Потерянное поколение

Получив исчерпывающий ответ, Тамара вернулась к готовке обеда, но чувствуя на себе пристальный взгляд вопросительно обернулась.

– Ты чего смотришь? Что-то не так?

– Тебе в халате еще лучше.

– Прикажешь, и на сабантуй в халате?

– Нет…

Вскоре вернулась Фаина Андреевна. Еще с порога, шало глянув на гостя, изо всех сил сдерживаясь, и, все-таки не сдержавшись, расхохоталась. «Вот чем похожи, смеются одинаково!»– Мелькнуло у парня.

– Мам, ты чего?

– Так, вспомнилось.

К приятному удивлению парня, Фаина Андреевна, вопреки сложившемуся о ней впечатлении, как о женщине строгой, и серьезной, оказалась такой простой и добродушной, что за какой-то проведенный вместе час, Санька окончательно справился со своей стеснительностью, ему стало легко и свободно в этом уютном, небольшом домике. Боготворя свою избранницу, он невольно превознес и мать, если и не в богородицу, то, в кого-то рядом. А если богородица, еще и очень красивая женщина? Есть от чего… Как быстро, пугливая зачарованность, сменилась очарованием! С каким-то, ранее неизвестным, и, все-таки смутно что-то напоминающим+ ему чувством, он любовался этими женщинами. Одной, совсем юной, и другой, в пике своего расцвета. Он любовался ими. Может, это напоминание из раннего детства, когда мама, его, трехлетнего малыша, поднесла к распустившемуся кусту пиона, и негромко, ласковым голосом произнесла,– « смотри сынок, это пионы, они всегда распускаются к твоему дню рождения, как красиво, правда?» И затих малыш, внимая живую красоту, и, не захотелось ему, как это присуще ребенку, сорвать бутон, потрогать, оторвать лепестки, посмотреть что внутри. Может это напоминание чувства, из раннего детства? Он любовался ими.

Домик, у калитки которого, с мучительной надеждой, что разлука с любимой не

навечно, он проводил долгие ночные часы, и вход, в который казался неодолимым препятствием, вдруг превратился в гостеприимную обитель, где живет его счастье.

И плевать ему теперь на погоду, даже с симпатией относился к любому ее проявлению, впрочем, как и ко всему, что не мешало быть рядом с ней.

Пережили октябрь. Всем, от мала до велика, опостылела казалось, на веки вечные в селе поселившаяся распутица, что не пройти и не проехать. Точнее проехать можно, на тракторе. Чем и пользовались колхозные механизаторы, превращая и так труднопроходимые улицы, в неодолимую трясину.

Будда неоднократно пытался объединить усилия с шахтой и сельсоветом, для отсыпки улиц щебнем. С директором шахты, из-за извечного конфликта за землю, разговора не получалось, сразу скандал.

– У тебя хватает совести ко мне в кабинет?– Неприветливо встречал горняк,-сначала в райком с кляузами, потом ко мне с просьбами? Ну наглец!

– Ты мне весь покос истоптал.– Дипломат из Будды, никудышный,-что заслужил, то и получил.

– Истопта-ал?! Вахта раз проехала! Авария была! Истоптал ему!

– Не раз,-набычился председатель,– у тебя каждый день аварии.

– Короче! Что надо?– В памяти директора освежилась нахлобучка, полученная в райкоме.

– Помоги в деревне дороги отсыпать. Грязь непролазная, ведь и твои работяги живут.

– Нет денег! Что не видишь, клуб строю! В копеечку.– В селе за счет шахты возводили новый дом культуры,-и для твоих, колхозников, то-оже!

Слово «колхозников», прозвучало если и без пренебрежения, то со снисхождением точно. Для Будды, как быку красная тряпка.

–Заставить бы тебя, уголь жрать! Колхозни-и-ков!– передразнил директора,-Морда чванливая!

–Катя!– Зычно рявкнул директор,– Катя!

В дверном проеме появилось невозмутимое лицо женщины средних лет. Похоже, что писк комара, что могучий рев шефа, для секретарши большой разницы не представляли.

– Проводи гостя!

Выражая согласие кивком головы сверху вниз, женщина окликнула,– Иван Сергеевич!

И опять же кивком головы, только вбок, на выход мол. И такая уверенность в себе, в своей силе, что гость без пререканий, медвежьей походкой подался к выходу. Уже в приемной,– зажрались! Колхо-о-зники! Че бы вы без нас делали!

