Третий Рим

Далее, завершая свою «одиссею», экспедиция подробно обследовала Южные Шетлендские острова, о которых прежде было известно лишь то, что англичанин Смит наблюдал их в 1818 году. Острова тоже были описаны и нанесены на карту.

Многие спутники Беллинсгаузена участвовали в Отечественной войне 1812 года. Поэтому в память об ее сражениях отдельные острова получили соответствующие названия: Бородино, Малоярославец, Смоленск, Березина, Лейпциг, Ватерлоо.

Однако впоследствии они были переименованы английскими мореплавателями, что представляется несправедливым.

Плавание русских кораблей продолжалось 751 сутки, и протяженность его составила почти 100 тысяч километров (столько получится, если два с половиной раза обогнуть Землю по экватору). Двадцать девять новых островов были нанесены на карту.

Так началась летопись изучения и освоения Антарктиды, в которую вписаны имена исследователей из многих стран, – закончил Львов. – Такой вот исторический ракурс.

– М-да, – с интересом взглянул на помощника Батраков. – Тебя бы в нашу контору, с такой памятью.

– Лучше вы к нам, – последовал ответ, и оба рассмеялись.

На исходе второго месяца, следуя, как правило, в позиционном положении, лодки подошли к острову Буве и дали радио.

Ледокол не замедлил ответить, и, спустя пару часов, корабли встретились в заранее оговоренной точке.

Окрашенный в шаровый цвет пароход стоял на якоре у высокого ледяного берега и был едва различим со стороны океана.

Когда же командиры субмарин с Батраковым, навестили на борту капитана, тот сообщил, что его радисты дважды перехватывали чьи-то радиограммы.

– Зашифрованные и со стороны зюйда*, – сказал он. – С затуханием сигнала.

– Ну что же, все к одному, – переглянулся Иванов с контрразведчиком, после чего был разработан дальнейший план действий.

Согласно ему, после дозаправки топливом, лодки отправлялись к Земле Королевы Мод, а ледокол оставался на месте. В целях безопасности.

– А дальше действуем по обстоятельствам, – окинул всех взглядом капитан 3 ранга. – Чувствую, нора близко.

С этого дня шли только под водой, тщательно прослушивая горизонт.

И это дало результаты.

На четвертые сутки, ранним утром, гидроакустик «К-25» доложил, что слышит впереди по курсу шум винтов. И классифицировал цель – надводная, предположительно эсминец.

На лодке тут же сыграли боевую тревогу, и Иванов отщелкнул рукоятки перископа.

Вкрадчиво зажужжал подъемник, и он прильнул к пористой резине.

– Точно, – сказал спустя несколько минут. – Немецкий эсминец класса «Леберехт Маасс», идет на пересечение с нами.

Ну что, Владимир Иванович, атакуем? – на секунду оторвался Иванов от окуляра. – Он может нас обнаружить, а это чревато.

– Согласен, – кивнул Батраков. – Валяйте.

Вслед за этим прозвучала серия команд, Иванов щелкнул кнопкой кинокамеры, и лодка стала выходить в атаку.

На седьмой минуте командир рявкнул, – «пли!», корпус субмарины дважды вздрогнул, и торпеды унеслись к цели.

Потом где-то далеко глухо прогремел взрыв, а через секунду второй, от которого закачалась палуба

– Не иначе попали в артиллерийский погреб, – цепко держась за рукоятки, хмыкнул капитан 3 ранга. – На – ка, взгляни, – и отстранился от перископа.

То, что Батраков увидел в оптику, напоминало ад.

Разорванный пополам корабль, молотя винтами в воздухе, быстро уходил под воду, с неба вниз рушились огненные осколки, а кругом разливалось горящее море нефти, с барахтающимися в ней людьми.

– Лейтенант, – запиши координаты, – бросил Иванов штурману и приказал погружаться на глубину сорок метров – безопасную от таранного удара.

В обед, по случаю очередной победы (их у экипажа на Севере было пять), командир приказал выдать всем по сто граммов спирта, что было воспринято как должное.

А еще через пять суток, идущие завесой субмарины подошли к Земле Королевы Мод и последовали дальше по секретным лоциям.

Море Лазарева встретило их низкой облачностью и битым льдом, что грозило повреждением перископов, в связи с чем, пришлось всплыть в надводное положение.

– «Усилить верхнюю вахту», – дал Иванов семафор на другие лодки и получил ответ, – «исполнено».

