Твой силуэт в очертании света

Нинель взяла его за руку, переплела пальцы. Они вышли с площади и стали прогуливаться по улицам – Нинель издалека слышала горе и боль людей. Спустя пять минут остановились у полуразрушенного дома.

– Здесь.

Теперь нужно было проверить, есть ли кто внутри. И выманить. Отошли в сторонку, затаились. Внутри дома послышались шевеления – кто-то пулей выскочил на задний двор, за водой. Вот он, момент. Мирей переместился внутрь дома – там лежало на кровати двое детей, мальчик и девочка. Глаза закрыты, хрип и свист. Нинель прикоснулась к обоим, и тут же переместились назад, в проулок. Нинель тяжело дышала, глаза налились слезами. Он почувствовал это внутри себя – её горячее горе, вновь разбившее сердце.

И каждый раз это – вот так. Мирей проклинал Великую Мать, запретившую дочерям проявлять силу, на чём свет стоит. Если бы не она… Нинель смогла бы спасти гораздо больше людей. И не страдала бы так каждый раз, когда не получалось.

Он обнял её, прижал к себе, стремясь впитать всё её горе, забрать его себе, чтобы не чувствовала этого, не мучилась. Чтобы хоть немного, хоть на крупицу облегчить её ношу.

– Девочка уже мертва, – сказала она, и слёзы брызнули из глаз, полились потоком. – Если бы мы пришли раньше…

– Раньше мы были без сил.

– Всё равно, мы могли бы…

– Не могли. Я бы сбился при перемещении, нас могло и вовсе закинуть непонятно куда. Мы не всемогущи, Нинель. Мы боги, но мы не всемогущи.

Каждого погибшего человека, каждую потерю она пропускала через себя. И не только людей – Нинель оплакивала и тварей, когда возвращалась из Небесных Чертогов, где дочери Неба периодически отчитывались о своей работе. С какой тошнотворной гордостью они сообщали об убийствах – Мирей чувствовал отвращение, разливающееся по Нинель. Жалость к несчастным, подневольным созданиям. Она ведь пыталась. Когда отчитывалась в первый раз, говорила, что слышала путаные мысли тварей, выдвигала свои предположения о том, что этот жуткий туман захватил их. Реакция Великой Матери была странной. Очень мягко сказала она Нинель, что даже если это и правда, помочь им они всё равно не могут и первостепенная их задача – спасти людей. А в глазах – в глазах гремели грозы. Мать разозлилась. Нинель не была уверена, ей так показалось. Мирей склонен был с ней согласиться.

С тех пор она исправно врала, строя самое невинное лицо, какое только могла – и как же ей это претило. Как же мерзко было от самой себя. Возвращаясь, падала в его объятия и подолгу успокаивалась, цепляясь, точно за соломину.

Утерев слёзы, Нинель потянула его дальше. Битый час бродили они по городу, но больше ничего не обнаружили. Похоже, твари не добрались сегодня до Морем. А ребёнок скончался от болезни.

Мирей взял её за руку, увёл обратно в проулок, а оттуда – в очередное красивое место, что успел увидеть за годы нахождения в мире людей. На этот раз это был водопад, и они переместились на соседнюю вершину, почти за облаками. Нинель опустилась на траву, проводя по ней ладонями – впитывая жизнь, что царила здесь полноправным хозяином. Девственная природа, не тронутая рукой человека. Одно из редких мест, куда люди ещё не добрались.

Он опустился позади, привлекая в объятия. Грузная печаль травила ей душу. Недолог человеческий век, подвержен множеству опасностей. Мирей научился принимать это, но у Нинель не получалось.

Всё, что он мог сейчас – отогревать своим теплом, лить в неё свои чувства, пока не переполнится. Пока не отпустит очередную потерю, не упокоит человеческую душу в своём сердце. Она всех их помнила. Каждого. Не так уж и много смертей она видела, но даже те немногие лежали тяжёлым грузом. Его милая, светлая Нинель. Отзывчивая, добрая до безрассудства. Она заслуживала гораздо большего, чем та безумная жизнь, которую они вели.

Время шло, Нинель успокаивалась. Вот она смогла наконец спокойно вдохнуть. Обняла его руки, укутавшие её, точно одеяло.

