Kostenlos

Всё зачеркнуть. И всё начать сначала

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Подружки, Маркуша-зайчик и другие

На вагонном участке одного из железнодорожных направлений трудились четыре надёжные неразлучные подружки. Ходили они проводниками в суровые северные края, чаще всего в Воркуту и Архангельск.

Направление сложное: cлишком много проблем и суровых испытаний случается в пути следования. Необходимо чувствовать твёрдый локоть, готовый поддержать в сложной ситуации.

Ездили они вместе давно: Люба Шубина, Леночка Щептева, Леночка Клямкина и Женька Ващейкин.

Ага, уже интересно?

Я не оговорился, так и есть. Женька был, мягко говоря, мужчина нестандартной сборки: скорее девочка, чем мальчик.

Не кривитесь сразу – картинок не будет. Будьте толерантны, они тоже люди.

В то время у нас в стране подобного позорного явления официально не существовало, как, впрочем, и секса тоже.

Страна боролась за духовность, строила коммунизм в мировом масштабе. Да, вот так оно было!

Как выглядел Женька, гадать не нужно. Включите телевизор и посмотрите программу " Модный приговор".

Брюнет. Стрижка от кутюр. Походка, осанка, фигура – его внешность говорила сама за себя, но если честно – ни на что подобное, если не знать, не намекала.

Парню приходилось шифроваться. За подобные эротические предпочтения просто-напросто сажали в тюрьму.

Чтобы получить работу, Женьке пришлось оформить фиктивный брак и даже усыновить ребёнка жены.

Говорили, что он похож на певца, Томаса Андерса, а по мне так на самого себя. Симпатичный, но слащавый.

Разговаривал Женька томно-нежно, с придыханием, медленно, плавно. Слишком отчётливо произносил, растягивая как резину каждое слово.

И улыбка. Всегда и везде.

Кстати, Женька свободно разговаривал и писал на английском языке, даже акцент имел соответствующий.

Обворожительное, приветливое лицо, особенные, располагающие к доверию движения и жесты: такие не скопируешь – грациозные, неспешные, словно в замедленном кино, немного женственные.

Женькин характер и повадки  мужскими тоже не назвать. Он и разговаривал обычно о своём, женском. Был в курсе последних модных течений в Европе и в Мире и, что самое шокирующее, предпочитал носить под одеждой дорогое женское бельё.

Одевался Ващейкин всегда и при любых обстоятельствах изысканно, даже в служебной форме выглядел фотомоделью.

Лицо гладко выбрито, костюм отутюжен и стерильно чист даже в пути следования, а ведь топили вагоны угольком.

Парфюм и косметику Женька, само собой, использовал французскую и итальянскую. В особых случаях обучал подружек, как пользоваться, делился навыками, помогал.

В этих вопросах он разбирался на уровне профессионала.

Подружки настолько к нему привыкли, что не стеснялись при нём говорить на сугубо интимные, девичьи темы, даже о физиологических проблемах, о которых обычно намекают лишь схематично в узком кругу при ужасной необходимости. Вот так.

У Ващейкина был более-менее постоянный любовник, о чём коллектив был осведомлён. Только говорили они о том шёпотом, если рядом никого не было, чтобы подружку не подставить.

Женька от девчонок тайн не держал, был с ними открыт и прозрачен. Впрочем, как и они с ним.

Этим его возлюбленным, был англичанин Марк Спенсер, который систематически наведывался в Москву в командировки по делам собственной фирмы, с которой сотрудничало государство .

От Женьки он был без ума. Взаимно.

Кстати, спустя год Марк увёз-таки Ващейкина в Лондон и женился на нём, но это другая история.

Однажды Маркуша-зайчик, так Женька называл своего милого дружка, прилетел в отпуск с мечтой об эротической роматике не предупредив возлюбленного о визите: хотел сделать сюрприз.

У Ващейкина, как назло, плановый рейс. Поменяться сменами не удалось.

Засада.

Женька на коленях умолял пордружек взять Маркушу-зайчика в вагон зайцем.

