– Хорошо, что пришла, сейчас Хазан придет, будет нам на кофе гадать.
– Не знаю, я ж не пью черный кофе. Хотя… Наверное, интересно.
– На Абдуллу будем гадать, на его намерения. Я всё придумала.
Птичке совершенно было непонятно, что там придумала Мириам, так что она просто гладила рыжего кота, спавшего у неё на коленях.
Пришла Хазан, сварили кофе, разлили по чашкам, выпили и перевернули на блюдце. Через пару минут женщина взяла кружку Птички и стала внимательно рассматривать причудливый рисунок, который оставил кофе.
– Смотри, вот у тебя большая боль в прошлом, мужчина. Он не плохой, но обидел тебя, предал. Теперь всё в прошлом, отпусти. А вот новый, ты посмотри нос какой, красивый должен быть. Он тебе по судьбе. Умный, хозяйственный, любящее сердце большое. С ним будешь долго, может и до конца, не знаю, не видно. Деньги будут у тебя, когда закончишь всё начатое, и работа новая будет, хорошо заработаешь. Дети будут, двоих вижу, не скоро, не через год, может через три. Ты успокоишься, буря внутри пройдет, скоро пройдет. Доверься миру.
Вообще Хазан много чего интересного сказала Птичке в тот день, и хотела еще сказать, но пора было собираться на свидание. На самом деле, девушка уже думала, что нужно менять работу, что это не серьезно, да уже и не по возрасту ей разносить заказы в кафе.
Она попрощалась с обеими женщинами, крепко обняла Мириам на выходе и выпорхнула из квартиры.
Девушка всегда собиралась очень быстро, будь то рабочая встреча или свидание, но сегодня волнение её захлестнуло, волосы никак не хотели красиво распускаться по плечам, а платье не садилось так, как ей хотелось бы. Стало ясно, что рисовать стрелки не стоит даже начинать, вряд ли что-то получится.
Абдулла постучал в её дверь ровно в восемнадцать тридцать, он никогда не опаздывал, ей это очень нравилось. В руках мужчины был огромный букет совершенно немыслимого жёлтого цвета хризантем, Птичка вздохнула:
– Они такие красивые. Абдулла, я обожаю именно жёлтые хризантемы, это просто восторг.
Она поцеловала его и пошла на кухню, поставить цветы в вазу.
– Я готова.
– Тогда поехали.
Вечер был прекрасным, они разговаривали на разные темы, почти не касаясь планов на будущее. Птичка много смеялась и поймала себя на мысли: “Я хочу, чтобы он был рядом, чтобы думал обо мне, как только проснётся”. С дрожью в голосе, тихим голосом, почти шёпотом, будто боялась, что он услышит, она произнесла:
– Я хочу быть с тобой.
Но он услышал. Абдулла взял её руку в свою, медленно поднёс к губам и поцеловал. Комментировать её слова было ни к чему, он был счастлив, а это не требовало никаких слов. Его нежность в очередной раз заставила её смутиться, но в этот раз она почувствовала себя живой, счастливой, как когда-то давно. Воспоминания не смутили её, скорее наоборот, показали, что всё возможно, что счастье есть и она его заслужила. Девушка улыбнулась и предложила попросить счёт, время было позднее, а её смена была утром.
Утром, когда она подходила к кафе, увидела, как Анна бежит в своем ярком сарафане, боится опоздать. За последние три недели она опаздывала четыре или пять раз, хозяин сказал, еще хоть раз и он с ней попрощается, а Анне совсем не хотелось терять эту работу.
Девушки зашли через кухню в комнату для персонала, переоделись и разошлись по местам. Несмотря на то, что было утро, посетителей оказалось много, поэтому поговорить им удалось не сразу. Обычно в обед поток как-то уменьшался, видимо туристы разбегались по экскурсиям или торговым центрам. И девушки удобно устроились за столиком в комнате персонала так, чтобы Птичка могла видеть прибывающих гостей.
Анна крутилась, было видно, что ей хочется поделиться чем-то важным или узнать подробности отношений подруги.
