Глава 12. Наказание за шепелявость
За своей следите дикцией.
Средь зарвавшихся людей,
Коих мучают амбиции,
Шепелявым всех трудней.
Ефремляне шепелявили,
С Ше на Эс меняли звук,
Но хвалить себя и славить им
Остальных хватало букв.
Иеффай спасал отечество,
Своей жизнью рисковал,
Заслужил от человечества
Благодарности слова.
Те же, кто словами смелые,
Но не лезут на редут,
Смысл победы переделают,
Место в ней себе найдут.
Ефремляне средь них первые,
Не застряли на мели,
Вброд прошли, до тика нервного
Иеффая довели.
«Воевать с аммонитянами
Ты ходил и банк сорвал,
Но на подвиги халявные
Нас с собою не позвал.
Не был ты, свершая акцию,
Нашим Господом ведом.
Дом твой вместе с домочадцами
Мы сожжём, как Кошкин дом».
Кого жечь – вопрос не выяснен,
С Иеффаем перекос.
Дочь его была единственной,
Да и ту он в жертву снёс.
Дело прошлое, скандальное.
Фарисеи для глупцов
Даже низкое в сакральное
Возведут без лишних слов.
На раздачу подоспевшие,
Шедшие издалека
Ефремляне оборзевшие
Сжечь грозились старика:
«Пред Ефремом мы обязаны
Здесь устроить попурри,
А тебя оставить связанным
Не снаружи, а внутри.
Одержимы одной мыслью мы -
Честь, достоинство спасти…»
Газ открыть, бензина выплеснуть,
Зажигалку поднести
Были рады те хулители,
Дом готовы были сжечь
Ради лавров победителя.
Шепелявая их речь
Говорила так, как будто тот
Не громил всех, а катал
И с блатхаты в Южном Бутово
Иеффай не вылезал.
А что дочкой он пожертвовал,
Шепелявым дела нет…
Осудил его торжественно
Ефремляновский совет
За победу быстротечную:
«Иеффай, как Акопян,
Не мечом, а картой меченой
Победил аммонитян».
Иеффай сам по-хорошему
Клан Ефрема осадил:
«Много раз был вами брошен я,
Вот и выступил один.
На призыв мой не откликнулись
Раньше вы войну начать,
А теперь всей вашей кликою
Вы права пришли качать».
О чём спорить с пустобрехами?
Их платформы разошлись,
Слово за слово, поехали,
И в итоге подрались.
Стенкою на стенку сходится
Войск еврейских контингент.
Началась междоусобица
Меж сынами двух колен
Манасии и Ефремова,
Что делили Галаад.
Здесь, конечно, не без демонов,
Раз восстал на брата брат,
Внук на внука и на правнука.
Так бывает у людей,
Для кого родство не главное,
А амбиции главней.
Зависть, хамство и озлобленность
Род людской переживут,
Перебить бы их оглоблею,
Только бесы не дадут.
Мелкий бес в душе поселится,
Для него война курорт,
Воду льёт на чёрта мельницу,
Нажимает на курок.
С тем, как бить одноплеменников,
Кто ж поможет, как не бес?
Они родины изменники,
К ним особый интерес.
Начал Иеффай расстреливать
Пленных всех до одного:
Беглецы они Ефремовы,
А не отпрыски его.
От такой расправы срочно те
Вплавь, кто как – за Иордан…
По воде шныряет лодочник,
В чине старший лейтенант,
Выполняющий инструкцию:
Объявился конь в пальто -
Учинить ему обструкцию:
Скрытый враг он али кто?
Ефремляне шепелявили,
Как Матрёнин самовар.
Всех тогда они подставили
Шепелявых под удар
У кого проблемы с дикцией
Или просто гайморит.
Попадали к особистам все,
Кто с прононсом говорит.
Особистам это запросто
В рот засунуть пистолет:
«Шибболет, скажите, братцы, нам»,
Те ответят – сибболет -
И уже не отвертеться им…
Только трупы по воде…
Всех их без суда и следствия
Эти, из НКВД…
Воды, кровью окроплённые,
Не снижали к морю ход.
Оттого его солёное
Мёртвым морем звал народ.