Затем погода улучшилась, в небе засияло солнце, и справа по борту возникла цепь заснеженных пиков. Она перемежалась с массивами пакового льда, над которыми вдали дрожало марево.

– Не иначе подходим, – вскинул Иванов бинокль к глазам, и Батраков сделал то же самое.

А потом случилось непонятное.

Из марева родились три диска, и неподвижно повисли в воздухе.

– Что за черт, – прошептал капитан 3 ранга и в следующий миг заорал, – ныряем!

Но было поздно. Диски почти мгновенно переместились к кораблям, на головном что-то блеснуло, и шедшая на левом фланге лодка Прибыткова взлетела на воздух.

Через долю секунды блеск повторился на втором, и, рушась в люк последним, командир с ужасом увидел, как под воду уходит разрезанная пополам субмарина Катченко.

– Одерживай! – пулей пролетев вертикальную шахту, свалился Иванов на копошащиеся под ним тела, но лодка, продолжала стремительно погружаться.

Когда стрелка глубиномера задрожала на стометровой, с красной чертой отметке, и из – под заклепок стала сочиться вода, по корпусу что-то проскрежетало, и гибельное падение прекратилось.

– Осмотреться в отсеках, – смахнув со лба холодный пот, прохрипел капитан 3 ранга.

Спустя минуту, с боевых постов последовали доклады и выяснилось, что в корме, в районе 34 шпангоута пробоина.

– Заделать, – бросил командир. – С дачей противодавления.

– Есть, – кивнул головой механик, и один из старшин завертел вентиль ВВД*.

– Представляю, что там сейчас творится, – поднимая с палубы вахтенный журнал и логарифмическую линейку, обвел всех взглядом штурман.

– А ты не представляй, себе дороже, – пробурчал помощник, и все замолчали.

На исходе часа, из аварийного отсека доложили о завершении работ, и Иванов, в сопровождении механика с Батраковым, сразу же направились в корму.

– Отдраивай, – приказал командир, когда они остановились перед сферическим люком, с наглухо задраенной кремальерой, у которой стоял бледный старшина.

– Есть, – ответил тот, и, вытащив из маховика стопор, беззвучно провернул рукоятку.

В отсеке плавал туман, под ногами плескалась вода, и горело аварийное освещение.

– Так, что тут у вас? – первым шагнул внутрь Иванов.

– Пробоина в трюме, товарищ командир, – тяжело дыша, ответил коренастый мичман, утирая сочащуюся из ушей кровь. – Завели пластырь и установили упор.

– А это кто? – наклонился над лежащим в стороне телом механик.

– Ресин, – буркнул стоявший рядом матрос. – Нахлебался воды, отходит.

– Ну что же, благодарю за службу, – пожал всем руки Иванов. – Если бы не вы, все могло плохо кончиться. Иван Степанович, – обернулся к механику, – парней в лазарет, пусть доктор разотрет спиртом. А откачку воды организуй вручную, помпой. Давай, действуй.

Затем был объявлен режим тишины и акустик стал слушать море.

Оно безжизненно молчало.

… Так ты считаешь, это было какое-то новое оружие? – спросил чуть позже Иванов, когда, обойдя всю лодку и убедившись, что больше повреждений нет, они с Батраковым сидели у него в каюте.

– Безусловно, – ответил тот. – Возможно, это и есть, то, что Гитлер называл «оружием возмездия».

– М-да, – хмуро взглянул командир на подволок*, – здорово они нас. – Всего минута и двух крейсеров, как ни бывало. Жаль Катченко с Прибытковым и их команды. Всю войну прошли, а тут такое.

– Жаль, – сказал контрразведчик, – что будем делать дальше?

– Ночью всплывем и определимся с обстановкой. Скорее всего, придется отойти и вызвать подкрепление.

– И я такого же мнения. – Будем ждать ночи.

Потекли тягостные часы ожидания. Все основные механизмы на субмарине были выключены, лишние перемещения запрещены, корабль цепенел в холоде.

Когда фосфорицирующие стрелки часов в центральном посту показали начало первого, а температура в отсеках упала до пяти градусов, сидящий на разножке* в овчинном полушубке Иванов, дал команду приготовиться к всплытию.

– Есть первый!

– Есть второй!

– Есть…! – последовали доклады с боевых постов, и в трубопроводах зашипела гидравлика.