– Ну что у вас с Абдуллой, вы будете съезжаться?
– Анна, ну вот ты серьёзно? Я ещё ни глотка кофе не сделала, а ты мне такие вопросы задаёшь.
Подруга надула губы, но тут ж продолжила:
– Птичка, ну вы же не будете так вечно у тебя встречаться, это неправильно, я так думаю. Не серьёзно.
– Не будем, конечно, но я пока, если честно, боюсь об этом думать. Сглазить боюсь.
– Ой, я тебя умоляю, быстрее разберёшься, что там и как. Не заставляет же никто вещи перевозить прям завтра.
– Ты права, но я так давно живу одна, что уже страшно терять свой комфорт.
В этот момент в кафе зашла пожилая пара, было видно, что туристы. Птичка отправилась принимать заказ, а Анна выбежала перекурить, прежде чем нужно будет приступать к мытью посуды. Обслужив клиентов, Птичка убрала чаевые в карман и вернулась в комнату для персонала, подруга уже ждала её за столом.
– Анна, а ты почему так часто опаздывать стала? Это какой раз за месяц?
Девушка попробовала отмахнуться, но Птичка настояла на ответе.
– Да, просто Фатих в отпуске и спим до последнего, потому что поздно ложимся. Он вообще стал настаивать, чтобы я ушла из этого кафе, а я не хочу, мне здесь нормально работается. И вообще это неинтересно. Может ещё кофе выпьем?
– Вот почему ты не появляешься, ясно-понятно.
Птичка отказалась.
До конца смены оставалось пару часов, клиентов становилось всё больше и подругам больше не удалось посидеть за пустой болтовней. Поэтому они решили провести время вместе до вечера, посидеть на любимой набережной и поболтать. Птичка написала Абдулле сообщение, что вернется домой ближе к восьми вечера, и спросила у неё он сегодня ночует или нет. Через пару минут пришло сообщение: “Мне завтра на объект Себечи, вернусь поздно, так что останусь дома”.
Птичка немного расстроилась, а потом решила, что сможет выспаться перед завтрашней сменой, а потом наведёт дома порядок.
– Не приедет сегодня?
– Не, завтра на объект рано утром.
– А вот жили бы вместе, таких бы проблем не было.
– Анна, отстань, мы как-нибудь разберёмся.
Брюнетка снова нахмурилась, но быстро забыла свою небольшую обиду.
– Слушай, я что хотела спросить. Ты вот постоянно называешь того Лёд, что это за прозвище такое?
Птичка сделала глоток капучино и откусила от любимого пирожного. Она не очень хотела говорить вслух на эту тему, привыкла посвящать лишь бумагу в свою историю. Но Анна была беспощадна в своём любопытстве:
– Ты, конечно, можешь не говорить, но это нечестно, бросать историю на самой середине, я умру, если не узнаю подробностей.
– Не умрешь, – заулыбалась Птичка.
– Умру, клянусь.
– Ладно.
– Лёд, как странно звучит.
Анна даже попыталась произнести это слово на русском, получилось забавно, хоть и немного странно.
Птичка ответила не сразу, буквально пару минут она пыталась вспомнить:
– Действительно, почему? Я не помню уже. Нет, правда, как-то смазано всё в голове, будто это было не по-настоящему, как во сне. Он почему-то всегда выглядел таким холодным, отстраненным. И глаза еще такие, знаешь, голубые и холодные, без вот этих твоих искорок.
Птичка посмотрела на Анну, пытаясь прочитать по её прекрасному лицу, понимает она о чём та говорит или нет. Подруга слегка кивнула, достала сигареты и закурила с таким внимательным видом, будто боялась упустить хоть малейшую деталь истории. Это выглядело достаточно комично, но весьма притягательно. Птичка продолжила:
– Даже когда он был счастлив, они оставались холодными, в них был холод.
Анна посмотрела в глаза подруге, потом встала, чтобы выкинуть окурок в урну, не в её правилах было бросать мусор где попало. Птичка молча наблюдала за подругой: “Всё-таки в её простоте и немного даже вызывающей красоте, есть какая-то порода, стать”. Анна села рядом и выдернула её из подобных размышлений:
– Я не до конца понимаю, как это, что это за взгляд.
