Два шага вверх по служебной лестнице
Недели через две-три после возвращения с полигона мне позвонил начальник строевой части и предложил перевестись на должность оперативного дежурного командного пункта полка. Предложение заманчивое, но я не сразу согласился обвенчаться с этой загадочной «невестой». Требовалось внимательно сопоставить плюсы с минусами, и лишь тогда принять решение.
Во-первых, «прокопал» через сведущих людей должностные обязанности оперативного дежурного (далее буду писать ОД). По результатам разведки понял: справлюсь.
Показания в пользу перевода были существенные:
– капитанская должность;
– работа казалась не «пыльной» – отдежурил сутки, а следующие двое-трое свободен;
– нет личного состава в подчинении, отвечай сам за себя;
– двухкомнатная квартира со всеми удобствами в пятиэтажном доме на окраине большого села Нелюбино;
– в селе есть детский сад и школа;
– рядом с селом проходит шоссе Томск – Шегарка.
Минус был единственный, но весьма тяжеловесный – отсутствие перспективы дальнейшего продвижения по службе. Я уже выяснил, что вступившие в эту должность офицеры, как правило, в ней и оставались до выхода на пенсию, в звании капитана.
На семейном совете решили: пусть будет «синица», но вместе с ней мы вылетаем из тесной таёжной «клетки» в иной мир, не ограниченный забором из колючей проволоки, дающий возможность и нам стать ближе к цивилизации.
Уже в сентябре был подписан приказ о моём назначении на должность ОД.
Сборы были недолги. Погрузили на машину имущество, оставив на месте то, что я ранее «экспроприировал» во временное пользование из дивизионного хозяйства. Даже личную гирю-двухпудовку отнёс в казарму солдатам – у меня стало болеть плечо от чересчур тяжёлых упражнений с «железом».
Прощай, родной дивизион, ставший нашим приютом на четыре с лишним года. До свидания, друзья сослуживцы.
Наташа попросила посчитать, сколько дней я провёл за это время в командировках, оставляя её с Мариной вдвоём. Посчитал – более 220 дней в 14 командировках.
И теперь, когда накатывает ностальгия, я открываю спутниковую карту и внимательно разглядываю место, где стоял дивизион, окрестности, озеро Баранчуково.
По пути к новому месту службы мы подъехали к мебельному магазину в Северске и дополнили содержимое кузова машины подержанным, но очень качественным румынским шифоньером, кухонным столом и четырьмя табуретками (кстати, две из них верно служат нам и поныне).
Наша квартира на первом этаже была свободна, проблем с заселением не было. Правда, состояние квартиры было «не очень». Пришлось постепенно делать косметический ремонт. Но мы были довольны новым жильём.
Я приступил к исполнению своих новых обязанностей. Первые два или три суточных дежурства я провёл в качестве стажёра вместе с моими коллегами – капитанами Юрием Животченко и Владимиром Вязуном. Представился начальнику командного пункта (далее – КП) майору Пичугину Юрию Николаевичу. О нём сразу скажу лишь несколько слов. В работу оперативных он почти не вмешивался, хватало забот с другими офицерами и солдатами подчинённого ему подразделения. Не прочь был промочить горло при любом подвернувшемся случае, но более всего запомнились его вокальные способности: у него был очень хороший высокий голос, пару раз я слушал его во время совместных «мероприятий» в компаниях сослуживцев.
Володя Вязун – ветеран на этой должности – дослуживал последние пару лет перед выходом на пенсию.
Юра Животченко также много лет отдежурил на КП, но до пенсии ему было ещё далековато.
С помощью двух этих бывалых ОД я и осваивал свои обязанности. Прежде всего, уяснил главную из них. В случае поступления с командного пункта дивизии сигнала на приведение полка в боевую готовность (например, с началом войны или при появлении в зоне ответственности полка иностранного самолёта-нарушителя) я обязан немедленно передать этот сигнал во все подразделения, вызвать на КП руководящий состав полка, и, до прибытия на рабочее место командира полка или его заместителя, самостоятельно управлять боевыми действиями дежурных зенитных ракетных дивизионов.
Какова задачка?!
