Интимная гравитация

Я тебя лю…

Как бы ты ни был тяжело контужен –

Смейся! Мозг человеку не нужен!

…Славься, маразм, идиотизм!

Наше счастье – автоматизм!

…По утрам под подушкою шарю я:

Где мое левое полушарие?

Ольга Горпенко

Антон сидел за компьютером, увлечённо выстукивая что-то на клавиатуре.

Светлана по-кошачьи бесшумно подкралась, наклонилась, чтобы рассмотреть тему неожиданного вдохновения любимого: иногда в ней просыпалось чувство собственницы, рождающее беспричинную ревность.

Была ли это любовь, Светлана не знала, потому что этот мужчина в её жизни был не только первый, но и единственный.

Увидев, что объект навязчивого внимания Антона не особенно интересен, ласково обняла за плечи, прижимаясь щекой к небритому мужскому лицу, отчего почувствовала неожиданно сильный прилив нежности: в отличие от происходящего на экране монитора, автор непонятных действий вдохновлял девушку всегда.

Он зарабатывал на жизнь разработкой и отладкой программных продуктов: настраивал алгоритм взаимодействия с процессором под замысел конкретного заказчика и продавал готовый продукт, не вставая из-за стола.

Клиентов было достаточно, денег тоже, но материальная сторона жизни Антона не особенно волновала. Работу, точнее увлекательное занятие программированием, умение делать то, что недоступно большинству пользователей интернета, юноша любил больше, чем самого себя.

В остальном он был довольно обычным: тёплым, простым, без обычного для мужчин его возраста набора комплексов и вредных привычек, но в поведении сквозила несмываемая печать одиночества.

Даже она, Света – миниатюрная, тонкая как стебелёк полевой травинки брюнетка с кокетливо-обаятельными чертами лица, огромными, с доверчиво-томным выражением глазищами, про какие обычно говорят “оленьи” и миниатюрными музыкальными пальчиками, довольно часто чувствовала себя лишней.

Девушка приходила к Антону один, иногда два раза в неделю, покупала ему продукты, за которые юноша постоянно забывал рассчитаться, поскольку жил по большей части в виртуальной реальности; прибиралась, стирала, готовила. Иногда оставалась до утра.

Антон не просил себя развлекать, тем более обслуживать. Света сама хотела чувствовать себя в этой квартире хозяйкой: такова женская сущность, проявляющаяся в стремлении обустраивать гнездо.

Света не могла терпеть беспорядок. И потом… это же её мужчина.

Или всё же не её?

Девушка не понимала свой статус в этом доме.

Так они жили порядка трёх лет.

Свету совсем не радовал такой алгоритм, но изменить его не получалось: Антон был немногословен, диалогов и рассуждений не любил.

Каждой девушке хочется иметь семью, детей – всё то, что обычно подразумевается под термином “дом”.

Иногда удавалось завести отвлечённый разговор на тему романтики, семьи, брака, но Антон не обращал на намёки внимания.

На вопросы, заданные молча: мимикой, жестами, взглядом, застенчиво улыбался, поводил недоумённо плечами, явно показывая, что не готов ничего ответить или изменить в своей жизни.

Света глубоко вздыхала, нервно закусывала губу, пытаясь незаметно погасить сгусток печального негодования, застревающий твёрдым комом где-то в глубине груди.

Эмоции девушка выпускала наружу лишь дома – в полной тишине и гнетущем одиночестве, которое усугубляла плотно зашторенными тёмно-коричневыми окнами.

Садилась за стол, не включая свет, выпивала стопку крепкого ликёра и укладывала голову на сложенные как у школьницы руки.

Мысли начинали неудержимое движение: сначала порывистое, суетливое, но неспешное, которое постепенно, словно в разгонном реакторе, набирало силу и ярость.

Немного погодя Света взрывалась истерикой, дрожала всем телом, извергала водопад слёз.

Ей было до чёртиков обидно, досадно и горько. Только ничего нельзя было с этим поделать.

Антон такой, какой есть.

С тех пор, как они начали встречаться, он нисколько не изменился.

Юноша не был достаточно хорош даже как любовник. Сильной стороной, инициатором и топливом отношений была Света. Стоило ей прикоснуться к Антону, даже подумать о нём, как она уже… приходила в неистовство, горячий азарт заполнял низ живота.