В ответ, молча, кивок согласия, да зажрались, и без вас не знали бы, что делать. Высший пилотаж!

У председателя сельсовета еще хлеще. О какой отсыпке может быть речь, когда страна напрягла все силы на строительство БАМа? А империалисты? Того и гляди, полезут! Понимать надо! Глубже мыслить надо, глубже.

– Да-а.– Иван Сергеевич повторил избитое за века выражение,– на Руси две беды: дураки и дороги.

– Ты о чем?

– Так, к слову…

Оставалось ждать, вот уж действительно, как манны небесной,– снега.

Наконец, в один прекрасный день, выпавший снег не растаял, красота, иди куда хочешь! После вынужденного заточения, ребятня шумной гурьбой носились по улицам, чуть ли не каждый час проверяя лед на небольшом озерце на окраине села, держит, не держит? Не терпелось открыть хоккейный сезон. По указанию Будды, еще в прошлом году, колхозные электрики поставили вдоль берега три столба, провели освещение, так что, ранние сумерки не проблема, лишь бы лед держал.

В селе царило приподнятое настроение, в школе начинались каникулы, приближались ноябрьские праздники, и с наступлением морозов, начинался забой скота на мясо.

Тоже своего рода праздник, с названием,– «приходи на свежину». Редко кто отказывался. Можно было отказаться от приглашения на юбилей, даже на свадьбу, но от свежины?! Во первых, если зовут, значит нужна помощь, работы по разделке туши хватает, во вторых, не надо ничего нести, ни подарка, ни закуски, ни спиртного, хозяева, перед заколом, по ночам гнали запрещенную в стране самогонку, и, в третьих, что касается женщин, нет нужды наряжаться. В чем есть, в том и пришла. И никто не обсудит. И, может быть, самое важное, общение, общение при совместной

работе. И это общение, исполненное простоты и искренности, предопределяло добрую атмосферу обязательного застолья, всегда веселое, шумное. Так и у Одинцовых. Постоянный закольщик дядя Ваня, вместе с ножом прихватывал и гармошку.

– Гармошку зачем?– Ворчала жена,– тебя же колоть звали, не на гулянку.

– А че взад-вперед ноги бить.– Взад-вперед, не более ста метров, но лень, одна из основных черт характера дяди Вани.

Уже при нарезании мяса с прочими органами, что обязательно входит в свежину, мать окликнула сына,– иди-ка сюда!

Обычно, такой призыв для Саньки ничего хорошего не предвещал. Поэтому, припоминая, но так и не вспомнив, в чем накосячил, нехотя подошел к матери,– че?

– На, унеси,– женщина протянула увесистый пакет с мясом.

– Куда?– Не понял парень.

– Мам, он же у нас убогий, ему все по полочкам надо,– не сестра, язва!– Подруге своей унеси! И чего она в тебе нашла?

– Танька!– Мать сердито глянула на старшую дочь,– вот тебе надо? Саш, неси пока не остыло, вкус потеряется.

Сквасив мину сестре, быстренько собравшись и прихватив пакет, парень вышел, провожаемый, умильно-грустноватой улыбкой сестры.-Вот и Сашка вырос. А я ее видела, прелесть! Как кошечка.

– Да уж… У этой кошечки и коготочки.– помолчав, женщина добавила,-может, оно и к лучшему. Четверть-то, без троек опять.

– Здрасте,– Санька никак не мог определиться, как обращаться к матери Тамары. Как-то, уж очень разнилась со всеми другими женщинами, и тетя Фая не назовешь, и как учителей, по имени отчеству, тоже. Ни в ту, ни в другую категорию, на его взгляд, не подходила. Так и умудрялся, не зовя никак.– Свежину будете?

– Что?– Ранний визит удивил хозяйку, обычно Санька приходил вечером.

– Я свежину принес.

С комнаты Тамары послышался легкий скип кровати.

– Мам,– последовал сонный голос,– кто там?

– Вставай дочь, нас кормить пришли!– У самой в мозгу, «не слишком ли?» Но, глянув на парня, решила, не слишком. И, студенчество:– «Отказываться от дармовой жрачки даже не грех,-кощунство!»– Изрекала Люба.

Из-за шторы высунулась взлохмаченная голова Тамары,– Чего?