– Всплываем, – бросил он сидящему на рулях боцману, и тот протянул руки к манипуляторам.

Воздух высокого давления с шумом ворвался в балластные цистерны, лодка дрогнула, покачнулась и… осталась на месте.

– Продуть среднюю! – окаменел лицом командир.

Снова рев воздуха, морозный туман и, словно нехотя, стрелка глубиномера покатилась влево, вызвав вздох облегчения у всех, находившихся в центральном.

– Восемьдесят, шестьдесят, сорок…, – монотонно считал метры боцман.

На двадцати Иванов приказал, – «одерживай» и, встав с разножки, сделал шаг к перископу.

Поднятый наверх «топ»* отобразил пустынное море, купол неба над ним и висящий у горизонта серебристый диск.

– Караулит, сволочь, – прошептал командир, после чего лодка погрузилась на глубину и, двигаясь под электромоторами, направилась в сторону океана.

Весь остаток ночи шли не всплывая, а под утро, оставив за кормой полста миль, снова подняли перископ.

Неприветливо встретившая их земля, скрылась за горизонтом, небо клубилось тучами, из которых сеялся мелкий дождь.

– Приготовиться к зарядке аккумуляторов! – приказал капитан 3 ранга, после чего вверх ушла шахта РДП*, и в отсеках отдраили переборочные клинкеты. А спустя еще пять минут, в корпусе взревели дизеля и компрессора стали бить зарядку.

– Живем, – сказал механик и втянул носом запах перегоревшего соляра. Потом снова ушли на глубину и, впервые за сутки, кок выдал горячую пищу: борщ, макароны по – флотски и какао, что значительно улучшило настроение.

Следующей ночью опять всплыли, и Иванов приказал осмотреть надстройку.

В носу и корме было несколько вмятин, а на рубке срезало радиопередающие антенны.

– Сможете отремонтировать? – вызвал он на мостик командира БЧ-4*.

– Вряд ли, – облазив свое хозяйство вместе со старшиной команды, сокрушенно вздохнул тот. – У нас нет запасного оборудования.

– Теперь надежда только на связь ледокола, – сказал Батраков. – Хреново.

Однако, она не оправдалась. Когда подошли к месту стоянки ледокола, его там не оказалось. А у берега, на припае*, обнаружили спасательный круг и несколько вмерзших в лед трупов.

– Видно тарелки побывали и здесь, – взглянул Иванов на Батракова. – В таком случае, остается только одно, возвращаться.

– Да, – ответил контрразведчик, глядя, как на палубу поднимают тела. Скрюченные и неподвижные.

Погибших похоронили в море и снова погрузились. Счетчик лага* исправно отсчитывал мили.

В начале февраля, просемафорив на береговой пост СНИС* свои позывные, обледенелая, в пятнах сурика и ржавчины, «К-25» отшвартовалась в Минной гавани Кронштадта.

Потом была встреча с командующим флотом, а спустя сутки из Москвы прилетело высшее начальство.

– Вы не выполнили приказ, – выслушав доклады Иванова и Батракова, нервно заходил по кабинету Абакумов.

– Не согласен, – нахмурился нарком. – Они сделали все возможное.

– Напишите подробные рапорта, – обвел тяжелым взглядом офицеров, генерал-полковник. – Пока можете быть свободны.

Что докладывали вождю нарком и начальник ГУКР «СМЕРШ», история умалчивает, но спустя год Кузнецов был снят с должности и отдан под суд, а судьба Абакумова сложилась еще более трагично.

Сталин не прощал ошибок.

Глава 2. Успех адмирала Бэрда

«Окончится война, все как-то утрясется, устроится. И мы бросим все, что имеем, – все золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей.

Человеческий мозг, сознание людей, способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников, в самой России.

Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, необратимого окончательного угасания его самосознания.

Из литературы и искусства, например мы, постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением, исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс.

Литература, театры, кино – все, будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать так называемых художников,

которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства – словом, всякой безнравственности.

В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и станут никому не нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу – все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит.

Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы народной нравственности. Мы будем расшатывать таким

образом, поколение за поколением. Будем браться за людей с детских, юношеских лет, главную ставку всегда будем делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать ее. Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов. Вот так мы это сделаем».

– Отличный план, – закончив читать, довольно изрек представительного вида сухощавый человек в дорогом костюме и очках, после чего отложил бумагу в сторону и задумался.