Времена были суровые, провоз левых пассажиров – дело подсудное. Но подружки, скрипя сердце, согласились, хотя тряслись от страха всю дорогу.

Маркуша-зайчик прокатился с девчатами до станции Кослан в сторону Воркуты, где и посёлка-то никакого не было. Там находилась запретная зона, секретный лесоповал, практически тюремное поселение.

Кругом железнодорожного тупика лесные делянки и колючая проволока, а Маркуша –  англичанин, гражданин враждебной капиталистической страны.

Любая проверка и… тюрьма, возможно в том же Кослане или в Воркуте, что равнозначно смерти.

Девушки (молодость беспечна, а дружба, как они считали – категория вечная), дружно прятали “зайчика” от всех, даже от членов поездной бригады.

Чего ради дружбы не сделаешь!

Спал англичанин в служебном купе с Женькой вместе, а его напарница, Леночка Клямкина, ютилась в козлодёрне, как они называли тесную аппаратную подсобку.

В тех краях стояли лютые трескучие морозы. Термометр зашкаливало на минусе в районе пятидесяти градусов.

Подружки гостя практически не видели, старательно делали вид, что его не существует. Лишь на конечной станции, на перестое, познакомились с Маркушей-зайчиком.

Любовник подружки оказался представительным, изящно одетым, ухоженным и изысканно пахнущим господином с тоненькими усиками, чем-то напоминающий иллюстрированное изображение Фрэнка Каупервуда из романа Драйзера Финансист.

Это был плечистый красавец с тонкими музыкальными пальцами и учтиво-галантным обхождением.

Фигурой и ростом  – Апполон. Силён физически, но не агрессивен.

С девушками Маркуша был ненавязчиво любезен, но очень любопытен: целовал каждой ручки, улыбался, лопотал по чужеземному, внимательно между тем разглядывая их вторичные половые признаки.

Восхищался Маркуша каждой, что-то комментировал на своём тарабарском, цокал языком, сопровождая восторги округлыми жестами.

Женька угощал его брусникой и клюквой, от души сдабривая их сахаром, манерно кормил с его ложечки, закатывая при этом от удовольствия глаза.

– Скушай ягодку, Маркушенька, зайчик мой. Я тебе клюковки припас. У вас такой роскоши не отведаешь. Как же я по тебе соскучился. Ну почему ты не предупредил, что приедешь? Я бы квартирку снял. Ай-ай-ай! –

То же самое повторял на английском, с наслаждением облизывал испачканные соком ягоды и сахаром губы, с обожанием смотрел на своего визави, поедая Маркушу взглядом. В его глазах плескались любовь и преданность.

Женька был по-настоящему счастлив.

Девчонки отворачивались, но терпели.

Спаянным коллективом подружки были лишь на работе, в рейсах. Дома у каждого своя жизнь, совсем не сладкая, сдобренная множеством проблем, основательно поперчённая изломами судеб. Люди, не имеющие в жизни сложностей, в проводники не идут.

На то она и жизнь, чтобы учить и учиться. У каждого, свои заморочки и интересы, которые каждый решает по-своему.

В одном из рейсов самая молодая из подружек, Люба, познакомилась с поваром из вагона-ресторана, Михаилом, после чего и стала Шубиной.

Парень он видный, статный, симпатичный. Девушка незамужняя, в том самом возрасте, когда кругом грезится романтика и большая любовь.

Мишка выдал “на гора” вагон и маленькую тележку обаяния, очаровал девчонку почти мгновенно.

Окучивал парень любовную грядку лихо, со вкусом, не жалел для соблазнения её добродетели ни времени, ни средств. На романтические уловки опытного соблазнителя девчонка и повелась, поскольку опыта житейского приобрести до поры не удосужилась.

Любаня моментом разомлела, истекая не только мечтами и грёзами, но и амурными соками. Поплыла, растаяла как сахар в кипятке.

Жизнь с Михаилом представлялась наивной девочке волшебной сказкой, в которой она сама должна была играть роль Золушки и прекрасной феи одновременно.

В воображении мечты и желания исполнялись прежде, чем она успевала их придумать.

