Когда я сидел на аэродроме в Шинданде в ожидании самолёта, мимо меня прошёл к другому самолёту строй солдат десантно-штурмовой бригады, усталых, серьёзных, без единой улыбки. Я потом узнал, что они недавно вышли из боя с душманами, были потери среди своих.
Я вылетел из Шинданда на почтовом Ан-26 в сумерках. Сначала самолёт приземлился в Баграме, началась выгрузка почты. И в этот момент на аэродроме начали рваться душманские реактивные снаряды. Как потом говорили, они обстреляли аэродром в отместку тем десантникам, приземлившимся немного раньше нас. В ответ на действия душманов с нашей стороны загромыхали гаубицы, в сторону гор полетели с огненными «хвостами» снаряды реактивных систем залпового огня. В морозном ночном воздухе (это было 26 января) каждый орудийный выстрел или разрыв душманского снаряда отскакивал от окрестных гор многократным эхом. Впечатление было такое, что в бою участвуют сотни орудий. Наш самолёт разгрузили в ускоренном темпе, и мы полетели в Кабул, где меня встретили наши на БТРе и доставили с аэродрома в модуль.
В конце декабря мой непосредственный начальник в главке Иван Афанасьевич Вит сообщил по телефону, что состоялся приказ о моём переводе на должность старшего офицера направления.
На Новый год был запланирован вылет самолёта Ил-76 в Москву. Большинство офицеров из нашей опергруппы воспользовались этой возможностью, в основном в коммерческих целях. Многие «деловые ребята» приобретали в Афганистане новейшую западную электронику: видеомагнитофоны, телевизоры и прочие технические новинки для последующей перепродажи в Москве за немалую цену. В Союзе тогда подобные вещи можно было купить только в специализированных магазинах «Берёзка» за валюту. Мы провожали этот самолёт в условиях сильнейшего снегопада, думали, что не полетит. Однако военные лётчики не подвели. С оставшимися офицерами мы скромно встретили Новый год в Кабуле, раздобыв немного водки. Отдельно от нас праздновали сотрудники прессы. В разгаре веселья один из них покалечил себя, забавляясь с гранатой.
После возвращения из Москвы часть нашей опергруппы, и я в том числе, под руководством генерала Кашковского активно занялась юридическим оформлением процесса передачи материальных средств афганцам. Нужно было сделать это в трёх провинциях, где ещё оставались наши войска.
Мы начали с провинции Герат. Опять перелёт самолётом в Шинданд, а оттуда вертолётом в Герат. К этому моменту я подготовил обобщённый акт передачи имущества в гарнизоны этой провинции. Теперь нужно было подписать его у местных руководителей от МО, МВД и МГБ данной провинции и, наконец, утвердить у губернатора. Мы разыскивали вышеупомянутых лиц, разъезжая по Герату и окрестностям на БТРе. Они внимательно изучали представленные документы, после чего подписывали. С одной провинцией было покончено (5—8 января). Обратно в Кабул летели на военно-транспортном Ан-12, сидя на боковых лавках в пассажирском отсеке. Один из лётчиков начал жарить яичницу на электроплитке, стоящей на полочке, прикреплённой к стенке кабины пилотов. Генерал Кашковский, сидевший ближе всех к плитке, попросил лётчика быть поосторожнее с этим кухонным занятием. Не помогло. Самолёт начало сильно трясти на восходящих воздушных потоках над горами, и сковородка с яичницей и жиром свалилась на бушлат и брюки генерала. А у него единственного из всей группы было эксклюзивное камуфлированное обмундирование, которое только начинали вводить в советских войсках. Все остальные офицеры группы были в «хаки». Лётчик удостоился укоризненного взгляда спокойного Кашковского и остался без завтрака, а генералу по прибытии в Кабул пришлось менять испорченное обмундирование.
