Колкая малина

Часть IV. Кто-то

Кто-то

 
За нарушение множества законов
Его ни разу не сумели покарать.
Он ухитрился обобрать масонов
И казну российскую украсть.
 
 
Кто такого сможет одолеть?
Он в сражениях победы отнимал.
За ним и сотне глаз не углядеть,
Когда Иерусалим мамлюкам отдавал.
 
 
Он тайком глумился при распятье,
Он в крепостях врагам ворота открывал,
А потом, ревнуя к папской власти,
Индульгенции бесплатно раздавал.
 
 
Но он, однако, декабристов испугался
И навязал игру в социализм,
Но скоро так кроваво заигрался,
Что на сцену выполз коммунизм.
 
 
Он на Земле везде преуспевал,
Но, чтоб его нигде не забывали,
В орбитальной станции дыру проковырял,
Чтобы все друг друга покусали.
 
 
Быть может, он кому-то помогает,
Кто даже буквы его имени неймёт,
Кто плохо день от ночи отличает,
И, ум имеющий, узреет и сочтёт.
 

Шабаш

 
Ни мудрости, ни сказки им были не указ,
Они свое читали между строк,
И их самих боялись заговор и сглаз,
А страх пытался обойти наискосок.
 
 
Когда они резвились в Куршевеле,
Им топ-модели делали стриптиз,
Офшорный мэтр лабал на виолончели,
А злой Горыныч кланялся на бис.
 
 
В коротеньких юбчонках стройные мальчонки
Носили львиную печёнку с кистями шардоне,
А оборотни, ведьмы и шпионки
С горла лакали кислое Катье.
 
 
Под водочку – оранжевая сёмга
И бутерброды с паюсной икрой.
Пророки ждут поджарку из Кинг-Конга,
А чёрт – молок из рыбки Золотой.
 
 
Царица Савская с Кощеем обнималась,
Мамоне подливает Соломон,
Звезда кино с вампиром целовалась,
И руки умывает Игемон.
 
 
У них свои вечери и причастие,
И чтоб под тем себя не осквернить,
Ищите человеческое счастье
В умении друг друга полюбить.
 

Хорошо бы

 
Хорошо бы подчинить земное притяжение
И тяжесть атмосферного столба,
Хорошо бы вычеркнуть в скрижалях сотворения
Мешающее жить понятие греха.
 
 
Хорошо бы отменить багровые закаты,
Как знаменье смертности царей,
И запретить призывные набаты,
Что заставляют нервничать вождей.
 
 
Хорошо бы овладеть всем золотом и славой,
А чтобы это было навсегда,
Вцепиться мертво в скипетр с державой
И на плахе расчленить последнего врага.
 
 
Хорошо бы Моцарта в обслугу,
Чтобы реквием на рэп переписал.
И чтобы Афродита выдала услугу,
И Овидий на латыни прославлял.
 
 
Хорошо бы запретить радости Пасхальные,
А к себе примерив трон Царя Царей,
Вымарать из памяти даты поминальные,
В цирковых зверюшек превратив людей.
 
 
Хорошо не слушать бред шизофренический,
Когда с трибуны травит демагог.
А на маленьком листочке – почерк ученический,
Что вначале было слово, и слово было «Бог».
 

Живое

 
Никто ничего нового не выдумал,
Мы то, что было, неумело повторяем.
Кто-то камни по столетиям раскидывал,
А мы их только тайно собираем.
 
 
Мы тем событиям и названия не знаем,
А разложение за спасение принимая,
Скоро сами по-собачьи залаем,
Друг друга похотью и бредом ублажая.
 
 
Уже низость до небес возвышена,
Наступает эра бесовства,
А честь поругана царями и унижена.
Вот-вот – и грянет главная война.
 
 
Сильный тот, кто может жрать подобных,
И только он способен выживать.
Под этим флагом со времён утробных
Объединится нечисть воевать.
 
 
А если наши тени среди них,
То надо каяться, не ждать конца времен,
Ведь покаяние – это шансы для живых,
Когда ты можешь быть услышан и прощён.
 
