КИРЕЛОВ
Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.
Александр Пушкин
Приветствую Вас, Элис. Вам имеет удовольствие писать всеми неуважаемый господин Кирелов. Да, я тот самый маратель бумаги и писака. Вам меня, скорее всего, представили негативно, о чём поспешу судить. Я уж точно не буду разрушать ваших ожиданий, поверьте. И раз уж кому‑то хочется видеть во мне Рогожина или великого поэта, то он обязательно его во мне увидит. Лина меня за это и не любит – ей нравятся черепахи, а не хамелеоны. Как Вы поняли, я прочитал письмо Клааса. Я вообще все письма привык читать. Ну, знаете, я их просто отправляю. У одного меня есть выход из больницы, так что приходится им пользоваться. Хотя, извините, соврал – выходить из больницы могу не только я. Есть ещё люди, и, скорее всего, в мои обязанности войдёт способность рассказать Вам про всё то, что творится в этом месте. По рассказам моих, так сказать, коллег, возводящих всё в абсолют, Вы могли подумать, что это место – либо воплощение рая на Земле, либо сущий ад в своём истинном проявлении. Спешу опровергнуть обе теории, ибо обе они неправдивы. Да, здание старенькое и, по‑моему мнению, непригодное для содержания пациентов, но по своей сути оно выполняет пока что минимальные поручения от больных. Но здесь всё, как на плохой кухне – отсутствует "товарное соседство". Как ты заметила, здесь одновременно живут как люди с физическими отклонениями, так и люди с психическими. Но вообще‑то есть и третий разряд – невинные. Меня сюда упекли по воле отца. Он нашёл в моих стихах какой‑то суицидальный подтекст, потому и решил упрятать в темницу. Так ему удобнее. Но он, правда, не те смыслы увидел здесь. Люди видят лишь то, что им удобно видеть.
Боковое, если можно в данный момент так выразиться, зрение у них отсутствует на корню. Мне их не жалко, не подумайте. Но мне хочется, чтоб однажды они стали видеть то же, что вижу я. Высокомерно звучит, но так и есть на самом деле! Люди в своём большинстве – глупые идиоты, расписывающие свои проблемы на бумаге, жаждущие ответа от простой девчонки и боготворящие её.
Мне хотелось бы быть добрым, как большинство современных поэтов.
Но это было бы слишком скучно, не так ли?
Простому люду интереснее наблюдать за рупорами‑Маяковскими, чем за деревенскими мальчиками‑Есениными.
Их уже достали подобные, ибо очередное "Стойло Пегаса" не соберётся.
Раньше было спокойнее, оттого и миролюбивые имажинисты могли удовлетворить потребности человеческой души.
То ли дело – футуризм! Это ведь непризнанное искусство! А непризнанных признаю я! Они действительно страдают от того, что не могут выговориться. Ну а когда выпадает случай разорвать пелену белого шума, то их либо затыкают, либо не слушают вовсе. Жаль, что именно так и погибает искусство. А быдло, вроде Вас, просто‑напросто сидит на ложах и наблюдает за публичной казнью! Вам плевать на нас, на творцов! Вы строите свои отношения, карьеру, а на нас вы будто держите потаённую ненависть за то, что мы лучше вас. Мы, писатели, способны слагать легенды, когда же вы и простую статейку не способны осилить без помощи интернета. Я себя тут уже восхвалил, как и надо восхваляться приличному человеку. Впрочем, закончу на этом идеализирование себя. Хочу начать критиковать вас.
"Вас" – это вас всех, Элис. И тебя, и твоего парня, и твоих "друзей", что сейчас заключены со мной в больнице. Все вы порочны. Все, кроме одного человека. Тася одна из вас всех достойна сострадания и любви. Я тебе, конечно же, об этом поведаю.
Уверяю тебя, это будет особенно интересно. Эту информацию можно даже назвать важной.
Надеюсь, что заинтересовал. Я уж умею завлекать простых людишек туда, куда им совершенно не надобно.
Механизм совращения души похож на тактику действия сирены.
Я увлекаю своими словами или действиями человека, а дальше…
А что было дальше, тебе не надо знать. Но не буду временить и намекну – после меня ни один человек не остаётся таким, каким был прежде.
Клаасу с похожей ситуацией это более чем понятно. Тебе же эта стезя неведома, как и неведомы страдания этих мужчин. Ты, Элис, страшна и уродлива. Уродлива как внешне, так и внутренне.