– Спасибо, Мирей. Что бы я без тебя делала.

Что бы он без неё делал, вот в чём вопрос. Прозябал бы и дальше в бесконечной кутерьме бессмысленных событий, полупустой и несчастный, а что самое худшее – не осознающий до конца своей неполноценности. Воистину, наша жизнь обретает смысл тогда, когда нам есть, ради кого жить. Ни одна великая цель не сумеет заполнить этой гулкой пустоты, дрожащей внутри. Он знает, проходил через это, ему есть, с чем сравнивать.

– Я люблю тебя, Нинель.

– А я люблю тебя.

Он повторял эти слова как клятву, и какое наслаждение было произносить их вслух. Я люблю – недоступная в его мире роскошь, которой он удостоился. Вдвойне великое счастье – быть любимым. И уж совсем какое-то запредельное – быть любимым Нинель.

– Ты потрясающая, я говорил тебе об этом?

Он прижался щекой к мягким волосам, переливающимся в свете солнца серебром. Она откинула голову назад, притираясь ближе.

– Да, много раз.

В её голосе слышалась улыбка. Печаль отпустила, отступила, ей на смену пришла решимость продолжать и дальше их дело. Спокойствие вновь вернулось в её душу, и как же он был этому рад.

Они просидели так ещё час, болтая обо всём и ни о чём. Тихий говор мягко вливался в размеренную жизнь удивительного места, пролегающего высоко над уровнем земли. Водопад искрился, преломляя свет в мелких каплях, образуя радугу. Нинель любовалась чудесным явлением природы, ведь несмотря на то, что сумела познакомиться с так влекущими её людьми, истинную красоту находила именно в ней. Небо, солнце, реки и озёра, животные, насекомые и птицы. Всё это влекло её и манило, и обязательно нужно было подышать, рассмотреть, потрогать. Такая уж Нинель – вся жизнь через касания.

Мягким журчащим ручьём разлился по округе её смех. Мирей рассказывал очередную байку из той, прошлой жизни, когда он был предоставлен лишь сам себе. Она обернулась, всматриваясь в него своими прекрасными глазами. Тепло разгоралось в груди, угрожая вновь обратиться слепящим костром.

– Пора идти. Мне не стоит задерживаться слишком сильно.

Она была права, но как же не хотелось её отпускать. Сжав покрепче на несколько мгновений, Мирей поднялся, подавая ладонь. Нинель ухватилась за неё, встала лицом к лицу, совсем близко. И он – безотчётно, не успев даже подумать – потянулся к ней, ведомый разгорячённым сердцем. Она окинула его околдованным взглядом, потянулась в ответ, но отступила.

– Нет, не сейчас. Иначе я только и буду, что мечтательно краснеть, и двух слов не смогу связать перед Матушкой. Всё же, нам важно сохранить нашу тайну.

Мирей печально выдохнул, смиряясь.

– Да, не время.

Обхватил её рукой и переместился на окраину леса неподалёку от третьей точки. Именно здесь она спускалась последний раз.

– Возвращайся скорее. Я буду скучать.

Сжав её ладонь, он поднял её к лицу. Прижал к щеке, закрыв глаза в наслаждении. Прикоснулся мимолётно губами. Поцелуй-ожидание. Поцелуй-обещание. Поцелуй-тоска.

Её вторая рука легла ему на лицо, обхватывая его в любящем объятии.

– Я ненадолго.

Нехотя отступив от него на несколько шагов, она развернулась и углубилась в чащу. Вскоре густота леса полностью скрыла её тонкий силуэт.

Нить натягивалась всё дальше и дальше. Он слышал её, он знал, где она. Не первый раз уже поднималась Нинель в Небесные Чертоги, не о чем переживать.

Не о чем, Мирей. Ты волновался и в прошлый, и в позапрошлый, и все пять раз, что она отлучалась – всё закончилось хорошо. Она вернулась.

Мирей заставил себя идти вперёд. Ему тоже предстояла работа – коалиция, созданная под его влиянием, вовсю обучалась магии подчинения. Но мысли вились-вились, захватывали всё сильнее. Он остановился. Нить натягивалась всё дальше. Звенела, дрожала – словно звала. Словно пыталась сказать ему, что отпускать её не стоит. Мирей развернулся, готовый кинуться за ней вслед – переместиться прямо сейчас и утащить далеко-далеко, за границы реальностей. Оборвать все связи, наплевать на всё – на людей, на тварей, на Бездну и богов. Построить дом, возвести вокруг барьер – и чтобы ни одна мошка не проскользнула внутрь.