 
Припарки для бессмертия готовят для царей
Из пантача марала и пудры золотой,
Но не сделает моложе брадобрей,
Ведь всё живое на одной оси земной.
 

Дороги и тропки

 
Широкими проспектами шагает коллектив,
И кажется, что нет других дорог.
Ты кто такой, что разрешенья не спросив,
Пишешь о себе же некролог?
 
 
Тому, кто вышел на нехоженые тропы
И говорит про новые мотивы,
Подсыплют яду и подрежут стропы.
Падшие жестоки и ревнивы.
 
 
Когда один, истерзанный в проклятьях,
Пытался о спасенье говорить,
Никто не видел дыры на запястьях,
Все лишь друг друга рвались пережить.
 
 
Липу медоносную на дрова спилили,
Будут шкуры греть у печки в холода.
Плод грехопадения на флаги водрузили
И завезли в большие города.
 
 
Зачумленная дорога петлями идёт,
На ней не спросят, кто ты и куда?
Там каждому по Вере строят эшафот,
А остальным достались голод и война.
 
 
Общая для всех в коллективе ложка,
Только отвечает каждый за себя.
Каждому своя сосватана дорожка,
И каждому свои – прощение и судьба.
 

Измерение

 
Умных исчисляют по количеству икЮ,
У начальника всегда такого много.
Башковитым быть положено ему,
Ведь он всё время в роли педагога.
 
 
Силу мерят динамометром железным,
У них там по ранжиру свой расклад.
А быть могучим – значит быть полезным,
Ведь известно, что у сильного бессильный виноват.
 
 
А длинных мерят в сантиметрах и аршинах,
Для них везде не так и не в себе.
А их размерный ряд – в отдельных магазинах,
Где дяде Степе подбирали галифе.
 
 
Полных исчисляют в килограммах,
Они рвутся все уравновесить,
А им рассказывают в тех же самых гаммах,
Что хороший человек должен много весить.
 
 
Умники и сильные, длинные и полные,
Чтобы жить, учитесь понимать,
Что вокруг приборы электронные,
Которым не пристало личность оценять.
 
 
Мы все умеем замечать и поучать,
Но верно не ко всем приходит надобность
Остановиться, потерпеть и промолчать,
Пытаясь смерить свою личную порядочность.
 

Корзинка

 
Маленькая лодочка в узенькой речушке
Продирается сквозь ветки ивняка.
В медленном течении булькают лягушки,
И тени обнимают, как руки старика.
 
 
В лодочке стоит плетёная корзина,
Какие люди делали всегда.
Вот она – библейская картина:
В корзине – человеческий дитя.
 
 
Впереди ещё тоннели и глотки пропастей,
Но он до своей цели доплывет,
Он победит прожорливых царей
И за собой из рабства уведет.
 
 
Все главное когда-то повторится,
Цена за кровь, за золото и власть.
И придётся императорам хвалиться,
Как у них служение превратилось в страсть.
 
 
Кому гелиотина и расстрелы не урок,
Кто даже не вникал в понятие греха,
Туда в корзинке и плывет пророк
С приговором высшего суда.
 
 
Уже на небосводе горит алмазный дым,
Ведь лёд и пламень не дадут обнять себя.
А лодка – в разговоре с берегом речным,
И никто не знает имени дитя.
 

Ананас

 
Нас могут оскорбить промежду прочим
И попутно в чем-то обвинить,
Нам между делом могут назначать или отсрочить,
Нас мимоходом могут победить.
 
 
Они умеют вскользь наобещать
И попутно завести ребенка,
А потом любые роли отыграть,
Жалобно проблеяв голосом ягненка.
 
 
По случаю забыть, как говорил и что,
И, по ходу, с лёгкостью от слова отказаться,
Промычав, что мало ли понаболтал чего,
И от своих же обещаний откусаться.
 
 
Просто так промежду прочим наплевать
И небрежно, по-хозяйски, растереть.
Им надо не вникать, не досказать,
И опасаться в стороны ненужные смотреть.
 
 
Поступки мимолетные тоже что-то значат,
Они вроде как слова без предложения,
Но по договору тем за них заплатят,
Кто не имеет личного суждения.
 