10 января мы вылетели в Мазари-Шариф, а оттуда ночным рейсом вертолёта на высоте 5 километров в Пули-Хумри, центр провинции Баглан. Разместились в расположении нашей трубопроводной бригады. Под утро в окрестностях прогремели несколько взрывов душманских РСов. Утром началась та же работа по розыску должностных лиц провинции и подписанию актов. Когда прибыли в роскошные апартаменты губернатора, нам сказали: «Подождите, он сейчас с женщиной». Спустя некоторое время из покоев вышел молодой губернатор в халате, через своего человека «выкатил» нам по рюмочке, закуску, и началась беседа по делу. В провинции Баглан мы отработали три дня.
Следующей целью нашего турне была провинция Балх. Из Пули-Хумри мы выехали в Мазари-Шариф, центр провинции Балх, на БТРе. Там решили все вопросы также за три дня. На ночь уезжали в приграничный Хайратон, где тоже была наша перевалочная база. В этот раз произошла ещё одна комичная сцена. БТР остановился неподалёку от губернаторского дворца на самом краю сточной канавы. Наш ГСМщик Валентин (фамилию не помню), выбравшись из люка БТРа, спрыгнул на землю и соскользнул прямиком в зловонную жижу канавы выше пояса. Мы помогли ему выбраться, а потом стали договариваться с обслугой губернатора, чтобы где-то прополоскать нашего товарища и одежду. В Мазари-Шарифе привлекла внимание большая и очень красивая мечеть.
16 января мы пересекли границу, выехав через известный мост из Хайратона в Термез, и далее – на военный аэродром Кокайды, расположенный на узбекской территории. Оттуда снова полетели в Кабул. Следующие две недели мы прожили около кабульского аэродрома, в казарме артиллерийского полка. Военный городок вблизи штаба 40-й армии, где мы жили раньше был передан афганцам. Я вплотную занимался отработкой общего акта о поставке материальных средств Афганистану. Очень трудно было пробиться к оставшимся в штабе 40-й армии машинисткам, чтобы напечатать акты. Они были завалены работой. В конечном итоге, всё было сделано, и я передал готовые документы генералу Гапоненко. Протащить их по трём афганским министерствам и подписать у президента – это было уже не в моей компетенции.
В это время Вит сообщил, что мне присвоено звание «полковник». Праздновали всем составом группы, с Гапоненко во главе. Ребята раздобыли спирта, смешали его со сгущённым молоком, удалось собрать и кое-что на стол. Так что погуляли, как полагается.
2-го февраля мы попрощались с Кабулом и вылетели в Кокайды. Оттуда вновь автотранспортом проехали через границу в Хайратон. Теперь нам надлежало контролировать передачу вооружения и военной техники афганцам из наличия выводимых войск. До границы наши части ехали с вооружением, обеспечивая собственную безопасность. А здесь передавали афганцам бронетехнику, стрелковое вооружение, зенитные установки, гранатомёты. Этим мы и занимались в течение десяти последних дней пребывания в ДРА. 13-го февраля мы уехали в Кокайды, оттуда улетели в Ташкент, а 14-го возвратились в Москву. Командующий 40-й армией Громов с последним советским подразделением выехал из Афганистана 15-го февраля.
Я явился домой с погонами полковника. Радостная встреча, взаимный обмен наболевшим и пережитым: я об Афганистане, Наташа о дочках.
Мой труд в Афганистане был оценен орденом «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР», афганским орденом дружбы и двумя афганскими медалями, грамотой от Горбачёва и знаком «Воин-интернационалист», а также фотоаппаратом от министра обороны СССР. Заработал я и некоторое количество валюты, примерно равное стоимости «Волги». На эти средства мы впоследствии приобрели мебель в квартиру.