Красиво ухаживал, сладко пел и окружал заботой коварный кавалер недолго. Покорил девушку всего за один рейс и через месяц окольцевал.

Сюрпризы и капризы судьбы начались через пару месяцев.

Муж оказался проблемным, причём чрезмерно.

У него была дочка, которую, чтобы не мешала красиво жить, Мишка сдал в детский дом, якобы по причине смерти матери и своей занятости.

Жена действительно покинула преждевременно этот мир, но средств и возможностей у Михаила было в избытке. Ничто не препятствовало совместной с дочерью жизни.

Однако он предпочёл скинуть личную ответственность на государство, что говорило само за себя. Люба выдохнула, поплакала и удочерила малышку.

Немного погодя оказалось, что супруг ко всему запойный пьяница и гулёна, неисправимый бабник, легко и просто добивающийся благосклонности женщин.

Возможности оседлать очередную жертву муженёк никогда не упускал, считая это исконным правом и природной потребностью настоящего мужчины, каковым он себя и числил.

Мачизм прочно обосновался в его ненасытном теле и постоянно требовал доказательств сексуального превосходства над женщинами.

О, если бы только это.

Мишка оказался настолько ревнивым, что в приступах чувства собственника терял над собой всякий контроль.

Правильно говорят, – если свекровь б***дь, то невестка всегда виновата.

По каждому выдуманному поводу Мишка устраивал скандалы и разборки по типу “следствие ведут знатоки” , неделями трепал нервы и пропивал нехитрый домашний скарб.

Девчонке бы смекнуть вовремя, исключить его из списка долгосрочных проблем, но не тут-то было – любовь и характер.

Мамка научила Любочку никогда, ни при каких обстоятельствах не уступать судьбу временным трудностям.

Женщина  –  хранительница очага и всё такое. Мол, мужчина имеет право наломать дров, а твоя задача приготовить на этом топливе пищу и согреть жилище.

Любочка упорно тащила неподъёмный семейный воз в одиночку: надрывалась, ревела втихаря и упиралась.

Любила она его, охальника, даже такого любила. Первый он у Любочки, первый, потому и приклеилась к Мишке душой и телом. Так бывает в молодости, когда сравнивать не с кем и не с чем: от добра, добра не ищут.

 

Может, у других ещё хуже, откуда ей знать?

Немного погодя Мишку за пьянку и прогулы с работы выперли.

Любаня и это стерпела: содержала мужа-альфонса, дочку его, квартиру, выдерживала скверный характер, систематические измены и патологическую ревность…

Женьку Ващейкина Мишка на дух не переносил. От одного вида и Женькиного имени его мужское эго начинало булькать, закипало, выливаясь в скандалы и рукоприкладство.

Пришлось признаться девчонкам, что муж её ревнует и избивает.

Подружки и присоветовали познакомить ревнивца со страстным любителем очаровательной мужественности.

По приезде из рейса на вагонном участке, когда состав перестаивался на Москве третьей, а ревнивый муж должен был обязательно прийти с проверкой, девчонки устроили грандиозное гулянье ради такого дела.

Даже благовидный повод нашли.

Средством Мишкиного наказания решили назначить закадычную подружку, любвеобильного Женьку Ващейкина.

Самое сложное в этом каверзном плане было напоить практически непьющего Ващейкина. Но и с  этой задачей девчата справились.

Мишка как обычно приехал встречать жену с букетом цветов, купленных, кстати, за Любанин же счёт.

Игра в преданность, благородство, любовь и обаятельную галантность была у него в крови. Эффекты, заставляющие дам относиться к нему с обожанием Мишка любил и коллекционировал.

Супруг картинно, с церемониями преподнёс Любане дорогущий веник из крупных бордовых роз перевязанный ленточкой,  при этом позировал, любовался собой, исподтишка наблюдая за реакцией дам и гордился.

Девчонки зааплодировали, сделали вид, что сгорают от зависти, затащили его на фуршет, наперебой притирались к нему аппетитными формами.

