Имя собственное

Анна Филипповна встретила Раю ещё в коридоре:

– Раечка, ты ли это? Румянец во всю щёку, поступь, что тебе модель на подиуме! Словно только что из Куршевеля, а не из травматологии.

– Добрый день, доктор. Стараюсь изо всех сил, уважаемая Анна Филипповна, держать себя в форме. Я ведь у Верочки одна осталась. Как она, расскажите Бога ради. Ей получше?

– День ото дня отличается, конечно, бывает и лучше, и хуже, но такой уж явной положительной динамикой мы с ней похвастаться пока не можем. – Анна Филипповна отворила дверь, пропуская Верочкину сестру вперёд. – Заходи смелей.

Эта первая минута встречи запомнится Рае до конца дней.

В постели полусидела, откинувшись на подушки, Вера и расчёсывала у целлулоидной куклы рыжеватую шевелюру. Когда дверь отворилась, девочка настороженно вздрогнула, прижав куклу к груди. Молча исподлобья смотрела на вошедших, словно бы не узнавая.

Голубые глаза больной казались огромными от теней, выстеливших тонкие серые веки. Ниспадающие белёсые волосёнки не могли скрыть обострившихся скул и впалых щёк на бледно-матовом лице. Худоба делала её старше. Создавалось впечатление, в постели сидит отчаявшаяся и готовая к любому исходу взрослая женщина с ребёнком на руках. Только очень маленького роста и до крайности истощённая.

Широкий вырез ночной рубашки с обгрызенными завязками открывал взгляду выступающие ключицы, которые пугающе обнажались при каждом натужном вдохе. Всех охватило мгновение какой-то оторопи. И вот тут… Вера размахнулась и, насколько хватало её силёнок, со злобой швырнула куклой в сестру. С ненавистью зыркнула полными слёз глазами на Анну Филипповну и, уткнувшись в подушку, накрылась с головой.

У Раисы сердце ухнуло куда-то вниз. Она упала на колени, разроняв принесённые подарки. Подползла к кровати и, обнимая скрытое под одеялом худенькое тельце сестры, только и могла взывать, рыдая:

– Вера-а, Верочка-а, Вера-а…

Прекращая эту истерику, Анна Филипповна еле сумела поднять Раису на ноги и увести в свой кабинет. А уж успокоить… это стоило доктору немалого труда. Когда страсти немного улеглись, разговор состоялся более предметный. Говорила практически одна Анна Филипповна. Рая внимала её речам, изредка вздрагивая остаточными всхлипами.

– Верочку можно понять. Подросток, четырнадцатый год и… нескончаемые боли, одышка, лекарства, ингалятор, постельный режим. Переживания, что из-за пропусков по болезни осталась на второй год. Коллектив ровесников, к которому привыкла с первого класса, ушёл вперёд, даже не заметив «потери бойца». Ни мамы, ни папы рядом. Как вынести свалившееся сиротство детскому сердечку?

Один светлый лучик в этой беспросветности – сестра. Но и её всё нет и нет! У вас одинаковое положение, но ты уже взрослая и можешь держать эмоции в узде. Не то Верочка. Она сорвалась, но я не вижу в этом никакой озлобленности. Оставленность, которая сродни брошенности, – вот причина её спонтанной обиды на всех сразу.

На подходе физиологические изменения организма, что в какой-то степени извиняет нервозность её поведения. Если не сказать истеричность. Демаршем своим Вера хотела выразить ровно то, что ты только что слышала от меня. Вы помиритесь, конечно, но надо повременить чуть-чуть. Сначала я поговорю с ней, а потом позову тебя. А теперь… Что ты решила с санаторным лечением сестры?

– Последние гроши я сегодня потратила ей на продукты и лекарства. Сколько денег необходимо для поездки на юг и устройство в санаторий, мне не заработать никогда. Буду срочно решать квартирный вопрос – или менять на меньшую площадь с доплатой, или переезжать в Подмосковье. С этого и начну, деваться некуда.

– Деваться и на самом деле некуда. В связи с этим стоит, конечно, и поторопиться. Но, умоляю, действуй крайне осторожно. В сфере купли-продажи недвижимости, особенно московской, столько аферистов, что и не заметишь, как окажешься «за бортом».

