Воительница Ольга. Книга третья

12

Вечером, они с отцом обсудили нежданный визит степняков. Получалось, что секурты, в кои веки пришли к мысли, что с Ивельским княжеством, им выгоднее дружить, чем воевать. По другому толковать посещение их посольства Речных Ворот, в канун начала сезона плавания и торговли – не получалось.

Отдельно обсудили приглашение хана Догмата Великой Княгине: лично посетить его стойбище в удобное для неё время. Тут она была категорична: никаких, пока, поездок! Но посольство, с ответными дарами и предложениями – необходимо. Себе сделала зарубку: по прибытию в стольный город, этот вопрос надобно всесторонне обдумать и незамедлительно готовить к воплощению. Иметь дружелюбного и надежного соседа за рекой, до недавнего времени – мечта несбыточная!

Утром – новая весточка от верного Якова: в Ивель прибыло посольство из Гарды. И возглавляет её, старый знакомый, воевода покойного князя Горазда – Зосим.

Посольство представительное: десять бояр и купцов в нем. Остановились в постоялом дворе, что на центральной площади и поведали, что будут ждать прибытия Великой Княгини.

Ольга поняла: сейчас не время до пиров и отдыха: надо немедленно отправляться в стольный город. Вызвала Ратищу и отдала распоряжение, что завтра, поутру, его сотня спецов, сотня Дороша и посольство Фиадора, возвращаются в Ивель. Готовность к маршу – предрассветные сумерки.

Начались поспешные сборы.

Слухи, они на то и слухи, чтобы распространяться, как лесной пожар в жаркое лето: на утро, вся Игреца знала об отъезде Великой Воительницы, посольства и двух сотен княжеской дружины.

Молодухи горевали: сотник Дорош оказался добрым, любвеобильным и не особо привередливым к внешности оных, жеребцом. Главным критерием отбора кандидаток на сеновал, у него были наличие арбузных персей и пышной, округлой жопы.

Но если говорить серьезно, то скорый отъезд Великой Княгини – был неприятным событием, для подавляющего числа жителей Игрецы. Пока она находилась на Речных Воротах, было как – то спокойнее на душе.

Несмотря на раннее время, провожать отъезжающих, вышло почти все население городища. Стар и млад, построились вдоль обеих сторон дороги, которая вела к воротам ивельского тракта. Но большая часть горожан, предпочла площадку за самими воротами.

Княгиня Ольга выехала за пределы родной Игрецы последней. Миновав толпу, что стояла за воротами, остановила Бутона и покинула седло. Некоторое время, молча, стояла перед своими земляками, прощаясь с ними взглядом. В ближнем ряду заметила своих родных домочадцев с отцом во главе. Тяжело вздохнула и отвесила глубокий, земной поклон. Все горожане стоящие на площадке, в ответ опустились на колени. На этом, прощание Великой Княгини с родным городищем и родом Береговых Ласточек, было окончено. Ольга запрыгнула в седло, помахала землякам рукой и пустила Бутона с места в галоп: нужно было догонять уходящую колону.

Назад более, Великая Княгиня, не обернулась.

Путь от Игрецы до стольного града, занял четыре с половиной дня. По полудню, в пятницу, небольшая колона Великой Воительницы въехала в главные ворота Ивеля. Об их прибытии, город был не предупрежден, поэтому встречающих не было. Но была середина дня, ярко светило солнце, даря первое весеннее тепло, и народу на улицах хватало. Завидев Городского Голову и Великую Княгиню во главе колоны, горожане кланялись, падали на колени, а затем пристраивались в хвост строя и бежали следом. При подъезде к княжескому подворью, колона уже насчитывала несколько тысяч человек и продолжала увеличиваться. Шум и гам, создаваемый примкнувшими, выплескивал на улицы все новых и новых желающих поприветствовать вернувшуюся на княжеский престол Ольгу.

