каплях, задрав головы, не сводили глаз с потолка, но с разным чувством. На лице Кошкина отражался живой интерес и нетерпение, а Бобриков разглядывал выставочные образцы с горечью и завистью, встречая каждую новую модель тяжким вздохом.
Вдруг оба они отреагировали на очередную картинку совершенно одинаково: Кошкин и Бобриков вздрогнули, впились взором в потолок и потянулись к экрану… то есть – заняли более удобное положение, от которого, кажется, изображение стало ближе. На потолке появилось лицо Наташи. А потом – такая же круговерть создания, от эскиза до реализации в материале, её многофункциональных диванных модулей-трансформеров.
Однако Наташин ролик отличался от всех других. Прочие презентации заканчивались победным изготовлением предмета мебели, финальный кадр представлял изделие в эксплуатации: счастливую семью, сидящую за новым обеденным столом… на новых стульях… а вот такая же семья удобно разместилась на новом диванном уголке… В ролике Наташи готовый диван, представленный вниманию собравшихся внизу дизайнеров, был только началом целой цепи превращений: вот от дивана отъезжает одна секция и оказывается удобной оттоманкой… посреди дивана секция откидывается – и под ней, как рояль в кустах – прятался полированный журнальный столик… под крайней секцией скрывалось оборудованное место для домашнего офиса: розетки для зарядных устройств, жеское место под ноутбук, карман для планшета. Казалось, превращениям нет конца!
Все те, кто смотрел сейчас на череду трансформаций модульного комплекса Ермаковой, как будто на потолке показывали волшебную сказку, затаили дыхание, с одним только желанием: узнать, что будет дальше! В тишине то там, то тут раздавались восхищённые возгласы Наташиных коллег по цеху. Дизайнеры в полголоса обменивались впечатлениями, задавали друг другу вопросы, комментировали кино на потолке, в котором диван вдруг стал главным героем и почти что живым существом.
Майор Кошкин не слышал шёпота в зале. Он перестал следить за тем, что говорил Ведущий. Он только ощущал всей кожей, что Наташа сделала необычный и выигрышный проект. И почему-то это его не радовало. Голос Ведущего грохотал, стараясь докричаться до звёзд, чтобы и там слышали, что после общего рейтингого голосования, в котором принимали участие авторы всех представленных на конкурс работ, а также независимые эксперты из крупнейших мебельных концернов России, ближнего и дальнего зарубежья, с большим отрывом победила… Кошкин сосредоточился. То, что скажет Ведущий дальше, было очень важным для него. Жизненно важным. И Ведущий сказал:
– Победила Наталья Ермакова, с этого момента – обладательница титула мисс мебель России. Прошу приветствовать!
Тотчас экран на потолке погас, а свет в зале вспыхнул с невиданной силой, концентрируясь на сцене. Там стояла она, мисс мебель России Наталья Ермакова, в платье цвета утренней зари. Прекрасная и недосягаемая.
Чтобы упрочить её исключительность, Ведущий водрузил Ермаковой на голову диадему, предварительно продемонстрировав её всем собравшимся. Диадема была хороша. Вслед за Ведущим, один за другим, к Ермаковой подходили организаторы выставки, эксперты, представители мебельного сообщества, руководители творческих союзов и производственных объединений, ведущие дизайнеры и преподаватели дизайнерских ВУЗов…
Каждый жал Ермаковой руку, вручал памятный сувенир или диплом, предлагал сотрудничать, сулил денежные премии, выгодные контракты и стажировку за рубежом. Публика, внезапно выведенная из фазы расслабления в каплевидных креслах в фазу бодроствования, оживилась: обычно степенные и сдержанные, ревнивые к чужому успеху, дизайнеры здесь были непохожи сами на себя. Они рвались к Ермаковой, как будто это была заезжая знаменитость, хлопали ей, свистели, кричали, выражали восторг и признание, кто во что горазд.
Мисс-мебель России совершила тур вальса с Ведущим, а потом, уже совершенно вне программы, была поднята на руки восхищёнными коллегами и пронесена через весь зал под несмолкаемые выкрики: «Ер-ма-ко-ва! Ер-ма-ко-ва! Ура! Ура! Ура!»
Казалось, дизайнеры впали в экстаз, и конца и края ему видно не было. Бедный Бобриков совсем потерялся в этом ажиотаже. Он тоже топал и тоже кричал, и люди вокруг, видя, с каким остервенением он вопит, улыбались и кивали ему, думая, что он рвёт глотку, как и все, в восторге от заслуг Ермаковой. Звук же, исходящий из бобриковского горла, не был слышен никому. Не слышал себя даже сам Бобриков, но продолжал кричать, надрывая связки:
– Это плагиат! Воровство идей! Вы за это еще заплатите! Позор Ермаковой!
Кошкин тоже не слышал, что кричит Бобриков. Ему было не до Бобрикова. Он бы не заметил, даже если бы Бобриков со всей силой боднул его головой в живот. Что, кстати, тот и намеревался сделать, уже примерился, но побоялся, взглянув на железные мускулы, проступавшие под тканью маренгового пиджака. Такого боднёшь – головной боли не оберёшься! Вместо этого Бобриков, продираясь к выходу сквозь беснующуюся толпу, со всей силы наступил Кошкину на ногу и покинул поле боя со злорадной улыбкой. Которую Кошкин не заметил тоже.
Кошкин, как и Бобриков, выпал из общего веселья. Ликующая толпа обтекала застывшего майора, как половодье омывает попавшийся на его пути столб… или дом. Застывшей колокольней стоял майор Кошкин и следил потухшим взором за триумфом Ермаковой. Его плечи поникли, руки повисли, уголки губ опустились вниз, в глазах стояли слёзы. Внимательный наблюдатель с удивлением понял бы, что бравый майор чуть не плачет.
Но не было такого наблюдателя. Никто из присутствующих майора не знал. Бобриков проследовал на выход. Ермакова, со своей недосягаемой высоты, не удостоила гостя вниманием. С тоской и ужасом взирал Кошкин на диадему, в лучах софитов сияющую на Наташиной голове.