На вооружении полка была автоматизированная система управления ракетными комплексами (АСУРК). Первым делом, мне нужно было освоить автоматизированное рабочее место командира в данной системе; в этом мне помогал дежурный инженер кабины боевого управления. Вплотную занялся изучением всевозможных инструкций и другой боевой документации. Изучил порядок оповещения о воздушной обстановке, которая в непрерывном режиме выдавалась с КП дивизии и отображалась солдатами-планшетистами на огромных планшетах. Мы были обязаны твёрдо знать состав и места базирования всех средств воздушно-космического нападения вероятного противника. Мне пришлось разными путями уяснять хотя бы в первом приближении основные характеристики и боевые возможности зенитной ракетной системы С-200, входящей в боевой состав полка наряду с четырьмя дивизионами С-75. Иначе как управлять тем, чего не знаешь.
Со временем, как говорится, всё встало на свои места. Появилась необходимая уверенность в действиях.
КП располагался километрах в четырёх от села, под землёй. На высоких насыпях неподалёку от него стояли радиолокаторы кругового обзора и радиовысотомеры, производившие обзор воздушного пространства и выдачу информации обо всём, что там летает. Сам КП состоял из большого зала управления, укрытий для аппаратных кабин и дизельных электростанций, убежища для личного состава, санузла.
Боевой расчёт заступал на сутки. Оперативному дежурному спать во время дежурства запрещалось. Отлучаться из зала управления мог только на время приёма пищи, которую мы приносили с собой. Для этого была пристроена маленькая комнатка со столом, стулом и чайником. Солдаты посменно бегали в свою столовую.
Сутки без сна изматывали неимоверно. По прибытии домой, едва перекусив, валился в глубокий сон до самого ужина. Зато следующие двое суток (иногда только одни) были в твоём распоряжении, никто не беспокоил. Лишь изредка вызывали в штаб полка на какие-либо занятия.
Меж тем подошло время очередного отпуска, и впервые появилась возможность съездить куда-либо вдвоём с Наташей. Она предложила поехать на Западную Украину. Там, в Ивано-Франковской области, в небольшом городишке с названием Надворная проживала с мужем и двумя детьми её тётка, Дяшкина Татьяна Яковлевна. Тем самым, конечный пункт маршрута был утверждён. А я уж постарался проложить маршрут так, чтобы в дальнейшем нам обоим было, что вспомнить из этого турне. По России я к тому времени уже прилично поколесил, теперь хотелось посмотреть на окраины «союза нерушимого республик свободных».
Оставив Марину в Копыловке на попечение бабушек, мы 30 октября отправились в дорогу.
Кому станет интересно, возьмите карту и проследите наш путь:
Томск – Новосибирск – Барнаул – Семипалатинск – Алма-Ата – Джамбул – Чимкент – Ташкент – Гулистан – Самарканд – Чарджоу – Мары – Ашхабад – Красноводск – Баку – Ростов-на-Дону – Таганрог – Днепропетровск – Киев – Львов – Ивано-франковск – Надворная.
Разумеется, большинство этих городов мы наблюдали из окна поезда, но были и остановки. И калейдоскоп пейзажей за окном поезда не позволял скучать. В Новосибирске сделали пересадку на поезд «Новосибирск – Ташкент» и 2-го ноября прибыли в этот многострадальный город, ещё не залечивший раны после сокрушительного землетрясения. Железная дорога проходила по холмистой, гористой местности. Поезд на большой скорости закладывал такие виражи, что возникало реальное ощущение опасности: в своём ли уме лихач-машинист и понимает ли он сам, что делает.
С нами в купе ехал таджик нашего же возраста. Мы так ему понравились (особенно некоторые – не будем показывать пальцем), что он стал умолять «прямо сейчас» заехать в Таджикистан к нему в гости, посмотреть, как хорошо он там живёт с семьёй, какой у него дом, сад. Получив наш отказ, мужик расстроился едва ли не до слёз.
Сойдя с поезда в Ташкенте, мы сначала пришли в гостиницу, заказать номер на пару дней. Администраторша потребовала от меня справку из военной комендатуры, в те времена это было обязательным условием для приёма в гостиницу. Оставив Наташу в холле, я отправился искать комендатуру. Нашёл, предъявил дежурному капитану документы, он начал выписывать справку. В это время сверху по лестнице спустился здоровый усатый полковник с красной физиономией, подошёл к окошку застеклённой кабинки дежурного, дал ему какое-то указание и вдруг рявкнул:
– Это что?