Человека звали Гарри Трумэн, он был 33 президентом Соединенных Штатов Америки и ярым антисоветчиком, а бумага являлась стенограммой выступления руководителя спецслужб США в Европе Аллена Даллеса, на закрытом совещании Конгресса.

Соединенные Штаты закончили вторую мировую войну, являясь бесспорным лидером капиталистического мира. Еще до ее начала они располагали огромнейшей экономической мощью и являлись самым богатым государством. Однако именно эта война способствовала усилению могущества США, привела к их господству в новом мире.

За годы войны национальный доход США удвоился, почти втрое возросло промышленное производство. В стране был создан хорошо отлаженный производственный механизм, опирающийся на емкий внутренний и международный рынки.

Поставки сырья, продовольствия и военного снаряжения союзникам, финансируемые государством, стимулировали обновление основного капитала. Сумма военных подрядов составила 175 миллиардов долларов, а чистая прибыль американских монополий – 70 миллиардов. Усилился процесс концентрации производства: количество крупных предприятий с числом рабочих свыше 10 тысяч увеличилось в 7 раз.

Война ускорила процесс интенсификации сельского хозяйства: механизация и химизация производства стимулировались огромным спросом на американское продовольствие, что позволило фермерам резко увеличить свои доходы.

Боевые действия, а, следовательно, и разрушения не коснулись территории Штатов, и ресурсы страны с населением почти в 150 миллионов человек в несколько раз превосходили ресурсы других капиталистических государств.

В результате, после войны Америка давала 60 % промышленной продукции капиталистического мира. На ее долю приходилось 50 % мировой добычи угля, 64 % – нефти, 53 % – выплавки стали, 17 % – производства зерна, 63 % – кукурузы. Соединенные Штаты сосредоточили в своих руках две трети золотого запаса и одну треть экспорта капиталистического мира.

Экономическое превосходство США базировалось на их финансовой   мощи.

На Бреттонвудской конференции 1944 года, учредившей систему золотого валютного стандарта, за долларом была закреплена роль мировой конвертируемой валюты, его золотое содержание определилось в 35 долларов за 1 унцию золота. Доллар стал расчетной и резервной денежной единицей, наравне с золотом он являлся гарантом стоимости банкнот. Одновременно были созданы Международный валютный фонд и Международный банк

реконструкции и развития, которые в значительной степени зависели от США, предоставивших им первоначальный капитал.

Все это кружило голову, и «Железный Гарри», так звали Трумэна в СССР, желал занять достойное место в истории.

Его мечты нарушил мелодичный зуммер кабинетной связи, и президент нажал нужную кнопку.

– К вам генерал Брэдли господин президент – донесся голос дежурного офицера, и Трумэн кивнул головой, – просите.

Омар Нельсон Брэдли был председателем комитета начальников штабов и одновременно советником президента по обороне.

– С чем пожаловали, Омар? – сказа Трумэн, и они пожали друг другу руки.

Для начала генерал доложил ему об условиях предоставлении военной помощи режиму Чан Кайши* в борьбе против коммунистов, на что президент удовлетворительно хмыкнул, а затем перешел к главному вопросу.

Суть его сводилась к тому, что армейская разведка США получила неопровержимые данные о существовании в Антарктиде глубоко засекреченной немецкой базы.

– И чем это подтверждается? – уставился глава Белого дома на председателя.

– Как следует из показаний сдавшихся в плен командиров германских субмарин U-530 и U-977 Вермаута и Шеффера, многие годы тайные морские конвои доставляли туда специальные грузы. В том числе руды, оборудование, продовольствие и специалистов. Примерно такое же сообщил и работающий теперь на нас, Вернер фон Браун.

– Это заслуживает внимания, – продолжайте.

– Кроме того, осенью прошлого года, русские предпринимали попытку высадиться на Земле Королевы Мод и потерпели неудачу.

– Конкретно?

– Они направили туда несколько подводных лодок, которые бесследно исчезли, а сейчас готовят новую экспедицию. Все это позволяет сделать вывод, что нацистская база действительно существует и ее необходимо уничтожить.

После этих слов президент задумался.

О том, что после окончания войны часть высокопоставленных нацистов сбежала в Аргентину и Бразилию, он был осведомлен и оставлял это на откуп спецслужбам, но то, что русские так стремятся в Антарктиду, настораживало. «Дядюшка Джо»* просто так ничего не делал и хозяин Белого дом это знал наверняка.