А как врач, давно наблюдающий Верочку, скажу следующее: если в отношении её продолжать исключительно медикаментозное лечение, то последствия могут быть печальными. Не так уж эти целевые лекарства и безвредны. С одной стороны, да, препараты расширяют бронхи, облегчают ситуацию на время, с другой же… есть описания негативного действия на ЖКТ, то есть гастрит, язва, а то и желудочные кровотечения.

Рая закрыла лицо ладонями, Анна Филипповна обняла её за плечи.

– Пойми правильно, детка, я совсем не хочу тебя напугать. Но в то же время ты ведь у неё сейчас не столько за сестру, сколько за мать. Как же не быть с тобой предельно откровенной? Без всякого пафоса скажу, речь идёт о жизни и, прости меня, смерти. Если, конечно, дело дойдёт до бронхиальной астмы. На данном этапе развития медицины эту болезнь вылечить, к сожалению, нельзя. Но можно контролировать.

А если приложить максимум усилий, то перехода в критическую фазу можно постараться не допустить. Я попытаюсь вам помочь.

В Сочи, в центре пульмонологии, работает моя давняя подруга, однокурсница по мединституту, Елена. По мужу Шевцова. Контактов с ней, если честно, не было давно, однако буду пробовать связаться. Но, как мы понимаем, это дело не сегодняшнего дня.

Да, чуть не забыла сказать – пока ты лежала в больнице, твоей сестрой интересовался какой-то полицейский капитан. Удостоверение предъявил. По линии опеки, наверное. Побеседовали в кабинете, я рассказала ему о состоянии девочки, намекнула, не могут ли власти помочь с путёвкой в санаторий. Он записал все данные по диагнозу, взял мой номер телефона, но больше не позвонил. Пойду к Верочке, надо с ней разговаривать. Подходи минут через десять.

К станции метро Рая шла пешком. В автобус сесть не решилась и, подняв воротник плаща, тронулась в неблизкий путь «одиннадцатым маршрутом». Наполовину укрыв тонким шарфиком зарёванное лицо и опустив глаза, медленно двигалась, заново переживая горестные минуты примирения с Верой и пытаясь успокоиться.

Обе плакали, накрепко обнявшись. Попрекали друг друга и тут же клялись в вечной любви. То смеялись над Веркиной выходкой, то мрачно и долго молчали, сцепившись в объятьях. И та, и другая понимали, что в сложившихся обстоятельствах нет никакой лично их вины.

Накрапывал весенний дождик, с зонтика срывались крупные капли, так похожие на слёзы бедной сестрёнки, что Рая готова была снова разреветься. Почему-то особенно пугал невольно и часто возникающий образ Веры, увиденный в первую минуту встречи.

Исхудавшее лицо с запавшими глазами и эти жёлтые, выступающие при каждом натужном вдохе ключицы.

День явки к следователю по повестке нагрянуть не замедлил.

Неподалёку от здания полиции Рая присела на скамейку. Было ещё рановато. Молодые ребята в форменной одежде с погонами сновали через входную дверь туда и обратно. С привизгом отъезжали и подкатывали служебные легковушки с мигалками.

Стоило тщательно обдумать предстоящий разговор с капитаном Ерёминым. Мысль, что она неким образом причастна к смерти Николая, постоянно будоражила сознание. И тут же отметалась как невозможная.

Однако самой себе следовало бы сказать всё с самой высокой степенью откровения. Как на исповеди! Грешна, честный отче!

«Я бросилась к рулю в состоянии наивысшего аффекта. Желала ли моя душа гибели этого человека? В тот момент – да! И я сделала то, что сделала, желая именно этого! Слепая, жуткая месть, которая немалой долей тяжести обрушилась на меня.

Но в ту роковую минуту мне было совершенно безразлично всё, я предполагала даже собственную гибель и не боялась этого. Но ведь, еле владея травмированным телом, я никак не сумела бы справиться со взрослым мужчиной. Правда, смутно помнится, пыталась, потянувшись руками к его горлу. А вот это уже смахивает на попытку самооправдания.