Увидев у двери гостя еще более удивленно,– Саш! Ты чего такую рань?

– Говорю же, кормить пришел!– Фаина Андреевна кивнула на пакет в руках парня,-свежиной.

– Не кормить… Ее еще жарить надо. И быстрее, пока теплая, а то вкус потеряется. И никакая не рань, одиннадцатый час уже!– Санька кивнул на будильник стоявший на кухонном столе.

Голова исчезла, секунды спустя девушка вышла в накинутом поверх ночной рубашки халатике, такая домашняя, пушистая!

– Умыться-то, хоть можно? Не пропадет свежина?

– Надеюсь не пропадет,– осклабился гость,– ты же шустрая, час-два, и готова!

– Проваливай!-Девушка кивнула в сторону зала,– умный больно!

– Что есть, то есть!

– Проваливай сказала!

Глядя на них, Фаина невольно сравнивала их взаимоотношения, с теми, которые были у нее с Сергеем. Легкая, добродушная ирония со стороны парня, и, может быть чуточку более резкая, острая, со стороны ее дочери, не мешали любви, а даже наоборот, какое-то скрытое от чужих, недобрых глаз, бережливое отношение друг к другу. Тут, вместе с любовью присутствовала дружба, духовная, да, именно духовная, близость, и еще что-то, что-то единое, единое для двоих. А ведь, не прошло и полугода, как они вместе.

Теперь, она с омерзением вспоминая ту ночь, поняла, не такой близости добивался Сергей мотивируя это красивыми словами, что очень любит, до умопомрачения, что она девушка, женщина, не может, или не хочет, понять его, как мужчину. И, она уступила, искренне считая, искренне любя, что так и есть, что так и должно быть, мужчине это необходимо.

Стыд, разочарование после случившегося, словно, она совершила что-то низменное, непристойное, ненужное, какая-то опустошенность. Совсем иначе представлялась ей первая ночь в девственных грезах. «Так всегда будет?»– В отчаянии спрашивала

себя. Потом, конечно наладилось, но ту, первую ночь, старалась забыть, выкинуть из памяти, навсегда. И не могла.

«Это, не то, что мне нужно,»-отвечая Рахиму, она только смутно чувствовала, теперь, глядя на дочь, уже точно знала, что ей нужно. «Бывает, и яйца курицу учат.»

Обмануть кого-то, легко, себя, возможно, но как, обмануть свои чувства?

Провожая Саньку, уже на выходе, женщина по воздуху, провела ладонью сверху вниз, словно погладив парня от затылка до спины. Тамара знала этот жест матери, она его делала только за теми, кто ей, очень по душе.

16

В середине декабря Александру пригласили в профком шахты. Бывший мастер участка поверхности, на котором Одинцова работала машинисткой на перекачной станции, а ныне профсоюзный лидер, напустив на себя важный вид, торжественно загундел:

– Александра,– небольшая пауза, то-ли забыл, то-ли не знал ее отчества, но выкрутился,– всш-вна, вас, за ваш ударный труд награждают путевкой в санаторий, в Ессентуки, поздравляю!

– Взшин Митрофаныч,– женщина тоже, то ли не знала, то ли забыла имя бывшего начальника, Митрофаныч, он и есть Митрофаныч,– спасибо конечно, но мне сейчас не нужно.

Правила советского этикета соблюдены, можно приступать к делу.

– Шур, ты че выкобениваешься? Ты же сама бозлала?

– Я бозлала? Только раз попросила! И когда еще? В марте, когда корова в запуске. А сейчас че?– сама себе ответила,– декабрь, Новый год на носу!

– Вот именно, Новый на носу, а старый кончается! А у меня путевка горит!– в порыве Митрофаныч выдал истинную причину награждения,– не использую, на следующий год урежут…

– Ах ты змей!– голоса собеседников повышали громкость,– на тебе боже, что нам не гоже! Так что ли? Ну ты даешь! Ладно бы, кого другого! Столько лет вместе!

Профсоюзный лидер пристыженно увел глаза в сторону.

– Шур, ну не кого больше.

– Че, вся шахта передохла?

– Думай че говоришь, дура!– спавшая было громкость, пошла на повышение,– а один, точно, как ты говоришь, чуть не сдох! Слыхала поди?

– Нет.– Женщине стало стыдно за вырвавшееся в сердцах.