Мудрый Фиадор быстро сообразил, что лучшего случая для всенародного веча и искать не надо. Что через малое время, весь народ Ивеля соберется на Главной площади, а это удобный момент для обмена взаимными клятвами и принародного коронования Великой Княгини. Наклонился к Ольге и перекрикивая шум толпы, предложил:

– Княгиня! Предлагаю тебе завернуть на площадь. Мне мнится, что для встречи и разговора с народом – лучшего случая не пожелаешь! Горожане, как праздник желали твоего возвращения, что негоже далее их грузить терпением. – Ольга задумалась и представила, как она выглядит со стороны после долгой дороги:

– В общем – то ничего срамного: надо только сбросить короткий тулупчик и вместо него накинуть меховую безрукавку, что у неё в седельной сумке. А можно её и не надевать. На улице достаточно тепло, опасность замерзнуть – отсутствует напрочь! – Обернулась к Фиадору:

– Полностью с тобой согласна, уважаемый Городской Голова. Только распорядись, чтобы праздник удался на славу! Не обижай народ воздержанием, с нас не убудет. Я думаю, двадцати бочек меду на всех – хватит! – Мудрый Фиадор усмехнулся в усы:

– Не сомневайся, Великая Княгиня! Пока ты с народом толковать будешь, я все приготовлю. А если кому меда не хватит, то я от себя недостачу выкачу. И про дружину не забуду: через малое время будет стоять на площади в полном составе. Все честь по чести организую: городская казна не оскудеет!

Только под самый вечер, Великая Княгиня смогла войти в свои хоромы. Вече прошло торжественно и шумно. Всё, слава богам, случилось гладко, без задоринки. Обе стороны остались всем довольны!

Ольга вошла в свою светелку и с большим удовольствием сбросила сапоги: ноги слегка подустали. Стянула с головы тяжелую, золотую корону, которую прилюдно и торжественно водрузил на вече Городской Голова в присутствии думских бояр и Верховного Волхва.

Дорожная усталость давала о себе знать. Смотритель княжеского подворья, одинокий, пятидесятилетний боярин Сивко, прослышав о возвращении в город Великой Княгини, подсуетился к её приходу: приказал челяди заполнить дубовую кадку, стоящую в смежном помещении, горячей водой и приготовить хорошую вечерю.

Про еду, Ольга пока не вспоминала, а вот вода в кадке, была как нельзя кстати. Забравшись в неё, сразу окунулась с головой и задержалась в теплом облаке на самом дне: дышать под водой – она пока не разучилась.

У сходней, на полочке, стояла большая миска с мельчайшей березовой золой, щедро сдобренной пахучими луговыми и лесными травами. Ольга с удовольствием натерла ей все тело и некоторое время, в таком виде, сидела на лавке, давая коже пропитаться дивным запахом цветов.

Закончив омовение, облекла голое тело в бархатную, до этого ни разу не одеванную, жемчужного цвета поневу. Расчесала влажные волосы серебряным гребнем и взглянула в бронзовое зерцало. Увиденное в нем – ей пришлось по душе. Чего там говорить: писаная красавица! Вот теперь можно следовать в трапезную, где её уже должны дожидаться приглашенные на вечерю гости.

Застолье, с близкими для Великой Княгини людьми, прошло чинно, без громких разговоров о деле, соленых шуток и молодецкого смеха. На лицах тех, кто прибыл в стольный город вместе с нею, явно читалась усталость и желание быстрей оказаться под родным кровом. Те, кто все это время оставались в Ивеле – их понимали и не обижались: им было хорошо знакомо это настроение.

Когда гости собирались уже покинуть трапезную, Ольга кивнула Якову, чтобы тот задержался. Оставшись одни, она вопросительно уперла взгляд на своего калеченого помощника в тайных делах:

– Ну, что, голубь ясный, доложи мне, о чем ты меня пугал в своем письме, и что твои разведчики надыбали интересного? – Яков напрягся и на короткое время задумался:

– Великая Княгиня! За верность того, что тебе доложу, я свою голову закладывать повременю. Они у меня не из первых рук и даже не из вторых. Но замалчивать их – у меня права нет!

Выслушай меня, а уж потом сама решай. Стоит ли нам обеспокоиться после поступивших новин, или жить, как жили раньше, отмахнувшись от них, как от надоедливого комара.

Но все по порядку. Еще до твоего отъезда, меня свербила надоедливая мысль: ну не можем мы жить в радости и неге. Должна к нам какая ни будь пакость подкрадываться, а мы о ней – ни сном, ни духом. Такой я уж уродился, что добрых подарков от жизни ожидать, вовсе не приучен.