Хотя именно такое умозаключение напрашивается и, вероятно, должно стать лейтмотивом в разговоре со следователем Ерёминым. Ведь установлено же, водитель скончался от компрессионного удара рулевой колонки в грудную клетку. В протоколах дорожной полиции сказано предельно ясно: “…выезд на полосу встречного движения… в состоянии алкогольного опьянения… не справился с управлением транспортным средством…” Какие ещё нужны доказательства?

Так кем же я предстою перед законом в данном происшествии? Полагаю, что ни обвиняемой, ни подозреваемой, а только лишь потерпевшей».

Рая взглянула на себя в зеркало пудреницы.

«Внешний вид на уровне, только поможет ли это? Говорят, в драку следует ввязаться, а там будет видно».

Капитан Ерёмин был любезен и даже поднялся из-за стола навстречу робко вошедшей посетительнице. Форменный китель туго обтягивал крутые плечи. Сейчас он почему-то казался выше и крупнее, чем при первом знакомстве в больнице. Аккуратный пробор, модная двух-трёхдневная щетина, флёр от хорошего парфюма.

Они расположились за длинным совещательным столом напротив друг друга. Рая внутренне ёжилась от пристального взгляда следователя, но особого беспокойства не выказывала.

«Отчего бы, собственно? Наверняка обычная серия вопросов для протокола: что, где, когда? Да и время, наверное, давно подошло передавать уже заключение в суд для закрытия уголовного дела».

Капитан смотрел неотрывно и, казалось, с сочувствием:

– Как вы желаете построить нашу дальнейшую беседу? Письменно, устно, с адвокатом, понятыми, без свидетелей, наедине?

Раиса пожала плечами. Длинная неуютная пауза настораживала, и, обрывая её, следователь заговорщицки тихо спросил, улыбнувшись при этом:

– Ответь мне, девочка, – капитан перешёл на «ты», более привычный стиль общения с подследственными, – зачем, а главное, из каких побуждений ты это сделала?

– Что, простите, я сделала? – Рая подняла бровь.

– Удивляешься! Почему не помогла тяжелораненому человеку, а наоборот, ускорила его кончину, перекрыв руками дыхательные пути. Ты намеренно задушила его, вот что ты сделала! Выкладывай, почему и за что?! – треснул он ладонью по столу.

Раиса вздрогнула и судорожно прижала сумочку к груди:

– Андрей Николаевич! Вы о чём вообще? Тем моментом я находилась в полубессознательном состоянии! Про себя-то практически ничего не помню!

– Как бы не так, любезная Раиса Михайловна! – Ерёмин раскрыл перед собой чёрную, на молнии папку. – Как бы не так. Позволь зачитать заключение судебно-медицинского эксперта, обследовавшего тело погибшего в рамках следственного производства по уголовному делу. Есть над чем призадуматься. Преамбула… это неинтересно… а вот здесь, прошу заострить внимание.

…экспертизой установлено: на теле погибшего Хромова Николая Ивановича обнаружены повреждения, не вполне соответствующие травмам, полученным при дорожно-транспортном происшествии. Имеющие место переломы двух рёбер, ушибы и резаные раны лица, полученные им при аварии, не могли повлечь смерти потерпевшего.

В противовес аварийным повреждениям, при детальном обследовании выявлены дополнительные травмы, к ДТП отношения не имеющие. К таковым относятся переломы отростков щитовидного хряща и подъязычной кости, приведшие к асфиксии и, как следствие, к смерти потерпевшего.

Наиболее вероятной причиной гибели в данном случае следует считать механическую асфиксию от сдавливания руками органов шеи потерпевшего, что и привело к летальному исходу.

Судмедэксперт, кандидат медицинских наук Айрапетов Г.К.

– Что скажешь, уважаемая?

– Это какой-то бред… – Раю бросило в жар.

– Отнюдь, скажем прямо. Обследование производил наш давнишний друг, традиционный судмедэксперт, который работает на расследовании убийств не один десяток лет. В незыблемости его вердикта о летальном исходе сомневаться не приходится. Знаешь, что это такое в юриспруденции?