– Ваши предложения, Омар, – откинулся президент в кресле. – Я уверен, они у вас имеются.

– Мы должны опередить русских и послать в Антарктиду свою экспедицию, – ответил Брэдли. – А возглавить ее должен адмирал Бэрд, это весьма достойная кандидатура. Имя Ричарда Ивлина Бэрда было хорошо известно многим.

В 1929 -м, будучи отличным авиатором, он впервые в мире пролетел над Южным полюсом, затем последовательно руководил тремя антарктическими экспедициями на шестой континент и основал там научно-исследовательскую базу Литл – Америка.

– Согласен с Вами, генерал, – последовал ответ. – Действуйте. И держите меня в курсе.

Поскольку экспедиция носила сугубо военный характер, ее финансирование взяло на себя Министерство обороны, а план операции сверстал штаб ВМС.

Она была засекречена, получила название «Высокий прыжок» и должна была символизировать завершающий удар по разгромленному в Европе Третьему рейху.

Руководство операцией поручалось адмиралу Бэрду, а его заместителями назначались адмирал Ричард Крузен и кэптен* Джордж Коско.

Первый командовал специальной морской эскадрой, а второй выполнял функции научного помощника. Не забыли и о проводнике. Им выступил бывший командир немецкой U -530 Отто Вермаут, которому в случае успеха, было обещано американское гражданство.

Флагманским кораблем Бэрд избрал вспомогательное судно особого назначения «Маунт Олимпус», а в состав эскадры вошли авианосец типа «Эссекс», два эсминца «Броунсон» и «Хендерсон», гидротранспорты «Пайн Айленд» и «Карритак», а также подлодка «Сеннет».

Кроме того, для обеспечений похода были занаряжены два ледокола, несколько танкеров и два военных транспорта.

Прикрытие эскадры с воздуха осуществлялось за счет палубной авиации, в состав которой входили патрульные бомбардировщики самолеты дальней разведки и геликоптеры, а на ее борту, помимо военных моряков, находился отряд рейнджеров и боевых пловцов, прошедшие специальную подготовку. Общее же число участников «экспедиции» составило около четырех тысяч человек.

Ранним утром ноября 1946-го, провожаемый восторженными криками зевак и вспышками многочисленных фотокамер (прессе было сообщено, что это очередная научная экспедиция), «Маунт Олимпус» в одиночестве вышел из Нью – Йорского порта, а ночью, в обусловленной точке, к нему подошла эскадра, и корабли взяли курс в открытый океан.

– Да поможет нам Бог, – сказал Бэрд, и сделал первую запись в дневнике.

Пройдя Северную Атлантику, в которой ее изрядно потрепало, эскадра спустилась к югу, и плавание стало напоминать круиз.

Днем глаза радовала ультрамариновая синь воды, стаи летучих рыб и несущиеся впереди дельфины, ночью завораживал свет дрожащих вверху звезд.

Новый Год встретили на экваторе, отметив его изрядным количеством выпитых горячительных напитков и праздничным фейерверком, после чего пошли по лоциям, подготовленным на основании показаний Вермаута, который находился на «Олимпусе» под охраной.

При сдаче в плен, нужных карт у него не оказалось, и бывший офицер кригсмарине воссоздал маршрут движения в «Агарту» по памяти.

– И не вздумайте водить нас за нос, – сказал, изучив их незадолго до выхода Бэрд. – Иначе я прикажу вас вышвырнуть за борт.

– Как можно, – скривил губы немец. – Я все отлично понимаю.

От островов Тристан- де Кунья, эскадра, следуя походным ордером, пошла уже известным читателю курсом, и на исходе второй недели подошла к побережью Земли Королевы Мод.

А когда проследовала по маршруту дальше, прохода в сплошном массиве вековых льдов не обнаружила. Теряющиеся в высоте искрящиеся монолиты были неприступными, и ничто не говорило о его наличии.

Вермаута тут же доставили к Брэду и Крузену (тот специально прибыл на флагман), и с пристрастием допросили.

– Я не виноват и не боюсь смерти, – плюясь кровью, хрипел тот. – Проход был, а куда он исчез, не знаю.

– Может быть, ты, свинья, ошибся в счислении?* – наклонился к брошенному рейнджерами в кресло Вермауту Крузен.