При этом он смотрел вниз на мои чёрные военные ботинки. Поняв, в чём дело, я ответил, что у меня ещё не вышел срок получать коричневые ботинки (незадолго до этого были внесены изменения в военную форму одежды). От этого неожиданного возгласа я отступил на пару шагов назад и тем ещё усугубил своё положение – промелькнули носки неуставного цвета.
– И носки у него варварские! Задержать до утра! – взревел столичный (естественно, узбекский) комендант. Это был именно он.
С этими словами грозный полковник уследовал домой – рабочий день закончился. А я приуныл: сам-то прокантуюсь ночь, а моя жена что будет делать. Мобильной связи тогда ещё не было и в помине. Повезло, что капитан оказался не чёрствым служакой, отдал мне справку, сказав на прощанье:
– Как-нибудь отчитаюсь.
Надо пояснить, что в этот отпуск я ездил в военной форме, ещё не имея в своём гардеробе почти никакой гражданской одежды.
Мы устроились в гостинице. На следующий день знакомились с городом, разделенным тогда на две части:
– Старый город с узкими кривыми улочками и оставшимися следами разрушений;
– Новый город, отстроенный практически заново, с широкими проспектами и современными зданиями.
И то и другое нам было интересно увидеть. В эту поездку я взял свой «Зоркий-6», много фотографировал.
Вечером мы смотрели балет «Жизель» в главном театре узбекской столицы имени Алишера Навои.
4-го ноября отправились дальше – через Туркмению до Каспия. Пустынные пейзажи за окном; нетерпеливое ожидание момента переезда через Амударью (дождался и сфотографировал); торговцы огромными лепёшками, арбузами, дынями и вяленой рыбой на станциях; тандыры в проплывающих за окнами селениях и суетящиеся около них женщины; разукрашенные в голубые тона мечети с минаретами – всё впечатляло нас, залётных в этот мир с другими житейскими условиями, с другой религией.
6-го прибыли в Красноводск под дождём, стекающим потоками мутной красноватой воды с прибрежной возвышенности. Этим и обусловлено название города. Вагоны перегнали на паром, нас разместили в двухместной каюте, паром отчалил. Море не замедлило продемонстрировать нам свой крутой нрав. Шестибалльный шторм безжалостно раскачивал огромный паром во всех плоскостях. Мы лежали на полках в каюте на животе, боясь пошевелиться, чтобы не спровоцировать приступ тошноты. Я, было, вышел на верхнюю палубу, но, увидев, как мучается группа находившихся там солдат, спустился назад и принял прежнюю позу. Так и доплыли (не в обиду будь сказано морякам) до Баку. Дальше ехали по Северному Кавказу. Незабываемо впечатлил вид подсвеченных ранним утренним солнцем горных вершин, особенно Эльбруса. При подъезде к Киеву издалека открылась завораживающая красотой панорама города. Здесь, в ожидании пересадки на другой поезд, мы побродили по Крещатику, покатались на «чёртовом колесе».
Наконец, проведя 11 суток в дороге, мы достигли конечного пункта маршрута – карпатского городка с названием Надворная.
24-х летняя племянница впервые встретилась со своей тётей и её семьёй, это было трогательно. Татьяна Яковлевна работала учительницей, а её муж, Василий Артёмович Дяшкин, оказался моим коллегой – оперативным дежурным на командном пункте Надворнянского зенитного ракетного полка, капитаном. Дочь Галя была уже взрослой девушкой, а сын Саша учился, кажется, в 6-м классе.
Пробыли мы в гостях около трёх суток, полазили по заросшим лесом ближним горам, съездили на автобусе на небольшую экскурсию по здешним местам, до Яремчи. Пытались расшифровывать надписи на вывесках магазинов, например, «Панчохи, шкарпетки». Оказалось – чулки, носки. Непривычно было видеть дома сельчан вдоль всей дороги. У нас-то, в Сибири, расстояния между населёнными пунктами зачастую измеряются десятками вёрст.