Разрядка в постели случалась редко: для этого надо было очень-очень постараться.

Иногда девушке казалось – если не приедет, для него ничего не изменится: скорее всего, даже не заметит отсутствия.

Антон может несколько дней ничего не есть: забывается, воодушевлённый пьянящим азартом непонятного вдохновения. Если проголодается, закажет чего-нибудь по интернету, как и прочие бытовые услуги в случае крайней необходимости.

Быт его не трогает, к сексу и нежности почти равнодушен.

Вместе их свели довольно необычные обстоятельства, о которых девушка никогда никому не рассказывала: Антон заблудился в городе, где родился и вырос. Даже не мог толком объяснить, где живёт, хотя паспорт с адресом прописки лежал у него в кармане.

Вне дома он был полностью беспомощен.

Света водила его по городу, научила ездить на транспорте, задавать вопросы живым людям.

Она просто не могла его бросить, не умея даже себе объяснить причину непонятного упрямства.

Да, иногда они целовались, обнимались, время от времени практиковали интимную близость.

Поначалу Антон даже увлёкся процессом чувственного единения, но вскоре охладел.

Сейчас Света ластилась к Антону, целовала в шею, отчего он раздражённо морщился, пытался освободиться.

Ей хотелось любви и конкретики: чего-то адекватного, внятного, вдохновляющего на творческие и духовные свершения, перспективного в плане семейного строительства.

Девушка твёрдо решила поставить вопрос ребром: да или нет. Сколько можно!

Здесь, в обстановке его дома, чужого в принципе дома, уверенность и решимость воплотить в жизнь желания и мечты улетучивалась. Молчать тоже бессмысленно.

– Антон, ты меня хоть немножечко любишь, – неуверенным тоном спросила она, пряча взгляд за его плечом, где по стене и потолку ползли зловещие тени от занавески, которые кратковременно освещали пролетающие по улице автомобили. Воздух, напротив, превратился в тягучий гель, который стало сложно проглотить.

Было слышно, как громко тикают часы, как противно жужжит, бьётся о полотно окна муха, как вразнобой колотится раненое сердечко Светланы.

Антон напрягся, перестал тюкать по клавишам, сбросил с плеч её руки, встал, отряхнулся.

– Пожалуй, нужно попить горяченького. Принесла чего-нибудь к чаю?

– Антон, я спросила…

– А, ах, да… ну, о чём ты говоришь, девочка… конечно…

На этом диалог закончился, так и оставив вопрос без ответа.

Света нервно выпила несколько обжигающих глотков в полной тишине, размазала по лицу навернувшиеся вдруг слёзы, которые невозможно было остановить усилием воли, затем начала собираться домой.

– Поздно, темно совсем. Мне, пожалуй, пора.

Антон закурил, начал виртуозно пускать в воздух кольца дыма, ловко одевая одно на другое, для разнообразия пропуская следующее внутрь.

– Я пошла, Антон.

– Ты же чай не допила. Пирожное, вот… сама же купила. Посиди чуток. Уберу баг в программе – провожу.

– Не стоит. Ты же занят, это важнее.

На улице было прохладно, ветрено, неуютно, но Света вздохнула с облегчением, отметив отменный вкус чистого воздуха.

Она для себя решила: больше никогда ни за что сюда не приедет. Молчание – тоже ответ, довольно конкретно и ёмко оформленный. Жизнь не бесконечна.

Несколько минут до остановки парочка шла на расстоянии двух корпусов друг от друга: щуплая, почти невесомая фигурка девушки и большой, почти вполовину выше, плечистый юноша.

Со стороны было понятно, что это поссорившиеся любовники.

Пошёл нудный моросящий дождь. Зонта не было. Автобуса тоже.

Антон курил сигарету за сигаретой, глядя куда-то в темноту, – может, такси поймаем?

– У меня денег нет. На продукты истратила.

– А-а-а. У меня с собой тоже.

Автобус подошёл неожиданно, словно подкрался. Зато двери отворились шумно.

– Когда тебя ждать?

– Ждать… зачем, – после продолжительной паузы сказала Света.

Неожиданно Антон развернул её, поцеловал. Неловко, чересчур звучно, – смешная ты.