Какое мнение у меня сложилось об этой войне? По совокупности всего увиденного и услышанного там, в Афганистане, и вне его я пришёл к твёрдому убеждению, что не нужно было вводить наши войска в Афганистан. Там свой образ жизни, иные обычаи и традиции. Испокон веков одни производили что-то, а другие потихоньку их грабили. А мы решили строить там социализм. И что в итоге? Более 13 тысяч убитых с нашей стороны и в разы больше с афганской. Огромные затраты материальных ресурсов. Ещё больший раскол афганского общества. Сколько наших людей вернулось оттуда физическими и моральными калеками. Теперь на те же грабли наступили американцы.
На этом афганскую тему закрываю.
Уже через две недели после возвращения из Афганистана, 27-го февраля 89-го года мы с Барановым и всё теми же офицерами ЦУПВОСО выехали поездом в Одессу и в Ильичёвск. Во время предыдущей поездки в Болгарию мы изучили возможности порта Варна по обеспечению перевозки военных эшелонов паромами в Ильичёвск. На этот раз нужно было обследовать то же самое в Ильичёвске. Работали по этому вопросу с руководством одесской железной дороги. В Москву вернулись 4-го марта.
Отпуск в этом году провели в июле-августе в Сибири.
С 2-го по 5-е октября мы с Барановым участвовали в очередном заседании военного совета ОВС ГУВД в Варшаве. Поляки дополнили обычную программу заседания показными учениями батальона с боевой стрельбой на полигоне. На полигон, расположенный в северо-западной части Польши, в районе Олешно, Дравско, нас перевозили самолётом. Устроили там серьёзную показуху со стрельбой из орудий, танков, с участием боевых вертолётов. В Варшаве организовали возложение венков к памятнику советским воинам. Также поляки продемонстрировали некоторые новые образцы вооружения.
Наши друзья немцы обратились с просьбой разрешить им выполнять бомбометание и стрельбы штурмовой авиации на полигоне Полесский в Белоруссии. 3 ноября я с группой офицеров Главного штаба ВВС вылетел на военно-транспортном Ан-72 на рекогносцировку данного полигона. Приземлились на аэродроме Лунинец. Далее на вертолёте облетели территорию полигона, обсудили организационные вопросы. Территория – сплошное болото с воронками от бомб. В итоге пришли к выводу, что просьбу немцев можно удовлетворить. В тот же день возвратились в Москву. В дальнейшем германские лётчики работали на этом полигоне.
В январе вновь «проснулся» вопрос о перевозке болгарских военных эшелонов на полигон Ашулук с использованием парома Ильичёвск – Варна. С нашей стороны было решено организовать ещё одну поездку в Болгарию и обо всём окончательно договориться. Болгары согласились принять нашу делегацию. 20-го января 90-го года я с тремя офицерами ЦУПВОСО приехал в Одессу. Там к нам присоединились начальник Одесской железной дороги с заместителем и военный ж/д комендант. В этом составе мы переехали в Ильичёвск и ближайшим паромом отплыли в Варну. На ужин команда парома угостила нас своим фирменным блюдом – селёдкой с отварной картошкой. Приближаясь к Варне, долго плыли по её протяжённому заливу. Три дня вели переговоры с болгарами, на месте проверили, как происходит погрузка вагонов на паром, со сменой колёсных пар на советскую, более широкую колею. Оценили, сколько требуется времени на погрузку, как вписаться в график работы паромов, какие паромы использовать (там ходили два российских и два болгарских парома). Решили финансовые вопросы. В заключение болгары устроили нам прощальный вечер в селении Шабла, в расположении какого-то батальона. Офицеры батальона пришли с жёнами. Соответственно, после дегустации местных напитков и угощений участники застолья расслабились, начались разговоры, танцы. Престарелый начальник железной дороги Одессы, украинец, пошёл танцевать с женой командира батальона и в порыве дружеских чувств подарил ей свою норковую шапку. Видели бы вы этого прижимистого хохла на следующий день. На дворе-то январь. «Старый я дурак, как меня угораздило отдать шапку, что я скажу жене», – сокрушался наш незадачливый «кавалер» в течение всего времени плавания в обратном направлении. В общем, болгарские военные в том году паромной переправой воспользовались.
