Глава 49 Предсказание Иакова и наши лидеры
Иаков сыновей своих призвал
(Как лидер собирал борзую труппу,
Когда роль реформатора играл,
А не смотрел на всех холодным трупом.
Себе ту сходку представляю я:
Берёза, Рыжик, Плохишок, Бурбуля,
Дьячок, Окуля – вот его семья,
Которая стране покажет дулю.)
Сказал Израиль: «Возвещаю вам
Грядущее, его шипы и розы.
Для вас, сыны, несут мои слова
Надежды, обещанья и угрозы.
Предначертанья видеть вы должны,
Чтоб путь судьбы не расходился с вашим.
Сойдитесь в круг Израиля сыны,
Послушайте Иакова папашу.
Рувим, мой первенец! Ты мой оплот,
Начаток сил моих и верх могуществ.
Но бушевал ты, как потоки вод
И утерял задатки преимуществ.
Достоинствами прочих превзошёл,
Но их развить успел ты еле-еле.
Шар-ше-ля-фам ! И ты её нашёл,
Но почему-то у отца в постели.
Взошёл на ложе своего отца
И осквернил его измены пуще,
Запомните сыны – у подлеца
Не может быть по жизни преимуществ!»
(Про подвиги Рувима знаю я,
Как у служанки задержался на ночь…
Сравнения замучили меня -
Ну, чем, скажите, не Борис Абрамыч?
Как ПредСовбеза он имел почёт,
Сибнефть прибрал, Аэрофлот, в натуре,
С наложницею согрешил с Чечнёй -
Берёзой занялась прокуратура.)
«Жестокости век оправданья нет,
Её орудье – Левий с Симеоном.
Душе моей противен их совет,
Собрание мечей их в том препона.
Не приобщится слава к ним отца.
Они мужей убили, святотатцы,
Перерубили жилы у тельца
Им перед Богом век не оправдаться.
Их проклят гнев, поскольку он жесток,
И ярость их бессмысленно свирепа».
(Крестьянский бунт, не здесь ли твой исток,
Как ни был бы Степан великолепен?
По-своему прекрасны бунтари -
Болотниковы, Пугачи Емели
И прочие, но что ни говори,
Суть Левии они, но не Матвеи.
Припомнил я обманутый Сихем,
Где Симеон и Левий отличились,
Как с помощью своих коварных схем
Обрезали народ и замочили.
Усвоили библейский тот приём
Страны завлабы. Когда были в силе,
Обрезали они страну рублём
И ваучером, как мечом, добили.)
«Иуда! Восхвалят тебя братья.
Сыны отца Иуде поклонятся,
Ведь на хребте врагов рука твоя.
Такого и по дому все боятся.
Лев молодой, с добычи пресыщён,
Он поднимается и спать ложится
Хозяин прайда, рода чемпион,
Повадками – расслабленная львица.
Поднимет кто его и власть возьмёт,
Какие бунтари и декабристы?
Из рук Иуды скипетр не уйдёт,
От чресл его Романов не родится.
В спокойствии, пока на троне лев,
В саване первобытные живите
И радуйтесь, не загнанные в хлев,
Доколе не придёт к вам Примиритель.
Ему покорность сами принесут
Народы, не приемлющие власти,
И в имени его приобретут
Защиту от невзгод и от несчастий.
Когда Спаситель своего осла
К лозе привяжет, ныне, впредь и присно
Волхвы объявят, что звезда взошла,
Слова Завета гроздьями повиснут.
Из них надавит лучшего вина
Креститель, в нём прополоснёт одежду…
Испивший чашу горести до дна
Не хлебом жив, а верой и надеждой.
Глоток вина, та клятва на крови
О верности – суть жизни для любимых,
Но то, что примирение в любви
Как истина вовек неистребима.
Венец терновый на его главе
И впалость щёк его белее пены,
Но примет на себя тот человек
Все ваши преступленья и измены».
(Евреи меня спутали вконец.
Христа не признают они Мессией.
Кого ж тогда в виду имел отец
Великим Примирителем России?
Неужто Путина тогда во льве
Иаков углядел? Единороссы
При нём расположились на траве.
Для прайда многовато тупоносых.
Пока в саване бродим без конца
И силе поклоняемся покуда,
На каждого Господнего Агнца
Отыщется свой Лев, Пилат, Иуда.
Заветы Новый с Ветхим здесь опять
Переплелись, что мне совсем не странно.