Света шагнула в тёплое чрево автобуса. Юноша окликнул, – буду ждать…

Девушка обернулась вполоборота, вопросительно поглядев на Антона, – я тебя лю…

В это мгновение двери захлопнулись, автобус тронулся.

Девушка не подошла к окну, не выглянула, хотя Антону очень этого захотелось. Что она хотела сказать, почему так странно себя вела?

Добежав до дома, даже не раздевшись, юноша уселся за компьютер, в котором была вся его жизнь.

Сигарета, выкуренная в две затяжки, немного успокоила нервы, – чёрт бы побрал Светку с её глупой любовью. Хочет – пусть любит, мне что, жалко! Лишь бы не отвлекала.

Тринадцатый, ты ещё здесь

?

Ты видишь, как небо меняет цвет,

Как по бездорожью вся жизнь летит.

Крещенье любовью сошло на нет,

Но сердце надеждой ещё болит.

Ты каждый день пробуешь мир на вкус,

Исследуя следствия всех причин.

Весь мир – проверка на прочность чувств,

Где даже счастье немного горчит.

Лариса Фомина-Иохельсон

Дом, работа, работа – дом. Не ритуал, не традиция, обязательная трудовая повинность, принудительная мобилизация нервов и сил.

Серёжа, сын, уже пришёл из школы. Готовит уроки, Забрать из садика Вику, отовариться в продуктовом магазине, приготовить ужин, проверить домашнее задание, запустить стиральную машину, пропылесосить пол, накормить, вымыть посуду. Позвонить маме. Рассказать дочке сказку на ночь. Всё как всегда. “И скучно, и грустно, и некому руку подать…”

– Возможно, останется время прочитать несколько страниц “Джейн Эйр”, если не свалюсь в изнурительном бессилии.

– Если бы не дети, – тысячи раз думала она, – впору наложить на себя руки. Разве это жизнь?

Прежде, когда она жила с Игорем, маршрут был такой же, но воспринимался иначе: домой Марина летела на крыльях любви и никогда не уставала.

Прошло два года, как муж оставил её наедине с привычками, рождёнными неприкаянным одиночеством, скудным достатком и заботой о детях.

Память о счастливой супружеской юности стала постепенно рассеиваться, словно строки книжного текста, которые бессмысленно запоминать, потому что переживать можно лишь то, в чём принимаешь деятельное участие.

– Распутник, всегда на распутье, – внушала себе Марина.

Принудительное расставание ввергло её в состояние изменённого сознания. Она даже не заплакала тогда. Причина измены не имела решающего значения. В шоковую пучину погрузил сам факт.

– Я это, прости, ухожу от вас, – сумбурно отрапортовал муж, – у меня другая семья. Так вышло. Ты ни в чём не виновата.

– Ладно, – задержав, сколько позволили лёгкие, дыхание, согласилась жена, – так или не так, перетакивать не будем. Стрелять при попытке к бегству – не мой метод. Погрущу, погрущу… и другого поищу. Шутка. Чего стоишь, проваливай!

Почти до утра из глаз произвольным потоком лились слёзы. Потом Марина заснула, погрузившись в беспокойный эротический сон, в котором в одной квартире жили он, она и молодая (хотя она совсем не знала, какая именно) любовница, которая последовательно доминировала в каждой непристойной сцене, оставляя ей роль стороннего наблюдателя.

Ломка длилась довольно долго. Гадкие сны безжалостно ворошили прошлое, давая призрачно безосновательную надежду непонятно на что. Но у судьбы были совсем другие планы, раскрывать которые она не желала.

Марина часто думала – почему? Почему мужчины, мечтая о бескорыстной любви, о гармонии чувств и сентиментальном романтизме, о непорочном слиянии душ, в состоянии поиска возвышенного совершенства в первую очередь оценивают физическую оболочку претендентки, особенно выпуклые составляющие её стройной фигуры. Не забывая при этом вычислить безупречность геометрии тела и осанки, категорию эмоциональной чувствительности, наличие невинности, характеристики женственности, скромность, сообразительность, обаяние, наличие и разнообразие навыков и талантов, способность подчиняться и уступать, а также магический дар при помощи искусственных ухищрений привлекать интимное внимание.