– Просто представь себя в горах, когда на улице очень холодно, градусов двадцать с минусом. Ты вообще была в горах зимой?
Анна снова насупилась и резко бросила:
– Конечно, была.
– Не надо так нервничать, может ты не любишь. Я вот давно поняла, что мне зима и всё, что с ней связано не очень-то и интересно. Глаза его были как зимнее небо в Сибири, когда кажется, что на улице не так холодно, но термометр показывает минус тридцать девять по Цельсию. И воздух дрожит на морозе, и ты дрожишь, и даже деревья дрожат, покрытые наледью и инеем. Кто-то боялся их пристального взгляда, но не я. Я знала, что этот холод для всех, кроме меня. Мне он не мог навредить. Только один раз я почувствовала каково это – испытать на себе реальный холод этих глаз и слов. В тот день, когда я сказала о ребенке, его взгляд сказал всё прямо. Он обжег меня, как ледяной ветер в сером городе, когда в Сити ты идешь мимо башен к метро. Сити – это такой бизнес-квартал, там такие же стеклянные башни, как Трамп-тауэр. Напомни мне, я тебе потом фотки покажу. Он смотрел на меня разочарованно, как мама когда-то в детстве, стоило мне только принести четверку из школы или упасть с дерева. Ужас этого факта пронзил меня наповал – отец моего ребенка разочарован тем, что я забеременела, тем, что у нас будет ребенок.
Анна закатила глаза вверх, чтобы сдержать подступающие слёзы, но одна успела стечь по щеке, девушка вытерла её скомканным бумажным платком, который достала из маленькой сумочки, а Птичка, чтобы не показать, насколько ей тяжело, понесла упаковку от пирожного к урне.
Анна терпеливо наблюдала за подругой, слёзы практически высохли, и она была готова выслушать эту драматическую часть. Она как-то выпрямилась, собралась, будто боялась пропустить хоть малейшую подробность, а в глубине души, она уже ненавидела этого мужчину с холодными ледяными глазами.
– Если тебе тяжело, ты можешь мне ничего не рассказывать.
– Да, нет, всё нормально, мне уже всё равно.
Это не было ложью, по крайней мере не до конца, Птичке действительно стало значительно легче говорить об этом, тем более с Анной ей было очень комфортно, она знала, что история останется между ними.
– Нет, он не разлюбил меня сразу, но был разочарован. И это леденящее чувство того, что я не дотягиваю, снова поселилось в моем сердце. Он дал мне время подумать, ушел спать на диван. Через неделю съехал, когда понял, что я не передумаю и сохраню малыша. И я осталась одна. Точнее, с нашим ребенком под сердцем. Тогда даже воздух в офисе дрожал от напряжения. Окружающие чувствовали – что-то произошло, но не могли понять, что именно, ясно было одно – мы больше не вместе. С тех пор я против служебных романов.
– Да с кем их у нас заводить-то?
Анна не могла скрыть своего негодования, она достала очередную сигарету из пачки с таким раздражением, что спугнула даже одинокую чайку, ожидающую какой-либо еды, у их лавочки. Птичка посмотрела на неё немного даже удивлённо, ей это всё стало казаться таким обыденным, будто это не история её боли и разрушения всех надежд. Её это удивило: “Неужели действительно больше не больно, неужели отпустило, значит ли это, что свободна?”
Анна вывела её из своих мыслей:
– Он козёл, нет у меня других слов, чтобы его описать.
Птичка улыбнулась:
– Возможно, ты и права, но тогда я этого не знала, от этого и было ещё больней. Он перестал появляться в офисе, работал из дома. А я не показывала виду, что умираю от боли. Хорошо, что у нас был мудрый начальник. Он не стал спорить с ним, и отпустил на удаленку без обсуждений. Да и секрет о моей беременности хранил до появления живота. Секрет пришлось хранить недолго, живот вывалился уже где-то на двенадцатой неделе, причем я старалась его скрыть, но иногда забывалась и гладила пузо, сложно было не догадаться, что я беременна.