За стол Мишку посадили рядом с Ващейкиным, сделав так, что другого места как бы не было.

Для репутации мачо это был удар ниже пояса. Гулять в одной компании с любовником жены?

Мишка долго фыркал, отнекивался, порывался уехать домой, аргументируя неожиданную необходимость срочно появившимися делами.

Какими?

Отродясь не страдал человек трудолюбием и обязательностью.

Общими усилиями кое-как девчонки уговорили строптивого мужа остаться, обливаясь в душе слезами со смехом.

Они то знали, что должно произойти дальше.

Подружки пели Мишке дифирамбы, восхищались его богатырской комплекцией, ухоженностью, галантностью и шармом, чего у него было не отнять.

Рубашки и носки истинный джентльмен собственноручно стирал и гладил по несколько раз за день, на брюках отутюживал стрелочку, которой впору порезаться. Даже шнурки в ботинках гладил.

Понятно, что до, а не после алкогольно-романтических приключений. Сделал  дело – гуляй смело, считал он. Пусть солнышко взойдёт, а там хоть не рассветай.

Ващейкин нюансы и тонкости  настоящего мужского обаяния сразу приметил: улыбнулся плотоядно, что не ускользнуло от внимания девочек.

Похоже, клюнул.

Женьке подливали и подливали вино из специально припасённой для этого случая красивой иностранной бутылочки, куда тайком добавили немалую дозу спирта.

Позже подружки в этом признались, повинились, просили у него прощения.

Суть не в том.

После третьего или четвёртого бокала Ващейкин расслабился, ощутил прилив сил, гормонов и настроения. Заодно непреодолимое желание прижаться к мужественному торсу Михаила оголённой кожей.

Так как женщинами Женька не интересовался, единственным претендентом на любовь был Мишка, такой притягательный, такой ухоженный и такой близкий.

Ващейкин незамедлительно начал выказывать мужчине мечты знаки предпочтения, акцентируя внимание на его ухоженности, габаритах и силе.

Женька был неформалом пассивным, любил атлетов, под завязку накачанных тестостероном, оснащённых тугими мышцами и агрессивным инстинктом похотливого самца.

– Михаэль, зайчик, – с придыханием прононсом выдал Женька, – а ты ничего! Ты мне нравишься, противный.

Мишка вскочил,  краснея от негодования и брезгливости. До него вдруг дошло, что любовник жены вовсе не её наездник и сию минуту он пытается клеить именно его, мужчину.

Такого позора ему не вынести.

В воздухе повисла чёрная грозовая туча. Ещё мгновение и прольётся чья-то кровь…

Коллектив есть коллектив: успокоили, усадили обратно.

– Чего обижаться-то, Миш? Ну, голубой, и что с того? Все мы какого-нибудь удивительного цвета, но ведь живём, хлеб жуём. Ерунда, право-слово, дело-то житейское…

– Пойду в тамбур, покурю, – буркнул немного успокоившись Мишка.

Женька тем временем разошёлся. Упустить возможность ближе познакомиться с атлетом он не мог.

– Я с тобой, Микаэль, ты такой душечка.

Женька никогда не курил, терпеть не мог запах табака, а тут выдал, – страсть как люблю дым сигарет, – и чувственно провёл  рукой по выступающим бугром грудным  мышцам, –  Ароматная сигарета в руках настоящего мужчины, это так символично, что дух захватывает.

Захмелевший Ващейкин по пятам ходил за Михаилом. Девчонки прыскали от смеха в кулаки, блестели глазами, но старались не подавать вида, что давалось с трудом.

Это был концерт, круче, чем шоу Арлазорова и Жванецкого.

Обхохочешься.

Женька, то и дело поправлял Мишкину одежду, гладил его по волосам, проводил тыльной стороной ладони по мужественному лицу, преданно заглядывал в глаза, шептал странные любезности.

Такому мужчине Женька готов был отдаться без остатка…

Мишка то и дело отшвыривал руку Ващейкина, что только разжигало его страсть. Ведь агрессивность – неоспоримое свидетельство твёрдого мужского характера и сексуальной мощи.