И это лишь то, что на поверхности. Чтобы определить прочие необходимые для принятия судьбоносного решения характеристики женихи требуют немедленного телесного контакта с проникновением в сокровенные пределы.

Дамы с пробегом и довеском давно вышли в тираж. Разве что для одноразовых встреч годятся. Следовательно, на Марине висит несмываемое клеймо – бывшая в употреблении.

Но ведь давно известно: если долго всматриваться в бездну, бездна начинается всматриваться в тебя. Неужели за её страдания никто не ответит?

Марина придирчиво разглядывала себя в зеркало. В одежде и без неё.

Вроде ничего. Женщина как женщина. Стройная. Мышцы не висят. Кожа гладкая, бархатистая. Мелодичный голос, маленькие аккуратные ногти, высокая грудь, стильная причёска, приятная мимика, мягкая кошачья грация, обаятельная улыбка.

– Чего ему не хватало?

Красота женщины понятие зыбкое, призрачное, эфемерное. В классическом варианте это лишь некий симпатичный для конкретной личности тип лица, очертаний силуэта; определённые особенности поведения и некий неуловимый магический элемент, который перечёркивает как любые визуальные, так и сенсорные характеристики, потому что на самом деле влечение и симпатия рождаются где-то в другой галактике, доступной лишь тонким телам бессмертных душ.

Любовь, если честно, проявление случайно сложившегося восприятия на субъективном уровне. Но согласитесь, даже если чувства замешаны на ошибочном суждении – кого это остановит в самом начале отношений, когда вселенная подкрепляет выбор внезапным, весьма глубоким гормональным шоком, почти что обмороком?

Начинающие любовники неспособны отказаться от близости, но отнюдь не потому, что ограничен выбор или слишком агрессивен магнетизм влечения: отсутствует мотивация закончить чувственный эксперимент прежде, чем соблазнительный результат будет достигнут. Это нормально, правильно. Каждому из нас полагался посетить с экскурсионной программой персональный ад, чтобы понять, что на самом деле подразумевается под определением “любить”.

Любила ли Игоря Марина? Вопрос некорректный.

События развивались слишком стремительно, чтобы успеть сделать выводы, прежде всего по причине неопытности и чрезмерной степени возбуждения.

Раз… поцелуй, первые постельные радости, два… нежданно-негаданно зашевелился плод, три… начало семейной жизни, четыре… монотонно-утомительная рутина будней, пять… крушение иллюзий, шесть – неприкаянное одиночество с привкусом незаслуженной горечи.

Влюблённость – состояние романтической невесомости. Расставание – ощущение запредельной динамической перегрузки.

Игорь был её роковым капризом, случайной закономерностью. Он не мог без неё, она без него.

Так казалось тогда.

Напряжённые сокровенным инстинктом квантовые поля неожиданным образом вступили в гравитационный резонанс, многократно усиливая обычные для беспечной юности ментальные вибрации, погрузившие возбуждённые тела в океан чувственной неги от внезапно вспыхнувшего безумия, от избытка ненасытного полового влечения. Тогда она ни на секунду не задумалась об осторожности. Ведь любовь – это безмерной величины счастье!

В теореме, способной доказать обязательность блаженного благополучия, если согласие на интимное сближение и искреннее желание любить обоюдное, подсознание, если внимательно к нему прислушаться, должно обнаружить фатальную ошибку, некий роковой стратегический просчёт. Точнее, системный функциональный дефект, навигационную аномалию. Но как её обнаружить, если мозг безоговорочно подчиняется импульсам страсти до тех пор, пока не рассеется наркотический дурман?

Лучше бы никогда не встречаться! Но тогда не было бы, ни Сергея, ни Вики, ни самой любви.

Марина вспомнила, как и когда случилась первая близость. Честно говоря, она глазом моргнуть не успела, когда на пике сладкого чувственного восхищения Игорь незаметно расстегнул пуговку, затем другую. Жадный поцелуй, требовательные прикосновения, трепетное томление во всём теле. Нечто жизненно важное перемкнуло в мозгу. Голова пошла кругом. Она ничего не запомнила, кроме ощущения необъяснимого состояния эйфории, которое хотелось продлить на всю оставшуюся жизнь.