Но чем в чужие кущи залезать,
Вернёмся лучше к нашим мы баранам.)
«Ещё один сыночек, Завулон,
Вся жизнь его на высылке при бреге
Морском пройдёт, предел его – Сидон,
Пусть не мечтает о сибирском снеге.
Не олихарх он и ему не быть
Законным губернатором Чукотки,
Не мериться в верхах, чьи крепче лбы,
Как Свердлову загнуться не от водки».
(Плюю я на вождя больничный лист
И предрекаю доходяге спиться
Не потому, что буду монархист,
А Яков Свердлов, суть цареубийца.
Ну, не люблю я тех, кто «Лучше всех»,
Будь Троцкий он иль трезвенник Шварцнегер.
Чем с бунтарями мне ворочать снег,
Я б с Завулоном пузо грел на бреге.)
«В протоках вод лежащий Иссахар,
Осёл он крепкий с жилкою рабочей.
И чтоб зерном наполнить свой амбар,
Он вкалывать готов и днём, и ночью.
Вол землю полюбил и потому
Склонил главу для бремени ношенья,
Подставил шею под ярмо, хомут,
Но и его не минуют лишенья.
Едва прознал он, что покой хорош
И в неге протянул копыта-длани,
Наехали братки, под горло нож,
И стал работать он в уплату дани.
Дан (это имя, не описка – дань)
Судьёю будет, змеем на дороге.
Из всех колен одно Израильтян
Судить он будет, посылать в остроги.
Всех конных будет аспидом в пути
Он жалом поражать в коня колено.
Без воздаянья мимо не пройти,
Обвесит Дан любого без безмена.
Не уплативший упадёт назад,
Пиши назад хоть вместе, хоть раздельно».
(Подробности одной весьма я рад,
Что не сидит Дан на окладе сдельном.
Не дан ему на высылку наряд.
Сажать иль нет – сам Дан решать здесь вправе.
Народных дел всех комиссариат
Ту практику порочную исправит.
На помощь Божью в свой короткий век
Надеюсь и молюсь, и вновь надеюсь -
Преодолеет слабый человек
Накопленную с мезозоя мерзость.
Грязь кирпичом очистить с образин
Блюстителям юстиции непросто.
Прошу тебя Господь – сей абразив
Не выдавай ублюдкам и прохвостам.)
«Толпа на Гада будет налегать,
Качать права. Какая-то дурёха
Поверженного льва начнёт лягать,
Хоть этот лев совсем ещё не дохлый.
Толпу Гад оттесняет по пятам
И выгоняет прочь из зоосада.
Рептилии в законе тут и там.
Воистину в веках живучи Гады.
Иуда лев, а этот – просто гад
Из пресмыкающихся стопудово.
Дан – по повадкам аспид лишь слегка,
Гад – по природе змей многоголовый».
(Политики пойдут от гидры той,
Упёртые в дебатах как бараны.
Им, выступающим перед толпой,
Что с головой, что без – по барабану.
Горынычу людской не страшен суд,
Любую чушь несёт, но точно знает:
Лишь за враньё башку ему снесут,
Взамен её другая вырастает.
Проворовался, лишнего хватил,
По морде дал, сожрал газету-шавку -
Не повод это, чтобы крокодил
От сытой жизни уползал в отставку.
Потомок Гада – вечный депутат,
Оратор, кандидат и губернатор.
Пинком из Нижней выгнанный под зад
Он попадает в Верхнюю палату.
Творцы законов, что хотят, творят,
Тягают кость в казённые вольеры,
И охраняют тот Охотный ряд
Прикормленные милиционеры.)
«Сын Асир место хлебное займёт,
Для фараона доставляя яства.
Как хлебодар тот, Асир не умрёт,
Чьё место Ося занял не напрасно».
(Про Арафата маленький посыл.
Родители Писанье не читали,
Когда бы знали, кто их будет сын,
То Ясером бы точно не назвали.)
«Простое очень имя Неффалим,
Но толкование его двояко -
Распущенный ветвистый теревинф
И серна стройная, тихоня и бояка».
(Что серна – мелкая коза, я знал
И удивлён сравненьем, право слово:
Когда кустарник теревинф не мал,
То серны раньше были как коровы.)
«Иосиф – древо плодоносное,
На хлебный баобаб оно похоже.
(На нём раздолье было бы змее
Грехопаденья до и много позже.)
Журчит источник у его корней,
А ветви распростёрлись над стеною.
Вражды и зависти ручей сильней,
И жив Иосиф верою одною.