С 5-го по 9-е февраля я с группой офицеров Главного штаба ВВС летал в Польшу для решения вопроса о поставке полякам запасных частей к боевым самолётам российского производства.
В марте мы провели отпуск в Сибири.
С 2-го по 4-е октября я участвовал на заседании военного совета ГУВД в Бухаресте. Как обычно, согласовывал план стрельб на 91-й год. К этому времени Алексей Данилович Баранов уже уволился на пенсию, я взял с собой в качестве помощника Сашу Сыркашева, офицера из нашего направления. На званом ужине душевно пел русские песни румынский певец. Впечатлил огромный комплекс зданий, построенный по прихоти Чаушеску в центре столицы. Румыны говорили, что этот комплекс, поглотивший немало денег, пустует, нечем и некому его занять.
В мае 91-го я, наконец, получил ордер на квартиру, и вскоре мы въехали в собственное жильё. Отделка квартиры была выполнена так себе, и пришлось вложить немало труда и средств, чтобы наше жильё стало более уютным.
10-го июня 91-го мы небольшой группой, 4 или 5 человек, выехали поездом в Варшаву для выработки проекта соглашения о сотрудничестве между министерствами обороны двух наших стран. Возвратились 15-го июня. Запомнились слова экскурсовода в музее Войска Польского: «Для вас Суворов – герой, а нам-то от него досталось».
Август 91-го мы опять провели в Копыловке, где и услышали о произошедшем в Москве путче.
В 92-м, в период безвременья после развала СССР, никаких загранкомандировок не было. Очередной отпуск был проведён в сентябре в Копыловке. Вернувшись на службу, я узнал, что назначен на должность начальника группы вместо ушедшего на пенсию Вита Ивана Афанасьевича.
Стрельбы иностранцев на наших полигонах практически прекратились по финансовым причинам. Раньше взаиморасчёты между СССР и странами Варшавского договора производились по общему товарообороту, в том числе и за стрельбы. После «приобретения самостоятельности» Россия перешла на расчёты в долларах, которых у наших бывших союзников не было, как и у нас самих.
Прекратили своё существование Объединённые вооружённые силы ГУВД. Министерству обороны России предстояла сложнейшая задача – вывезти все запасы материальных средств резерва главного командования ОВС ГУВД из Болгарии. Я уже упоминал, что в этом резерве по всей Болгарии было размещено на складах огромное количество военной техники, боеприпасов, ГСМ, имущества инженерных, химических войск, связи и проч. Всё это было собственностью России и подлежало возврату в Россию. На наш главк и, в частности на наше направление легла основная нагрузка по организации вывоза. С этой целью было подготовлено соответствующее распоряжение Правительства. Было решено осуществлять вывоз имущества двумя большими десантными кораблями и одним сухогрузом Черноморского флота. Болгары обязались доставлять всё по своей территории в Варну и помогать с погрузкой, а наши корабли увозили это имущество в Новороссийск. Для моей группы стало ежедневной обязанностью держать на контроле весь ход перевозок и докладывать результаты нашему руководству. В Новороссийске были назначены офицеры для постоянной связи с нами. Также мы держали постоянную связь с Главным штабом ВМФ.
В апреле 93-го я получил очередное повышение по службе – был назначен на должность заместителя начальника направления, которое занималось впросами военного сотрудничества со всеми странами Европы.