Седмицы через две, а это было уже через день после твоего отъезда, мне пришла мысль, что мы ничего не ведаем о том, как живут наши соседи – степняки. Чем они там занимаются, после бесславного похода на Речные Ворота? Какие планы вынашивают, не помышляют – ли о мести за свое поражение? Хан там поменялся? – Поменялся! Прошлый был нами ученый? – Ученый! А новый что? Может и его, в скором времени, учить надобно будет! Полная неизвестность!

Тебя нет, и я принял самовольное решение: послать ушлых хлопцев за речку, в свободный поиск. Подобрал нужных, которые хоть малость секуртский язык разумеют и которые балаганным искусством владеют. Обрядил: которых странниками, которых – торгашами. Которых – теми, кому дома не сидится.

Набралось таких, аж семь человек. Ушли они в степи, а уже через седмицу, стали поступать оттуда невеселые весточки, одна другой тревожнее. Шли они с разных концов степных просторов, а суть их была едина: ждать вскоре славянским народам большой беды!

Объявились на землях секуртов, пришедшие откуда – то с восхода, никому доселе неизвестные племена внешностью и языком схожие с ними и поклоняющиеся тем же богом, что и наши соседи.

Народ этот темен, жесток и воинскому делу зело обучен. Седмицу способный не покидать седло, на раны внимания не обращать и собственную смерть считать благом.

Народу этого, тьма – тьмущая. Идут широкой волной, как степной пожар. С собой в кибитках везут стариков, жен, и детей. Гонят домашний скот и косяки лошадей. По степи движутся медленно, с частыми остановками, секуртам бед не причиняя. Наоборот! Быстро находят с ними общий язык, по – братски делятся нажитым и отдают своих дочерей в жены степнякам. А они у них стройны, лицом красны и в любовных утехах зело горазды. У секуртов они большим спросом пользуются!

Степняки, своими женщинами пробовали отдариться, но у пришельцев, местные красавицы не в почете, и они от них вежливо отказываются.

И как – то незаметно стало выходить, что степные племена стали под пришлых штабелями укладываться. Обычаи, уклад их жизни на себя принимать и семьями родниться.

Я же тебе глаголал, что двигались они медленно и только в теплое время: когда земля от морозов освобождалась и для скота и лошадей обильную пищу давала. На зиму поход приостанавливали, выбирали удобное, защищенное от ветров место, собирались воедино и ставили утепленные шатры. Так всю зиму под снегом в шатрах и коротали.

А как только Ярила о своем весеннем праве заявлял, вновь рассыпались по степи и трогались на заход. А степь, ты сама ведаешь – бескрайняя, вот и понадобилась им почти пять зим, чтобы достичь земель, ныне покойного, хана Турана.

А последнюю, студеную пору, они пережили аккурат в двух днях пути от нашей пограничной реки, матушки Ратыни.

Хан Туран, тогда еще здоровый и всесильный, дважды посылал к ним посольство, предлагая присоединиться к его стойбищу и пережить зиму вместе, но оба раза получил решительный отказ. А перед самой весной, седмицы три назад, когда с ханом уже случилась беда на охоте, и его место занял старший сын Догмат, пришельцы сами объявились в ханском шатре.

Богатые подношения гостей и две восточные красавицы, подаренные Догмату, конечно, привели того в приятное расположение духа. Хмельного кумыса, от черных кобылиц, было выпито огромное количество, а сколько было освежевано молодых барашков – никто не считал!

Братский пир продолжался три дня и три ночи. На четвертый день, услышав предложение гостей, молодой хан мгновенно протрезвел. Предлагали они ему, не много – нимало, а присоединиться его народу, к их орде. Так называли восточные пришельцы свое войско. И вместе с ними идти за пограничную реку и на вечные времена завоевать тамошние земли. Еще, изумленному хану, поведали, что к их походу, уже присоединились полтора десятка народов через чьи земли лежал путь пришельцев.

Пополнение орды воинами, за счет новых народов, назначен на середину лета и негде – ни будь, а на землях ханства секуртов.

Волнение, охватившее Догмата было так велико, что он даже не заметил, как ему зараз удалось выпить целый кувшин крепкого кумыса и не захмелеть от такой чаши. Когда к нему вернулся дар речи, попросил у гостей две луны для раздумий и для встречи со всеми старейшинами родов, проживающих в его ханстве. Посольство его просьбу уважило и осталось у него в гостях, ждать его решения. Недовольства сей задержкой – никак не выразили.