Летальный исход есть совершение противоправных действий, приведших к смерти человека. Точка!

А теперь слушай, что следует из этих твоих противоправных действий!

Первое. Я просто обязан сейчас вызвать наряд и заключить тебя в следственный изолятор на срок, необходимый для следственных действий и суда. Второе. Как обычно, расследование подобных дел процесс небыстрый, с полгода, если не больше, посидишь с такими же убийцами в вонючей камере с железными кроватями. И, наконец, третье. Срок лишения свободы по твоей статье, по опыту, не менее семи лет колонии. Будешь отвечать по всей строгости закона! Не говоря уже о том, что будет с сестрой, когда она останется без единственной родственной поддержки. Я знаком с вашей семейной ситуацией досконально.

Рая слушала капитана с каменным лицом, но при упоминании Верочки слёзы непроизвольно хлынули из глаз и голова упала на худенькие локти, распластанные по столу.

Рухнула вся придуманная решимость быть непримиримой и своей вины не признавать. Одна только мысль о застенках и разлуке с Верой повергла её в полную прострацию. По расхожему выражению дознавателей, подследственная «поплыла».

Ерёмин молча ходил по кабинету, заложив руки за спину. Когда рыдания утихли, он протянул Рае стакан с водой. Та, судорожно отхлебнув, поперхнулась, закашлялась и, уронив стакан на ковёр, упала перед следователем на колени. Поймав его руку, прижала к губам и взглянула в лицо. Щенячью преданность и покорность излучали её глаза. Согбенная фигура выражала готовность выполнить любое распоряжение нового хозяина.

Куда только подевалась стремительная и смелая Райка-оторва? Эта мстительная камышовая рысь? Почему гордое достоинство безвольно раздавлено унизительным коленопреклонением? Где она, та надменная красота свободного полёта молодости и жизненного драйва?

Капитан взял её подбородок в горсть. Девушка была в полном поражении воли и растерянности перед открывшимися фактами. Залитое слезами лицо выражало готовность принять от победителя любое слово или движение, вплоть пусть бы и до пощёчины.

Вкус выигранной дуэли холодком пробежал у капитана по спине. Ощущение бескрайней власти над поверженной женщиной давало широкий простор размышлениям, как необходимо поступать дальше. Он потянул её за подбородок вверх, Рая послушно встала, покачнувшись.

– Андрей Николаевич, – заикаясь, проговорила она, – Христом Богом… умоляю… Верочка… Она погибнет без меня.

Ерёмин раскрытой ладонью остановил её всхлипывания:

– Вижу, ты не в состоянии продолжать беседу. – Расписался на пропуске и протянул его Раисе. – Сейчас отправляйся домой. Прими душ, успокойся. А придя в уравновешенное состояние, сядь за стол и подробно изложи всё на бумаге. От начала и до конца. Помни, следствию нужна ясность не только в поступке как таковом, надо знать и причины побудительного свойства.

Не пытайся чего-либо скрыть, сама должна понимать, что следствию известно практически всё. Завтра в восемь часов вечера будь, пожалуйста, на месте. Я приеду, и после беседы мы подпишем итоговый протокол допроса.

Он отвернулся к окну, заслонив широкой спиной почти всю фрамугу, и долго смотрел в зелёную крону одинокого тополя, словно чаял отрешиться ото всего на свете.

Рая, прижимая к груди сумочку и сморкаясь в голубой платочек, крадучись покинула кабинет, пятясь подобострастно.

* * *

Красивый, зелёный, а главное, не без оснований легендарный город Ростов-на-Дону пролетал за окнами такси. Пожилой водитель долго молчал, а потом огорошил Раису признанием:

– Ты в курсе, красавица, что теперь у нас новый аэропорт? Имени батьки-атамана Матвея Платова.

– Так, и что с того?

– А то, что далековато придётся ехать, почти под Новочеркасск. Это старый аэровокзал был, считай, в черте города, а новый эвон куда загнали. Тебе не будет дорого?