Впервые встретившись и сразу подружившись с этой прекрасной семьёй в далёком 73-м, мы продолжили наши связи уже в Москве, где вновь свела нас судьба.
Домой мы возвращались кратчайшим путём через Винницу и Москву. Наше запоздалое свадебное путешествие – почему бы и не назвать его именно таким – закончилось 18 ноября, по возвращении в Копыловку, на радость соскучившейся Маришке.
Отгуляв отпуск, вернулись в Нелюбино. Я продолжил службу на КП, а Наташа устроилась на работу в продуктовый магазин, расположенный в соседней пятиэтажке. Марину приняли в нелюбинский детский сад. Солдатики из соседней радиолокационной роты «обнесли» нашу клетушку в подвале дома, освободив её от привезенной из дивизиона картошки В общем, всё образовалось.
А уже через полтора месяца я вновь «загремел» в командировку.
Ну не мог же Костерёвский ЦОКК с мощным штатом преподавателей оставаться без работы. В полк пришло распоряжение: направить одного офицера в Костерёво на обучение по специальности «начальник командного пункта», срок обучения – 5 месяцев. Хоть и не было в полку надобности кого-то обучать по этому профилю, но распоряжение свыше подлежало неукоснительному исполнению. Начальник КП Пичугин и так был на своём месте, оперативники Животченко и Вязун староваты и бесперспективны, а вот молодым – везде у нас дорога. Вперёд, старший лейтенант, учись военному делу настоящим образом, как завещал великий Ленин.
11 января 74-го я в третий раз покатил в Костерёво.
Что касается программы обучения и организации учебного процесса, скажу коротко и ясно: учили «по-взрослому». Кто-то чайной ложкой, а я солдатским половником черпал знания из необъятного кладезя военных наук. В свой полк я вернулся если не с золотыми, то, по крайней мере, с серебряными «подковами», в смысле оценки уровня моей профессиональной подготовки. Как врач знает устройство человека, так я теперь знал назначение, устройство, принципы работы, боевые возможности, порядок боевого применения моих «пациентов»: все три типа зенитных ракетных комплексов, состоявших на вооружении в то время (С-200, С-75, С-125); средства автоматизации боевого управления, прежде всего АСУРК; обширный арсенал средств радиолокационной разведки и целеуказания (РЛК П-80 «Алтай» и К-66; РЛС П-14, П-35, П-18; радиовысотомер ПРВ-13).
В учебной группе почти все слушатели были старше меня по возрасту: начальники КП, оперативные дежурные, штабные офицеры. Всех, конечно, не помню, но о некоторых пару слов скажу.
Яша Пискорский – юморной еврей, анекдотчик, постоянно смешил нас своим остроумием.
Юра Солощенко – оперативник откуда-то с Урала. На майские праздники слушателям было предоставлено 5 дней отдыха с возможностью выезда по домам. Воспользовались этой возможность те, кто служили не слишком далеко. Перед отъездом Юра позабавил нас тем, что стал озабоченно рыскать по магазинам и во всеуслышание сокрушаться, что никак не может найти в подарок супруге бюстгальтер 4-го размера и какую-то «недельку».
Тамаз Месаблишвили – грузин, начальник КП, общительный и добродушный капитан. С майских каникул привёз из дома фирменную забористую чачу, а лучшей закусью были мои фирменные вяленые пескари. Пока соседи по комнате отсутствовали, я наловил их в Клязьме, пару дней солил в заткнутой раковине, а потом вывесил гирляндами за окном комнаты.
Виталий Передереев – штабной офицер с Дальнего Востока, майор, старший из всех по возрасту. Но это обстоятельство ничуть не мешало ему проводить все выходные, и не только, в обществе женщин в разных местах Владимирской области. Однажды прибыл «с боевого задания» изрядно помятый, невыспавшийся, с ароматным «шлейфом» изо рта. На занятии уснул за «партой» и с грохотом упал со стула. Под спокойный комментарий преподавателя: «Хорошо, что воздух не испортили» вся группа была готова свалиться со стульев. Учёбу он считал совершенно ненужным занятием для него. Говорил, что у него должность подполковника и вскоре он получит звание. Действительно, ближе к окончанию срока обучения это звание было ему присвоено.