Женька не отступал…

Мишка психовал, изнемогая от бессилия, брезгливости и злобы, практически рычал. Каким чудом ему удалось остаться девственником, не понятно, но он утверждал, что это именно так.

Любочка торжествовала.

Теперь при очередном приступе ревности она намекала на извращённую неверность, что приводило Мишку в лютое неистовство.

Он начинал нервничать, оправдываться, терялся. Скандал затухал сам собой. Как можно спорить, если свидетелем его позора были все подруги жены?

Это был прокол, как ни крути.

– Ещё неизвестно, милый, кто из нас двоих, прости господи, бл**ь. Давай замнём, любимый, эту гадкую тему, для ясности. И вообще, может Ващейкина в гости позвать?

Замяли. Закопали топор войны и стрелы ревности.

Мишка был согласен на всё, лишь бы не слышать ничего об том инциденте.

Страсти улеглись, но ненадолго. Спустя небольшое время Мишка вновь почувствовал себя породистым самцом, начал преследовать Любаню по поводу несуществующих измен пуще прежнего.

Теперь Мишка приревновал её к начальнику поезда.

– Придётся опять что-то выдумывать, – сказали подружки, а лучше разводись сразу. Куда приятнее и безопасней жить душа в душу с подружкой, хотя бы вроде Ващейкина, чем с таким. Женька не предаст и не продаст, хоть и пе…

В голову Любочки забралась цепкая музыкальная фраза и никак не отпускала.

“Крутится, вертится шар голубой, крутится, вертится над головой. Крутится, вертится, хочет упасть…”

Такое бывает иногда: перемкнёт на какой-нибудь строчке или мысли и понеслось…

С очередного загула Мишка живым домой не вернулся…

Один  альфа-самец встретил другого безусловного лидера по части безусловного владения конкретно ему принадлежащей в данный момент самкой…

Не сговорились.

А Ващейкин такую ситуацию запросто бы разрулил.

Любочка осталась жить с Мишкиной дочкой. Оказалось, что это намного проще.

Modus

Vivendi

или лет через тридцать

Все вокруг Веньки упорно выстраивали отношения, создавали комфорт, налаживали быт, суетились, радовались.

Все-все.

А у него как назло жизнь разваливалась, рассыпалась в прах, превращалась на глазах в тлеющие головешки.

Что-то внутри и снаружи горело, что-то расплывалось, куда-то просачивалось, отправляясь со звоном и скрежетом в мусорную корзину.

Пепел недавних событий струился по ветру времени, оседал в параллельной Вселенной, превращаясь в его неприкаянной жизни в не очень приятные воспоминания.

Прошлое – нормальное, обычное, как у всех прошлое, невыносимо раздражало нахальным бесстыдством: Веньке казалось, что там, в нём он был непомерно счастлив.

В один миг… (разве в один?) семейная идиллия (была ли она?) расплавилась, осыпалась брызгами отвратительных знаний, пролилась ядовитым дождём измены, отравила замечательный гостеприимный мирок, погасила жаркий очаг, унесла в неизвестные дали тепло и нежность отношений.

Проходили недели, месяцы невыносимого одиночества.

Казалось, что годы.

Венька не был одинок, с ним остались двое детей.

Если бы не они…

Дети, это дети, самим своим существованием они несут радость, но они всего лишь дети.

Венька – человек сугубо семейный, он родился таким.

Представьте, что некие люди пришли и предъявили претензии на крышу в вашем доме, пол или стену. Стоят, нагло усмехаются, тычут в нос документом, где чёрным по белому со штампами и подписями означено: не твоё, отдай.

Собственно Веньку никто не спрашивал. Сначала жену брали в аренду на вечер, потом на сутки.

Лиза умело находила отговорки, в близости не отказывала, но помаленьку отдалялась.

Венька догадывался, чувствовал: что-то не так. Но точно не знал.

Необоснованно предъявлять претензии не хотел, не мог. Да и не верил в то, что женщина, с которой прошёл огонь, воду и медные трубы может так поступать.