– Димку Смирнова, с проходки, в позапрошлом так же на новогодние, отправили на курорт. Мужик, и работяга, и семьянин, не пьет как попало, езжай, отдыхай. Так он, скотина, там так отметил Новый год, что ни документов, ни денег! Домой на электричках, зайцем! Жена пришла, орет! Посылаем запрос,– был. Где сейчас? Не знаем. Пропал мужик, в розыск подали. Считай похоронили. Хорошо в Челябинске сняли, полстраны на электичках! Присылают, такой-то, такой-то ваш? Наш. Без сопровождающего не отпустим. Директор, сам, на самолет и туда. Привез, сразу в больницу, на месяц. Вот так курорт! С тех пор зареклись, на новогодние, мужиков ни-ни! А баб, ты сама баба… Ну Шу-ур…– жалобно так.

– Сам езжай, спасай свои путевки.

– Я че, не мужик?

Действительно, с природой не поспоришь, Митрофаныч мужчина. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не секретарша Катерина, зашедшая по пустяку.

– Кать, ты хоть помоги!– Взмолился хозяин кабинета.

– И?– Как всегда, предельно лаконично.

Митрофаныч вкратце выложил суть проблемы.

– Тебе какая разница, когда курортные романы крутить? Мужики не коты, они и в марте, и в ноябре, и круглый год.

– По себе судишь?!– Взъерепенилась Александра.

Знаменитый на всю шахту кивок головы,– по себе конечно, по кому еще. Путевка дармовая?– уже к Митрофанычу.

– Только за дорогу!

– Дорога, за счет шахты,– и, вышла.

– Пфуй!– Только и успела вякнуть новоиспеченная курортница.

Дома, оба Саши выслушивали терзания третьей Саши, сдержанно.

– Ну какой это курорт! Буду как на иголках! Ни корову подоить, ни вас покормить. А печку топить, ведь морозы! Опять Зинку просить? Так, че?– ожидая ответа

притихла.

Остаться одним, считай на месяц, тот и другой, были очень даже не против. На правах жены и матери, Александра постоянно вмешивалась в личную жизнь обоих, причем делала это, въедливо, и нудно. Захочет, скажем, старший полежать на диване, благоверная тут как тут, надо то или другое, и вот именно в эту минуту, не раньше, не позже. Или младший, только соберется по своим делам, оказывается,

картошку достать надо, свиньи-то, голодные! Вообще слова, потом, для нее не существовало, только сейчас. Изо дня в день, одно и то-же, одно и то-же! От одной мысли, что такого не будет целый месяц, можно в пляс пуститься. Но такая радость, может и обидеть женщину. Вот и сдерживались, коль надо, езжай, но тебя будет не хватать.

Старший чуть не переиграл:

– Это все так, управимся, и с коровой, и со всем…Только вот, как Новый год без тебя? Всегда вместе…

– Не поеду!– Действительно, всегда вместе, а тут… Чего это она? Словно и не мать, и не жена. Удумала!

«Вот баран!»– Синхронно у обоих, с небольшой разницей; у одного по отношению к другому, у другого по отношению к себе.

Мозги у старшего напряглись до предела, наконец, нашли единственно правильное решение. Зная, что жена экономна до скупости, как бы размышляя вслух.

– Опять же, путевка бесплатно, это уже редкая удача, а тут еще и, за дорогу платят…Такого может и не повторится.

– Точно не повторится! Шанс дается только раз!– подбавил масла в огонь младший.

– Хм,– сомнения, сомнения. С одной стороны, мать, жена, с другой, выгода.

На этот раз, старший, момент не упустил.– Короче! Езжай, управимся! Да сын?

– Пси! Как дважды два!

– Родные вы мои!– Расчувствовалась женщина. Где-то, в глубине души, она хотела съездить, отдохнуть, сменить обстановку, подлечиться, и сильно-сильно соскучившись, вернуться домой.– Зинку попрошу. Если откажут,(сестра и ее муж считалось одним целым) тогда Таньку…

– Нет!!!– В один голос.– Без нее управимся, пускай с Ленкой сидит.

Зинаида с Борисом не отказали, даже с удовольствием. Благоустроенная квартира на поселке, за зиму еще успеет надоесть. Тут уж совсем рай! То ли в охотку, то ли повышенное чувство ответственности Зины, но у Одинцовых сразу появилось ощущение, словно не у них гости, а они в гостях.