Остаётся лишь добавить, что в одно из воскресений мы с кем-то из ребят съездили в Москву, чтобы побывать в музее Вооружённых сил.
18 июня я возвратился в Нелюбино.
В августе мы поехали в отпуск, в Копыловку. Никаких странствий на этот раз не планировалось. Наташа пробыла с нами только две недели и вернулась на работу. Для меня летние отпуска в Копыловке всегда были самым лучшим отдыхом: покос, рыбалка, заготовки даров природы. Всё было хорошо, да плохо закончилось.
«Уж сколько лет твердили миру»: выпил – даже на лошадь не садись, не то, что за руль. Вот за нарушение этой заповеди жизнь и преподала мне урок, очень жестокий, избрав в качестве наглядного пособия мою четырёхлетнюю дочурку.
Отпуск близился к завершению. В один из этих последних дней я во второй половине дня вернулся с какого-то промысла, и мы с братьями «посидели», расслабились. Ближе к вечеру я предложил Марине покататься на мотоцикле. Ну, какой же ребёнок откажется от такого предложения. Посадил её на бензобак впереди себя и поехал по узкой тропинке, по лугам. Следом за мной на другом мотоцикле поехал брат, Павел. В какой-то роковой момент я оглянулся, чтобы посмотреть, насколько он отстал. А когда повернул голову обратно, равновесие было уже нарушено, мотоцикл падал на правый бок. После «приземления» я сначала вытащил из-под мотоцикла свою ногу, а затем приподнял его. Ребёнок зашёлся плачем, подогнув к животу правую ножку и ухватившись за неё обеими руками. Я взял её на руки и понёс домой, попросив Павла перегнать оба мотоцикла. Вызвали женщину-фельдшера, она осмотрела ножку и порекомендовала утром отвезти Марину в больницу – в Минаевку или в Асино. Я решил так: на утреннем автобусе везу дочку до Асино, а далее – в зависимости от её самочувствия, либо в больницу, либо сразу едем в Томск. Марина держалась молодцом, ни разу не заплакала у меня на руках в автобусе. Поэтому решил не задерживаться в Асино и ехать на поезде в Томск. Там на такси привёз её в больницу, сделали рентгенографию, и доктор объявил «вердикт» (мне):
– У ребёнка есть переломчик, но не опасный. Сейчас наложим гипс и поедете домой.
Если до этого момента я ещё надеялся, что обошлось без перелома, то слова доктора больно резанули по сердцу и оставили на нём кровоточащий рубец на всю оставшуюся жизнь. Пока накладывали гипс, я вызвал машину из полка, и на ней мы приехали в Нелюбино. С какими чувствами я шёл с дочкой на руках на встречу с Наташей – известно только мне самому. Открыв нам дверь квартиры, она, было, радостно рванулась навстречу и….вдруг замерла в недоумении, увидев загипсованную ножку Марины, спросила c тревогой:
– Что это?
Мой невнятный лепет только усиливал страдания жены, я смиренно выслушивал то, что заслужил.
Пришлось обращаться за помощью к деду – моему отцу, приглашать его в сидельцы. Написал это и подумал: «Какой там дед? Ему в то время было только 50». В назначенное время гипс сняли, Марина стала ходить, отца отпустили.
До начала следующего, 1975-го года стрелка нашего жизненного компаса стояла ровно. Я тянул свою подземную службу. Наташа, работая в магазине, тягала 40-литровые бидоны с молоком и прочие ёмкости с товарами народного потребления, не задумываясь о последствиях такой работы для женского организма. Обзавелись новыми знакомыми, праздники весело отмечали в компаниях.
В один из дней наступившего января, во время очередного дежурства на КП, мне позвонил Полозов:
– Командиром первой батареи в 4-й дивизион пойдёшь?