Начиная с 93-го года, стали расширяться связи по военной линии со странами НАТО. В частности, министерство обороны ФРГ пригласило группу российских офицеров на семинар по теме «Армия в демократическом обществе». Немцы предлагали сформировать группу из молодых офицеров. Наши поступили по принципу: «Не дождётесь, молодым ещё рано за границу ездить». В общем, группа была сформирована из двадцати человек, в основном старших офицеров. Из молодых попали только так называемые «позвоночные», включённые в состав по просьбам высоких начальников. Поскольку я имел непосредственное отношение к организации этой командировки, то не забыл и себя включить. Мы вылетели 22-го мая с аэродрома Чкаловский военным самолётом с посадкой на аэродром Шперенберг. Оттуда переехали в Вюнсдорф, где находился штаб Группы советских войск в Германии. Далее наш путь лежал в Кобленц, находившийся на территории ФРГ. Немцы прислали за нами из Кобленца свой автобус, так как имевшийся при штабе группы автобус не соответствовал экологическим требованиям ФРГ. К тому времени Германия уже объединилась, и граница была практически открыта, мы её проехали без проблем. Зато на той территории насмешили водителя и сами посмеялись по поводу одного инцидента. Примерно на середине пути остановились на обочине, чтобы сделать привал и перекусить, чем бог послал. А он послал и водочки из личных чемоданов и закусочки в виде сухих пайков, полученных в штабе группы. В общем, пикничок в лесу получился славный. Завершив трапезу, собрались в автобус и поехали. Когда отъехали несколько километров, кто-то вопросил: «А где полковник из инженерных войск?». Полковника в автобусе не было. Развернулись, подъехали к месту пикника, пошли искать. Наш товарищ маленького росточка, поджав под себя ноги, лежал головой на старом пеньке и мирно посапывал. Обе руки были вместо подушки под головой. Пришлось лишить человека приятных снов и препроводить в автобус.
В Кобленце был армейский учебный центр, где немцы повышали квалификацию своих офицеров. Нас разместили в гостинице этого центра, а затем пять дней учили, какова должна быть роль вооружённых сил в демократическом обществе. Надо отметить, что относились они к нам очень хорошо. Свозили в танковый полк, покатали на «Мардере» (это боевая машина пехоты их производства). Устроили экскурсионную программу, показали и рассказали историю нескольких замков, стоявших на холмах вдоль дороги («Братья-враги», «Кошка и мышка»). Замки красиво подсвечивались в тёмное время, для нас это было нечто новое, поскольку в России ещё не практиковалось. Свозили они нас и на скалу легендарной Лорелеи, дочери бедного рыбака. Очень живописное место над Рейном. Для меня было необычайно интересно увидеть воочию то, о чём мы в школе узнали из стихотворения Гейне. Сам Кобленц расположен на слиянии Рейна и Мозеля. Поражала чистота в городе, которой тогда и в помине не было на московских улицах. Совсем другая картина, по сравнению с нашей, и в сельской местности. Нет огородов около домов, только цветы. Везде чистота и порядок. По воле хозяев побывали мы на празднике вина, посетили погребок одного винодела и дегустировали несколько сортов его продукции. По окончании срока командировки мы вернулись в Вюнсдорф, затем улетели домой.
23-го августа 93-го года мне позвонил исполнявший обязанности начальника управления полковник Борис Гребцов и попросил зайти к нему. Он ошарашил меня следующей новостью:
– Сегодня Ельцин и министр обороны Грачёв находятся в Польше, завтра будут в Чехии, а послезавтра – в Словакии. Со всеми этими странами в ходе данного визита будут подписаны межгосударственные договоры о сотрудничестве. Грачёв приказал подготовить ему для подписания соглашение о сотрудничестве между двумя министерствами обороны. Что будем делать?».
Вот это был блиц!
Такую работу мы вели со многими странами, с Польшей и Чехией соглашения о сотрудничестве по военной линии уже были подписаны. А что касается Словакии, то мы лишь на днях отправили туда для первичного рассмотрения типовой проект соглашения. Чтобы соглашение воплотить в жизнь, обычно проводились две встречи экспертов – поочерёдно в одной и другой стране. Внимательно изучались и согласовывались все пункты вплоть до каждого слова. Затем печатались тексты на обоих языках, проходили через юристов. И лишь тогда подписывались министрами обороны, обычно поочерёдно, с пересылкой через военных атташе. В данном случае ещё не было сделано ничего.