– Не стоит вашего беспокойства. – Рая украдкой коснулась кошелька в кармане брюк и плотнее прижала к себе портфельчик. – Что же, там как раз и «поглядим, какой это Сухов». То есть Платов!

Особого впечатления аэропорт на неё не произвёл. Бетон, стекло, металл, пластик – современные материалы и соответствующий модным течениям экстерьер.

Внутри перекрытие поддерживают, похожие на голые деревья, белые раскидистые опоры, под которыми приютились магазинчики и киоски назначения утилитарного. Зато просторно. Видимо, именно это и являлось архитектурной сверхзадачей. В перспективе «Платов», несомненно, разрастётся в крупный узловой аэропорт.

До отлёта в Москву оставалось четыре часа. Целая вечность, учитывая острое желание убраться с ростовской земли как можно быстрее и незаметнее. Выпила кофе. В галантерейном магазинчике купила вместительную дамскую сумку на длинном ремне и уложила туда портфельчик. С кейсом она была похожа больше на вольную студентку, нежели на пассажира дальнего следования. Что могло привлечь внимание.

«Чьё внимание? – спрашивала себя. – Да мало ли… Тревожно как-то».

Нашла на припортовой территории уютное и тихое местечко и присела на скамейку. По условленному номеру следовало послать сообщение, в котором необходимо указать лишь город, номер рейса, дату и время вылета. На телефоне высветилось слово «отправлено». Ответа не последовало.

* * *

Рая ждала приезда капитана и, опершись ладонями в подоконник, высматривала через оконное стекло подъезжающие машины. Она, конечно, готовилась к встрече. На едва отросших волосах фиксирующий лак, отглажено лучшее платье, лёгкий, ненавязчивый парфюм. Но, конечно же, без кричащей помады и откровенного декольте. Скромненько и со вкусом, как говорится. В квартире наведён идеальный порядок, и чайник стоит на медленном огне.

Вот! Из лихо припарковавшихся на дворовой стоянке тёмно-зелёных «Жигулей» вышел Андрей Николаевич. Заблокировал у машины дверцы, подняв голову, окинул взглядом весь фасад здания и твёрдой поступью направился к подъезду.

Рая кинулась к зеркалу, натянутой улыбкой попыталась стереть с лица испуганное выражение и замерла в ожидании. Когда раздался дверной звонок, невольно глянула на часы. Те показывали одну минуту девятого.

«Что значит выучка!»

Следователь был одет в партикулярную костюмную пару, в руках знакомая кожаная папка на молнии.

– Пожалуйста, проходите, Андрей Николаевич, – почти шёпотом приглашала хозяйка.

– Добрый вечер, – проговорил тот и, не разуваясь, прошёл в комнату.

Сел за круглый стол, положил папку перед собой и вопросительно взглянул на Раю. Она стояла перед ним смиренно, словно провинившаяся ученица в кабинете директора школы.

– Ты всё сделала, как я просил? – Голос его не показался требовательным. Скорее, нейтральным.

– Да. Вот, пожалуйста… – Рая протянула через стол тонкую ученическую тетрадь с таблицей умножения на корочке. – Только я вас прошу, Андр…

Гость остановил её открытой ладонью и углубился в чтение.

Он держал в руках самую настоящую исповедь!

Правдивую, глубоко осознанную, со слёзными откровениями души. Излагая это признание, Рая прекрасно понимала, что спасти её положение в силах лишь искреннее покаяние. Как на духу! С самых ранних семейных воспоминаний и до сегодняшнего дня!

Тетрадь была исписана почти до последнего листа. Доверительно и от чистого сердца изложена такая короткая, но уже исполненная бытийного трагизма, мук и терзаний жизнь. Исповедница стояла у балконной двери и тщетно пыталась унять в теле мелкую дрожь.

Капитан читал предельно внимательно. Останавливался в раздумчивости, возвращался к началу, заглядывал в конец, словно складывал общую картину из разрозненных пазлов. Откинулся на спинку стула и, сложив руки на груди, упёрся глазами в потолок, размышляя. Наконец встал, пару раз прошёлся туда-сюда и, подозвав Раису к столу, протянул авторучку:

– Распишись внизу каждой страницы. Так. Дату не ставь. Замечательно. – Молния на папке тоненько взвизгнула, надёжно упрятав внутри сей исповедальный трактат.