В него стреляли влёт из-под руки,
Печалили его печалью всякой,
Но мышцы рук и лук его крепки,
Поскольку с ним наш Бог и я, Иаков.
Избранник Божий, наша ты судьба,
Израилева крепость и твердыня,
Орешек, что врагам не по зубам,
В азоте замороженная дыня.
Тебе поможет Бог наш всемогущ,
С ним теологии пройдёшь ты школу.
Привет тебе от облаков и туч,
От бездны знак тебе, лежащей долу.
От семени, утробы и сосцов
Тебе начала жизни человечьей.
Благословением твоих отцов
Твой путь особой метою помечен.
Знак посвящённого на голове,
На темени Иосифа. Меж братьев,
Как патриарха рода во главе,
Его я заключу в свои объятья.
Пока Господь не выполнил завет,
Ему, служившему для всех примером,
Контрольный приготовил я пакет
На землю, где братья акционеры.
Последыши рабынь в чужом краю
Не лезли чтоб, куда их не просили,
Ему я два колена отдаю,
Сынам его, Ефрему с Манассией.
Вениамин по сути хищный волк,
По вечерам ему делить добычу».
(Одно мне взять не удаётся в толк -
Любимый сын, а образ неприличный.
Свою добычу с кем ему делить
И кто под вечер будет задран Веней?
Куда клыкастый обратит всю прыть,
Какой народ поставит на колени?
Кого Иаков здесь имел в виду?
Лишь два колена Вени и Иуды
С Ездры подачи веру соблюдут,
Самаритянок впредь топтать не будут.
Запрет спать с иностранками на вид
Им руководство вывесит в тавернах,
Чем поголовье резко сократит,
Но генофонд страны спасёт от скверны.
Когда так сильно племенной их Бог
За чистоту печётся всякой твари,
От Вени будет наш тамбовский волк,
И Тухачевский Вене не товарищ.)
Вот все двенадцать избранных колен
Израиля, с Рувима и до Вени,
Кому Иаков у Египта стен
Дал каждому своё благословенье.
Себя он завещал им поместить
В семейный склеп близ Мамре под горою,
Чтоб связь с роднёю мог он ощутить,
Даже когда глаза ему закроют.
Лет прожитых пустил корабль ко дну,
Жизнь сбросил с плеч как лишнюю породу,
Затих Иаков, ноги протянул
И приложился к своему народу.
Глава 50 ч.1 Мораторий на секс и пляски в неглиже
Иосиф-сын отца кончину переживал, на лице пал,
Стенал как истинный мужчина и лик остывший целовал.
Сгонял назойливую муху с его застывшего лица
И повелел врачам и слугам забальзамировать отца.
На кропотливую работу ушло тяжёлых сорок дней.
(У нас в году двадцать четвёртом процесс закончили скорей.
Заспиртовали, чтобы мошки не донимали Ильича.
То, столько лет провёл он в лёжке, пора как праздник отмечать.
Представьте только, птицей Феникс он возродится, встанет в рост,
В руке кепарь зажмёт, как веник, и всей стране задаст вопрос:
«Кто мумию мою келейно хотел тут вынести на двор
И выкинуть из Мавзолея? Пожалуйте на разговор.
Все разногласья снимем быстро, вопрос решим мы с кондачка.
Прошу вас, батенька, на диспут, а можно и на кулачках».
Немного спорщиков найдётся, лишь Коля, разве что, один
На вызов трупа отзовётся пыл Командора охладить.
Когда ж восстанут миллионы, наш Коля первым убежит.
Так, может быть, Тутанхамона не надо трогать, пусть лежит?)
В Египте был объявлен траур, дни плача. Семь десятков дней
Доступен был Иаков старый для посещения людей.
(Пока в стране большое горе, все СМИ, семитские уже,
Свой объявили мораторий на секс и пляски в неглиже.
Когда же вновь по всем каналам пошли убийства и попса,
Иосиф гневный и усталый спешил огородить отца
От сальных шуточек из «Окон»… Где про любовь штампуют фальшь
Анфиски с вырезом глубоким, там мощи портятся, как фарш.
Великий Чехов с пошлых лексик с экрана льющихся рекой,
Сбежал бы в монастырь от секса с однофамилицей такой.
Когда бы все наши каналы транслировать на Мавзолей,
Чинить препоны вождь не стал бы для погребения в земле.
За вред стране от прокламаций, что вождь в избытке наплодил,
Голгофой сотен демонстраций свою вину он искупил.