Меня не впечатляет твоё тело, как впечатляет оно многих. Вполне себе обычная девушка с вполне обычными высокомерием и эгоизмом.
Впрочем, для твоего возраста они приемлемы. Ладно, вру. Ты отстойна и вызываешь презрение в любом возрасте.
Ни твои зелёные глаза, ни так называемая уловка не способны вызвать во мне жалости к такому существу, как ты. Гелов показывал твой голос через соцсеть. Больше похоже на то, если бы мертвецу без голосовых связок дали бы микрофон и заставили говорить.
На голосок милой девушки это уж точно не похоже. Придётся смириться с правдой и с тем, что тебе, похоже, всю сознательную жизнь врали прямо в лицо. И только я один способен сказать это прямо, поэтому смотри внимательно и вникай в то, что я пишу.
Ты привыкла лишь к похвалам, и поэтому твоя самооценка ни к чёрту, не годится она для нормального адекватного человека.
А виноват в этом другой герой этой мыльной оперы.
Этого героя зовут Клаас. Эгоистичный ублюдок, прям под стать тебе.
Будто другого не могла найти.
Судя по его виду, ему точно не поздоровилось. Но я не верю в изменение людей. Не мог Клаас это сделать всего лишь после какого‑то там обливания кислотой. А то стал пай‑мальчиком и получил одобрение и внимание многих девушек. Даже медсёстры прониклись слезливой историей твоего парня. Тебе бы стоило насторожиться из‑за этого. Я по этому поводу распишу чуть позже. А так – я не доволен, безусловно, твоим выбором.
Есть парни гораздо лучше этого представителя рогатого скота.
Жизнь у тебя вертелась и, не сомневаюсь, что до сих пор вертится вокруг него.
Но уж в тебе‑то я не сомневаюсь. Невозможно сомневаться в такой открытой дуре.
Нельзя сомневаться. Будь я на месте Клааса, то скорее бы застрелился, чем смог встречаться с таким человеком, как ты. Но был один человек, которому нравились все твои причуды настолько, что он даже умер за тебя. Я имею к нему некоторое уважение, поэтому склонен обращаться к нему по полному имени, а не идиотской данной вами кличке. Я говорю про Роджера Грегори Валентайна, более известного тебе под псевдонимом "Рельса".
Искренний мальчишка, готовый совершить подвиг, погиб из‑за тебя и твоего самолюбия. Я не верю тому, что ты страдала. Его же страданиям я могу поверить, ведь из‑за них он умер. Начав изучать биографию Роджера, я очень проникся его историей.
Если бы умел плакать, то, вероятно, я бы мог пустить скупую мужскую слезу.
Жаль, что за всю жизнь мы не перекинулись ни одним словцом. Такому бы интересному, а главное, живому человеку памятник при жизни надо было возвести. Страдания души его невозможно описать ничем. А ты его возненавидела, запретила самой себе его видеть, а теперь "страдаешь" из‑за этого. Простая показуха и не более того с твоей стороны, Элис. Единственный человек, кто никогда не показушничал в нашей больнице, тебе не знаком.
Это Тася.
Такая милая и непорочная блондинка. Клаас тебе писал про неё. Но ты, естественно, не придала ей значения и забыла. С ней связан один случай, который произошёл как раз таки девять месяцев назад.
Возможно, это количество месяцев даст тебе небольшой намёк, а я дальше немного с тобой поиграюсь. Её вид до того ангельский, что о порочности Таси задумался бы в последнюю очередь даже самый глупый идиот.
Её огромная футболка напоминала святую робу, что висит на ангелах.
Она и была ангелочком. Но однажды пришёл в больницу твой парень. Как ты понимаешь, святая идиллия была сорвана и разрушена Клаасом.
Он стал привлекать к себе слишком много внимания, в основном женского. Девушки глазели на него, и слюнки у них текли.
Предупреждаю твой вопрос, лицо было восстановлено в ближайшие дни после его приезда. Донор хороший был. Но я довольно юлил и отворачивался от того, что нельзя сокрыть. Прости меня за правду, Элис, но Клаас переспал с Тасей. Ему было так скучно без тебя, что он не нашёл другого выхода, кроме как изменить. Произошло это действо в четвёртую ночь после его приезда. Они заперлись в кладовке и… Впрочем, не буду разрушать твою психику. Но поспешу упомянуть, что всё прошло быстро. Через пять минут они выскочили оттуда радостные, а как только увидели меня, так сразу же разбежались кто куда.