Встав перед девушкой лицом к лицу и глядя в упор, капитан начал говорить, просто уничтожая её циничной откровенностью:

– Мне всё понятно. Из банального чувства мести за изнасилование ты лично спровоцировала автоаварию, вырвав руль у водителя. Затем, воспользовавшись беспомощным состоянием последнего, преднамеренно, расчётливо и со знанием дела задушила его. Твои занятия спортом явно способствовали успешному завершению намеченного.

Рая молча стояла перед обличителем, словно у расстрельной стенки, и слёзы непроизвольно скатывались по искажённому страдальческой гримасой лицу, делая его некрасивым.

– Все твои действия происходят от слабости. Сильные натуры на поводу у мстительности не пойдут. Месть, поселившаяся в сердце, делает людей слабовольными, психологически нестабильными и способными на опрометчивые поступки.

Совершённый акт возмездия неминуемо становится преступлением. А преступление, в свою очередь, влечёт за собой наказание. Твой случай тянет на семь лет лишения свободы, я уже тебя оповещал. Читай Достоевского…

Он ненадолго замолчал, пристально и, казалось, надменно разглядывая её смущённое лицо. Потом медленно завёл свои сильные руки Рае за поясницу и с силой притянул её точёную фигуру к себе. Их лица так резко соприкоснулись, что она ощутила на лице болезненный наждачный прочерк его щетины.

– Хочешь, девочка, я спасу тебя? Мне сделать это достаточно просто. Одна лишь строчка в итоговом протоколе: «При лобовом столкновении автомобилей смерть водителя наступила в результате удушения ремнём безопасности, захлестнувшимся на шее потерпевшего». Всё!

И судмедэксперт подпишет, никуда не денется. Айрапетов у меня знаешь где, – он раскрыл огромную ладонь и медленно сжал пальцы в кулак. – Но я, видишь ли, не альтруист и ничего не делаю бесплатно. Всё в жизни имеет определённую цену, и это следует чётко понимать. С тебя, для начала, – горячо зашептал прямо в ухо, – я возьму вот это, – он разжал кулак и сильными пальцами стиснул в горсти её грудь.

Рая охнула, и тонкие руки безвольными плетьми упали вдоль тела. Раболепный страх опрокинул её почти в беспамятство.

За окнами чернильной лужей растекалась по городу глухая ночь.

«А поутру они проснулись…»

Ерёмин на ходу допил чай, подхватил свою кожаную папку и перед выходом обернулся в нетерпеливом ожидании. Рая, понурив голову, словно побитая собака, молча подошла к вершителю своей судьбы. Тот прихватил щепотью её щёку:

– Не хмурься, всё будет хорошо! Не забудь, послезавтра в десять ко мне на инструктаж. И главное, – он понизил голос, – всё должно остаться в этих стенах! Это, надеюсь, понятно? М-м?

– Да, Андрей Николаевич, – шёпотом проговорила Раиса, снова готовая заплакать. Когда дверь захлопнулась и стихли на лестнице шаги, хозяйка с остервенением провернула ключ в замке на два оборота, словно навсегда хотела перекрыть вход в квартиру этому нежеланному гостю. Сорвав с себя халат, ринулась в ванну и, включив холодную воду, рыдала, подставляя ледяным струям исцарапанное щетиной лицо.

Отправляясь на встречу с Ерёминым, Рая неустанно размышляла о том, какой неожиданной и страшной стороной открылась эта новая страница её судьбы. Она отчётливо понимала неустойчивость нынешнего положения и надломленность собственной психики. Каким-то неведомым образом извне оформилась сила, бесцеремонно подмявшая под себя былой независимый и прямолинейный нрав.

А главное, не виделось возможности действовать этой силе вопреки. Как бы ни было морально тяжело и унизительно физически, приходилось этой чужой сторонней воле покоряться.

Капитан был прямолинеен. Заперев дверь на ключ, размеренно и по пунктам начал излагать суть дела:

– Слушай внимательно и твёрдо запоминай! Все вопросы потом.