 
Чьи-то лица замелькали на перроне,
Мы день от ночи не умеем отличить,
Да ещё и едем не в своем вагоне,
С расчётом быстренько удачу подманить.
 

ЗЗЗ

 
Знак, значение, знамение —
Они живут по правилам
Дневного распорядка там,
Где оформляется в будущее ставка.
 
 
Знаки победителей и знаки депутатства,
Партийной принадлежности и разных представителей,
Они свои и у таинственного братства,
Свои и у союза сочинителей.
 
 
А вот значение – всегда главнее мнения,
Оно нашу жизнь масштабом заполняет.
Для нас когда-то испекли одно учение,
От него полмира до сих пор икает.
 
 
Ну, а знамение съест любое мнение,
Оно душу леденит, а мозги бодрит.
Была звезда, потом пришли затмения,
Но кто-то вновь по-арамейски говорит.
 
 
На знаках и медалях посыпалась эмаль,
Значение скукожилось в масштабах.
Знамение будет предвещать лишь войны и печаль,
И арба судьбы трясётся на ухабах.
 
 
Никто на блюде благ не поднесёт,
Мы сами должны верить и не верить,
Что нас спасёт, и что переживёт,
При жизни это не узнать и не проверить.
 

Наследство

 
Наверное, это люди заслужили:
Этих не пустили, а этих задержали,
Кого-то замарали, а этих оболгали,
А тех вон и вообще вчистую обобрали.
 
 
Их быстро развели и застращали,
Тех, что правильно всегда голосовали
И дружно гривами кивали,
С них по беспределу и взыскали.
 
 
Изгоев политического блуда
Берутся обложить и отловить,
Из кого-то будут делать лизоблюда,
А кого-то в камере гноить.
 
 
Давно пора законом утвердить
Того, кто может миловать или обвинить.
Если хочешь римское правление воссоздать,
Готовься свежие скрижали написать.
 
 
Мы сотворены из земного праха,
И только джины вышли из огня,
А император получается из страха,
А страхи – от того, что каждый для себя.
 
 
Он от ритуальных барабанов,
От очереди длинной в мавзолей,
От того, что клялись истуканам,
И оскверненья собственных корней.
 

Монстро

 
Для маленькой пичужки кот казался монстром,
На личинку мухи поймали карася.
Один жалобно кряхтит, ерзая на остром,
Второй ушами по щекам хлопает себя.
 
 
Он пристально смотрел на кости динозавра,
В тумане млели блики фонаря.
Ее до смерти ужасает голос мавра,
И кто-то в монстре узнает себя.
 
 
По жаркому песку жуки дерьмо катают,
А качели научились, как маятник, качать.
Время под себя чистят и латают,
В нем свою судьбу пытаясь отыскать.
 
 
Ненасытным монстром время обзывали
И все пытались как-то обмануть,
А когда с мощевиков кости выгребали,
Искушались в вечность завернуть.
 
 
Маленькой личинке выбора не дали,
И она казнила карася.
В тех местах ночами в койках убивали,
И тоже, вроде как, за батюшку-царя.
 
 
Не пугайтесь грязи непролазной,
Бойтесь кровью руки замарать
И, облачив себя личиной безобразной,
Смерть во избавленье призывать.
 

Ресурс

 
У фазана повырывали перья из хвоста,
С чернобурки шкуру ободрали,
Сломали ветку у цветущего куста
И весь мёд из ульев откачали.
 
 
Нефть сегодня – стратегический запас.
Груздь в холу́ях при водочной закуске,
А зернистая икорка, без всяких там прикрас,
Хоть не в наши ложки, но грузится по-русски.
 
 
От волжской осетрины до колымского сига —
Всё стало стратегическим ресурсом.
Он проплывает далеко от нашего стола,
Его лоцманы проводят другим курсом.
 
 
На морях не утихают крабовые войны,
И захлопал створками ротастый гребешок.
Они для тех, кто более достойны,
А у нас всего такого очень даже впрок.
 
 
Кедры и дубы дорогого стоят,
Их разными дорогами из леса уведут,
Из них потом чего-нибудь настроят,
А нас самих в ресурс переведут.
 