По кровавому обычаю:
Дуло в рот и на курок -
Сорок две погибло тысячи
Ефремлян за малый срок.
Цифры уточнять не велено
Свыше, но вопрос возник:
Сколько было там расстреляно
Шепелявых из своих
Особистами-чекистами?
Жрать всех заставляли вар,
Но язык они очистили,
Как Матрёна самовар.
Не гундосили до старости,
Говорили не свища…
(А следы былой картавости
Уже Гитлер подчищал).
Иеффай Судьёй Израиля
Был шесть лет, как наш Ильич,
Чтоб потомки его славили
Сорока хватило тысяч,
Добрым словом чтобы помнили,
Не забыли в пять минут.
(Это после миллионами
Счёт убитым поведут).
С миром Иеффай преставился,
В Галааде погребён…
Плодовитостью прославился
С Вифлеема Есевон.
Свой народ судил, не бедствовал
Он семь лет не задарма,
Святу месту соответствовал,
Ровный счёт ценил весьма.
Тридцать доченек и отпрысков
Тоже тридцать он имел.
Шестьдесят всего, всех досыта
Накормил, обул, одел.
Дочки замужем пристроены.
В дом отцовский сыновья
Жён ведут рядами стройными…
Настоящий был Судья.
От усердия преставился
Многодетный тот отец…
Чем Елон потом прославился
Умолчал писавший жрец
Иль читал я невнимательно.
Тоже с миром погребён…
А за ним в судейской мантии
Восемь лет ходил Авдон.
Доставали сорок отпрысков,
Тридцать внуков, куча слуг.
Поступил с семейство просто он:
Всем им выдал по ослу
Молодому, зато каждому,
А себе взял экипаж.
Образцово незагаженным
Содержал Авдон гараж.
Чтоб все жались по обочинам,
Когда едет детвора,
Были к крупам приторочены
У ослов спецномера.
Нулевые цифры первыми,
Между ног – спецмаячки.
Выли те ослы сиреною
Посреди глухой ночи.
(Когда в пробках продираются
Депутаты и послы,
Мне упорно вспоминаются
Те библейские ослы.
Причиндалы те же светятся,
Что на ляжках у осла.
Разве что, тех было семьдесят,
Ну, а наших без числа).
Глава 13. Не пей вина, Гертруда
Судьи всуе суетились.
Лет спокойных двадцать пять
Не бросала Божья милость
Израиль. Потом опять
Стали пить. Разврат, беспутство
Сил сдержать у Судей нет.
Что творится по кибуцам -
Срамота на целый свет.
Вместо чем служить примером
Для других, быть «лучше всех»,
Богу действуют на нервы,
Как в лицо колючий снег.
Никакого уваженья,
Натуральный детский сад.
Что дано для размноженья,
Обратили на разврат.
Показать им маму Кузьки,
Наказать Израильтян
Бог врагов на них науськал,
В этот раз филистимлян.
Предал Бог в чужие руки
Их на целых сорок лет.
(Знали мы такие штуки,
Только прока в этом нет).
***
Был из Цоры человек в то время,
Звался он Маной, его жена
С ним несла семейной жизни бремя,
Но была на ней одна вина –
Не могла родить она сынишку.
Чрево заключил Бог на замок,
Ключ запрятал в мужнину манишку,
А манишку ангел уволок.
От бесплодия её лечили
Лучшие Израиля врачи,
Исключили разные причины.
Не рожает баба без причин.
Ангел к ней приходит поздно ночью,
Говорит жене из-за гардин:
«Не рожаешь ты, а хочешь очень.
В чём тут дело, знаю я один:
До утра с подругами сидите,
Окосев от сплетен и вина».
(Дальше между строчек на иврите
Прочитал я эти имена:
Лена, Оля. Буквами неровно
Выписано: Пьянство не пройдёт!
Более конкретных и подробных
Книга указаний не даёт.
В стороне оставив наших тёток,
Я сказать хочу про молодёжь,
У которой в попе самотёки,
В голове сквозняк и выпендрёж.
Отрастят без парафина сиськи,
А рожать, представьте, не хотят.