Что еще? Головой кочевого народа является Хан всех Ханов – Кадыр: человек зело нетерпимый и лютый, возраста преклонного: ему уже за сорок зим кануло!

Выходец он из старинного ханского рода, девять поколений которого были просто ханами, титула Хан всех Ханов – удосужился только он.

Никаких родственных уз – не признает. В свою свиту берет только соплеменников, которые проявили себя в битвах. Казнить может любого, кто его главенство может поставить под сомнение.

13

Молчание, воцарившееся в трапезной, было долгим и давило на уши, как это бывает под водой на большой глубине. Оглушенная неожиданной вестью, Великая Княгиня, смотрела прямо перед собой и ничего не видела. В голове, мухой, билась только одна мысль:

– Как же я была права, когда из многих дружинников, выбрала на новую должность – начальника специальной службы, тогда малоизвестного беглеца из Гарды, калеченого Романа. Но осознание своей прозорливости, радости не приносило. Плита, надвигающейся новой беды – плотно легла на плечи и давила на позвоночник. Будущее теперь казалось не просто серым, а густо черным и беспросветным:

– Откуда же они пришли? Где их родина? – Яков пожал плечами:

– Вот этого, я поведать тебе не могу. Никто из моих разведчиков, самолично с пришельцами не глаголал. Все сведения – только от секуртов, которые присутствовали на том застолье. И они вызывают массу вопросов. Такое у меня впечатление, что пир у них тогда был особенный, как бы это сказать – со сном наяву.

Здесь они, ранним утром, пьют кумыс и едят барашку, а следом – провал в памяти. А потом они продолжают пить и есть, но за стенками шатра – уже вечер. Или ночь. А в промежутке между утром и вечером – сплошная темнота.

И мнится мне, что виной всему этому – кумыс от черных кобылиц, который, в большем количестве, с собой привезло посольство. Точно так же считают некоторые знатные секурты, которые принимали участие в том пире.

Но кое – что они показывают одинаково: прородина пришельцев – где – то очень далеко на восходе. В долинах, зажатых горами, что выше облаков. По пути к нам, им пришлось три луны идти по земле, где кроме камня и песка ничего не было. Выжили они только благодаря тому, что умели находить источники воды при помощи каких – то прутиков, а весь тяжелый скарб везли на горбатых чудовищах, которых они оставили там, где начались плодородные степи.

При тех чудовищ рассказывают удивительные вещи: Они ростом – повыше наших лошадей и совсем не нуждаются ни в воде, ни в пище. Могут целую луну обходиться колючим кустарником, который иногда попадается на их пути.

Лошадей своих, берегли, как зеницу ока. Тяжестью не загружали и водой делились с ними, наравне с людьми. По братски: пополам! Тем и смогли, с малыми конными потерями, достичь благодатных степей. После такого перехода, в кибитках стало много свободнее: много стариков и детей переселились за облака, но косяки лошадей они сохранили почти полностью! Лошадь для них – священное животное и его жизнь, дороже жизни человеческой. – Яков на мгновение замолчал:

– Большего я тебе, Великая Княгиня, доложить не могу, потому что большего не знаю. Может, когда вернутся мои разведчики, откроются новые сведения, но пока их нет, и мой доклад сух и неполон.

Ольга встала, и сразу за ней поднялся Яков. Он был почти одного роста с Воительницей: всего лишь на пол – головы выше. Она подошла вплотную, бросила руки на его плечи и неожиданно для себя самой, благодарно поцеловала его в губы.

Гром одновременно с молнией! Персты Воительницы вцепились в его густую шевелюру, и она всем телом прижалась к своему главному начальнику над спецами. И сразу почувствовала ответное его возбуждение. Стосковавшееся по мужской ласке тело, кричало, вопило и взывало об ответной страсти.

В СИЛУ ВСТУПИЛ, ЕГО ВЕЛИЧИСТВО, ВЕЧНЫЙ ЗАКОН ЖИЗНИ. Женщина не может долго жить без мужчины. Они – основа бытия и две половинки, при соединении которых, может существовать сама ЖИЗНЬ. Разум в этом, участия принимать не может!