Вот только будет ли Нинель рада такой жизни?

Его секундное замешательство сыграло решающую роль. Внутри резко дёрнуло, и в следующее мгновение за его спиной появился Аркон – Мирей был уверен, что это именно он. Столь высокая скорость перемещения, кроме самого Хаоса, была только у старшего брата, имеющего Высший ранг.

Слишком поздно. Он упустил момент. Нинель перенеслась в Небесные Чертоги.

– Здравствуй, Мирей, – сказал старший брат, обжигая холодом голоса.

Он даже не успел обернуться, как по сознанию ударило чем-то тяжёлым, и он провалился во тьму.

***

Темно. Липко. Неприятно. Мирей скользил где-то по самой кромке между беспамятством и реальностью и никак не мог прийти в себя. Внутри оковами оплёл страх – жгучий, панический. Чувства словно чужие, шедшие откуда-то извне. Страх душил, сжимая горло железными тисками. Он накатывал волнами, пригвождая его спиной к чему-то твёрдому и жёсткому, на чём он лежал.

Что это такое?.. Откуда?..

И вдруг словно пронзило: Нинель! Он подорвался, тут же рухнув на пол – слабые ноги отказались держать тело.

– Аркон! – заорал он во всю мощь лёгких. – Аркон, где ты?! Ты слышишь меня?!

Рванулся к двери, снова чуть не упав. Вцепился пальцами до боли за выступающие края досок.

– Аркон! Аркон, ответь!

– Не стоит так кричать, – донеслось ледяное из-за двери.

Мирей отступил, оглядываясь. Рванулся прочь из клетки – не получилось. Его со всей силы вмазало в потолок – грузным бесполезным мешком он рухнул обратно на пол.

– Ты меня что, за идиота держишь? Эта темница, можно сказать, специально для тебя создана. Я корпел над ней долгие годы. Наконец, пришло время и тебе оценить моё мастерство.

Мирей поднялся. Ноги тряслись от ярости и гнева, и от страха Нинель, что одолевал её всё сильнее и сильнее. Собрав в себе силы, прикоснулся к двери, желая обратить её в бесполезный смятый кусок дерева и металла. Едва дотронулся, как на двери проступили письмена, и его шарахнуло прочь, да так сильно, что пролетел всю камеру и врезался спиной в каменную стену. Он поочерёдно касался всех доступных ему поверхностей. Его швыряло по камере из стороны в сторону, до тех пор, пока не кончились силы. Глаза застило пеленой. Он осел, дыша через раз – ноги словно отнялись, он не чувствовал их. Тело не двигалось. Со лба на холодный камень капала кровь.

– Успокоился? – донеслось из-за двери.

Ненавистный голос, полный превосходства. Он победил, он упивался своей властью.

– За что? – спросил Мирей.

– Ты и правда думал, что твоя интрижка с дочерью Неба останется незамеченной?

Мирей открыл глаза. Внутри что-то оборвалось, а мир рухнул, треснул, развалился на части, осыпался кривыми осколками к его ногам.

Худший из сценариев обрёл жизнь.

Он заперт в темнице. Нинель в Небесных Чертогах, а её судьба – в руках Великой Матери. И он ничего не может сделать. Ничего.

Страх. Такой, какого он ещё никогда не испытывал. Животный. Первобытный. Лишающий рассудка.

– Занимательный у вас вышел роман. Ты уж извини, я покопался немного в твоей голове.

Мразь. Какая же мразь!

– Зачем тебе это? Настолько сильно меня ненавидишь?

– Ты даже не представляешь, насколько, – процедили зло из-за двери.

– Зачем же её было трогать?! – сорвался Мирей, врубаясь в дверь всем телом. – Одного меня тебе мало?! Мучай, пытай, наслаждайся, сколько влезет! Пожалуйста, бери, я весь в твоей власти! Я бы всё сделал, что ты скажешь. Всё.