Ей двойная жизнь нравилась. Точнее, Лиза тащилась от той, второй, тайной.

Женщина была весела и жизнерадостна вне квартиры, задумчива и молчалива в присутствии домашних, объясняя такое несоответствие элегантной латинской фразой “Modus vivendi”.

Модус так модус, думал Вениамин и готовил ужины после работы. Затем стирал, прибирался, проверял уроки у детей, между делом одним глазком поглядывая в телевизор, а потом ложился спать.

Веньке приходилось рано вставать на работу, поэтому распорядок дня он выдерживал строго.

Лиза, пока муж хлопотал по хозяйству, читала книжку, уютно устроившись в кресле, искоса поглядывая на часы.

Укладывать мужа спать она старалась не забывать. Ритуал соблазнения занимал минут тридцать. Дальше – полная свобода.

Венька после любовного поединка засыпал мгновенно, а её ждали.

О Лизкиных похождениях знали все, в том числе друзья и дети, которых она ловко дурачила, покупала мелкими уступками, подарками, или умело пугала.

Венька старался обеспечить семью.

Материально они жили неплохо.

Кто бы знал, что любовь и счастье были иллюзией, галлюцинацией.

Теперь у Веньки не осталось совсем ничего. Лиза растворилась на просторах нескончаемого праздника жизни, не потрудившись забрать в новую жизнь даже личные вещи.

Её Modus vivendi не предусматривал заботиться о завтрашнем дне.

Жизнь, это то, что происходит здесь и сейчас, что дарит радость без усилий. Стоит ли напрасно терять время?

Лиза отрывалась, как могла, на полную катушку. О её лихих похождениях не сплетничал только ленивый.

А Венька страдал.

У него был совсем другой модус, который требовал, чтобы рядом был родной и близкий человек.

Веньке как вода или воздух необходима была родная, любимая женщина.

Он не мог жить один и для себя, оттого страдал, если не к кому было прижаться всем телом, ощутить живое тепло, рассказать всё-всё; если не было того, кто поймёт и поддержит, для которого стоило стараться…

Дети не в счёт, это святое, главное. Жена была ближе физически.

Веньке необходимы были искренние нежные прикосновения, ощущение перетекающей из тела в тело энергии, красноречивые многозначительные взгляды, откровенные беседы, признания в любви, трогательная забота, даже претензии и скандалы, которые тоже мотивировали совершенствоваться.

Сначала он мечтал, что жена вернётся и жизнь наладиться, искал с ней встреч, пробовал беседовать.

Лиза смотрела на него с презрением, говорила ужасные слова, старалась уколоть  как можно больнее необоснованными высказываниями о его мужской состоятельности.

Венька готов был идти на уступки, чтобы найти точку равновесия. Потеряв баланс и ориентиры, он чувствовал себя беспомощным и несчастным.

К нему приходили друзья, пробовали успокаивать. Подруги жены приносили вино и преподносили себя в качестве утешительного приза.

Не то! Не то, и не так!

Вокруг беспорядочно сновали мужчины и женщины, бестолково суетились, копошились, отыскивая в бытовой грязи ничего не значащих проблем Философский камень, превращающий дерьмо в золото.

 

Они чего-то упорно решали, к чему-то призрачному стремились: притворялись, изворачивались, хитрили, лгали, чтобы в курятнике человеческой жизни оказаться на жердочку выше.

Это была чужая, неинтересная, чуждая ему жизнь.

У него была другая, та, в которой…

Венька закрывал глаза, погружался в воспоминания, где центральное место по-прежнему почему-то занимала Лиза. Та, другая Лиза, из совсем непохожей жизни, хотя он старался забыть и её, и ту боль, которую эта женщина причинила.

От той жизни остались лишь дети, больше ничего.

А его несло потоком событий куда-то не в ту в сторону, смывало в сточную канаву на обочине долины настоящей жизни.

Связать свою судьбу с подругами жены он не мог: те были немым укором, напоминанием, насмешкой над уничтоженными чувствами.

Кроме того все они были замужем.