Но зоркий глаз Кирелова всё подмечает и всё помнит. Но стоит подметить в последнее время ещё одну деталь. Эта деталь очень прямо вытекает из первой. Как ты понимаешь, в больнице отсутствовали средства предохранения. Да и где же, собственно, этим влюблённым идиотам их достать? Пускай Тася глупа, но она в той же мере глупа, сколь свята.
Мне в тот момент было тебя немножко жалко. Но, поверь, только самую капельку. Так вот, спустя пять месяцев после проведённого акта я понял, что Тася беременна от Клааса. Живот стал очень отчётливо виден в последнее время. Но замечать я его стал и раньше. Лишь тебе не подмечал эту деталь. Я думал, что они не настолько глупы, чтобы заниматься подобным. Глупость – не иначе. Эта белая растягивающаяся футболка так много времени скрывала очевидное последствие того срама, что они проделали.
Видишь? Даже мне приходиться ошибаться в собственных суждениях. Но, знаешь ли, это лишь иногда. Даже самые идеальные люди порой совершают ошибки. Такова сущность нашего неидеального мира. Жаль, но это ещё не всё. С каждой строчкой всё становится хуже и хуже, не так ли? Признаюсь, мне даже нравится над тобой издеваться этим долгим подводом к основной теме нашего разговора.
Впрочем, надоедает тратить столько чернил на бессмысленную кучу слов. Ладно. Вот причина подводки. Тася знает, что ребёнок родится мёртвым, но делать аборт уже поздно. Так уж сложились обстоятельства. Я думаю, что‑то там у них несовместимое. Вот и итог. Возможно, мальчик. А, возможно, и девочка. Я не разбираюсь в этой детской галиматье. Невозможно найти ребёнку, а тем более мёртвому ребёнку, достойное применение в нашем современном мире. Тем более, что его родители – такие дураки. При выходе он будет больше похож на мумию, чем на человека. Там будут иссушенные кости, на которых запеклась кровь. Глазницы же будут обязательно, а я бы сказал непременно, пусты. Тело будет обёрнуто либо в голубую, либо в розовую пелёнку – в зависимости от пола. Хотя, может, стоило бы взять белую? Вряд ли в такой ситуации Тася собирается определять пол этого мёртвого существа. Я бы убил его уже в животе, чем оставил бы столь неуспешный эксперимент.
Впрочем, кому как не мне поддерживать её? Твой парень этого не делает, оттого в действие принуждён вступить я сам. Уверен, только я способен защитить столь беззащитное существо. Клаас ничего не делает ради своей новой девушки, а лишь ненароком иногда вспоминает тебя. Да уж. Похоже, что скоро он и тебя забудет, Элис. На твоём месте стоило бы напрячь голову и, наконец, понять, что с вашими отношениями должно быть покончено. Я могу судить вас всех, ибо лучше вас всех. Вы так ущербны, что тратить бумагу на описание этого не стоит. Стоит скорее с тобой попрощаться и забыть всё вышеперечисленное, как страшный сон. Но прежде, чем это сделать, надо пригласить тебя на встречу. Через два дня я, Тася и ещё один человек хотели бы встретиться с тобой в десять часов вечера по московскому времени в прибольничном парке. Там есть скамейка под берёзой. Там только одна берёза, так что ты не ошибёшься. Под ней мы тебя и встретим. Удачи не буду желать – слишком уж она тебе сопутствует. Присылаю свою тетрадь, чтобы ты имела малейшее представление о прекрасном. Довольно находиться в сетях обмана! Я сделал первый шаг навстречу тебе, так что уж не подведи меня. Славно было познакомиться. Возможно, один честно жду твоего ответа, Элис. Но надо же мне быть в чём‑то первым. Впрочем, я и так уже первее вас всех, ущербные коротковолосые плебеи! Ладно, тут уж идёт самолюбование, которое ты в себе увеличила и размножила кустарным методом. Довольно разговоров! До встречи, Элис.
Твоя надежда.
ТЕТРАДЬ
Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.
С той поры, сгорев душою,
Он на женщин не смотрел,
Он до гроба ни с одною
Молвить слова не хотел.