Мирей пал на колени, прижимаясь лбом к двери. Отчаянье и безысходность скрутили по рукам и ногам не хуже цепей подчинения, которыми сковал его Аркон при встрече. Он и не подозревал, насколько тот силён.

Недооценил. Слишком долго играл с огнём. Доигрался.

– Так в чём же интерес мучить тебя физически, если твоя душевная боль куда слаще? – прошипели ему в ответ. – Завтра утром твоя казнь. Наслаждайся последними часами жизни.

По ту сторону темницы послышались шаги. Аркон ушёл, оставив его наедине со своими сожалениями и страхами.

Плевать. Ему было плевать, что с ним сделают. Только Нинель. Только она занимала его мысли. Она, и её страшные чувства, её отчаянье и ужас.

Мирей лихорадочно огляделся. Он должен выбраться отсюда.

Глава 12. Казнь

В белый поток света, что должен был перенести её в Небесные Чертоги, Нинель ступила под аккомпанемент волнения Мирея. И хоть это уже и было довольно привычным – каждый раз Мирей переживал, когда она была вдали от него – сегодня его чувства отозвались особенно остро. Настолько, что она чуть не шагнула тут же вниз, если бы не один факт – её встречала целая процессия во главе с Фимеей. Старшая сестра ухватила её за руку, отталкивая от точки выхода, и в это самое мгновение… она перестала слышать Мирея. Все эмоции пропали, и лишь потянувшись за нитью, она смогла понять, где он.

Страх окатил с ног до головы оглушающей волной.

Они попали в западню. Мирей был в Подземной Обители и… явно не по своей воле.

Стараясь не показать виду и вернуть себе самообладание, Нинель выпрямилась, бросив взгляд на сестёр.

– В чём дело? – спросила она, и даже сумела сдержать дрожь в голосе, хотя внутри эта дрожь сотрясала сердце нервным перестуком. – Чем я удостоилась столь пристального внимания?

Заложив руки за спину, Фимея охватила её острым, орлиным взглядом – всю разом, как только она умела. Сердце снова сжалось в мучительном спазме. Нинель сглотнула. Выдвинув руку из-за спины, сестра произнесла:

– Иди в Храм, если не хочешь помереть на месте.

В её ладони клубилась сила разрушения. Не верящий взгляд завис на руке, а после переполз на сестру. Она что… серьёзно?

– Поживее.

Подняв повыше голову, Нинель развернулась и направилась в Храм, где её – она была уверена – ждала Матушка. Они узнали. Как? Откуда? Когда? Вопросы кружились в голове, но с каждым шагом меркли и меркли, потому что она чувствовала – с Миреем что-то происходит. Она не слышала его совсем, но словно чувствовала мерзкие чужие лапы, лезущие, куда не просят. А ну, пошёл прочь! Не трожь его! В груди вскипело, гнев затмил мысли. Броситься бы назад, растолкав всех подряд, да Фимея не шутила. Она убьёт её, стоит только дёрнуться. А у Нинель… не поднимется рука атаковать в ответ.

Красота Небесных Чертогов в один миг обратилась чуждой. Вычурная, такая непохожая на тихую, незамысловатую красу лесов, полей и лугов, она отталкивала её своей неподвижностью. Бесконечная череда дней, проведённая здесь за изучением книг и мечтаниями, за оттачиванием своего мастерства – лишь бы Матушка гордилась – всё это словно было не с ней, в какой-то другой, прошлой жизни. Жизни, в которой не было мира людей, закатов и восходов, загадок, тварей и… Мирея.

Он наполнил её жизнь бесконечной чередой смыслов. И даже если им никогда больше не суждено свидеться, она сохранит это в сердце – как самое драгоценное, что у неё есть.

Ты только держись, Мирей. Родной, любимый, самый дорогой, ты только держись. Давай, очнись, приди в себя! Не дай тому, кто так бесцеремонно влез, вышкребать свою душу. Ты ведь сильный, такой сильный, не позволяй ему глумиться. Изгони прочь! Ведь ты не один. Я с тобой.

Что-то дрогнуло на том конце, дрогнуло и загорелось. Он не пришёл в себя, нет, но их связь, услышав её зов, атаковала, ударила что есть сил по тому, кто копался в голове и сердце. Не пустила, не позволила. Ощетинилась, защищая дорогое. Не пройдёшь.