Чем слышать, как десятки бестий визжат и режут без ножа,
Куда приятней в тихом месте в приличном обществе лежать.)
Глава 50 ч.2 Египта антисемитизм
Иосиф скажет фараону: «Мне наказал отец-семит
Похоронить его персону вдали от ваших пирамид.
Есть собственность у нас, пещера для погребенья под горой,
И это вовсе не химера, в какой земле найти покой.
Не сотворим себе кумира, свой долг отцу мы отдаём.
Ему обещано полмира, пусть полежит он на своём.
Отъеду я, вернусь железно. Командировку в Ханаан
Мне день отъезда, день приезда отметит прадед Авраам».
Египта царь, масонской ложей в голодный завербован год,
Конечно, знал, что много позже был запланирован Исход,
Не стал препятствовать министру, наоборот, приободрил:
«Хочу, чтоб Высшего Магистра достойно ты похоронил.
Возьми с собой моих старейшин, весь цвет Египетской земли,
Общественность. Обычай здешний им всем присутствовать велит
На торжествах». (Антисемиты здесь руки потирать должны,
Но в час, для вечности открытый, все перед Господом равны.
Дела правители бросают, летают в стужу и в пургу
И с наслажденьем возлагают венки заклятому врагу.)
Евреи, аж конца не видно, прямым путём, не обходным
Идут к отцу на панихиду, им дела нет до проходных,
Все блокпосты проходят мимо, менты не тормозят совсем.
И только скот свой пилигримы оставили в земле Гесем.
Детей приставили послушных оз хкворостинкой погонять,
Не ведавших по простодушью, что им – смеяться иль рыдать?
С Иосифом шли колесницы, и всадники вперёд на крик
Летели, чтобы не пылиться. Был этот сонм весьма велик.
Дошли они до Иордана, где ввергли всех в великий плач.
Семь дней в предместьях Ханаана приспущен в трауре кумач.
Стенанья общие Иосиф в единый вопль собрать сумел,
Чтоб Бог отцов ни до, ни после к нему претензий не имел.
Рыдали люди кто сильнее, сил было им не занимать.
Как – удивлялись хананеи – в Египте могут так орать?
Их причитанья, не иначе, достали так хананеян,
Что место то назвали «плачем осиротевших Египтян
На погребении еврея Святого Иордана близ».
При том, что прочих был сильнее Египта антисемитизм.
Есть за столом с евреем – мерзость, и даже чая не испить.
На корточки не сесть им вместе, другое дело – хоронить.
Народ Египта, в юдофобстве теряющий покой и сон,
Терпел большие неудобства – евдь фараон у них масон,
Евреев уважать заставил, погромщиков прижал к ногтю…
(А что такого? Наш царь Павел с масонами играл ноктюрн,
Сам заседал в масонской ложе, Мальтийский орден нацепил…
За что и был потом низложен. Сын Александр его убил,
Не сам, конечно, а гвардейцы пришли царя попротыкать.
Так эти хоть кого за пейсы готовы были отодрать.
В парадоксальности суждений особая Египта стать -
Язычества славянский гений позволит так о нём сказать.
Ему в деяниях отвратных и в благородстве равных нет,
Что подтвердил неоднократно российский наш менталитет.
Язычества большие уши на православных куполах
Нам помогают слышать лучше, что в Рамадан поётмулла,
Раввин вещает в синагоге, сказать пытается скрипач…
Лишь окончательно убогий не слышит их вселенский плач.)
Глава 50 ч.3 Всего понятней людям страх
Всё сделали сыны по списку,
Как завещал Иаков им,
И отнесли его не близко -
В пещеру к сродникам своим.
Там Сарра, Авраам, Ревекка,
Там Исаак и Лии прах…
Собранье избранных навеки
Возглавил новый патриарх.
Братья все лично убедились,
Что камнем в склеп привален вход,
И вновь в Египет возвратились
Ждать всем завещанный Исход.
Вернулись, с батюшкой простившись,
Те, что орали громче всех.
Братья, без бати очутившись,
Вдруг вспомнили про прошлый грех.
«Иосиф плату за злодейство
Содеянное отложил.
В вагонной сцепке их семейства
Иаков буфером служил.
Отец наш умер, волей рока
Мы беззащитны стали тут.
Теперь отложенный до срока
Нас ожидает Страшный суд.
Иосиф вспомнит все страданья,
Причиной коих стали мы,
И доведёт нас до изгнанья,
Сумы, а может, и тюрьмы».