Он себе на шею четки
Вместо шарфа навязал
И с лица стальной решетки
Ни пред кем не подымал.
Полон чистою любовью,
Верен сладостной мечте,
A. M. D. своею кровью
Начертал он на щите.
И в пустынях Палестины,
Между тем как по скалам
Мчались в битву паладины,
Именуя громко дам,
Lumen coeli, sancta Rosa!
Восклицал он, дик и рьян,
И как гром его угроза
Поражала мусульман.
Возвратясь в свой замок дальный,
Жил он строго заключен;
Всe безмолвный, всe печальный,
Как безумец умер он.
Александр Пушкин
"Знаете…"
Знаете, обугленная рыба в облаках ‑
Это ведь душа какой‑нибудь собаки.
Той, что бегала в ребяческих руках
Или той, готовили что к драке.
Ну а в этих чёрных волосах
Отражает всю дворовую породу.
И в белёсых глупеньких глазах
Умирает демократная свобода.
Поводок придуман неспроста ‑
Сдерживает деревенческий он люд.
Сдерживает их буржуй‑простак,
Поедая курицу с сих блюд.
Нет у нас инстинкта революций.
Как и нет привычки обещаний.
Все, что обещал вам лидер лучший,
То не делает. Для вас он крайний.
Зреет лишь вопрос – кто победил?
Кто на самом деле "сущий воин"?
В наше время воин – крокодил.
Он – единственный, кто сам достоин.
Знаете, ведь есть беременные девушки?
Те, что носят в животе своём ребёнка.
В головах их зреют недо‑бедушки,
Ну а в мышцах нет силёнки.
Твари те высокомерны,
Безрассудны и глупы.
Заставляют пасть в колени,
Потому что все, как ты.
Жрут, что под руку найдётся
И страшнеют с каждым днём.
Надо с этим всем бороться.
Мы на помощь к вам идём!
В их глазах глупеют своды,
И глаза, как беготня.
Мужики‑водопроводы
Все текут. А им петля
Предназначена судьбою.
Так нам это важно ли?
Пред открытою тобою
Плачу, словно я – дожди.
Знаете, бежит какая‑то личинка,
Разбивая голову в прыжке.
Всё виною этому резинка,
Что висит на тонком узелке.
Кричат и давят всем на уши.
Другие косят кривым взглядом.
И разве надо это слушать?
Кому вообще всё это надо?
Зачем вовсю плодить детей,
Что сдохнут в голоде и нищете?
И им не выпутаться из сетей,
Ведь всех приговорили к красоте.
Мои друзья, всё напускное ‑
Иметь каких‑то там детей.
Ведь чтоб иметь всё дорогое,
Вы тратились на соль речей,
Что травят вам маркетологи.
Давно пора бы вам понять!
Я жду их под своим порогом,
Ведь только там смогу обнять.
Если вдруг такая жизнь,
Что ни жить, ни умирать,
Ты мне лучше покажи,
Покажи мне мать!
Если сам ушёл, дурак,
Не иди к своим друзьям,
Потому что ты никак
Не придёшь назад.
Мать люби со всех сторон ‑
Разных: добрых и плохих.
Ибо и не я, не он,
Как ты не любил.
Та любовь крепчает звонко,
На очах этих крадётся.
Только ты лишь крикни громко,
И она вернётся!
Вы, друзья, любите маму.
Надо разве только так.
Разводить не надо драму.
Разводишь – дурак.
Знаете, миллионер – тоже профессия?
Ведь он любит те грязные деньги,
Что рождает ваша агрессия.
Он же купается в крови реках.
Буржуазный настрой им не противит.
Дети дохнут, как чёрные мухи.
Дело лишь в том, что сердце видит,
А видит оно не хлебные крохи.
На глазах пелена,
А в душе опилки.
Теперь ты одна!
Готовьте носилки!
И в наших строях мы терпим потери
Людей, что раньше ходили при нас.
Из них нам кто‑то отчаянно верил,
А кто‑то мог и сдохнуть за нас.
Обмануты, люди,
Обмануты вы!
Все дети на блюде,
И мы сожраны.
Знаете предсмертный вой собаки?
А она ведь бегала в садах
И в стенах подопытной клоаки
Падала и путалась в ногах.
Кровью залилось тело зверушки,
И в зубах запёклись все остатки.