Нинель перевела дух. Хоть ненадолго, но ей удалось отсрочить то, что уготовано было Мирею.

Они вошли в Храм. Матушка стояла на постаменте, взирая на приближающихся дочерей. Высокая, стройная, прекрасная – само воплощение женской красоты и мягкости. В груди Нинель затеплилась надежда – Матушка поймёт. Не может быть иначе. Ведь она справедливая властительница.

«… но доверять ей было бы опрометчиво…» – так некстати всплыли в голове слова возлюбленного. Закрыть бы на это глаза, да сложно: Мирей редко оказывался не прав. Почти никогда.

Нинель сглотнула, готовая ко всему.

– Подойди ближе, дитя моё, – сказала Матушка, устремив на неё сложный к прочтению взгляд.

Разгадать помыслы человеческие было просто, но сейчас перед ней стояла сама первородная богиня, и посягать на понимание столь могущественного существа было делом безнадёжным.

Нинель вышла из ровного строя сестёр, склонившись в глубоком поклоне.

– До меня дошли слухи, что одна из моих дочерей, моих великолепных, чистых созданий, опорочила себя связью с сыном Хаоса. Известно ли тебе что-либо об этом?

– Нет, Матушка, – еле разлепив губы, сказала Нинель.

– Лжёшь, – донёсся до неё голос Фимеи.

– Подожди, Фимея, – сказала ласково Великая Мать. – Ведь не будем же мы на слово верить какому-то там сыну Хаоса.

В её голосе послышалась усмешка. Кто-то из сестёр за спиной хихикнул.

– Я не хочу в это верить. И истово надеюсь, что это неправда, – казалось, от того количества мнимой сладости, что лилась из её рта, вот-вот слипнется воздух. Нинель бросило в холодный пот. – Тем более, что речь идёт о Нинель. Об одной из самых добрых и милосердных моих дочерей.

Заложив руки за спину, богиня принялась прохаживаться вдоль постамента.

– Одна из вас пошла против запрета и вышла на контакт с людьми и даже более того – исцеляла их, чем подняла волну слухов в человеческом мире. Люди принялись судачить, что на землю спустилась посланница Великой Богини. И они были благодарны. Те, кто дождался этой помощи. Их молитвы были горячи и полны надежды. Но вместе с тем, те, кто эту помощь не получил, стали обвинять Богиню в слепоте и жестокости. Какое совпадение – впервые это случилось в поселении неподалёку от третьей точки выхода. Точки, куда спустилось всего двое моих дочерей – ты и Карилия.

Внутри Нинель всё похолодело. Слова матери больно били по ней своей неопровержимостью. Как она могла так сглупить… Как могла не подумать о том, что люди пойдут молиться и благодарить свою богиню в Храмы…

И Карилия. Единственная из сестёр, кого она могла назвать другом. Узнав, куда пошла Нинель, она пошла за ней следом, видимо, в надежде на то, что они объединятся и будут исследовать мир людей вместе.

– А потом… случаи стали учащаться без какой-либо закономерности. Так, словно дочь Неба вдруг научилась скакать по пространству, как блоха. Но моим детям недоступна такая сила. А вот сынам Хаоса – да.

Матушка обернулась и посмотрела ей прямо в глаза. Тяжёлым, изучающим, обличающим взглядом. Нинель сглотнула. Попыталась сглотнуть, но в горле было сухо, как в пустыне Иссея.

– Фимея! – воскликнула Богиня, резко переведя взгляд на старшую дочь. – Ты прослушала Карилию?

– Да, Матушка.

– И что же?

– Тишина.

– Не сочти за труд, прикоснись к Нинель.

Длинные холодные пальцы сомкнулись на запястье. Она услышала душу сестры – её твёрдую, преданную Матери душу. Жёсткую, несгибаемую. Уверенную в её виновности.

– Я ничего не слышу, Матушка.

– Вот же загадка. Кто же из вас причастен к этому? – взгляд Богини снова опустился на Нинель. – Карилия заперта в своей комнате. И её обязательно постигнет наказание, если я так и не узнаю правды.

Нинель опустила взгляд. Тяжесть содеянного легла на её плечи, придавливая к выложенному мелкой мозаикой полу.