Подменившие хозяйку все взвалили на свои плечи. Борис к удовольствием убирался со скотиной, таскал уголь, топил так, что даже дров на растопку не надо, печка топилась круглосуточно. Зина доила корову, хлопотала по дому, в кухне, сама лазила за картошкой, Санька хотел было, сказать, что это его работа, но передумал, вместо привычного, «че сварила, то и ешьте!», деликатный вопрос,– « Че приготовить?», и блюдо по заказу. Красота!

В школе начались приготовления к Новому году. Старшая пионервожатая Людмила Семеновна, собрала в пионерской комнате секретарей комсомольских ячеек восьмых, девятого и десятого классов.

– Вот так дорогие мои!– сразу с наездом,– если хотите, чтоб праздник, был праздником постарайтесь-ка тоже, а то я, да я. Давайте от каждого класса, хотя бы по номеру. Думайте.

На следующей перемене, Марина Гунько, она же секретарь, громко оповестила:

– Погодите, не расходитесь,– торопливо,– на Новый год надо сделать номер художественной самодеятельности!

У мужской половины класса, сразу, как по команде, одинаковое для всех отрешенно-туповатое, выражение лиц. Следом, каким-то непостижимым, как в фантастическом фильме, способом, один за другим, стали испаряться из кабинета.

– Вот сволочи,– проводив взглядом последнего, Марина обескураженно вздохнула,-вот всегда так! Девчат, че делать будем?

– Да ну их, Марин, сами справимся.– Девчата решили остаться после уроков, чтобы без суеты обдумать выступление. Думали, думали, кое-что придумали, кое-что отложили на завтра,-мальчишек бы, хоть человека три, было бы, вообще здорово!

Так и разошлись, погруженные в творческие искания.

Утро вечера мудренее. По пути в школу Тамару осенило,– «Танец! Танцевать буду! С ним танцевать буду!»

С того времени, как оставила спорт, девушка ни разу, даже мысли не допускала о каком-то публичном выступлении, тем более о танце, так или иначе напоминающим о

прежней жизни. Сейчас, невольно ускоряя шаг, чувствуя почти забытую окрыленную, как когда-то перед выступлением, легкость в теле, торопилась в школу, чтоб поскорее увидеть его, уже в воображении видимом партнером по танцу. Прошлое отпускало ее, нет, не забывалось, но отпускало. Прошлое становилось прошлым, пережитым.

Завидев в дверях Саньку, резво подскочила, схватив за рукав пиджака, потянула из

кабинета. Дотянув до закутка под лестничным маршем на второй этаж, Тамара наконец отпустила руку удивленного парня.

– Танцевать будем?!– Вопрос прозвучал как решение.

– Здесь?

– На новогоднем вечере!– Девушка не приняла шутки ,– в состав композиции войдет.

– Я? – Санька, словно потеряв дар речи, неуверенно коснувшись себя указательным пальцем, кивнул в сторону спортзала, где проходили все торжества и праздники.

– Да!– Суховато ответила Тамара,– согласен?

– Том,– от одной мысли, что ему светит выступить в роли танцора перед публикой, бросило в жар,– я не умею..

– Научу!

– Не смогу я…– в голове пульсировало, «засмеют на хрен! Как есть засмеют!»– не, не смогу.

– Не будешь?

– Не смогу я..– юлил Санька.

– Мне другого партнера искать?– в ход пошла женская хитрость.

« Где ты его найдешь?.. А вдруг найдет! Кто-то будет хватать ее! А я смотреть!? Хрен тебе, козел! Пускай жрут, не дам!»

– Так, ты будешь танцевать?

– Буду!!!

Глянув по сторонам, девушка неожиданно обняла парня за шею, притянув к себе, на какое-то мгновение коснулась губ губами. «Черт с ними! Пускай хоть уржуться, с меня не убудет.»– Мимолетный поцелуй добавил решительности.

– Дома начнем репетировать,-чтобы закрепить успех, опять за рукав, потащила парня в кабинет,– Марин, мы с ним танцевать будем.

– С Левой!?– девушка изумленно уставилась на парня, словно это не одноклассник, а какой-то инопланетянин.

– Че пялишься? На мне узоров нет!– Вспылил Санька, почему-то посчитав именно ее виновной в предстоявшем испытании,– номер ей, курица!

Умная Марина промолчала.

Если предстояло что-то важное, Тамара всегда назначала время,– Жду ровно в шесть.