Предложение было абсолютно неожиданным, даже намёка ни с какой стороны на такой поворот в моей карьере не было. На это предложение я согласился практически сразу. Во-первых, открывался шлагбаум на пути перехода в категорию старших офицеров (должность-то майорская). Можно было забыть о перспективе выхода на пенсию в звании капитана всё с той же должности оперативного дежурного. Прослужив более четырёх лет в предыдущем дивизионе, я вполне себе представлял объём обязанностей комбата. Разумеется, мне предстояло принять на себя служебную нагрузку, не сравнимую с моей нынешней. Здесь я «безлошадный», нет под моей ответственностью никакой техники, нет личного состава в подчинении. А там я в ответе не только за свою батарею, но и за всю боевую технику дивизиона, потому что полное наименование должности – «командир батареи – заместитель командира дивизиона по вооружению».
Этот дивизион был в семи километрах от Нелюбино, не так уж далеко. Документы о переводе были оформлены без проволочек, и уже в феврале я приступил к исполнению новой должности. Вскоре мне было присвоено звание капитана. До самой осени я жил в дивизионе один, навещая семью только по выходным. Квартира в ДОСе мне была предоставлена, но мы не спешили освобождать благоустроенную квартиру в Нелюбино. Тем более, что Наташа продолжала там работать. Однако к началу ноября переехать и перевести домашний скарб всё-таки пришлось, квартиру в Нелюбино пришлось сдать. С этих пор Наташа стала ежедневно ездить на работу на автобусах, на попутных машинах. Зимой, в сильные морозы, я по вечерам ездил за ней на транспортно-заряжающей машине.
Не стану подробно и с соблюдением хронологии описывать наши полтора года жизни на этой точке, ограничусь кратким обзором некоторых запомнившихся событий.
На вооружении этого дивизиона состоял зенитный ракетный комплекс С-75М «Волхов», отличающийся от моей бывшей «Десны» многими нововведениями, прежде всего, повышенной защищённостью от воздействия электронных помех. Кроме того, здесь был и недавно появившийся в войсках радиодальномер (целая большая кабина с аппаратурой). Пришлось осваивать эти новинки самостоятельно.
Командиром дивизиона был подполковник Ерёмин Геннадий Александрович.
Летом к нам прислали на месячные сборы человек пять «партизан» из Томска. Так называли офицеров запаса, ранее окончивших ВУЗы и отслуживших в войсках два года. Теперь на меня была возложена обязанность проводить с ними занятия и тренировки по восстановлению их прежних навыков в военном деле. С этим проблем не было, а «ложка дёгтя» всё равно нашлась. Освободившись на месяц от своей основной работы, ребята расслабились и увлеклись горячительным, бегая за ним через дыру в заборе в ближайшую деревню Кудринку. Нас беспокоило то, что эти их «забавы» дурно влияют на солдат, провоцируют и их на те же действия. Ерёмин требовал от меня бескомпромиссной борьбы с этим злом. Однажды я приметил, как двое «партизан» крадучись направились к знакомой лазейке в заборе. Устроился в засаде в кустах и прихватил ходоков, возвращающихся с полной сумкой водки. Поступил чересчур жёстко – разбил все бутылки о берёзу. Один из ребят, Лёша Поединков, мужчина уже в возрасте, укоризненно посмотрел на меня и произнёс: «Ну, зачем уж так-то». До сих пор считаю, что я был неправ, нужно бы просто забрать эти бутылки и вернуть им после окончания сборов.
Летом в лесу было много грибов – белых, крепышей обабков. Мы их сушили, мариновали. Забегая вперёд, скажу, что мы и в Калинин привезли несколько трёхлитровок с маринованными белыми. Брал с собой в лес Марину. Она не плелась «хвостиком» за мной, идёт стороной и вдруг крикнет: «Пап, грибочек!». Подхожу, разбираюсь: то или не то.
Ерёмин поручил мне выступить на митинге в Кудринке в День победы, скинув с себя эту почётную обязанность. Взял с собой несколько бойцов с карабинами и холостыми патронами, взял и Марину. Речь толкнул, салют произвели, крестьяне довольны. По пути обратно дал Марине пострелять оставшимися патронами.
Под Новый год поехал на гусеничном тягаче по снежной целине в лес за ёлками. Марину тоже взял с собой. Нарубили с водителем ёлок для казармы, для желающих «точечных» обитателей, для себя – самую лучшую, естественно.