– Отпусти Карилию, Матушка, – проговорила Нинель. – Она ни в чём не виновата.

Тяжёлый вздох сорвался с губ Великой Матери.

– Не могу поверить. Так это правда? Ты действительно связала свою судьбу с сыном Хаоса?

– Да. Это правда.

Кто-то за спиной ахнул. Среди сестёр послышались осуждающие шепотки.

– Но как ты могла, Нинель? – сказала мать с болью в голосе.

Нинель почувствовала себя уязвлённой. Она была уверена в силе и правильности своей любви, но Матушка – вольно или невольно – заставляла её испытывать стыд и вину.

От этого разговора голова начинала идти кругом.

– Не все сыны Хаоса подлые и мерзкие, Матушка. Среди них есть и достойные, сильные, добрые личности.

– Не стоит дерзить мне, дитя моё, – голос матери на едва уловимое мгновение стал жёстким и требовательным. – Я знаю, кто такой Хаос. Я провела с ним бок о бок целую вечность. Алчный, властолюбивый мерзавец, он так хорошо притворялся, что ему есть до меня дело, что мы товарищи, связанные одной судьбой. А потом он предал меня. Попытался убить. И я не позволю одному из его презренных сыновей поступить с моей дочерью также.

– Мирей не такой, – выпалила Нинель, едва не лишившись чувств от собственной дерзости. Глупая, зачем она произнесла его имя?!

– Такой. Они все такие. Порождения мрака, с такими же мрачными, алчущими душами. Как и этот сопляк Аркон, возжелавший убрать брата со своего пути моими руками. Да не тут-то было.

Нинель примолкла. Имя старшего брата Мирея резануло ухо. Так вот, кто в ответе за их несчастье…

Матушка спустилась с постамента, подойдя к ней вплотную. Протянула руку, опустив ладонь на голову – Нинель оглушило тишиной на том конце. Суровый, строгий взгляд вонзился в Нинель, прошивая насквозь. В синих глазах Матушки отразилась чистая сила. Она клубилась там, точно туман Бездны в обиталище тварей. Как же похоже…

– Связь… – проговорила богиня – в глазах промелькнуло что-то, что Нинель не смогла понять, но уловила наитием. И не поверила сама себе. – Ох, дитя, – Матушка погладила её по голове нежным, но как будто отстранённым движением. – Моё милое, своевольное дитя. Ты не готова отказаться от этой связи.

Она помолчала, и в глазах её отразилось сожаление.

– Мне придётся наказать тебя. Ради твоего же блага.

Могучая божественная длань ударила Нинель в грудь. Позади кто-то сдавленно вскрикнул. Всё её тело взвыло от боли и сопротивления. Её подняло над полом, руки раскинуло в стороны, волосы взвились ввысь, покачиваясь, точно змеи. Нинель раскрыла рот в немом крике, чувствуя, как из неё уходят силы. Отводя ладонь всё дальше, Матушка тянула за собой сверкающий радужными переливами серебристый комок света. Её божественную суть.

Дёрнув резко рукой, она вырвала её у Нинель из груди, и та, без сил, пала на холодный камень, больно ударяясь коленями. Без божественной силы боль была сильнее – Нинель закусила губу, чтобы не застонать.

Резко отвернувшись, Матушка махнула рукой, и вокруг Нинель тут же возникла плотная кристальная решётка.

– Фимея. Подготовь всё.

Глаза задыхающейся Нинель метнулись к сестре. Та кивнула, бросив на неё презрительный взгляд, и исчезла в потоке света – Матушка открыла ей врата в мир людей прямо из Храма.

Богиня стремительно покинула залу, волевым движением повелевая своим дочерям последовать её примеру. Нинель подняла загнанный взгляд на сестёр – те стояли, глядя на неё во все глаза, как на прокажённую. Нинель заметалась по взглядам в поисках хоть одного сочувствующего – нашла. Люсия, милая, нежная Люсия смотрела на неё, и слёзы текли по её щекам.

Сёстры стали расходиться. Ни слова они не сказали Нинель. Заламывая руки, Люсия тоже побрела прочь – медленно, очень-очень медленно.

В конце концов, все покинули Храм, остались только она и Люсия. Сердце Нинель сжималось в предчувствии конца. Слёзы подкатывали к глазам. Она испытала желание… исповедоваться перед кем-то. Передать это своё чувство в чужие руки, что сохранили бы его даже после того… об этом она боялась думать.