Накоротке осмыслив ситуацию, я сказал Гребцову:
– Нужно немедленно готовить доклад начальнику Генерального штаба о командировании наших экспертов в Братиславу; договариваться через словацкого военного атташе о приёме там группы; просить МИД о подключении к работе нашего посла в Братиславе и его аппарата. Вылетать надо завтра утром, иначе ничего не успеем сделать. Тут же решили, что полетим я и Гребцов. Я взял на себя подготовку доклада начальнику Генштаба и беседу с военным атташе, а Гребцов – решение вопросов с МИДом. Кроме того, ему нужно было получить министерскую печать в Управлении депами. Я быстро написал доклад, Борис пошёл с ним к начальнику Главного управления, а тот лично сходил к НГШ. Все понимали, чем может обернуться невыполнение приказа Грачёва. С военным атташе я также оперативно договорился, и он вскоре сообщил о готовности словаков принять нас. Утром мы с Гребцовым вылетели в Братиславу. Словаки нас встретили и сначала доставили в российское посольство, где нас принял наш посол Ястржембский. После краткой беседы он дал команду выполнять все наши просьбы, в том числе и предстоящей ночью. Далее мы сели за стол переговоров со словацкими коллегами. Те тоже понимали, что в такой обстановке особо «бодаться» не следует. К вечеру текст соглашения был согласован. Мы поехали в посольство, где нам должны были напечатать соглашение на русском языке, основной вариант и так называемый зеркальный – для словацкой стороны. А словаки стали готовить аналогичные тексты на своём языке. В роли юриста выступил один из сотрудников нашего посольства, однако никакой «крамолы» в нашем творении не нашёл. У меня был достаточный опыт работы с такими документами, чтобы не допускать ошибок. К утру наши экземпляры были готовы, словаки тоже управились. Всё замерло в ожидании высоких гостей. Мы стояли у въезда в резиденцию словацкого президента, когда подъехал кортеж. Дородный Ельцин медленно выбрался из машины и вместе со своим коллегой Ковачем, встретившим его раньше, прошёл на территорию резиденции, Грачёв пошёл следом. Борис Гребцов подскочил к нему и представился, кто он есть. Грачёв строго спросил:
– Почему в гражданском платье?
– Так было приказано, товарищ министр. Соглашение о сотрудничестве между министерствами обороны готово к подписанию.
– На вас как топнешь, так быстро всё сделаете.
После короткой встречи с прессой все собрались в большом зале резиденции. Ельцин и Ковач сели за стол и подписали межгосударственный договор о сотрудничестве. После них на те же места сели министры обороны и подписали межведомственное соглашение. По залу пошли официанты с бокалами шампанского на подносах. Меня вдруг кто-то тронул за плечо сзади. Я обернулся и увидел проходящего рядом Козырева – тогдашнего министра иностранных дел. А придержал меня его охранник, чтобы я ненароком не столкнулся с ним. Таким образом, мы благополучно вышли из цейтнота, устроенного нам Грачёвым. После такой запарки позволили себе ещё пару дней отдохнуть в Братиславе, походить по магазинам. Борис долго искал «Пинотекс» для своей дачи и нашёл его. Нашим водителем и одновременно экскурсоводом был наш военный атташе в Словакии, генерал на личном «Пежо».