Марина подружилась с дочкой замполита, Инной Василенко. А вместе они отлично ладили с солдатами, были «своими ребятами» в казарме, угощались солдатскими харчами на кухне.
Однажды я проводил с офицерами плановые стрельбы из пистолетов. После окончания занятия начальник 2-го отделения батареи капитан Попцов предложил мне стрельнуть на спор, кто больше выбьет очков из трёх выстрелов. Первым стрелял он: 27. Стреляю я. Ещё не сделав и шагу в сторону мишени, зоркий Попцов повесил нос: 29. Кстати, уезжая из дивизиона в академию, я продал Попцову по дешёвке свой баян, купленный ещё во время интернатской жизни. Некоторые из ребят пиликали на баяне, мне тоже захотелось научиться. Купил самоучитель и по нему постигал музыкальную грамоту.
Научился лишь худо-бедно выводить мелодию на правой клавиатуре, а на левой отбивал ритм на каких попало кнопках, совершенно не понимая, какие надо давить в унисон с мелодией. Короче, в этом искусстве, не имея музыкального слуха, я ничуть не преуспел.
В середине августа 1975-го года мне надлежало убыть в очередной отпуск. На этот раз я решил посетить Ленинград. Да если бы только его-о-о… За три с половиной недели, проведённых на колёсах, прямой «ствол» моего маршрута увенчался раскидистой кроной из дополнительных маршрутов и маршрутиков.
Итак, всё по порядку.
Наташа в этой поездке составить мне компанию не могла, зато объявился другой компаньон – моя уважаемая тёща, Анастасия Яковлевна. Будучи увезена мужем из родной Мордовии в Сибирь в 1953-м году, она уже более двадцати лет не имела возможности видеться со своей матерью, сёстрами и другими родственниками. Не помню, кто из нас (я ли сам предложил, или она скромно намекнула) был инициатором её поездки «прицепом» со мной, но решение было принято единогласно.
По моим расчётам, мы стартовали 24-го августа. Ближайшей цели – села Торбеево в Мордовии мы достигли 28-го, проехав через Канаш, Алатырь, Рузаевку на поездах, с пересадками. Отсюда пешим порядком направились по просёлочной дороге, между засеянных полей, лесополос, в которых девчонки собирали какие-то неизвестные мне грибы, в родную деревню Анастасии Яковлевны – Якстере Теште (Красная Звезда), где в это время проживала её мать. До деревни было километров восемь; сделали привал, перекусили. Никакой общественный транспорт туда не ходил, деревня доживала свой век. Уж если я с интересом примечал всё окружающее, то с какими чувствами шла по родным местам моя спутница, узнавая знакомое с детства, отмечая произошедшие перемены. Я прекрасно понимал её состояние и, честно говоря, было приятно осознавать свою причастность к этому, надеюсь, счастливому, долгожданному событию в её жизни. Она как бы ещё не верила, что это не сон, а реальность.
Старушку мать мы нашли на огороде, где она собирала колорадских жуков с картошки в банку с керосином. Увидев подошедшую к ней женщину, долго всматривалась в её лицо и, наконец, удивлённо-вопросительно произнесла:
– Настя?!
О подробностях догадайтесь сами.
К вечеру они вдвоём приготовили ужин, старушка извлекла из сундука бутылку какой-то настойки с залитой сургучом пробкой, хранившуюся «со времён Очакова и покоренья Крыма». И начались у них разговоры, на родном мордовском, до поздней ночи. Дом состоял из двух половин – тёплой и холодной. Меня определили на ночлег в холодной. Я ещё не успел заснуть, как началась сильнейшая гроза, продолжительная.
На следующий день мы побывали у могилы отца Анастасии Яковлевны, Якова Кривова, встречались с малочисленными оставшимися жителями деревни, сходили к заветному роднику с чистой водой.
Побыв здесь три дня, направились в Атюрьево, навестить сестру Прасковью и других родственников моей тёщи. На обратном пути до Торбеево пешком идти не пришлось, один из жителей деревни запряг лошадь в телегу и отвёз нас. Продолжили путь на автобусе.