От того, кто сбегает за «Клинским»,
Чебурашку, разве что, родят
Прямо в кегельбане из подмышки).
Перспективу эту упредил
Ангел тот, что утащил манишку,
Женщине Маноя говорил:
«Берегись, не пей вина, Гертруда,
Ничего нечистого не ешь,
Не родишь наследника покуда»…
(Путин нам о том проел всю плешь,
Призывая всех к деторожденью,
Денег из бюджета отвалил…
Чтоб в стране улучшить положенье,
Лучше бы рекламу запретил.
Совращающих юнцов сопливых
Я б публично стерилизовал,
Генеральным с «Балтики», с «Ярпива»
Принародно б ятра оторвал).
Бряцал ангел ключиком от чрева,
Обещал немедленно замок
С чрева снять, как только королева
Перейдёт на персиковый сок:
«Ибо ты зачнёшь, родишь нам сына.
Будет он от Бога назарей,
Пить не станет он плохие вина,
Но и ты дешёвые не пей.
Бритва головы его не тронет,
Будет он непьющим, как осётр.
От филистимлян Израиль стонет,
Божий назарей его спасёт».
Те слова жена сказала мужу,
Правду всю поведала ему.
Смысл такой: ребёнка делать нужно,
А кто был, сама, мол, не пойму.
«Человек по виду он почтенный,
Имени, однако, не назвал -
Может, Анатолий Кучерена,
Может, сам Медведев прилетал.
К небу заводил при этом очи,
Намекая на высокий сан,
Говорил зато красиво очень.
Назареем будет наш пацан,
Не отравлен дымом папиросным
Вырастет не с горем пополам,
Если мы огородим подростка
От пивных и водочных реклам.
Видит наш Господь через закаты,
В кулуарах власти что за люд,
Как в офшор стекаются откаты,
Где цесарки денег не клюют.
Средь хозяев новоиспечённых
Видит наш Господь, кто сколько скрал,
То как сам ОБЭП с душонкой чёрной
В белый перекрашивает нал.
Казнокрадам и подобным лицам
Со своим награбленным мешком
На какой диете ни поститься -
Не пройти верблюду сквозь ушко…»
Муж с женою мыслили сакрально
И глобально: благость на века -
То, что власть имущие украли,
Им не взять к собой за облака
И не скрыться за забором дачным.
Назарей Самсон их всех найдёт
И желание народ дурачить
Челюстью ослиной отобьёт.
(Ради будущего поколенья,
Мир освободить от подлецов,
Эту благость, стоя на коленях,
Я и сам вымаливать готов).
Муж молился и просил под сердцем
Жёнином ребёнка доносить:
«Что нам делать с будущим младенцем? -
Догадался Господа спросить.
Пусть придёт к нам снова ангел Божий
И расскажет, что есть назарей,
Нам советом дружеским поможет,
Как пособье выправить скорей.
Если челюстью ослиной люто
Станет он крушить Филистимлян,
Чем кормить прикажете малютку
И где взять на это шекеля?»
Бог услышал. Опустился ангел,
Повторил, что раньше говорил,
Хоть и первый сын, помог деньгами,
Но три года тратить запретил,
За подруг жены остерегался.
Ну, как снова девочки запьют?
(Царь Султан так за жену боялся,
Что упрятал с первенцем в бадью
И отправил по морю мотаться,
Где им быть проглоченным китом…
Извините, зарапортовался,
Про Иону расскажу потом).
Искренне ребёнку были рады
Все селяне. Бросил пить Маной,
Но лозы при этом винограда
Топором не тронул ни одной.
Сына нарекли они Самсоном,
И почил на нём Господень дух,
Сверхэнергетическою зоной
Всё ионизируя вокруг.
Глава 14. Свадьба Самсона
Я рождён от импотента,
И бесплодна мать моя.
Неожиданным презентом
Появился в мире я.
Всё на свете прокляня,
Вы узнаете меня.
….. ( Самсон филистимлянам)
И пошёл Самсон в Фимнафу.
Женщине из дочерей
Филистимских он потрафил
(А своих выходит на фиг
Всех послать решил еврей?),
Говорит отцу Маною:
«В жёны мне возьми ты дщерь
Филистимского покроя
И вечернею порою
На меня её примерь».