После распада СССР Россия приняла на себя все обязательства по долгам перед зарубежными странами. В 93-м году Венгрия запросила поставить в счёт погашения российской задолженности несколько самолётов МиГ-29. Вопрос был решён положительно. С завода-изготовителя в Луховицах нужно было перегнать в Венгрию шесть самолётов. Мне пришлось участвовать в обеспечении этого перегона. 23-го октября мы с одним офицером главного штаба ВВС приехали поездом в Луховицы, убедились в готовности самолётов. На следующий день самолёт сопровождения доставил в Луховицы шесть лётчиков из Борисоглебска. Мы и представители завода вылетели на этом самолёте на аэродром Мочулищи в Белоруссии, где истребителям необходимо было сделать промежуточную посадку. После оценки обстановки дана была команда в Луховицы на вылет самолётов. Дождавшись их прилёта, мы полетели в Венгрию, на аэродром Кечкемет. Убедившись в готовности венгров принять самолёты, снова дали команду на вылет МиГов из Мочулищ и стали ждать их прибытия. Первая и вторая пары самолётов приземлились нормально. Заходит на посадку третья. Самолёты уж почти коснулись полосы, и вдруг первый из них включил форсаж и резко пошёл вверх. Сделал мёртвую петлю над аэродромом и прямо с неё зашёл на посадку. Оказалось, что у второго самолёта в полёте отказал приёмник воздушного давления, с помощью которого лётчик видит скорость самолёта. А информация о скорости крайне необходима при посадке. Поэтому один из лётчиков взял на себя роль ведущего при посадке, второй просто держался за ним и зашёл на посадку с нужной скоростью. Ведущий же ушёл вверх, чтобы не мешать неисправному ведомому. Передачей самолётов занимались сотрудник российского торгпредства и заводчане. В свободное время мы съездили в Будапешт, а также уговорили венгров свозить нас на Балатон. Был уже конец октября, вода в озере холодная, но день солнечный. Все лётчики полезли купаться, но мы с коллегой из ГШ ВВС при нашей комплекции не решились. 29-го октября мы вылетели из Кечкемета, сделали посадку в Мочулищах, затем в Луховицах (высадили заводчан), далее в Борисоглебске (высадили лётчиков). И, наконец, прибыли в Москву.
С 6-го по 13-е декабря этого же года я участвовал в переговорах с командованием словацких войск ПВО в Братиславе. Со мной были два сотрудника Рособоронэкспорта. Решался вопрос об оказании технического содействия словакам в освоении зенитного ракетного комплекса С-300, доставшегося им при разделении Чехословакии. Камнем преткновения в этих переговорах была стоимость услуг, оказываемых российскими специалистами. В конечном итоге приняли компромиссный вариант. Сходили мы там в харчевню, где пиво наливают из огромного чана, стоящего посреди зала. Рассчитывали отведать лягушек, но их не оказалось. Удовлетворились фирменным «вепревым коленом» (рулькой).
Прошло полтора месяца – и снова в путь. Почему так много командировок? Прежде всего, это связано с функциями нашего главка. В наши обязанности входила подготовка материалов в части, касающейся военного сотрудничества, к переговорам высокопоставленных лиц Минобороны, МИДа и других ведомств с зарубежными коллегами. В том числе, готовили и тексты речей для указанных лиц. Чтобы материалы были полностью достоверными, нужно было точно знать всё, что нас связывает с каждой из европейских стран (для моего направления) по военным делам. Поскольку наше Главное управление было и организатором и контролёром всех контактов в данной области, то мы стремились в любую военную делегацию, выезжающую за рубеж, включать нашего представителя.
С некоторого времени наше 10-е Главное управление Генерального штаба было переименовано в Главное управление международного военного сотрудничества Министерства обороны России. При этом все функции переименованного главка остались прежними.
В январе 94-го года было решено направить группу специалистов от ВМФ в краткосрочную командировку в Болгарию и Югославию. В болгарской Варне стояли на ремонте одна дизельная подводная лодка и два вспомогательных судна ВМФ России. На судоверфи в Белграде строились три морских буксира, также для российского ВМФ. Нужно было проверить состояние работ на обоих указанных предприятиях. Группа была сформирована в составе 5 человек во главе с заместителем главнокомандующего ВМФ адмиралом Касатоновым Игорем Владимировичем. Ранее он командовал Черноморским флотом. В состав группы вошли ещё два офицера от ВМФ, один от Генштаба и я.