Веньку вдруг удивило это странное обстоятельство. Замужние женщины запросто, “ничтоже сумняшеся”, нисколько не смущаясь, предлагали ему себя.

Он представил себе, что соглашается, ласкает, трогает. Например Ирину или Светку. Гладит интимные выпуклости, целует, прижимается к оголённой коже, потом входит…

В воображении это было весьма чувствительно и приятно.

Воображаемая Светка громко стонала, чувственно изгибалась, истекала соками, источала аромат страсти…

Кажется, шептала ласковые слова, благодарила.

А что? Он ещё молодой, тридцать шесть лет для мужика не возраст. Потенция и желание дай бог каждому.

– Причём здесь моё желание, – думал очнувшись Венька, – я это я, а Светка… отряхнётся и пойдёт без зазрения совести ублажать своего Пашку. Этот олень, как недавно я, даже знать не будет, что мы с ним уже практически родственники.

– Бред, грязь! Нет, не моя эта тема. В городе тысячи женщин живут без мужчин. Тысячи. Они ищут меня, я – их. Ау! Где вы, прекрасные неприкаянные женщины!

Не может быть, что на огромной Земле нет для него подходящей пары. Посмотрите вокруг, оглянитесь: все желающие создают романтические союзы, покупают квартиры, строят дома, справляют свадьбы, рожают детей, обустраивают быт.

Все без исключений.

Кто хочет и может.

Перечеркнуть прошлое к чёртовой матери и плыть. На моторе, на вёслах – без разницы, лишь бы вперёд, в светлое будущее, где…

Мысли материальны. Стакан воды и одинокая старость – участь тех, кому ничего не нужно.

Двое детей, это не приговор, а козырь, как два туза в рукаве. Он же знает, чего хочет от жизни, от супружества, от любви, от совместного быта.

Ему нужна женщина навсегда: настолько родная и близкая, настолько… до степени смешения, как две жидкости в одном прозрачном стакане.

С ней Венька хочет засыпать, с ней просыпаться. Сегодня, завтра. Женщина, с которой даже через много десятков лет, когда доживёт до маразма и болезней можно не бояться будущего.

Не верит Венька, что всех порядочных баб как горячие пирожки давно разобрали. Быть такого не может. Действовать нужно, искать. Что толку от пустых страданий?

Вот только где искать: в интернете, на улице, в парке, в театре, на выставке картин, где?

Где скрываются, где обитают целомудренные душой и телом Артемиды, Афины и Гестии, Modus vivendi  которых не похож на коктейль или винегрет из вульгарных страстей, отвратительных желаний, порочных и безнравственных привычек, похоти, зависти и лжи?

Сайты знакомств, коучи и тренинги отпали сами собой.

Стоило только окунуться в эту сомнительную среду, в которой как рыбы в воде плавали лишь охотники дармовых утех и их потенциальные жертвы обоего пола.

Учить и переучивать Веньку необходимости нет.

Лиза!

Лиза это отдельная тема. Он всегда чувствовал в этой женщине изъян, червоточинку, но она мать, хоть и с маленькой буквы. У них общие дети, несущие в своих генах смешанную информацию, полученную от предков.

Разорвать родственную связь, слишком прочную, чтобы применять для этого грубую силу, не хватало духа.

Лиза играла Венькой, как кошка мышкой.

Её ловкие пальчики и сладкие губы хозяйничали в душе и теле супруга, ласкали податливые душевные струны, входили в резонанс с его чувствительным существом, вибрирующим от нежных прикосновений.

В такие мгновения она была царицей желаний и богиней страстей.

Сколько ни пытался Венька определить своё к ней отношения, даже после чудовищных ссор, ему нечего было предъявить этой женщине, пока…

Пока окончательно не убедился в том, что Афродита одна, а желающих пить из её недр божественный нектар и терзать податливую плоть – тьма тьмущая.

Быть одним из многих, делиться с кем попало Венька не мог.

Не мог и всё!

Хотя, если честно, он Лизу не выгонял. Спать бы с ней не стал, доверять тоже, а жить… пожалуй жил бы и дальше.