Санька уже знал за ней эту пунктуальность, и всегда придерживался назначенного времени, но на сей раз, чувствуя себя в чем-то облапошенным, притащился на несколько минут раньше. Вошел и остолбенел. Девушка стояла в идеальном вертикальном шпагате, левой рукой притягивая правую ногу к своему телу, и откуда-то из-за вытянутой вверх ноги, правая рука держалась в ровном горизонте.

– Ни фига себе!

Тамара не спеша встала на обе ноги,– я много лет занималась художественной гимнастикой. Кандидат в мастера спорта…

– Ты никогда не говорила.

– Нужды не было, и не говорила…– Девушка нахмурилась, стараясь уйти от этого разговора, добавила, – давай, раздевайся, тебе разогреться надо.

– Я не замерз,– парень продолжал с удивлением смотреть на подругу.

– Мышцы разогреть надо, чтоб не болели потом.

– Том… Я тебя совсем не знаю!

– Вот и хорошо, что не знаешь, а то когда узнаешь, вдруг надоем еще.

– Не надоешь.– Хотел добавить, что любит, но видя, как лицо девушки приняло замкнутое, отчужденное выражение, почему-то не решился. Какое- то холодное, без слов предупреждение, не лезь в душу.

– Вот, послушай,– Тамара, все еще несколько скованно, включила проигрыватель на котором уже стояла заранее приготовленная пластинка.

Музыка Саньке понравилась,– Какая классная! Я ее раньше не слушал, кто это?

– Оркестр Поля Мориа, композиция называется, «Она немного лучше». Я сейчас включу еще раз, а ты представь как мы танцуем, хорошо?

– Ну что,– после повторного прослушивания,– представил?

– Нет.

– Вообще-вообще?

– Вообще ни че не представил… А че представлять-то?

– Я же сказала, как-будто мы танцуем!– Вдруг раздраженно воскликнула девушка,-Ну?

– Как я могу представить, если мы не танцевали?– Удивился Санька,-Том, ты чего сердишься?

– Ладно,– на какое-то время девушка задумалась,– так, вставай, бери мою руку, как тогда, в первый раз,– ядовито добавила,– это-то, можешь представить?

– Это, могу.– Нервное настроение подруги, отчасти передалось и ему.

– Так бери!

Послышался скрип открываемой двери, вошла Фаина Андреевна. Увидев Саньку с дочерью, держащихся рука за руку, при этом у обоих мрачные, как во время ссоры, выражения лиц.

– Вы это чего?– Женщина внимательно посмотрела на Тамару. Когда дочь сердилась, у нее приходили в движение крылышки носа.

– Репетируем!

– Чего репетируете?

– Танец!– Девушка словно выстреливала фразы.

– Слава богу!– Наигранно выдохнула женщина,– а то я думала, скандал репетируете. Ну ладно, мешать не буду.

Быстренько перекусив, Фаина ушла в комнатку дочери. Взяв недочитанную книгу, прилегла. Почитать не удалось. Примерно через полчаса из зала перекрывая звуки музыки, все чаще, стал врывался недовольный голос дочери.

– Вот смотри! Понял? А-а черт! Руку на талию! Не так!– В конце концов музыка прервалась, наступила тишина. Подождав немного, Фаина вошла в зал,– Том, ты чего шумишь?

Сжавшись в комочек, девушка забилась в угол дивана.– Теперь я знаю почему бараны в цирке не выступают!– Полыхающим взором окинула партнера,– дрессировке не поддаются!

– Успокойся!– Фаину неприятно удивило поведение дочери,-ты что себе позволяешь?

Вскочив с дивана, девушка убежала к себе в комнатку.

Фаина вопросительно кивнула парню. Тот так же молча пожал плечами, не знаю, мол.

– Я это, пойду.– Почему-то шепотом произнес Санька.

– Саш, ты обиделся?– С сочувствием.

– Да нет.– Санька удивленно хлопнул глазами,– она сегодня какая-то вообще, другая… Че с ней?

– Не знаю Саш,– в голове назойливо один вопрос, « это рецидив?» Вспоминая те страшные дни, женщина невольно передернула плечами, «нет-нет!»,– иди Саш, я разберусь.

– Вы это…Вы не ругайте ее, ладно?– и глаза, такие жалостливые.

«Надо же, еще и заступается!»– Ей вдруг захотелось обнять этого мальчика и;– всыпать дочери!