– Мы полюбили друг друга, – сказала она – Люсия замерла у выхода, оборачиваясь, – чистой, непорочной любовью. Вместе, объединив силы, совместив их, мы спасали тварей от действия тумана Бездны, что захватывал их разум ненавистью к людям и богам. Наша любовь… создала нерушимую связь, соединившую души. И с обретением этой связи наши силы возросли, давая возможность помогать и тварям, и людям с ещё большим рвением. Мне… мне не о чем жалеть и нечего стыдиться.

Люсия смотрела на неё глазами огромными и влажными. Её горячие слёзы исцеляющим светом проливались на душу. Нинель улыбнулась ей, испытав облегчение – чуть меньше тяжести на сердце. Теперь об этом знает не только она. Люсия будет хранить в себе то чистое и прекрасное, что случилось с Нинель, не обвиняя её в предательстве и пороке.

– Ох, Нинель… – голос сестры дрожал, губы тряслись от еле сдерживаемых рыданий. – Мне так жаль… Мне так жаль…

– Всё хорошо, – сказала Нинель. – Просто… помни об этом, ладно?

Люсия мелко закивала, содрогаясь плечами.

– А теперь иди.

Громко всхлипнув и зажав себе рот рукой, Люсия отвернулась и бросилась из зала.

Нинель попыталась вздохнуть. Слабость разливалась по телу дрожью, страх сковывал сердце в цепи. Но самым ужасным было не это. Самым ужасным было то, что теперь, утратив свои божественные силы, она не слышала Мирея. И эта безызвестность была худшим наказанием.

Она обняла колени и принялась ждать. Чего-то, что подготавливала Фимея. Видимо, то, что она теперь пустая оболочка, лишённая благословенной сути, Матушка посчитала недостаточным наказанием.

В полнейшей тишине и одиночестве прошли несколько часов. Они тянулись, как клейкая масса, которой люди смазывали поломавшиеся вещи, чтобы те снова стали целыми. И каждая новая минута была всё длиннее и мучительней предыдущей. От страха и дум – о себе, о Мирее и о том, как глупо всё закончилось – голова начала идти кругом. Своды Храма совершали над ней оборот за оборотом, руки и ноги дрожали, а сердце стучало так быстро и часто, что начало ломить грудь. Слабая. Какая же она слабая.

Врата в человеческий мир открылись, и из потока белого света выступила Фимея. Не глядя на неё, она прошла вперёд и замерла перед постаментом в ожидании. Нинель смотрела в её идеально прямую спину и думала о том, насколько мысли сестры застит слепая преданность матери. Словно иной жизни она и не знает – не может быть жизни лучше. Но есть. Есть! И чтобы теперь с Нинель ни случилось, она была уверена: это стоило того.

Вскоре в пустой зале появилась Матушка. Она держала в руках искрящейся шар энергии, что теперь был заточён в такую же кристальную клетку, как и его обладательница.

Она не смотрела на Нинель. Её осунувшееся от глубокой печали лицо казалось холодным и неприступным.

– Всё готово?

– Да, Матушка.

– Тогда приступай, – сказала Великая Мать, взмахом руки снимая оковы вокруг Нинель. – Не забудь проследить, чтобы всё было как надо. Да прибудет с вами моё благословение.

– Да, – кивнула Фимея, склонившись перед матерью в поклоне.

Повернулась к Нинель, устремив на неё жёсткий взгляд.

– Иди к вратам.

Нинель обернулась на мать, поднимая на неё в надежде глаза. Та молчала, поглаживая рукой шар.

– Иди, дитя моё.

С трудом поднявшись на ноги, Нинель направилась к вратам. Замерла перед ними на секунду, а после сделала шаг. Провалившись в поток сияющего света, она рухнула на землю – с такой силой, что выбило дух. Она застонала, перекатившись на бок, хватая ртом воздух, что никак не желал вдыхаться.

Вокруг послышались шаги, шум и гул голосов.

– Вот она, хватайте её! – прозвучал чей-то визгливый голос.