29 января мы вылетели в Софию. Там нас встретил наш представитель при Минобороны Болгарии полковник Саша Казак, бывший сотрудник моей группы. Он заранее решил вопрос с билетами для нашего проезда из Софии в Белград. Поздно вечером мы сели в поезд и выехали в Югославию. Купе в вагоне были двухместными. Касатонова мы поселили в отдельном купе, а остальные расположились по двое. Утром Касатонов зашёл в наше купе и спросил:
– К вам ночью никто не заходил?
– Нет.
– А я среди ночи проснулся и вижу, что какой-то мужик шарится в моей одежде. Я на русском «специфическом» во всю мочь командирского голоса и спросил его о цели визита. Мужик дёрнулся от неожиданности, вякнул: «Пардон» и выскочил из купе. Вроде ничего не пропало, не успел.
Вот так нас встретила Югославия. Но дальше всё было нормально. Хозяева были гостеприимны, работа прошла в обстановке взаимопонимания. Мы посетили судоверфь. Один буксир был уже почти готов, два других строились, но нас просили не затягивать финансирование работ. Югославские моряки устроили званый ужин. На следующий день мы побывали на могиле Иосипа Броз Тито, охраняемой караулом. Съездили в русскую церковь, которая там существовала, благодаря многолетним стараниям отца Василия. Помогал Василию его сын. На обед нас пригласил наш военный атташе, генерал, проживавший там с семьёй на вилле. Сам он был интеллигентный, фотогеничный, эрудированный. Нам показалось, что и в семье у него всё хорошо. Нас угощали его жена и взрослая дочь. А спустя некоторое время я узнал, что он покончил с собой.
Далее мы вернулись поездом в Софию. Здесь уже к нашей встрече подключились болгарские военные, Касатонова они знали и уважали. Нас принял российский посол в Болгарии Авдеев Александр Алексеевич. После всех первичных церемоний выехали на машинах к основной цели визита – в Варну, почти через всю Болгарию, с запада на восток. В Велико Тырново сделали остановку на обед, затем продолжили путь. По прибытию в Варну начали с подводной лодки, где её команда продемонстрировала всю процедуру встречи на борту высокого флотского начальника. Посещение вспомогательных судов менее интересно. Работы затягивались из-за несвоевременного финансирования их Россией. Болгары просили Касатонова помочь в этом деле, он обещал посодействовать. На прощанье болгарские флотоводцы закатили грандиозный ужин в честь высокого российского коллеги. Мы опять же на машинах вернулись в Софию и улетели в Москву.
Через 4 месяца я в очередной раз летел всё в ту же Болгарию. Туда была направлена российская правительственная делегация для оценки состояния и перспектив сотрудничества с этой страной по всем возможным направлениям. Возглавлял делегацию Олег Иванович Лобов – Секретарь совета безопасности РФ. Из военных в неё входили заместитель Министра обороны генерал-полковник Миронов Валерий Иванович и заместитель начальника вооружения генерал-майор Алексей Московский. Меня подключили к этой делегации в качестве эксперта. Мы прилетели в Софию 30-го мая. Вначале состоялось общее совещание с болгарскими правительственными чиновниками, включая начальника Генштаба и других военных. Болгары жаловались, что у них стоят военные заводы, ранее выпускавшие военную продукцию: стрелковое вооружение, танковые аккумуляторы и др. Автоматы и пулемёты нам были не нужны, своих хватало. А вот танки у нас дома стояли без аккумуляторов, но в условиях всеобщей разрухи 90-х годов и дефицита валюты было не до аккумуляторов. Во время предыдущих поездок, когда ещё был СССР, мы проезжали мимо этого завода. Болгары тогда в открытую говорили, что он закоптил всю округу свинцовыми выбросами, а вокруг находятся огромные яблоневые сады. Яблоки поставлялись в Россию и Германию. Германия провела их экспертизу и от закупок отказалась, так что теперь они идут только в Россию (напоминаю, это было в 80-х).