Глава восемнадцатая
Уродец тихо убежал,
От злости как струна дрожал,
Когда залез в карету:
«Я не прощу им эту
Смертельную обиду
И погублю Кандиду!»
Когда вбежал он быстро в дом,
То сразу учинил погром:
По щёкам слуг нещадно бил
И мебель на куски рубил,
При этом мастерски ругался
И так похабно выражался,
Что бедные сапожники
(Известные безбожники),
Извозчики и прочие
Страны родной рабочие,
Когда б услышали его,
Им не осталось ничего,
Как только от стыда сгореть,
Иль от завидок помереть.
Когда он вволю нашумелся,
Вокруг довольно огляделся,
Почувствовал, что утомился
И тихо в спальню удалился;
Там завалился на кровать
И стал рулады выдавать
То как гобой, то как свирель.
Сам богатырь Пантагрюэль
25
25
Пантагрюэль
– великан, герой романа «
Гаргантюа
и
Пантагрюэль
» французского писателя Франсуа Рабле (1494 1553 гг.).
Не смог бы, если б захотел,
Храпеть, как Циннобер храпел.
Крестьянка Лиза увидала
Дом, где живёт её сынок:
«Да! Я никак не ожидала,
Что будет пост его высок.
Подумать только! Неужели
Он так богат и так умён?!
Он просто гений! В самом деле,
Мне пастор правду говорил:
Господь меня так одарил!
А я того не поняла
И своё счастье отдала
В чужие руки добровольно.
О, как мне горько! Как мне больно!»
Она поднялась на крыльцо
И, робко дёрнув за кольцо,
С опаской стала ожидать.
Сейчас ей предстоит предстать
Пред тем, кого лишь родила,
Кому ни капли не дала
Любви, заложенной природой,
Кого считала лишь уродом,
Причиной горестей и бед:
«Придётся мне держать ответ
За всё, что сдуру натворила!
О, милый Боже, дай мне силы!»
Открылась дверь, слуга надменный
Лениво Лизу оглядел,
Захлопнуть дверь уже хотел,
Она сказала: «Непременно
Мне надо сына повидать!» —
«Извольте, фрейлейн, подождать!
Кто сын ваш? Имя как его?» —
«Министр. А сына моего
Я раньше Цахесом звала,
Но он возвысился не в меру,
Теперь зовётся Циннобером».
Лакея оторопь взяла…
Он тут же тон переменил,
Стал обходителен и мил
И очень долго извинялся,
Что он не сразу разобрался
Спросонья в сути сего дела
И раболепно и несмело
Просил карьеры не губить,
Принёс ей рейнского попить,
Просил немного подождать,
Во всём пытаясь угождать,
По лестнице понёсся быстро…
У спальни главного министра
Остановился не дыша,
Боясь встревожить малыша,
Не знал как лучше поступить —
Не то немедленно будить,
Не то немного подождать?
(Как трудно, право, угождать!)
Прислушался – за дверью тихо.
По лестнице спустился лихо:
«Прошу прощенья, сын ваш спит,
Как будто наповал убит.
Давайте подождём немного» —
«Да, тяжела была дорога, —
Тихонько молвила она,—
Налейте мне ещё вина!»
Ещё прождали два часа…
«Свидетель Бог и небеса!
Теперь пойду его будить —
Ему пора уж кофе пить», —
Сказал слуга и вновь поднялся,
И к двери спальни подошёл,
А постучать всё не решался,
Но всё же мужество нашёл
И постучал тихонько в дверь.
«Cо мною будет что теперь? —
От страха сердце было в пятках, —
Скажите, с вами всё в порядке?
Пора вам кофе пить в постели!
Вы не проснулись? Неужели
Вы не проснулись до сих пор?» —
В вопросе прозвучал укор,
Лакей от вольности такой
Прикрыл лицо своё рукой,
Чтоб не досталось по щеке,
Не так ведь больно по руке.
В ответ молчание и только…
Он в двери громче постучал:
«Да разве может спать он столько?
Ни разу я не замечал,
Чтоб он от кофе отказался.
А может, сильно нализался
Он виноградного вина?
Но это не моя вина!»
Он к Лизе вниз спустился снова:
«Простите, но хозяин спит!» —
«Быть может, правда он убит?
Пойдём проверим, право слово!»
Они над дверью долго бились
И в спальню, наконец, вломились.
Министр был мёртв. Как на параде
При шпаге, при своей награде
Лежало маленькое тело;
Его душонка отлетела
Вороной каркающей в ад.
Но кто же в этом виноват?
Большой портрет с гвоздя упал
И прямо по виску попал
Углом тяжёлой рамы.
Финал таков у драмы.
Я расскажу о том сейчас
Как Циннобера хоронили.
Из пушек громко целый час,
Как на большой войне, палили,
Рыдал на площади народ,
Объявлен маленький урод
Был гением, героем,
Пред гробом дружным строем
Прошёл блистательный парад;
Сам князь в могилу лечь был рад,
Чтоб так же хоронили,
Героем объявили.
Князь очень громко зарыдал,
Когда ему бухгалтер дал
Подписывать расходы:
«О! Горе и невзгоды
Свалились на мою страну!
Я утопаю! Я тону
В финансовом болоте!
Но хватит о работе!»
От горя князь чуть не метался,
Но вскорости проголодался
И на поминках ел так много,
Что портил воздух всю дорогу,
Икал, рыгал, потел, плевался,
Непозволительно ругался,
Ещё икал, ещё потел,
Повесить повара хотел,
Чтоб не готовил так искусно:
Когда б еда была не вкусна,
То б он диету соблюдал
И вовсе не переедал.
Потом свой гнев сменил на милость,
В уме мыслишка появилась:
«Ведь дармоеду палачу
По сдельной норме я плачу».
Эпилог
Крестьянка Лиза не крестьянка,
А родовитая дворянка,
Владеет родовым поместьем,
Живёт с лакеем старым вместе.
Лакей во всём ей угождает,
На картах о судьбе гадает —
Желает знать, когда умрёт
Жена, он тут же приберёт
К рукам свою дворянку Лизу,
Исполнит все её капризы
И станет мужем верным ей
До гроба, до скончания дней.
А там… загадывать не будем.
Жадны порой как звери люди
И чтоб богатством обладать
Готовы и себя продать!
А Бальтазар с Кандидой вместе
Живут в прекраснейшем поместье,
Ни горя, ни беды не знают,
У них детишки подрастают.
А Терпин Мош предал науку,
Он больше жизни любит внуков
И лишь о внуках говорит,
Их как святых боготворит.
Я рассказал о Циннобере
Не для веселья и забавы.
Хотел я на его примере
Вам показать, как вы не правы,
Когда судить о всём берётесь,
Над глупостью чужой смеётесь,
А сами родились дубами.
Скажите, что же будет с вами,
Когда придёт к вам в