Понева, змеиной шкуркой, скользнула на пол. Шуйца Якова, голодными перстами – пиявками, металась от груди к лону и обратно. Губы пили друг – друга, языки бились за первенство. Бедра Ольги дрожали крупной дрожью, ходили ходуном, искали своего пристанища, и оно нашлось на голой лавке возле стола. Когда одеяния лишился Яков – она не заметила. Лишь отрешенно подумала, что статью он ничуть не уступает князю Роману.

Почувствовав Якова в себе, с женской радостью отметила, что невысокий рост, никак не отразился на других размерах его тела: сдавленно охнула и полетела в пропасть блаженства. Сознание затуманилось, а потом и вовсе исчезло: Яков был нетерпелив и в тоже время осмотрителен: когда у него закрывались очи и на шее вздувались голубые вены – он замирал, но скоро возрождался, её желая.

Сколько раз она умирала от восторга и воскресала вновь, чтобы вновь умереть – она не помнила. Очнулась, почувствовав, что Яков слизывает языком, соленые слезы с её щек. И впервые, близко, увидела его очи: синие, безумные, с вкраплением огненных всполохов. По – собачьи преданные и рабские. Этот человек, на веки – вечные, принадлежал только ей!

Ольга выскользнула из объятий Якова и быстро оделась. Тот, сидя на лавке, недоуменно смотрел на её суету, явно ожидая продолжения. Затем встал и шагнул к ней. Но Воительница, протестующее выставила вперед руку:

– Остынь, охолонись, милый друг и выслушай меня очень внимательно. Выслушай и уясни для себя на всю оставшуюся жизнь. – На Ольгу, незнамо откуда, начал накатываться приступ лютой злобы. Лицо пошло пятнами, губы побелели, крылья носа заметно трепетали:

– На веки – вечные запомни, что у нас с тобой – ничего не было! Что на скамейке, под тобой лежала и стонала, никакая не Воительница и Княгиня, а лишь её оболочка, её тело! Это был, всего лишь миг слабости, и минута расслабляющего безумства. Произошло то, что в жизни прозывается – победой сладострастия над разумом. И ничего более!

Слишком долго мое тело не ведало мужской тяжести. Как в засушливое лето – сухим и безжизненным было мое лоно. Земля ждет дождя. Я ждала – мужчину. И так судьба сложилась, что им оказался ты. Поверь: это не твоя заслуга – это моя прихоть, это моя слабость.

Чуть – ли не каждую ночь, я засыпала и просыпалась с мечтой о мимолетных любовных утехах, но ничего подобного со мной не происходило.

И вот это, наконец, случилось! Я вновь ощутила себя женщиной, за что благодарна тебе, но на этом все закончилось! Вот это ты и должен уяснить. И это же – запомнить на всю оставшуюся жизнь!

Если я вдруг засомневаюсь в том, что мне сегодняшнее безумство на самом деле не приснилось, а произошло на самом деле – я обязательно тебе скажу: – Я все вспомнила!

Ты же такого права и такой возможности не имеешь, и иметь никогда не будешь. Я так тебе повелеваю! – Ольга смотрела прямо в очи Якову и словами, как гвоздями, вбивала ему в голову, свои убеждения о том что случилось. Верный помощник, не смел, прервать её речь и даже, не был в состоянии отвести в сторону очи. Лишь несколько раз позволил себе в ответ кивнуть головой.

Закончив глаголать, Княгиня легонько ткнула тыльной стороной длани, его в чело:

– А теперь иди восвояси, и хорошо помни мною сказанное. И не сомневайся: мне, вернее моему телу, было очень хорошо с тобой! – Выпроводив Якова, чуть – ли не бегом покинула трапезную, заскочив в свою светелку, быстро разделась, нырнула под меховой полог пастели, и через мгновение, спала сладким сном младенца.

Великая Воительница, после долгого перерыва, вновь почувствовала себя женщиной! Никаких угрызений совести, никаких душевных терзаний по поводу недавнего поступка, она не испытывала.

Просто – это была жизнь. И природа брала свое.

Утром, коря себя за невнимательность, вспомнила, что её уже несколько дней ожидает посольство Гардского княжества, которое возглавляет её старый знакомец – воевода Зосим.