Отвечал Маной: «Завещан
Нам удел совсем иной -
В жёны брать из наших женщин,
А филистимлян зловещих
Необрезанных – под ноль
Изводить и в зной, и в стужу.
Снимем мы твою беду -
Из своих ничем не хуже
Мы найдём тебе подружку…»
А Самсон: «Хочу одну
Именно филистимлянку,
Мне понравилась она.
Только с ней с моей смуглянкой
Точно зайкам на полянке
Нам играться допоздна.
Сам Маной и мать Самсона
Своеволие юнца
Не поймут – О чём сын стонет,
И какая стерва пони
Увела их жеребца?
Невдомёк им – Иегова,
Сам приславший этот сброд
Филистимский, ищет повод
Угнетателям сурово
Отомстить за свой народ.
Под кометою Галлея
Сына сватать шёл Маной,
Брёл, ослов своих жалея,
А Самсон, от страсти млея,
Побежал, как заводной.
Смог прилично оторваться
От плетущихся едва,
В винограднике Фимнафском
По случайности дурацкой
Молодого встретил льва.
Имел глупость рыкнуть Лёва,
Молодость – она глупа.
А Самсон не пил спиртного,
Пасть раскрытую легко он
Разодрал аж до пупа.
С львом Самсон был бесподобен,
Как козлёнка растерзал,
Потому что Дух Господень
На него сошёл по сходням
Из небес, где обитал.
Наградил Самсона силой
Он такой, что мышцам рук
Собственной мощи хватило
Льва отделать так не хило,
Словно тот был кенгуру.
Обошёлся без кастета,
Мол, ответишь за козла,
Потушил он льва конкретно,
Но родителям об этом
Ничего сын не сказал,
А пошёл жеребчик к пони,
Та понравилась ему.
В этом месте я не понял.
Не была женой в законе
Та Самсону – почему
К женщине приходит парень,
Чтобы снова её взять?
Ведь должны бы отоварить,
Кипятком крутым ошпарить,
Если он ещё не зять.
(Не хочу служить мишенью,
Мол, в сужденьях слишком прост,
Соглашусь, однако, с мненьем:
До подобных отношений
Я, похоже, не дорос).
Как бы ни было, обратно
Шёл Самсон к себе домой.
Так ходил он многократно
От той женщины развратной,
Но желанной и родной.
Силой неисповедимой
Назарей был одержим.
Возвращаясь от любимой,
Захотел пройти он мимо
Льва, растерзанного им.
В трупе льва успел обжиться
Рой пчелиный (лучших мест
Он не выбрал). Мёд сочится.
Как тут было не польститься,
И Самсон за мёдом влез,
Был покусан, но не слишком,
Разве что слегка опух,
Съел, что влезло, а излишки
Взял родителям сынишка,
Настоящий Винни-пух.
Домочадцам косолапый
Выдал мёда от простуд…
Если б знали мама с папой,
Что из трупа мёд накапал,
Их тошнило б за версту.
Сын Самсон весьма тактично
Никому не сообщил,
Что медок тот нетипичный.
Для родителей приличных
Не кошерны даже щи.
Медовуху на кореньях
Пили и валились с ног.
С разомлевших в то мгновенья
Получил благословенье
От родителей сынок.
(Дабы не было вам скучно,
Исказил я этот факт.
Совесть мучит. Сам, непьющий,
Сделать всем хотел как лучше.
Извините, что не так).
Пир устроил для невесты
По обычаю жених.
Из филистимлян известных
Двух дружков нашли по месту
Пить здоровье молодых.
Всё, казалось бы, шло гладко.
Что за свадьба без интриг?
Деньги как вернуть обратно?
Задаёт тогда загадку
Тридцати дружкам жених.
«Из ядущего ядомо
Вышло». Нужно за семь дней
Дать ответ, спросить знакомых,
Догадаться по-любому
Наяву или во сне.
Тридцать шёлковых манишек
Здесь поставлено на кон.
Тот, кто не силён умишком,
Пусть отдаст свои излишки –
Так решил жених Самсон.