Помутившимся восприятием заметила Нинель стражников Инквизиции, что подбежали к ней, звеня золочёными латами, схватили под руки и потащили куда-то. Нинель подняла голову и огляделась. Они были на площади. На центральной площади в Сото Лала – столице культа Великой Матери. Её волокли к театральным подмосткам, с которых ещё вчера лилась чудесная музыка. Теперь там стояли деревянные балки и несколько людей в странных одеяниях.

Палачи.

Безумный, немыслимый страх охватил Нинель. Она затряслась вся, не веря своим глазам. Как такое может быть?.. Матушка… Матушка скинула её в лапы Инквизиции?

– Тащите, ну же! – прикрикнул тот же высокий голос.

Нинель повернула голову. Перед глазами расплывалось, но она смогла рассмотреть визгливую особу. Высокая худая женщина в длинном золочёном балахоне, что выдавал в ней служительницу Храма, с узким, каким-то неприятным лицом и злобным оскалом. Она подгоняла солдат, шипя на них и покрикивая – юноши беспрекословно ей подчинялись, таща Нинель всё быстрее.

Её проволокли мимо площади – с ужасом осознала Нинель, что она заполнена народом. Люди посвистывали и улюлюкали ей вслед, отчего спину пробирало до мурашек.

Её втащили на подмостки и поставили между двух здоровенных деревянных балок. Двое солдат схватили её за руки, не давая вырваться – будто у неё были на это силы. Грубой толстой верёвкой примотали каждую руку по очереди – запястья заныли и налились болью. Не дыша смотрела Нинель на яростно поддерживающих действия солдат людей. В их глазах было столько злобы, что ей с трудом верилось, что ещё вчера на этой самой площади она веселилась вместе с ними, кружась в танце. Эти два образа не желали укладываться в одно, она… Она никак не могла поверить, что всё это правда. Что это не какой-то страшный сон. Что она не проснётся сейчас в объятиях Мирея, и он не погладит её по голове любящим, успокаивающим жестом.

– Вы знаете, как строги наши правила, и как жестоко мы наказываем тех, кто осмелился их нарушить! – воскликнула Служительница, которая, похоже, была Верховной Хранительницей Главного Храма. – Любой, кто посмеет преступить закон, поплатится. И, – воздела женщина палец, – тем страшнее наказание, чем страшнее грех, совершённый человеком. И лишь кровью можно смыть свой позор и очиститься от греха.

Из толпы послышались поддерживающие выкрики. Понимание произносимых Хранительницей слов приходило с запозданием. Это о ней? Она говорит о ней?

– Так скажите мне, какого наказания достойна эта лиходейка, что совершила прелюбодеяние с самим Хаосом?!

– Что?.. – прошептала Нинель.

– Казнить её! – завопила женщина средних лет из первых рядов.

– Клеймить!

– Выпороть!

– Сжечь! Очистить её сможет лишь смерть!

– Да начнётся казнь! – завопила женщина, раскинув в стороны руки. – Во имя Великой Матери!

Толпа взревела, выбрасывая вверх кулаки. Хранительница обернулась к ней, пронзая взглядом, полным одержимости. «Она безумна», – мелькнула в голове Нинель мысль. Женщина расплылась в мерзкой улыбке. Вскинула руку, описала спираль с точкой внутри.

– Да очистится твоя плоть от скверны.

Глаза Нинель в ужасе расширились. Женщина отошла в сторону, бросив на неё многообещающий взгляд.

Один из палачей разводил неподалёку костёр, у которого лежала длинная металлическая палка. Ещё двое натянули на каком-то специальном приспособлении ремень и принялись точить ножи. Позади послышался громкий хлёсткий звук.

– Подождите… подождите… За что, я не понимаю…

В следующую секунду спину Нинель пронзила ужасная боль. Она закричала. Люди у её ног взвыли от удовольствия. Слёзы брызнули из глаз. По ране на спине словно прошлись раскалённым железом. А после – ещё удар. И снова это вымораживающее чувство, словно с тебя сдирают кожу. Нинель закусила губу, чтобы не дать себе больше кричать. Она не позволит ликовать бездушной толпе.

Хлыст проходился по её спине, бокам, ногам, что перестали её держать – она повисла на запястьях, плача, скуля от боли. Глаза застило пеленой, всё высветилось в мерзко-белый, с проблесками кроваво-красного.