И вновь – радостные встречи, застолья, бесконечные разговоры, в заключение – прощанье с мокрыми глазами. Дальше нас ждала Москва (или мы её?). Прибыли в столицу 3-го сентября, и здесь наш совместный участок маршрута завершился. Я сопроводил мою спутницу к проживающей в Москве её сестре, Александре Яковлевне Ошкиной (в Москве жили ещё и два её брата, Иван и Василий) и на следующий день, уже без «прицепа», выехал в Ленинград.
За два дня пребывания в Ленинграде успел побывать в Эрмитаже, побродил по Невскому, постоял на набережной напротив легендарной «Авроры». На «Метеоре» (судно на воздушной подушке) приплыл в Петродворец. Я был просто поражён его ослепительной красотой; было ощущение, что нахожусь в каком-то сказочном мире. Затем вышел на берег залива и долго смотрел на него. В Ленинград возвратился на электричке.
Из Питера я махнул в Мурманск: мой внутренний «гид» требовал хотя бы короткого знакомства с Севером. Получив удовлетворение от исполнившегося желания, я выехал в Москву. Осмелюсь предположить, что после этого читатель готов вернуть меня в Томск. Как бы не так!
У меня ещё был «порох в пороховницах»: и желание посмотреть кое-что ещё, и остаток монет в кармане. Теперь я взял курс на северо-запад – в Калининград через Минск. Минск просто проплыл за окном поезда (там я побываю через несколько лет), а в Калининграде побыл лишь несколько часов. Оттуда поехал в Ригу. Ходил по городу, стоял на берегу Даугавы, любовался на Старого Томаса. Будучи в Риге, как не навестить знаменитую Юрмалу. Поехал туда, купаться не рискнул, экипировки подходящей не было и вода уже холодновата – было 12-е сентября. Захотелось перекусить, стал по вывескам искать какую-нибудь забегаловку. На одной вывеске увидел «EDNICA» и не промахнулся, съел какую-то курицу.
Из Риги вернулся в Ленинград. В этот повторный заезд посетил Детское Село. Вот теперь пора было завершать мою «многоходовку». Из Ленинграда доехал до Свердловска по северной дороге, минуя Москву, и, пересев на другой поезд, 16 сентября приехал в Томск. Впечатлений – море, фотографий – тоже. Отпуск удался на все сто.
В конце декабря, находясь в кабине управления, я снял трубку зазвонившего телефона и услышал:
– Валера, пиши рапорт на поступление в Калининскую академию.
– А что, есть возможность?
– Есть. Пришла разнарядка на двух кандидатов. Так что, поспеши.
Звонившим был всё тот же Виктор Акимович Полозов.
Мне было известно, что в Калининскую из нашего полка уже давно никто не поступал. Если изредка и давали разнарядку, то наши кандидаты проваливались на вступительных экзаменах. В Харьковскую военно-инженерную академию некоторые поступали, а в эту – военную командную – увы. Однако, несмотря на все сомнения, решил попытать фортуну. Первым делом, надо было добыть программу Калининской академии с перечнем вопросов, выносимых на вступительные экзамены. Исходя из принципа «под лежачего офицера коньяк не течёт», я решил задачу кардинально. Взял очередной отпуск на январь 76-го и в середине месяца выехал в Калинин (ныне городу возвращено его древнее имя – Тверь). Попутчиками в купе оказались уроженец Кудринки Иван и его супруга, бывшая томичка. Они возвращались из гостей в Днепропетровскую область, к их нынешнему месту жительства. В пути мы настолько подружились, что Иван стал называть меня братом, а на подъезде к Москве они уговорили меня поехать к ним в село Губиниха под Днепропетровском, где сами недавно построили новый дом. Временем я не был ограничен и поэтому решил воспользоваться возможностью заглянуть ещё в один уголок страны. Погуляли мы там славно, в дом было созвано много гостей, в том числе заведующий клубом, молодой парень. Как он пел! Заслушаешься. И вообще, веселиться тамошний народ умел: пели, отплясывали под гармонь. Удивлялись, что гость (то есть я) ничего этого не умеет. Хозяева хвалились мне своим погребом, заполненным банками с консервацией из разных фруктов. Честно говоря, зависть к такому богатству присутствовала, у нас-то ничего такого не было.