– Возможно, – обессилено качнул головой немец. – Я был здесь давно, в январе сорок третьего.

Отправив пленного в карцер, адмиралы посовещались и приняли решение идти вдоль побережья дальше. А предварительно поднять в воздух разведывательный самолет и обследовать этот район сверху.

Спустя десять минут катапульта авианосца выстрелила в воздух «хелкэт»*, и, набирая высоту, он унесся в белое безмолвие.

В расчетное время, выработав практически все горючее, истребитель вернулся, и летчик сообщил, что ничего заслуживающего внимания, в радиусе облета, он не обнаружил.

– Ну что же, – сказал Бэрд, – следуем к нашей полярной станции.

Как уже отмечалось ранее, полярная станция «Литл – Америка» была создана им в одной из довоенных экспедиций в Антарктиду, и теперь она должна была стать отправной точкой поисков.

Проследовав к восточной части шельфового ледника Росса, эскадра встала на якорь в Китовой бухте, и Бэрд с Коско, в сопровождении отделения рейнджеров высадился на амфибии* берег.

Законсервированная им более десятка лет назад станция оказалась в полном порядке. Установленный в ледниковом массиве утепленный алюминиевый ангар отлично сохранился, метеорологическое и другое оборудование были на месте, запасы топлива и продуктов не потеряли своих качеств.

Следующие два дня прошли в обустройстве (штаб поисков адмирал развернул на станции), после чего часть эскадры, под командованием Крузена, снявшись с якоря, направилась обследовать побережье земли Виктории, а авианосец подошел к Южному магнитному полюсу, и палубная авиация стала совершать его облеты.

В течение следующего месяца удалось открыть три ранее неизвестных залива, двадцать островов и три полуострова, девять высокогорных цепей и несколько незамерзающих озер с пресной водой.

Однако никаких следов нацистской базы не было.

Вспомнив свое летное прошлое, Бэрд лично занимался ее поисками, регулярно вылетая на скоростном «корсаре»* по разработанным им самим маршрутам.

Обладающий высокими летными характеристиками и значительной дальностью полета, самолет как нельзя лучше подходил для этой цели, и адмирал часами находился в воздухе.

В один из дней, когда установилась исключительно ясная и благоприятная для наблюдений погода, он в очередной раз отправился в район Земли Королевы Мод.

Мощный двигатель уверенно нес машину в воздушных потоках, под крыльями проплывал антарктический ландшафт, истребитель все дальше уходил в белое безмолвие.

На двадцатой минуте полета, когда, набрав высоту в девять тысяч метров, он шел над горной грядой, со стороны солнца что-то мелькнуло, затем «корсар» подбросило вверх, и раздался скрежет.

– Что за черт? – мгновенно отреагировал мозг, и адмирал подал штурвал от себя.

Самолет не слушался.

А потом в ушах стало нарастать давление, и последнее, что он увидел, была стрелка альтиметра*. Она дрожала на предельной отметке.

– …Ну же, господин адмирал, – услышал Бэрд чей-то далекий голос.

Вслед за этим в нос ударил резкий запах нашатыря, в глаза ослепительный свет, и он очнулся.

Бэрд расслаблено сидел в кресле, в центре просторного кабинета, а рядом стоял человек в белом халате, держа в руках ватку.

– Где я? – поднял тяжелую голову адмирал.

– Там, куда и хотели попасть, – ответили по-английски, и он взглянул в дальний конец кабинета

Там, за массивным столом, под портретом Гитлера сидел человек в очках и черном мундире, а сбоку от него второй, в форме офицера вермахта*

– Я полковник Максимилиан Гартман, – представился он. И кивнул врачу, – вы свободны.

– А это, насколько я понял, Гиммлер? – тихо произнес Бэрд, вглядываясь в первого.

– Вы не ошиблись, – кивнул полковник и что-то сказал своему патрону по – немецки.

Тот выпятил вперед подбородок и прозрачно уставился на адмирала.

– Чем обязан? – принял Бэрд независимую позу и забросил ногу на ногу.

– Этот вопрос не по адресу, господин адмирал – прищурился Гартман. – Зачем ВЫ к нам пожаловали?

– Чтобы уничтожить, как нацистских преступников, – без промедления заявил Бэрд. – Окончательно.

Когда полковник перевел этот ответ Гиммлеру, тот скрипуче рассмеялся, а затем пролаял несколько фраз.