Через два дня, а точнее, тридцатого мая тебе будет необходимо отбыть в город Анапу. Вот твой билет в люксовый вагон и деньги на путевые расходы. Какова задача? С тобой в двухместном купе поедет женщина. Не называю имени, тебе нужно воспринимать и знакомиться с ней, как с увиденной впервые. Тётка едет в Анапу к родственнице на ПМЖ.

Я, волею случая, помогал ей в продаже московской квартиры и убедил взять вырученные наличные с собой. В банковских пятитысячных упаковках. Весь кэш уложен в дамский дипломат, закрыт на кодовый замок и упрятан в её дорожный чемодан. Этот портфельчик тебе и предстоит изъять! Затем незаметно для всех исчезнуть из поезда и вернуться в Москву, известив меня эсэмэской.

– Это как? Украсть?! – У Раи похолодела спина.

– Можно сказать и так. Вот только не надо строить из себя высокоморальную особу. Запретную черту ты давно переступила, а поэтому беспрекословно выполнишь то, что я скажу. Должно быть, хочешь знать, что тебе полагается взамен? Подойди к столу. – Он взял в руки протокол и размеренно озвучил одну лишь строчку:

– «…в результате удушения ремнём безопасности».

Айрапетов сделал всё как надо, а это означает, что ты проходишь по делу как свидетель и остаёшься на свободе. Подписывай. Так. Теперь далее.

Раиса опустилась на стул, слабо сопротивляясь:

– Так я же под подпиской о невыезде. Вроде бы…

– Ликвидируем, нет ничего проще. Не отвлекайся. Из того, что ты привезёшь и передашь лично мне, я выделяю вам с сестрой на санаторное лечение ровно миллион рублей. Считаю, что этой суммы будет достаточно, чтобы вытащить Веру из кризисной ситуации. И вишенка на торте – не придётся заморачиваться с разменом квартиры.

Как видишь, на твой край ломберного стола падают довольно крупные козыри, и за обладание ими стоит потрудиться, собрав в кулак всю свою волю. А страшно только в первый раз. Это, полагаю, тебе хорошо известно.

Не стану предупреждать о строжайшей секретности на всю оставшуюся жизнь, думаю, понятно и без слов. А чтобы не терзали муки совести, постарайся убедить себя в том, что всё это делается тобой не ради наживы, а во имя спасения ребёнка.

Следует, однако, помнить и другое.

До суда ещё есть время, а у меня на руках два сценария дальнейших действий. Новый протокол Айрапетова, что ты подписала, это раз. И прежний, изобличающий тебя, это два.

А тетрадка с откровенной исповедью – это практически шесть! Целиком и полностью от твоего поведения зависит то, какому сценарию будет дан ход и открыт зелёный свет.

Сейчас отправляйся домой, я заеду вечером для уточнения деталей. Надо выстроить легенду, продумать стратегию поведения, решить, что взять с собой, обсудить, как действовать в той или иной ситуации…

Да мало ли. Шагай!

* * *

В Шереметьево Раю никто не встретил. Подумав, что так и надо, она направилась из терминала на припортовую площадь в поисках транспорта. Никакого багажа ожидать не было нужды, дамская сумка ритмично моталась на плече.

Вот здесь, в Москве, девушка чувствовала себя чуточку увереннее. Внезапно кто-то сзади жёстко взял её за локоть. Обернулась, похолодев спиной. Ерёмин улыбался, приложив палец к губам:

– Ч-ш-ш, без имён и паролей! Тут и стены имеют уши! Шутка! Выдохни, – говорил он испуганной Рае, – ведь всё уже позади, верно? Надеюсь, работа сделана?

Та молча кивнула, не в силах совладать с неожиданным испугом.

Пару дней Раису изводила неизвестность.

Ерёмин как в рот воды набрал – не приезжал и не звонил. Зато хорошей новостью одарила Анна Филипповна. Докторша обняла её за плечи и заговорщицки улыбнулась:

– Я так рада за вас, девочки! Мне ведь удалось связаться с Еленой Васильевной, моей подругой из центра пульмонологии в Сочи. Она теперь врио главного врача, доктор медицинских наук.

