У Геракова находим только такую запись под 15 августа: «Был у Н. Н. Раевского, который после нас приехал; сын меньшой очень болен; жаль молодца».
Из Керчи Раевские поехали в Феодосию, или, как тогда назывался этот город, в Кефу, – вероятно, тоже морем, потому что в распоряжение ген. Раевского был предоставлен военный бриг. Феодосия была тогда немногим больше Керчи и нисколько не привлекательнее ее по местоположению. Те же невысокие холмы за городом, то же плоское побережье и такая же скудная растительность вокруг. Грязно-серые развалины генуэзских башен посреди города не украшают его нисколько. И Муравьев-Апостол и Гераков согласно жалуются, что в городе негде было укрыться от летнего крымского зноя. На берегу моря был уже разведен бульвар, но молодые деревья еще не давали тени.
Пушкин ни в письмах, ни в стихах не помянул самую Феодосию ничем добрым. «Из Керчи приехали мы в Кефу, – рассказывает он (письмо 1820 г.), – остановились у Броневского, человека почтенного по непорочной службе и по бедности. Теперь он под судом, – и, подобно старику Вергилия, разводит сад на берегу моря, недалеко от га-рода. Виноград и миндаль составляют его доход. Он не умный человек, но имеет большие сведения о Крыме, стороне важной и запрещенной»[6].
Гераков подробно описывает сад Броневского. «Сад его, – пишет он, – им разведенный, имеет более 10 000 фруктовых деревьев… В саду много есть милого, семо и овамо, в приятном беспорядке: то остатки колонн паросского мрамора, то камни с надписями, – памятник, воздвигнутый племяннице его, храмики, горки и проч.». В этом приморском саду, среди колонн, горок и храмиков, мы и вправе представлять себе Пушкина в Феодосии.
16-го августа Гераков, посетив Броневского, еще раз упоминает, что застал там генерала Раевского «с дочерьми и больным сыном». Но, по-видимому, в тот же день или на следующее утро Раевские уже выехали из Феодосии.