– Не могу представить тебя с животом, – пробормотала Анна.
В этот момент раздался телефонный звонок, Анне звонил Фатих, она забыла предупредить, что проведёт остаток дня после работы с Птичкой. Разговор длился не более двух минут, Фатих передал привет, сообщил, что заберёт их в половине восьмого, так что торопиться им было некуда и они продолжили свой разговор.
– Что случилось дальше? – спросила Анна, а потом осеклась, ей показалось, что подруге тяжело продолжать. – Ты точно готова говорить про это сейчас?
– Конечно, я уже это все прожила, больнее, чем тогда не будет.
Птичка поёжилась, на город медленно опускался вечер и от моря подуло прохладой, она пожалела, что не прихватила свою обычную джинсовку и теперь мёрзнет в хлопковой рубашке. По Анне тоже было заметно, что ей прохладно, и они не сговариваясь встали и направились к семейному кафе, находящемуся буквально в двадцати метрах от их лавочки. Девушкам нравилось, что они понимают друг друга без слов, их близость была такой естественной и не требовала каких-то дополнительных усилий.
В кафе они заказали чай и овощи на гриле, им хватало одной порции на двоих, поэтому заказ принесли быстро. Анна поёжилась, пытаясь согреться, Птичка же была расслаблена, что её смущало, она боялась поверить, что её рассказ почти не причиняет ей боли. До приезда Фатиха было еще достаточно времени, и они продолжили свой разговор:
– Через четыре месяца я узнала, что родится дочь. Я стала называть ее Пуговкой, когда разговаривала с животом, так звали героя моей любимой детской книжки. Я представляла кучерявую девочку с голубыми глазами, но не холодными, как у её отца, а лучезарными, как переливы морской воды под ослепительным летним солнцем. Я рисовала в своем воображении, как он пожалеет, вот так по-женски, мол, он точно пожалеет и раскается, о том, что отказался от нас, представляла, как будет просить прощения и разрешения быть в её жизни, а я выскажу ему всё, буду всячески глумиться над ним, короче, отомщу по полной программе. Потом, естественно, сжалюсь и мы начнем всё сначала. Еще я думала о том, как дочь сделает первые шаги, как скажет впервые “Мама”, как начнет крушить всё на своем пути из любопытства. Я представляла какой замечательной девочкой вырастет моя Пуговка. Гладила свой растущий живот, говорила с ней. Я была невероятно счастлива в то время. Казалось, что быть такой счастливой просто невозможно, я сияла изнутри, записалась на курсы молодых матерей, искала доулу. Он бы не одобрил, но кто бы его спросил, мне нужна была поддержка в одном из самых важных событий моей жизни. Через неделю после очередного узи меня увезли на скорой. Выкидыш. Врачи пытались спасти обеих, но, когда выбор стоит между матерью и младенцем, выбирают мать.
Анна не смогла сдержать вскрик, Птичка сжала её руку, потом откинулась на спинку стула. Оказалось, что эти воспоминания всё ещё болят, эти эмоции способны поглотить девушку, но нет, она сдержала слезы и продолжила.
– Я не плакала, не давала волю чувствам. Успокаивала себя тем, что моя Пуговка со своей бабушкой, что она не одна. Никогда не верила в это, но именно тогда эта теория была моим спасательным кругом. Я буквально представляла, как они вдвоем сидят на облаке и наблюдают за нами: здоровая мама с добрыми карими глазами и маленькая кудрявая голубоглазая девочка. Иначе справиться со всем этим было просто невозможно. Пришлось возобновить психотерапию и начать пить лекарства, иначе моя психика могла и не восстановиться. Я всерьез подумывала, что теперь-то можно не продолжать эту жизнь, что ничего дальше не будет. Только пустота, темнота и боль, вечная, тянущая боль. Такая черная полоса, с которой соскочить было просто невозможно.
– А он что? – сказала Анна вслух, она стучала пальцами по столу, было видно, что всё это вызывает в ней волну негодования, раздражения и желания спасти подругу, спрятать от всего случившегося.