Братья к Иосифу шлют зятя
Сказать: «Отец, как Бог прощал,
Вину твоим заблудшим братьям
Простить по смерти завещал».
Такого по незнанью батя
Иосифу желать не мог.
По-новому, выходит, братья
Пошли на должностной подлог.
(Такой в Законах Хаммурапи
Не предусмотрено статьи.
Братьям не сгинуть на этапе
И адвокатам не платить.
По прошлым меркам неподсуден
Братьёв Иосифа обман.
Про алиби евреев суть нам
Так объяснил бы Томас Манн:
Быстрей чем разомкнулись веки
И появилось Бытиё
Порок родился в человеке -
Извечное его враньё.
Лгать иль не лгать – решать не сладко.
Попавшийся, как кур в ощип,
Чтоб с гениталий снять удавку,
О чём угодно запищит.
Выходит, что враньё от страха,
Себя спасти – куда ни шло.
На теле липкая рубаха -
Ещё не мировое зло.
С Адама с Евою доселе
Притворством человек грешит.
Обман возможен во спасенье,
Но, думаю, что не души.
О том не говорит Писанье,
Но помнить мы всегда должны:
Искать другому наказанье -
Уход от собственной вины.
Перетряхнуть пустые сумки
С грехами бывшими отцов -
То не спасенье, недоумки,
А ухищренья подлецов.
Куда важнее пониманье
Ущербной слабости своей
И искреннее покаянье
За мерзости минувших дней.
Осиновые бросить колья
Я призываю всех – увы!
Сванидзе, вас прошу, в покое
Оставьте коммунистов вы.
Они вернутся – вы покойник,
Где похоронят вас – Бог весть…
Скажу совсем по-свойски: Коля,
В бутылку с красными не лезь.)
Так думал, мнится мне, Иосиф,
Когда про происки узнал
Братьёв, трусливых до и после
Отца, но слова не сказал,
Лишь слушал бред братьёв и плакал,
Не знал, как объяснить бы смог
Им то, что не донёс Иаков,
Когда братья – ни с чем пирог.
Да нет, сказал бы я, с начинкой:
За сребреники Осю слить
И с покаянною личиной
За хлебом после приходить.
В крови цветастые одежды
Отцу подбросить, обмануть,
Лишить последнего надежды
Сынка любимого вернуть.
Под одеяло влезть к служанке,
Где до того лежал отец,
Сихем обрезать спозаранку
И перебить больных вконец.
Евреев подвиги не стану
Перечислять, их – легион.
Но Бог их любит непрестанно,
Чему я крайне удивлён.
Из глины, праха от коровы
История берёт разбег.
Но как из качества такого
Слепить фактуру «Лучше всех»*?
На этом и других примерах
Не усомнившийся на миг
Я заявляю маловерам:
Господь воистину велик.
Когда униженные братья
Валялись у него в ногах,
Иосиф знал – из всех понятий
Всего понятней людям страх.
Что думал про братьёв Иосиф
В тот час, судить я не берусь.
Так им сказал: «Меня не бойтесь,
Ведь сам я Господа боюсь.
Случилось вам по Божьей воле
Меня продать за серебро,
Но ваше зло не родовое
Господь оборотил в добро.
Призрел наш Бог в низовьях Нила
Раба, а тот потом, братья,
Не посадил вас всех на вилы -
В том воля Божья, не моя.
Над всем Египтом толстосумом
Мою простёр Всевышний власть.
И было б крайне неразумно
Мне ниже плинтуса упасть -
Отдаться сладострастью мщенья…
Из вас любого проглочу
Я даже пасти не ощерив,
Но Бога тем ожесточу.
Моих то недостойно планов,
По кальке списанных с Его.
Ведь обещал Бог нашим кланам
Врагов всех выдать с головой.
С недоеданья дети ваши
Не оборвут наш славный род,
Им рано утром вместо каши
Пустышку не засунут в рот.
Животиком, где позвоночник
Быть должен, детям не страдать.
В объёме данных полномочий
Вам заявляю, господа:
Весь прокормлю еврейский табор,
Здесь будет сыт любой проглот.
Чай, не Собес с его масштабом,
Чтоб всех лишить законных льгот».
Волнуясь, говорил он скерцо,
И музыке его речей
Братья внимали, им по сердцу
Был слов живительный ручей.
К достоинствам иным Иосиф
Был в лучшем смысле педофил,
Ребят, любуясь на их моськи,
На осликах катать любил.