 
В пустыне тоже дождики бывают,
А льдины расплавляются весной.
Нас давно, как трупы, черви пожирают,
А у нас – пожизненный запой.
 

Подножки

 
Я крикнул – уголька подкиньте в топку,
Чтоб можно было двигаться быстрей.
Я проорал, казалось, во всю глотку,
Чтобы меня услышали верней.
 
 
Да плюс ещё кричал: давай, давай!
Мы первые до финиша дойдём.
А мне ответили – нет, дяденька, гуд бай,
Мы на первом полустанке отвернём.
 
 
Они покатят на других подножках,
Меня оставив смерти ожидать.
Они жируют на чужих подмостках,
С расчётом, что их некому догнать.
 
 
Но я скрипел, кряхтел и матерился,
Чтоб поезд жизни свой не потерять,
Но главное, наверное, молился,
Чтоб себя хватило сил поднять.
 
 
И я поднял пары, как поднимают парус,
И злой норд-вест сорвался на меня.
И все, кто рядом, подравнялись в ярус,
А это – не предавшие друзья.
 
 
Я с ними двинул в новую дорогу,
И мы летели, обгоняя всех и вся.
И примеряются уже к нам на подножки
Из тех, что на заклание оставили меня.
 

Ура!

 
Налейте дешёвой водки,
Залейте с утра глаза,
Наденьте сопревшие шмотки
И громко орите: «Ура»!
 
 
Вот уже главная улица
Родного его села,
Здесь он докажет,
Что курица родилась не из яйца.
 
 
Реальность, как несварение,
Но есть у неё толкач —
Это пьяное рассмотрение
Очередности главных задач.
 
 
И делайте это смело,
Надзирающим глядя в глаза,
Чтоб у тех даже мысль не созрела
Посягнуть на ваши права.
 
 
В страстях полуголодных
Сольешься хоть куда,
И народные пляски исполнишь,
И будешь орать в никуда.
 
 
От хорошей дешёвой водки
Очень хочется, как всегда,
Залив тоннель луженой глотки,
Орать победное «Ура»!
 

Буду

 
Я свои дела отдам в химчистку
И улечу в лимонный Сингапур,
А от себя оставлю длинную расписку
Для утешенья дураков и дур.
 
 
И буду двигаться совсем другой походкой,
Чтоб было видно мои белые штаны.
Я буду праздновать с шампанским, а не с водкой
По гранд-отелям южной широты.
 
 
На завтрак – мясо тасманийского лангуста,
На обед – павлиньи сердца,
На сладкое – сраженье кобры и мангуста,
И стриптизерши с изумрудного дворца.
 
 
Я буду видеть их в дыму кальяна
И ощущать во рту рахат-лукум,
Они прикрыты только шкурками банана,
А на мне от «Живанши» в полосочку костюм.
 
 
Я поставлю на рулетку миллионы,
А миллиарды положу в карман.
Мне глубоко плевать на все законы,
Я сам себе правитель и султан.
 
 
На лагерном матрасе такие снятся сны,
Что с мозгами и кишками отрывают от земли.
Привет всем обитателям южной широты,
Что вовремя сумели ноги унести.
 

Они

 
Новые сапожки у моей подруги,
Стильная прическа и тропический загар,
Она меняет деньги на товары и услуги,
Это самый главный её репертуар.
 
 
Кто-то яхту приобрёл, кто-то самолёт,
Кому-то биржа подыграла, кому-то футболисты.
Денежная масса мимо не пройдет,
Её правильно направят финансисты.
 
 
Римская динария и американский доллар —
Кушанье с одной сковороды.
Там всегда один и тот же повар
И заповедь «продай или купи»
 
 
Если знаете, откуда надо брать,
Все на свете можно откупить,
И что угодно можно преподать,
И перепродажей души отравить.
 
 
А вчера пособие по бедности давали,
И в магазинах сразу скидки расцвели.
Так столько разного товара понабрали,
Что даже не сумели унести.
 
 
Динарии в мошне, и доллары в счетах,
Там кураж и тысячи оргазмов.
Им незачем молиться о пяти хлебах,
Просыпаясь ночью от голодных спазмов.