– Иди уже, адвокат. Не буду. Обещаю.

Проводив гостя Фаина вошла к дочери,– и что это было?

– Да пошел он!

– Он-то уйдет, а вот ты, останешься. Ты к этому готова?

– Мам, да он издевается! Говорю вот так делай! Показываю, раз, второй! А он,– Тамара, скорчив гримаску, движением рук и плеч изобразила, по ее мнению, неуклюжие движения Саньки,– как баран! У бандерлог вонючий!

– Ну неловкий парень, и что? Не всем…

– Это он неловкий!– Как ни странно, девушка кинулась в защиту,– он знаешь какой? Он на свиньях верхом катался!– Казалось, более веского аргумента в пользу ловкости парня, даже и искать не надо,– Неловкий!

– Ну уж, если на свиньях,– мать с трудом сдержала улыбку,– тогда…

– Они тут все, Маугли,– опять перебила дочь,– не то, что те Павлодарские!– Тамара мимикой изобразила брезгливое выражение в отношении мальчишек из прежней жизни,– и этот бандерлог, тоже.

– Похвально, что ты знаешь сказки, только почему все Маугли, а Саша, бандерлог?

– А он мой, как хочу так и называю!

– Вот что, собственница!– Женщина серьезно посмотрела на дочь,– он, прежде всего свой, и уж только потом,– твой! Он человек, личность, со своими достоинства и

недостатками, со своими привычками, желаниями и не желаниями, наконец. И, если ты не хочешь потерять его, советую не забывать об этом, никогда!– Вспомнились глаза парня,– он любит тебя, по настоящему любит! И не смей! Не нравится, расстанься! Но не смей! Не позволю!

Тамара невольно съежилась, так жестко, мама с ней, не говорила ни разу. Пересилив себя, чтоб не пожалеть дочь, женщина вышла из комнаты. «Пусть ей будет уроком!»-Успокаивая себя прошлась по залу, включила телевизор, мучительно

соображая, не перегнула ли? «Нет не перегнула! Отцовские гены полезли!»

Придя в себя от хлестких слов матери, Тамара попыталась вернуть себе чувство холодной злости, как когда-то, во время тренировок, за излишние, по ее мнению, придирки Марины Павловны, в добавок, обидеться на мать, но не получалось. Что-то гнетущее, неповоротливое, давило на нее, заглушая и гнев, и обиду. Вдруг всплыл затравленный взгляд парня, и как она, в какой-то мере наслаждаясь своей властью, и как ей казалось, праведным гневом, издевалась над ним. «Любящий, беззащитен пред любимым»,– откуда-то мелькнула строка.

«Боже мой!»– Неожиданно ей стало стыдно за себя, за свое поведение, браваду. Пытаясь хоть как-то приглушить навалившееся, заелозила по кровати, не помогло. Вскочив, прошлась по комнатке. Пожалуй, самое жгучее из всех страданий, это чувство вины. Она обидела. Кому как не ей, которую откровенно травили, унижали, понять, что она сотворила? Она обидела того, кто ей дорог, очень и очень дорог, своего любимого! Такого беззащитного! «О-е-е-й!»– И бегом к матери… Урок не прошел даром.

«Униженный и оскорбленный» отойдя несколько шагов от дома встал. «Надо же, шпагат, как с добрым утром! Ни разу не сказала, точно тихушница! Томочка моя! А ей идет когда злится… Че она там, из меня давила?» Проигрывая в голове мотив, стал выделывать элементы танца, которые не получались. Так и подался в темпе танца. Луна, мороз, и, баба Катя, прильнувшая к наполовину замерзшему окну,– «можа, и вправду любит. Вона как пляшет!»

Разгоряченный и довольный собой, (ведь получилось!) внеся клубы морозного воздуха, Санька ввалился в дом.

– Саш ты?– Донеслось из кухни.

– Я, теть Зин!

Санька прошел на кухню. Тетка хлопотала к стола, не оборачиваясь сказала.

– Пироги жарить буду.

– С чем?– поинтересовался племянник.

– Как и просил, с картошкой.

– Здорово. А дядя Боря где?– Раздеваясь Санька заметил на вешалке верхнюю одежду дядьки.

– Не знаешь где!?– Озлилась тетка,– спит скотина! Опять на рогах пришел!