– Господин рейхсфюрер считает это проблематичным, – чуть улыбнулся Гартман – И мы вам это сейчас докажем.

После этого он встал, подошел к дубовой панели одной из стен и нажал вмонтированную в нее кнопку.

В тот же момент панель бесшумно отошла в сторону, за ней возник большой светящийся экран, и американец вздрогнул.

Заваливаясь на борт, и паря котлами, в волнах исчезал эсминец «Броунсон» из эскадры адмирала Крузена, остальные разбросанные на водной акватории корабли, задрав в небо зенитные установки, вели интенсивный огонь по невидимому противнику, а оттуда, кувыркаясь и волоча за собой шлейфы дыма, вниз падали сразу несколько истребителей.

Далее в кадре, на несколько секунд, появились три висящих в небе серебристых диска, и экран погас.

– Что это было? – ошарашено прошептал Бэрд, впившись взглядом в полковника.

– То же, что доставило вас сюда, – обернувшись к адмиралу, заложил тот руки за спину. – Оружие возмездия Третьего рейха.

– О котором в свое время упоминал Гитлер?

– Именно. Фюрер предупреждал мир об этом.

Затем Гартман снова нажал кнопку, панель скрыла экран, а он вернулся на свое место.

Все это время Гиммлер невозмутимо наблюдал за пленником, а когда увидел его реакцию, довольно хмыкнул.

Потом, откинувшись в кресле и обращаясь к Бэрду, он произнес довольно длинный монолог и взглянул на полковника.

– Господин рейхсфюрер весьма сожалеет, что нам пришлось утопить ваш эсминец и сбить несколько самолетов, – перевел тот. – Но мы должны были представить доказательства той мощи, которую имеем. А если этого недостаточно, он отдаст приказ, и ваша эскадра перестанет существовать. Как русская, которую мы уничтожили год назад. Вы хотите этого?

– Нет, – отрицательно покачал головой адмирал. – Достаточно.

– Мне нравится ваше благоразумие, – сказал полковник и продолжил дальше.

– От имени руководства Рейха, я уполномочен заявить, что мы не желаем очередного конфликта с Соединенными штатами.

Теперь у вас новый враг, советская Россия, о чем мы прекрасно осведомлены. И нам весьма импонирует политика, которую проводит в отношении нее президент Трумэн.

– Я-я, – утвердительно произнес вслед за этим Гиммлер, благосклонно кивнув Гартману, – продолжайте

– И в этой связи, мы предлагаем вам сотрудничество, – прищурил бесцветные глаза полковник. – В борьбе с большевиками.

– Вот как? – с сарказмом ответил адмирал. – И на каких условиях?

– Вы возвращаетесь назад и впредь не предпринимаете попыток агрессии в отношении нас, а мы оказываем помощь Соединенным штатам в создании сверхмощного оружия против большевиков. Для начала это может быть принципиально новый двигатель для океанских подводных лодок, работающий на энергии атома, который вместе с технической документацией мы готовы вам передать, а в дальнейшем другие, не менее интересные технологии.

Возможности одной из них вы только что видели на экране, – многозначительно закончил Гартман.

Вслед за этим в кабинете возникла долгая тишина, и первым ее нарушил Бэрд, – мне надо подумать.

– Безусловно, – ответил полковник и что-то сказал Гиммлеру.

Спустя час, препровожденный двумя эсэсовцами в довольно комфортное помещение, оно напоминало номер – люкс в гостинице, и, выпив две чашки кофе, (от обеда он отказался) адмирал расхаживал по мягкому ковру и предавался размышлениям.

По натуре он был мужественным человеком и презирал смерть, по складу характера – прагматиком и оптимистом, а по убеждениям истинным американцем.

С чувством патриотизма Бэрд воспринимал государственный гимн, верил в величие и историческое предназначение своей страны, и отождествлял себя с нею.

В результате, трезво взвесив все «за» и «против», адмирал, пришел к выводу, что на предложение необходимо согласиться.

Этим он спасет эскадру (а что немцы смогут ее уничтожить, нет сомнений), заручится их весьма заманчивым обещанием, которое, безусловно, заинтересуют президента, и в очередной раз повысит свой статус, что немаловажно.

Приняв окончательное решение, Бэрд пришел в душевное равновесие, выкурил душистую «гавану» (на столике их была целая коробка) и, освежившись в душе, отошел ко сну. День выдался хлопотным.