Дети ведь, дети…

Венька настойчиво искал свою половинку.

Искал и не находил.

Женщин было много, богинь среди них не встречалось. В каждой из тех, кто ему приглянулся, спустя несколько дней или недель обнаруживался дефект.

Нет, не несовершенство. Этого добра в каждом из нас навалом. Женщины искали Осла, верхом на котором можно отправиться в дальний путь.

Думаю объяснять, что это значит, нет необходимости.

Венька всё ещё верил в то, что половинка, женщина, созданная для него, это не единственный весьма редкий экземпляр, что это драгоценные россыпи, которые можно обнаружить где угодно, хоть под ногами; что счастье в этом прекрасном мире заготовлено для каждого без исключения, просто оно застенчивое и робкое.

Оно тебя видит, а ты его – нет.

Кто-то не туда идёт, другой не туда смотрит, третий слишком медленно двигается, четвёртый…

А четвёртый говорит красивые слова, но забывает совершать поступки.

Венька!

Венька не скитался по колдуньям и ведьмам, не заказывал гороскопы, не перекладывал поиски на друзей и родственников, не рылся в завалах интернета…

Он реально искал.  Искал, пробовал, дарил тепло, но его не желали возвращать.

Четыре долгих года искал.

Были женщины, которые в первый же день пытались переставить мебель, кому мешали дорогие и памятные вещи, кого не устраивал интерьер или цвет обоев, кто сходу пытался занять денег или высказывал идею отправить детей к бабушке.

Кто-то предлагал своё тело через полчаса знакомства, другие отказывали месяцами, ссылаясь на целомудренность (в возрасте под сорок), третьи загадочно шептали за мгновение до оргазма, что нужно заменить люстру и срочно купить трюмо.

Венька блуждал в лабиринтах человеческих пороков, странных потребностей, инстинктов, эгоизмов и противоречий, а она, женщина-мечта, всегда была рядом.

Почти рядом, в его городе на соседней улице.

Наверняка их пути и взгляды пересекались сотни раз. Возможно, они разговаривали друг с другом, даже прикасались: например в автобусе.

Эта женщина не стреляла глазками, не выставляла напоказ крутые бёдра и упругие груди, не камуфлировала лицо косметикой, не красила седые волосы, не…

Она просто улыбнулась мимоходом.

Когда оказалась у него в квартире и спросила, – Вениамин, а чего вы любите?

– У меня двое детей, – ответил он.

– Замечательно, а у меня, представляете, ни одного. Я трижды была замужем, но, ни разу не развелась. Так сложилось. Нас разлучала смерть. Во всех трёх случаях трагическая смерть. Так не должно быть, но так вышло. Можно я за вами поухаживаю?

– Вы в гостях. Мне неловко перекладывать обязанности гостеприимства на вас.

– В следующий раз… у нас будет следующий раз?

– Если пожелаете.

– В следующий раз роль хозяйки за мной, и не спорьте. Вы так и не ответили, что любите.

– Если скажу, что вас?

– Не поверю. Любовь с первого взгляда в нашем возрасте, вам не смешно, Вениамин? Симпатия – да, согласна. Могу сказать, что вы обаятельный, добродушный и в меру остроумный. Чтобы начать общаться этого довольно.

– Люблю детей, люблю музыку, люблю читать. Поесть тоже люблю. Я вкусно готовлю, можете удостовериться.

– Уже оценила. Относительно детей – не обсуждается. Сразу скажу – ненавижу предателей, поиски смысла жизни и жалобы. И ещё одно: если решим встречаться дальше – прошлое оставляем в прошлом. Вот прямо сейчас. Смотрите, Вениамин, как это делается.

Закройте глаза, представьте всё плохое, когда-либо с вами случившееся. Теперь помещаете негатив в ладонь и стряхиваете в мусорное ведро. Открываете глаза, смотрите на меня.

Здравствуй, Веня, я Вера. Вера Дмитриевна Колесникова. На ты и без отчества.

Теперь ты просто обязан быть счастливым.

Веня, запомни этот день. Лет через тридцать…