Для раздумий семь дней пира
Дал жених, хоть знает он:
Не закончится спор миром -
В лучшем случае клистиром.
Ставить будет сам Самсон.
Над загадкой свадьба бьётся,
Все три дня ни пьёт, ни ест.
На седьмой, как мне сдаётся,
На жену не без эмоций
От гостей пошёл наезд.
Все её друзья-тупицы
Шантажируют одним -
Знаем, мол, что не девица.
Наших станешь сторониться -
Опозорим на все дни.
«Твой мужик на ласку падкий.
Ты его уговори
На загадку дать отгадку,
Нам ответ пришли украдкой,
А не то – огнём гори,
Запалим твою мы хату
И тебя, закрыв в чулан.
Ишь, задумал что патлатый
Назарей, жених пархатый -
Обобрать решил наш клан».
Муж пошёл в опочивальню
С томной миной на лице,
А жена, вошедши в спальню,
Роль сыграла идеально
И устроила концерт.
Довела жена Самсона,
Повалившись на кровать,
Говоря, что непристойно
От жены вполне достойной
Мужу истину скрывать.
«В наших чувствах неполадки -
Продолжается скандал,
Бьётся женщина в припадке:
Говори, подлец, отгадку
Что народу загадал
Моему. С пренебреженьем
Ты относишься к нему.
Ты с твоим телосложеньем
И боишься? Неужели
Я ошиблась – не пойму.
Где они, любви мгновенья?
Только громкие слова
Мне остались в утешенье.
Жертва страсти, обольщенья…
Почему я не вдова?»
(В женской глупости, похоже,
Смысл таится бытия,
Где вопрос суть подытожит:
Кто тебе из нас дороже,
Отвечай – ты или я?
Я таким вопросом кратким
От одной из бывших жён
Был повержен на лопатки,
Как лопаткой по сопатке
Опрокинут и сражён).
Ну, а что Самсон? Вначале
Вёл себя он как кремень.
А жене в канун венчанья
Впору было от печали
Удавиться на ремне.
Принесли дружки шурупы
В потолок ввинтить скорей.
С мафиози спорить глупо.
Чтоб с женой спать, а не с трупом,
Раскололся назарей.
Свадьба пела и плясала…
(Сбился дни считавший жрец)
Все семь дней жена рыдала,
Всё отгадку узнавала
И узнала, наконец.
Всё Самсон жене двурушной
На подушке рассказал.
Та дружкам в разгар пирушки
Всё поведала радушно
Лицемерная коза.
Знайте женскую породу…
Солнца луч погас едва
Прозвучало для народа:
Что бывает слаще мёда
И сильней бывает льва?
Так дружки через невесту
Ради шёлковых одежд
Жениху надрали место,
Куда щлют всех повсеместно,
В то, что ягодиц промеж.
Платежом однако красен
Даже карточный должок.
Племенной бог не напрасно
Парня злил и тот ужасный
Преподал дружкам урок.
Обозвав жену телицей,
В Аскалон пошёл Самсон,
Где убил он сразу тридцать
Филистимских пацифистов
За рубашек их фасон.
С убиенных снял одёжу,
Даже кровь с неё не смыл
И всей свадьбе бросил в рожу,
Спор с дружками подытожил,
Кровью долг свой оплатил,
Правда, не своей, чужою…
И хотя с женою влип,
Той жестокою порою
Оставался он героем,
А ведь мог стать инвалид.
Увели домой Самсона
Успокоиться слегка.
А жена его гулёна,
Зайка, солнышко, котёнок,
Замуж вышла за дружка.
Тот в рубахе очень скоро
(Аскалоновский фасон),
Честно выигранной в споре,
Появился и на взморье
Укатил с ней на сезон.
Глава 15. Ослиная челюсть
В разгар жатвы и сбора пшеницы
Неработающий назарей
В филистимском селе появился
Повидаться с женою своей.
На себе притащил он козлёнка
И сказал: «Войду в спальню к жене.
Для меня голосок её тонкий
Корабельных канатов прочней.
Гименей мне бессрочный дал пропуск,
Обязательством прочно связал»…
(А до пропуска, стало быть, просто
Он к девице в окно залезал).