Внутренний таймер вот-вот должен был сообщить, что скоро остановка, пора выходить. Расставаться с голограммой интимного блаженства так не хотелось, но подгадать течение иллюзорных событий под строгую продолжительность поездки, чтобы досмотреть сцену до конца, ни разу не получилось. Все два года её преследовала некая незавершённость, словно упустила самое аппетитное, самое вкусное.

Маршрут был привычен, выверен. Двадцать две минуты можно сидеть в автобусе с закрытыми глазами, мечтать, позволяя себе созерцать даже то, чего не было и никогда не будет.

– Почему меня постоянно гложет сомнение – любила, не любила? Разве этот имеет значение, если воспоминания приводят меня в трепетный восторг? Смогла бы я Игоря простить? Прямо сейчас. Без сцен и условий. Было бы кого прощать. Увы, отныне я обречена на бесконечное одиночество. Разве что кавалер пенсионного возраста нечаянно разглядит, что я ещё на что-то гожусь. Четвёртый десяток за плечами, дети, опять же. Остаётся лишь грезить.

В это мгновение ступню пронзила резкая боль.

– Простите ради бога, теснота. Меня толкнули.

– Под ноги смотреть надо!

– Не сердитесь, милая барышня, мне очень стыдно за свою неуклюжесть. Рад буду исправить досадную оплошность. К сожалению не сейчас. Опаздываю. Поверьте, есть причина сбежать немедленно. Давайте встретимся… завтра. В восемнадцать. У пруда с лебедями. Там, где фонтан, скамеечки и кафе. Придёте? Буду с нетерпением ждать.

– С какой стати! Я вам не девочка, с которой можно так обращаться. Какая дерзость, какая наглая самоуверенность! Щёлкнул пальцами и готово. Буду ждать! Ага, разбежалась!

Мужчина улыбнулся, нежно дотронулся до её ладони и поспешил к выходу.

На остановке его встречала миловидная женщина, которую он тут же заключил в объятия.

– Надо же, – возмутилась про себя Марина, всё ещё негодуя по инерции, – неужели я настолько легкомысленно выгляжу! Лебеди, видите ли! Рядом уютное кафе… чтобы не теряя времени создать атмосферу интима. Хорошо, что не номера с ванной и душем. Нашёл дурочку с переулочка. Глупости какие! В транспорте вообще неприлично знакомиться. Тем более так… экстравагантно. Да я его и разглядеть не успела. С виду приличный, ухоженный. Наверняка женат. Обнимается, с кем попало, прямо на улице. Оно мне надо? Сначала лебеди, потом вечерний пейзаж, лунная дорожка, звёздное небо, бокал вина на брудершафт: так пить хочется, что переночевать негде. Большие проблемы начинаются с маленьких глупостей. Слишком тяжело было научиться жить одной, чтобы взять и одним махом разрушить и без того неустойчивое равновесие. Придёте – не придёте! Ага, разбежалась. Шнурки поглажу и бесамемучу тебе спою. Колыбельную… в неглиже, лёжа в постели.

Марина пыталась успокоиться, но видимо на плече сидел чертёнок номер тринадцать из популярного мультика. “Люби себя, чихай на всех!”

– Вот! Двойку “по Любви” я уже схлопотала. Можем повторить – не для меня. Не хочу опять реветь по ночам, ходить с опухшими глазами, испытывать чувство вины непонятно за что. Разве я виновата, что меня бросили? Как ветхую тряпку, как мусор. У него оказывается другая семья! Чем тебя эта не устроила! Скатертью дорога! Вот не пойду и всё, хоть режьте меня на тысячу маленьких чертенят. Я своё отлюбила. Не нужны мне ваши извинения. Без того тошно. Тридцать шесть лет, подумать только. На пороге старость. И тлен. Кому я такая нужна, – всхлипнула Марина, выкатив, сначала одну, затем другую слезу.

Жалко было не ногу, себя, вполне ещё привлекательную, переполненную до краёв жизнелюбием и желанием любить.

Голова гудела по непонятной причине, сердце качало кровь с неприятными перебоями, что-то странное происходило с дыханием, хлюпал моментально опухший от избыточной влаги нос.

Вика в садике слишком долго натягивала штаны, капризничала. Марина чуть не заплакала, – ты специально, нарочно так делаешь, да, чтобы меня позлить!