И за себя-то как необыкновенно рада! Прошло столько лет, а студенческая дружба вспыхнула, словно мы и не расставались. Не могли наболтаться целый час. Обговорили и вашу ситуацию. Елена Васильевна идёт нам навстречу. Направление в нашей клинике дадут, я договорилась. Тебя оформим сопровождающей. Верочку в центре готовы принять на льготных условиях. А тебе придётся снять жильё где-нибудь рядом. Город курортный, проблем с этим не будет.

Верочка, ты хочешь поехать на море? – ерошила она волосёнки у больной. – Тогда надо начинать собираться, альбомы, карандаши…

Сёстры благодарно обнимали докторшу и шептали ей слова признания.

На пятый день, в понедельник, Раиса, устав от пустых ожиданий, наведалась в отдел. Дежурный офицер на вопрос: «Можно ли пройти к капитану Ерёмину?» ответствовал:

– Для начала он уже не капитан, а товарищ майор. А второе – без повестки нельзя.

– Но мне очень нужно!

– Я вам всё объяснил, – и привычным жестом захлопнул оконце, давая понять, что разговор окончен.

Рая вышла на крыльцо и, спотыкаясь на бетонных ступенях, стала судорожно набирать телефонный номер с картонной визитки, что ей некогда вручил капитан. Казённый женский голос констатировал: «Номер не существует или набран неправильно».

Внутри закипало негодование. Вернулось уже подзабытое чувство настырной спортивной злости. Притулившись невдалеке, решила ждать. Сколько бы ни пришлось. Но не прошло и получаса, как с крыльца легко сбежал сам Ерёмин, зашагал прямо в её сторону и, увидев знакомую фигуру, оторопел!

– Эт-то ещё что за новости? Ты выслеживаешь меня?

– Андрей Николаевич, – стушевалась Рая, – Верочку берут на лечение в санаторий. Нам надо ехать, а вы не звоните и…

– Значит, так. Ничего из того, что я обещал, не вышло. Всё пришлось отдать «наверх», – он вздел палец ввысь. – Сама должна понимать, отмазка от такого срока, как у тебя, в несговорчивых судебных коридорах дело недешёвое. Да ещё моё начальство. Опять же Айрапетов… Никто не желает работать бесплатно.

А у тебя на руках главный выигрыш – свобода! И закончим на этом. – Он нахмурился. – Дорогу в отдел забудь навсегда. Если вздумаешь жаловаться, чего-либо добиваться у властей, помни – тут же всплывёт зелёная ученическая тетрадка с таблицей умножения на корочке. Как явная причина для возобновления досудебного расследования по вновь открывшимся обстоятельствам. Чем это грозит, ты знаешь. Прощай!

Он, удаляясь, шагал размашисто, зажав в руке знакомую кожаную папку.

* * *

Начало осени в городе Сочи совсем неотличимо от благодатной летней поры. То же голубое неохватное небо, яркое солнце и манящая прохлада моря. Многоцветье местной флоры неистощимо! Опадают одни дивные цветы, на смену им распускаются бутоны в других ухоженных посадках. А обилие пальм и платанов делает городской ландшафт заокеанской экзотикой.

Лишь понемногу на пляжах стихает весёлый гомон ребячьих голосов. Родители увозят своих чад по разным регионам страны. Скоро первое сентября.

Ранним утром Раиса бодро направлялась тенистой аллеей в православный храм. За время, проведённое в городе-курорте, девушка физически и духовно весьма оздоровилась. На стройном теле ровный черноморский загар, лёгкий цветной сарафан, ласкаемая ветерком шапка отросших волос, гордая поступь, как знак вновь обретённого чувства неотразимости.

Чем не беззаботная длинноногая курортница? Флёр красоты и здоровья ореолом витает вокруг спортивной фигуры. Ничтожнейшего прихрамывания нет и в помине! Черноморское побережье – кладезь здоровья, успевай черпай полными пригоршнями! Чистую правду говорит плакат на борту проплывающего мимо автобуса: «Сочи – здравница Российской державы!»