Тут отец на пути как собака
Неожиданно ставит заслон
(Филистимская рожа, однако,
Как от них натерпелся Самсон).
Говорит: «Про разрыв ваш подумал,
Что нельзя ничего изменить.
Раз тебя самого ветром сдуло,
Что жене твоей в девках ходить?
Ни минуты я не колебался,
И отдал её в жёны дружку.
Неплохой человек оказался,
Хоть у всех у вас рыльце в пушку».
Видя взгляд помутневший Самсона,
Понимая, что вот он конец,
Предлагает другую Джоконду
Помоложе Самсону отец.
«Есть сестра у твоей благоверной
(Что такой никогда не была),
Будь на месте сестры – уж, наверно,
По-иному б себя повела.
Старшей будет она покрасивши.
Рай с любимой – совсем не мираж,
А блаженство по самую крышу.
Забирай же её в свой шалаш».
Говорил так с надеждою полной,
Что беду отведёт от крыльца -
Молодая игривая пони
За собой уведёт жеребца.
Но Самсон в позу встал благородно
И сказал тестю: «Благодарю,
Буду прав пред твоим я народом,
Если злое ему сотворю:
Всех девиц зарожу гонореей
И разрушу древнейший костёл».
Он за тем и пришёл (назарея
Иегова за ручку привёл).
Пошёл в поле Самсон. Там где лисы
Жили мирно себе, в свой мешок
Отловил их Самсон сразу триста
(Где он поле такое нашёл?).
Дух Господень, где правое дело,
Непременно его посещал.
Здесь Самсон безрассудно и смело
На себя всю ответственность взял.
Лис связал он хвостами попарно,
Между ними по факелу вплёл
И поджог. (От такого кошмара
Сам бы рухнул древнейший костёл.
Самого бы его вынуть сонным,
В зад фитиль, пусть бежит, паразит.
Не прощу за животных Самсона,
Лучше б женщин он всех заразил).
Лисы – в поле, а жатва в разгаре…
Хлеб горел, как сухая трава.
Полыхали в том страшном пожаре
Копны, злаки, кусты, дерева.
От стогов до жердины упавшей
Всё сгорело в ту жатву дотла,
Лишь лежали вверх лапки задравши
Обгоревшие перепела.
Виноградники, даже маслины
Долго жить приказали в тот год.
Однозначное мненье о сыне
У народа сложилось – урод.
И с чего я такой невлюблённый
Пребываю к герою, ведь я
Не язычник и не отлучённый,
Чтоб любить этих филистимлян.
А за что их любить? Как узнали,
Кто огнём положил их хлеба,
Не Самсона к ответу призвали,
А на тестя пошла голытьба,
Подцепила вопросом на вилы -
Обезжёнил Самсона зачем?
Не дождавшись ответа, дебилы
Уже били папашу, кто чем.
И чего им несчастный тот дался?
Ведь не он им страданья принёс.
Что Самсон сам давно надирался,
Так не ставился даже вопрос.
Дом сожгли, всё семейство убили,
По 02 там никто не звонил,
За мужское достоинство мстили,
Но Самсон это не оценил.
«За меня вы всё сделали сами.
Хоть доволен я вами вполне,
Лишь когда я разделаюсь с вами,
То спокойно усну при луне.
До чего тот Самсон был упёртый,
Вы спросите у филистимлян.
Перебил им лодыжки и бёдра
С чувством долга, не будучи пьян.
Установку здесь дал Иегова
На себя всю ответственность взял,
И Самсон, слыша вражеский говор,
Как снопы их валил и вязал.
Про коммуну и про остановку
Голоса, певшие в унисон,
Дали к бойне ему установку.
Не противился зову Самсон.
Бил без жалости и без прощенья,
Хруст костей его тешил сполна.
На подобные сверхощущенья
Бунтарей подбивает луна.
Каратэ, может, знал он приёмы
Или ломиком просто мочил…
Помочил и вернулся до дома
Без особых для грусти причин.
Там спокойно укрылся в ущелье
У скалы под названьем Етам.
Филистимские чтобы ищейки
Не прознали, кто прячется там.