Дети думают – игрушки,
Закапывая тело под палатки.
Всё смешалось в этих волосах ‑
Всё, что "шерсть" и всё, что "грязь".
Дети же в убогих телесах
Косточку за косточкой за раз
Соберут и целый миллион.
Ну а косточки собачки
Все разъест лимон.
Убийца встанет на карачки.
Жалко мне животных,
А себя не жаль.
Потому что лучших
Бог бесплатно дал.
Знаете, ведь жизнь‑то продолжается!
Даже голуби, смеясь, летят.
И какой‑то увалень старается
Оболгать пернатеньких ребят.
Слетаются клювы и перья,
Когтями срывая кожу.
Однако, я всё же верю,
Что мы с ними чуточку схожи.
Не чуточку, самую малость,
А может даже совсем.
С животными схожесть – не шалость,
А лишь кузовок для проблем.
Всё то, что я говорю
Есть двойное пророчество.
Я только Бога молю,
Чтобы сгорело творчество.
Творчество, знаешь ли, есть такое,
Что оно должно лишь сгорать.
Как письмо моё пустое
Или глупая Тася‑мать.
Знаете ли, зачем убивают люди?
А зачем они страдают по утрам?
Чтобы не в глаза безумство – в руки ‑
Попадало, как я попадал.
А они ведь не хотят
Видеть то, что всё в крови.
Кучи маленьких ребят
Скажут, что я зря убил.
Даже если сам курок
На чужого опущу,
Всё равно промажу, друг,
И тебя тотчас прощу.
Только ради общих благ,
Ради сладостного рвенья
Я, такой тупой дурак,
Всё пишу стихотворения.
Только сам себе скажу,
Мне важно лишь слово "ты".
Если я тебя убью,
То прошу меня простить.
Знаете, зачем мне кровь?
Та, что бурая вода.
Чтобы Йдя со мною вровь,
Вы смотрели не туда.
Не туда, где Луны спят,
Не туда, где воробей
Пролетал и всё сожрал,
Ну а после ‑улетел.
В ней есть тысячи личинок,
Что сжирают изнутри
Кучу смешанных смешинок,
Потому что это – ты.
Ты смеёшься, ты не плачешь,
Ибо незачем тут плач.
Словно хлебушковый мякиш
Ты мягка, а сердцем – врач.
Ты излечишь, ты прогонишь
Даже грубую болезнь.
И, я верю, поцелуешь
Мою писанную жесть.
Знаете, кто есть урод?
Отличается от всех.
В мыслях сумрачный лишь сброд,
Сам он просится на грех.
Внешний фактор не играет
Роли вовсе никакой.
Сам урод себе копает
Грязь, могилу под ногой.
Сам плывёт в уродских мыслях
И не плачет по ночам.
И поступки, как у крысы.
Действует один он. Сам.
Не найдёт урод команды
И умрёт один в тиши.
За всю жизнь не были рады
Ему в собственной глуши.
Быть мне странным ‑не опасно.
А уродом – может быть.
В нашем мире так прекрасно,
Что не хочется и жить.
Знаете, мне страшно быть писателем
И марать бумагу ручкой.
Предпочёл бы стать карателем
С броской и холодной головой.
Многие меня не понимают.
Диалогом всё не описать.
Лишь бумагу судражно сжигают,
Чтобы лучше себя стать.
Мне не светят врата в рай,
Да и в ад я не стремлюсь.
Ты, стихи мои отдай!
Я на них скорей женюсь,
Чем прогнусь под ваши узы,
Что вы дружбою зовёте.
Вы б ещё себе рейтузы
Нацепили, как у Гёте.
Дружба – страшное словечко.
Писарь, собственно, дурак.
Я найду тебе местечко
И оставлю строчки там.
Знаете, что такое каприз?
Это – любить, не надеясь.
Это – подстава подлиз,
Которые тщетно верят.
Фонарики светят, сжигают
Желания наши чрез меры.
Удовольствия они отнимают.
Наказание дарят взамен.
Ну а людям всё равно нравится,
Когда так пользуются ими
Какая нибудь красавица,
Друзья, родственники или.
Я сыграл бы капризам "Реквием",
Чтобы с ними сблизиться.
Они для меня – Savior,
Которым мечты грезятся.
И таких миллион или больше,
Ну а с них спросу нет.
И моя Кирелова роща
Сжата, словно грубый корсет.