Женщина с силой раскатала лепешку на пирог. Видя, что сделала не то, чертыхаясь, снова скатала тесто в шарик.

– Пришлось одной убираться, и со скотиной, и угля в дом. Ну завтра встанет!

– А батя где?– Только сейчас Санька сообразил, по графику на эту неделю, отец должен быть дома примерно с шести вечера.

–Откуда я знаю?!– Тетка долбанув толкушкой о стол, свирепо уставилась на племянника,– двоит наверное!

– Теть Зин, может че сделать надо?– Зная нрав тетушки, Санька мысленно посочувствовал ее благоверному.

– Да убралась уже! Ты же сказал, до позднего. А кого ждать?– Большие глаза стали хищными,– ну вста-анет!

С веранды послышался шум, следом скрипнула входная дверь и, женский голос.– Есть кто дома?

Санька вышел в прихожую, в дверях стояла живущая через несколько дворов соседка.

– О Саш, ты один?

– Здрасте теть Маш. Нет, тетя Зина еще.– кивнул в сторону кухни.

– Позови…

– Я иду,– тетка не выпуская из рук скалки вышла в прихожую, удивилась,– Маш, ты чего? Случилось че?

– Да, понимаешь…– замявшись соседка глянула на парня, Санька деликатно вернулся на кухню.

Женщины о чем-то зашушукались, Санька не прислушивался, глядя на стряпню вдруг

почувствовал голод. «Скорей бы нажарила.»

– И правильно, че ребенка пугать,– расслышал теткин тихий голос. И уже нормально окликнула,– Саш, я не надолго.

К огорчению парня женщины ушли,– «Приперлась! Не раньше, не позже!»

«Ненадолго» затянулось. Чертыхаясь как сапожник, Санька начал искать чем поживиться. Нашел на веранде кастрюлю с тушеной картошкой, сразу так захотелось, что слюни потекли. Скорей на печь, разогревать, мимоходом глянул на часы,

показывало без пяти одиннадцать.– «Поем, и спать»

Разогреть, и не сжечь в кость замерзшую тушеную картошку, дело не простое.

Прыгая вокруг кастрюли, предвкушая скорое утоление голода, Санька на память напевал мотив мелодии, под которую предстоит танцевать. От неожиданности чуть не уронил кастрюлю на пол, когда почувствовал легкий толчек в спину.

– Ты че пугаешь!– Накинулся на отца,– мозгов нету! Где шлялся?

– Но-но! Как с отцом говоришь?– Старший не обиделся на сына, да и доля вины, хотелось пугнуть,– а шляешься только ты, я работал. Че напевал-то?

– Двоил что-ли?– уходя от вопроса, спросил сам.

– Н-но, Иван Гусаров, не вышел, поди загулял. Отработает!– Отец махнул рукой,– А Зина с Борькой где?

– Дядюшка спит, а тетушка вышла, и посчезла!– Санька указал на стол,– пирогов стряпать хотела.

– Давно? -Забеспокоился отец.

– Часа два. С тетей Машей Шалимовой. Пошептались и ушли.

Одинцов успокоился, дело соседское, всякое случается.

Поев картошку вприкуску с салом, отец с сыном обретя благодушие, немного пообщавшись, пошли спать в детскую, спальню родителей, заняли гости. Только легли, вернулась Зинаида. Чего-то бубня, разделась, прошла на кухню, где на всякий случай свет оставили включенным. Постояв у стола, решила заглянуть в детскую. Потянуло ароматом свежего самогона.

– Сашк, ик!– Икнув, тетка помянула Господа, перешла на шепот,– ты спишь?

– Зин, тебя где носило?– Поинтересовался старший, приглядевшись добавил,-однако!

Какие-то секунды женщина даже маячить перестала. Факт, что в комнате есть еще кто-то, поверг ее в крайнее изумление,– Ик! Сань, ты что-ли?

– Как ты догадалась? Где шарилась, алкашка?– Одинцов всегда, с большой теплотой относился к свояченице.

– И не алкашка! У Машки дед помер, она позвала. Одной страшно, пока милицию ждали по стопке, и, ик! Осподи! Все!

– Ну, если по стопке… А сколько лет дед Семену?

– Девяносто два!– С пьяным восторгом оповестила женщина,– ик! О Господи! Кто-же меня вспоминает?

– Дед Семен и вспоминает!– Сердито влез Санька,– пирогов обещала!