Детьми до третьего аж рода
Его порадовал Ефрем.
Про размножение породы
Позволю я себе рефрен.
У первенца, у Манассии,
Был сын Махир, один, как перст.
Но дети вклад его вносили
В колонизацию тех мест.
Их на колена сам Иосиф
Как акушерка принимал,
На ослика сажал чуть после
И всё катал, катал, катал.
Глава 50 ч.4 Мемориал я не люблю
…Жаль пожил он всего немного
По меркам тем, сто десять лет.
И вот в последнюю дорогу
Уже готов ему билет.
Сказал Иосиф: «Умираю,
Меня вы вспомните, братья,
В Гесеме вашей хате с краю
Из центра не дадут житья,
Род жерновами перемелют.
Даст Бог вам избежать конца
И выведет отсюда в землю,
Которой клялся праотцам».
(Упомянуть вполне прилично,
Какую роль играет тут
В истории еврейской личность,
Когда та роль ещё не культ.
Лет семьдесят, считай, у власти
При фараоне пребывал
Иосиф, люд не рвал на части
И никого не убивал.
Застенки испытавший, рабство,
Явлинистый хакаматут*,
Он в интересах государства
Всех перевёл на рабский труд.
А Коба лет всего-то тридцать
На кухне свой бульон варил
Не выезжая из столицы,
А дел каких наворотил.
Из человеческой фасоли
Выходит супчик хоть куда,
Когда не пожалеют соли
Герои рабского труда.
На землях дивных процветали
НКВД и НАРКОМПРОС.
Чем эту землю поливали?
К Мемориалу** тот вопрос.
Могу сказать всем, свечи жгущим:
Не меньше вашего скорблю.
Но за продажность «самым лучшим»
Мемориал я не люблю.
Врагов народа с возмущеньем
Мела рабочая метла.
Зато система просвещенья
Средь прочих лучшею была.
Когда бы вождь с ухмылкой лисьей
Ещё б прожил лет пятьдесят,
Все предсказания сбылись бы,
О чём Писания гласят,
Но отравили… И отныне
Россию чтобы возродить,
Кто скажет, сколько лет в пустыне
Нам предстоит ещё бродить?
Того, кто действовал на нервы,
Иосиф наш пускал в расход,
Последнего мог сделать первым,
Но делал всё наоборот.
Партийную номенклатуру
Всю подстригал он как газон,
И саженцы любой культуры
Не заслоняли горизонт.
Иосифы, два антипода,
Но край свой подняли с колен.
Тот и другой своим уходом
Добавили стране проблем.
Каким бы ты великим ни был,
Приходит время умирать,
И в том краю, где гаснут нимбы,
Зияет чёрная дыра.)
Иосиф наказал потомству,
Кому икрою мазал хлеб:
Останки не нести к погосту,
А поместить в семейный склеп,
С Египта увести все кости…
Как кокон завернулся в плед
И умер благоверный Ося
Ста десяти неполных лет.
Забальзамировали срочно,
А проще было бы на лёд,
Срок годности чтоб не просрочить,
Пока оказия придёт.
С какой поклажею – не важно,
Как скоро, через сколько лет
В каком попутном экипаже
Останки увезут в тот склеп.
В отличье от Хеопса, скажем,
Или заносчивой попсы,
Назойливой и эпатажной -
Иосиф не сжигал мосты,
Не рвал традиции, устои.
Как богоизбранный масон,
Он, без сомненья, был достоин
Попасть в священный Пантеон.
Не отличался он харизмой,
А сливки слизывал как кот.
Предтечей от капитализма
Назвал бы Осю я легко.
Не на земле от государства,
На прайвит пропети*** отцов
Лежать за все свои мытарства
Сын заслужил, в конце концов.
Его мощам Бог выдаст визу,
Когда народ в тот край придёт.
На этой ноте оптимизма
Я завершаю Бытиё,
С тем книгу первую шнурую,
Не ведаю судьбу свою,
Возможно, напишу вторую,
Когда за эту не убьют.
В ней опишу я одиссею,
Как Бог исполнил свой завет.
Другие книги Моисея
Всем прочитать даю совет.
* Обобщённый образ либерального борца за капитализм, как воплощение светлого будущего всего человечества.
** «Мемориал» – неправительственная организация, созданная для исследования политических репрессий в СССР. Общество "Мемориал" признано в России НКО-иноагентом.
*** частная собственность (англ. privet property)