Вёл Самсон себя ниже и тише
Чем трава и травы не курил,
Полуночным котярой на крыше
По блудницам совсем не ходил.
Станом встали враги в Иудее,
Безобразия стали чинить,
По кибуцам открыли бордели,
Чтоб Самсона туда заманить.
Их спросили сыны Иудеи:
Что замыслили вы против нас?
Те в ответ – дескать, ищем злодея
И скрывается он среди вас.
(Случай тот же, что и с Березовским.
Экстрадиция – это обман.
Стоит в Лондон прислать наше войско,
Вмиг вернут Березовского нам).
Выдать требуют Филистимляне
Им Самсона, воздать чтоб сполна
За лисиц, что поймал на поляне,
И за всё, в чём виною луна.
Здесь не просто за пазухой камень,
А вполне благородный мотив:
«С ним хотим поступить, как он с нами».
(Чем не Кантовский императив?).
Аж три тысячи вышло к Самсону
И сказало: «Устроив пожар
И поправши чужие законы,
Ты подставил нас всех под удар».
Заявились к Самсону миряне
Изо всех иудейских общин:
«Здесь господствуют филистимляне.
Что сдаём мы тебя, не взыщи.
Нам до фени твои шуры-муры,
Ты герой наш и больше чем брат,
Не жалеешь за нас своей шкуры,
Но своя нам дороже стократ.
Нам самим предавать тебя горько,
И не меньше чем ты мы скорбим,
Потому тебя свяжем легонько
И властям филистимским сдадим.
Бить не будем, пришлём в лучшем виде
Мы тебя, как бычка на убой,
Филистимской представим Фемиде,
Этой каменной дуре слепой».
«Как они с нами все поступали,
С ними также и я поступал» -
Говорил в оправдание парень
(Тоже, видимо, Канта читал).
Ох, уж эти жрецы-книгочтеи
Всё провидящие наперёд,
Из-за них упадёт Иудея,
Но идея всех переживёт,
Всех строптивых законом стреножит,
Подчинит и Нью-Йорк, и Бостон…
Это будет значительно позже,
А пока отдувайся Самсон.
«Поклянитесь, меня не убьёте!
Сам тогда к вам сойду из щели,
А не выйду, меня разорвёте,
Зря три тысячи что ли пришли?»
Чтоб народу не ссориться с властью,
Из расщелины вышел Самсон.
Договор – это просто согласье
При несопротивленье сторон.
И согласно тому договору
Не убили Самсона, связав
Как последнего дервиша-вора,
Повели для кровавых забав.
Нос припухший был цвета морковки
И под глазом фингал небольшой,
Кисти схвачены новой верёвкой.
Сразу видно, вязали с душой.
С криком встретили филистимляне
Их врага, чтобы изрешетить.
Иегова вмешался и дланью
Он Самсона решил защитить.
Слава Богу, прошли выходные,
По субботам еврей не силён.
Разорвал сын верёвки льняные,
Гниловат оказался тот лён.
Дух Господень на парня спустился,
Ведь ни ром тот не пил, ни текил.
В чистом поле Самсон очутился,
Где ослиную челюсть схватил.
Свежеумершего накануне
Оказалась та челюсть осла,
Челюсть справилась с участью трудной
И спасибо, что не подвела.
Он размахивал ею, как мачтой,
И врагов выводил из игры.
Черепа их кололись так смачно,
Словно на пол ронялись шары.
Столько сын перещёлкал их ловко,
Что в глазах от постылых рябит,
И шаров этих, в смысле голов их,
Больше тысячи он перебил,
С благодарностью выбросил челюсть.
(Откапают её пацаны
И уйдёт та ослиная, щерясь,
С молотка за четыре цены).
Двадцать лет был Самсон Судиёю
В Иудее, во имя и для.
Время было тяжёлое, злое.
Что ты хочешь от филистимлян?
В рот Судья не брал водки палёной,
Правда, с бабами – наоборот.
Хоть в Самсона совсем не влюблённый,
Своё мненье скажу про народ.
Неизвестно ещё какой сливой
Тот давился б и бегал на двор,
Кабы не был таким похотливым
Их Судья, он же и прокурор.