Подивилась тому, что Яков, после её возвращения в стольный город, об этом не напомнил. А она, окунувшись сходу в дела Ивеля, об этом запамятовала и заставила посольство, ожидаючи её приглашения, куковать на постоялом дворе. Эта, короткая память, вызывала у неё глубокую досаду на самою себя. Как она могла так легкомысленно отнестись к очень серьезному делу?

Немедленно кликнула городского голову Фиадора. Ожидая его прибытия, разделалась с легким завтраком, который состоял из двух яиц и кружки теплого, топленого молока с ржаной коврижкой. Объявившейся Городской Голова все понял слету и развил бурную деятельность.

Немедленно отбыли ходоки на постоялый двор, где находилось посольство Гарды. На дружинное подворье отправился посыльной, с повелением для тысяцкого Демира, срочно прибыть в княжеский терем. В поварне забегали стряпухи, выполняя приказ Фиадора, готовить яства для обеденного стола посольства.

Две сотни спецов Ратищи, в праздничном военном одеянии, выстроились на площади перед княжеским подворьем, для торжественной встречи гостей из Гарды.

Отчего им такое уважение и такая помпезность приема, никто не понимал, да особо не интересовался: если есть повеление самой Великой Княгини – значит так и должно быть! Великая Воительница всегда была права!

Если сказать, что посольство было очень представительным – значит, ничего не сказать. Оно насчитывало полтора десятка человек послов и сотню гридей из княжеской дружины.

Послы – один другого знатней и именитей! Тут и почетные бояре из думы и самые богатые купцы стольного города Гарды; Верховный Волхв со смердом и сам Городской Голова; тысяцкий Зосим, с двумя сотниками княжеской дружины; помощник Мирового Судьи и главный Княжеский Казначей. Сюда надо добавить Главного Лесничего Гардского княжества и Главу Женского Общества Божьей Помощи (в Гарде было и такое).

Во время представления участников посольства, Ольга напряженно думала о назначении и целях, такого представительного состава гостей. Глашатаем от посольства, выступал звонкоголосый, с седой бородой, думский боярин со смешным именем – Рыло. Когда он закончил выкрикивать имена, должности и титулы приехавших, Великая Княгиня улыбнулась про себя: она, кажется, догадалась о цели визита, столь уважаемых граждан Гарды, и она её, если быть честной перед собой, нисколько не удивила.

Мелькнула мысль, что если её догадки верны, то она поднимется в собственных очах. Отсутствие удивления говорит о том, что корона княжества на голове, сильно отличает Ольгу вчерашнюю, от Ольги нынешней.

Со скамьи поднялся воевода Зосим, единственный человек из посольства, которого Воительница знала лично, по освободительному походу за князем Романом. По всему было ясно, что именно за это ему посольство поручило провозгласить цель их прибытия в Ивельское княжество.

Воевода чинно снял песцовую шапку, откашлялся и громким голосом, как будто говорит с тысячным войском на площади, начал:

– Матушка Великая Княгиня Ивельская! Прошу твоего позволения, от имени посольства, соседнего с твоей вотчиной, княжества Гардского, сказать речь, от которой зависит судьба моего народа!

Лицо тысяцкого покраснело от напряжения и на висках выступили крупные капли пота. Ольга подняла вверх руку, прерывая вступительную речь Зосима в самом зачатке. В её очах плескалось веселье:

– Славный воин, воевода Зосим! Разреши мне прийти тебе на помощь и освободить тебя от непривычного занятия. Не твой это конек, заниматься словосложением. Тебе куда привычней отдавать команды, сжимая в длани булатный меч. Или вести спрос с взятого в полон важного ворога.

Тем более, я разумею, о чем ты хотел глаголать. Догадаться об том, для меня трудностей не составило! – Чины посольства, недоуменно переглянулись между собой: цель своего визита они держали в строжайшей тайне. Ольга встала, поправила боевой пояс, медленно обвела взглядом гостей, стараясь заглянуть каждому в очи, и обычным голосом продолжила:

– Я согласна с вашим предложением! – Челюсти у посольских поползли вниз.

В трапезной повисла мертвая тишина. Но продержалась она недолго: Ольга так резко тряхнула головой, что чуть не сбросила с головы золотую корону и торжественно повторила:

– Я, Великая Княгиня Ивельская, согласно взять народы Гардского княжества, на веки – вечные под свою руку! – Челюсти у посольских, были в таком положении, что ниже отвиснуть – уже не могли.