Досталось и сыну, – ты уже большой, почему я должна каждый раз проверять у тебя домашнее задание! Пора становиться самостоятельным, ответственным. Сколько можно притворяться маменькиным сыночком!

Накормила детей, кое-как прибралась. Всё валилось из рук, – живо спать, сладу с вами нет! За что мне такое наказание!

– Ты чего, мамуль, – огрызнулся Серёжа, – белены объелась?

– Ты ещё и грубить, – сорвалась она, но вовремя одумалась, – устала, вставать рано. Почитай Вике, будь другом. У меня настроения нет.

Ночью не спалось. В голову лезли шальные мысли.

Несколько раз вставала, включала свет, придирчиво разглядывала себя в зеркало со всех сторон, трогала ставшую вдруг тяжёлой грудь, разглаживала морщины, – даже если в кафе, почему бы не посидеть с хорошим человеком, если есть повод? А если он манипулятор, аферист какой-нибудь? Квартиру, к примеру, решил отжать. Или изнасиловать в извращённой форме. Зачем! Чего я ему плохого сделала! А вот пойду и спрошу – какого чёрта тебе от меня нужно!

Беспощадное время, от которого не спрятаться, не скрыться, пролетело в одно мгновение. Вот и рассвет. Отчего она чувствует себя такой бодрой, хотя почти не спала?

Завтрак Марина готовила с невиданным энтузиазмом, напевая, – я сегодня до зари встану, по широкому пройду полю…

Дальше слов она не помнила, прокручивала застрявшую отчего-то фразу, которая магическим образом поднимала настроение, заставляя формировать странное по ощущениям будущее: слишком светлое, чтобы можно было в него поверить.

Захотелось нарядиться во что-нибудь этакое… с изюминкой, чтобы вслед оборачивались.

Марина перемерила весь гардероб. Всё не то. Оказывается, два года не покупала обновок.

Можно немного потратиться, а до получки занять, себя побаловать.

– Или его. За то, что ногу как медведь отдавил? Забавно. Уж не с ума ли я по-тихому схожу?

Лицо и шею моментально залила краска, – веду себя как школьница перед первым свиданием! Стыдоба какая! Сознайся хотя бы себе – хочется, ой как хочется, чтобы не обманул. Нет, нельзя вот так вот запросто, идти на поводу у первобытного инстинкта. Сначала свидание, потом приставать начнёт…

– А потом суп с котом, – неожиданно для себя повернула ход мысли Марина, забавно дурачась, прыгая на одной ножке. Попутно подмигнула себе в зеркале, высунув язык, – и бельё куплю, о котором мечтала. Самое-самое. Пусть все завидуют. Просто так куплю, без задней мысли. Могу я раз в жизни о себе подумать? Ладно, не обманывайся, Мариночка, тебя окрыляет самое настоящее романтическое томление, предвкушение чего-то волшебного, что может изменить жизнь. Увы, повернуть ход событий в любую сторону: хоть налево, хоть направо. Или вообще спустить жизнь под откос.

– Ну и что, ну и что! Кто не рискует – тот шампанского не пьёт. А я хочу, хочу шампанского! С поцелуями. И любви хочу. Вот столечко, самую малость. Сладкого хочу, непристойного… тоже хочу. Не сейчас, когда-нибудь потом. Я ведь живая. Сколько можно поститься!

Горячая волна разбуженной чувственности разлилась неожиданно по всему телу. Душа, с наслаждением разрешив себе надкусить запретный плод, ликовала, – вот что значит, жить! Пусть я буду выглядеть распоследней шлюшкой, наплевать. Мне тоже хочется счастья, пусть невыразительного, примитивного, пошлого. Хоть на секундочку. Хотя бы надежду почувствовать, что ещё не финал.

– Сергуня, сегодня тебе забирать Вику из садика. У меня важное мероприятие.

Проводила в школу сына, отвела в садик Вику, позвонила на работу с просьбой оформить отгул по семейным обстоятельствам, – знали бы они, какие у меня обстоятельства, – и отправилась бродить по магазинам, предвкушая возможное пиршество для души и плоти с глуповато-счастливым выражением на лице.

Дождаться вечера было невыносимо сложно, особенно в фестивальном облачении, которое по миллиону причин могло утратить первозданную свежесть ещё до свидания.

Так ярко, так молодо она не выглядела наверно со дня свадьбы.

Расклешённое бирюзовое платье, новое с иголочки бельё, так приятно льнущее к телу, стильная укладка волос, туфельки на высоком каблуке, правда, не в цвет, сияющая счастьем белозубая улыбка, – единожды живём!

Марина завидовала сама себе, – пусть не приходит, мне и без него хорошо! Какого лешего загнала себя в тупик безысходности? Жизнь прекрасна! Возражения не принимаются.

Приподнятое настроение было слишком заметным. На неё заглядывались даже юноши, не говоря уже о зрелых мужчинах, которые на расстоянии чувствуют избыток адреналина у взбудораженных романтической лихорадкой женщин, которые не просто кажутся, реально выглядят чаровницами.

Вчерашнего обидчика она не узнала сразу. Сегодня он выглядел сногсшибательно, казался моложе, – простите, юная фея, – чересчур театрально, с виноватой мимикой пробасил мужчина, протягивая малюсенький букетик разноцветных экзотических цветов, – с розами и хризантемами сложно управляться. Мы же с вами намерены прогуляться. Я правильно понял ваше игривое настроение?

– Это комплимент или снисходительная ирония?

– Искреннее восхищение. Не ожидал лицезреть подобное воодушевление. Неужели оно посвящено мне? Чудо дивное, принцесса! Если честно, давно хотел с вами познакомиться. Меня Вадим зовут. Мы ведь каждый день ездим одним маршрутом. Приглашаю на ужин. Должен же я хоть таким образом реабилитироваться. Мне искренне жаль вашу милую ножку. Кстати, у меня сюрприз. Вы будете удивлены, но наши мысли случайно совпали. Я ведь наблюдал за вами. Издалека. Заметил, что бирюзовый – ваш цвет. К новому платью необходимы новые туфельки. Если не ошибаюсь, тридцать пятый размер. Бирюзовые. Позвольте помочь с примеркой. У меня цепкий глаз. Издержка профессии. Должны прийтись впору. Какая же вы сегодня волшебная…

– Тьфу-тьфу, не сглазьте! Чересчур много елея. Начинаю бояться. Слишком хорошо – тоже плохо.

Марина незаметно ущипнула себя, скрестила за спиной пальцы, – тринадцатый, ты ещё здесь, – не веря в происходящее, шёпотом спросила она, проваливаясь в нирвану удивительно вкусного блаженства.

Отступать или прятаться поздно. Да и зачем, если реальность превосходит ожидание?

– Предупреждаю витающий в воздухе вопрос: вдовец. Трагическое стечение обстоятельств. Сын живёт отдельно. Проблем с жилплощадью не имею. О прочих нюансах судить вам. И ещё… на остановке меня ждала сватья. Вчера дедушкой стал.

– Такой молодой и уже дедушка! Поздравляю! Предлагаете алаверды? Ладно. Два года, как разведена. Детей двое. Но это абсолютно ничего не значит. Просто … накричала на вас на пустом месте. Никакой красоты. Я ведь совсем не такая. И не свататься пришла.

– Согласен. Кто же серьёзные вопросы на голодный желудок решает. Сначала следует подкрепиться. Помните, как в сказке – напои, накорми…

– Спать уложи. Да вы проказник, любезнейший. Не успели познакомиться и сразу такое. У меня щёки пылают.

– Я представился, дело за вами.

– Марина. Марина Леонидовна.

– Вот и познакомились. Позвольте вашу прелестную ножку для примерки. Что-то я волнуюсь.

– Погода такая. Мне тоже будто бы нездоровится. По вам не скажешь, что страдаете излишней застенчивостью. Атакуете сразу на всех фронтах. Просто кавалерист какой-то. Шашку наголо и в бой. Уж не задумали ли вы чего-то не скромное, дерзкое?

– Боже упаси. Я шампанское заказал, мясо в горшочках с грибами и овощами. Как вы относитесь к шипучим напиткам? Замечательный сегодня день. Посмотрите, какое небо. Звёзд будет тьма.

– Так я и думала. Вечерний пейзаж, лунная дорожка, звёздное небо, бокал вина на брудершафт. Торопитесь. Или я безвозвратно отстала от жизни. Танцевать хочу. Это нормально?