– Надеюсь, что его ледяное сердце ёкнуло, – сказала Анна и пошла в уборную, совсем скоро должен был приехать Фатих.
“Пожалуй, я не хочу знать ответ”, – подумала про себя Птичка.
Анна вернулась, села рядом и сжала руку подруги. Она видела по лицу подруги, что пора остановиться и перевела разговор в другое русло:
– Какие планы на выходные?
– Не знаю, Абдулла пусть решает. Если честно, я хочу уволиться из кафе.
– И что ты будешь делать?
– Не знаю, надо подумать.
Девушки рассчитались, оставили чаевые и стали ждать Фатиха, он приехал через пару минут и отвёз их по домам.
25.
В один из вечеров, когда все четверо гуляли по набережной, Абдулла предложил уехать за город на неделю. Анна так загорелась идеей, что тут же созвонилась со сменщицами и договорилась об изменении графика. Птичка сомневалась, что её напарница готова так долго работать без выходных, но та быстро согласилась, как оказалось, ей нужна неделя отдыха, чтобы увезти детей к родителям. Договорившись со всеми и обсудив планы и возможности, друзья решили уехать из города С. в последнюю декаду июня.
Абдулла пригласил всех отдохнуть в Агву. У его семьи там был домик. Маленький, но вчетвером они прекрасно могли провести там время. Мириам собрала им в дорогу закуски и обещала присмотреть за цветами на балконе, пока её Птичка будет путешествовать.
Агва оказалась небольшим сонным городком, в котором уже лет сто ничего не происходило. Местные, завидев туристов не особо-то и реагировали. Но компания из четырех молодых людей привлекала внимание: девушки хохотали так, что казалось, будто рассыпаются искры, а мужчины готовы были скупить всё, к чему они тянулись в местных магазинчиках.
Они гуляли по пляжу босиком, купались, хотя вода и была прохладной. А вечером брали велосипеды и катались по округе. Птичка была счастлива, её рыжие вьющиеся волосы развивались, ни косынка, ни лента не могли удержать их. Так давно она не испытывала этого чувства свободы, она смеялась так звонко, словно множество колокольчиков звенят в тишине. Ей не хотелось оглядываться в прошлое, не хотелось тревожиться о будущем, она просто жила в каждом дне на полную. Она расслабилась впервые за долгое время, не надо было ничего решать, не надо было держать свои эмоции в себе, боясь, что боль потечет через край. Она отдалась моменту и просто жила. Рядом были люди, которых она любила и которые любили её. А еще солнце, море, велосипеды и ощущение бесконечной свободы, будто впереди ждет что-то невероятное, новое и обязательно счастливое. Это чувство предвкушения новой большой любви, которая будто бы уже стоит на пороге, но еще не нажимает на кнопку звонка, но вот-вот раздастся его трель и нужно обязательно открыть дверь, впустить любовь в свою жизнь.
Вечером друзья доставали мангал и готовили мясо по местным рецептам. Женщины смеялись, нарезая овощи и накрывали на стол. А небо было усыпано звездами, оно казалось бескрайним, таким, какого в сером городе не было уже очень давно. Такое небо Птичка видела пару раз в степях Казахстана, куда они с мамой ездили в гости к её сестрам. Это бесконечное, усыпанное звёздами пространство завораживало, и она стояла, запрокинув голову, пока шея не заболит или кто-то из тётушек не позовёт в дом.
В один из таких ничем не примечательных вечеров в Агве она вдруг вспомнила эти поездки в Казахстан. Волна злости накатила на неё, но тут же прошла. Смысла злиться не было, всё прошло и это тоже. Но Птичка вспомнила, как тётушки принижали, буквально пытались задавить её мать своим возрастом, ведь та была младшей в семье, и это выводило её из себя до сих пор, хоть она давно обрубила все связи с ними. Видимо искоренить это помыкание даже из взрослых было сложно. Мама часто рассказывала про своё детство, и не всегда оно было счастливым, в юношестве же к ней стали относиться как слабой, болезненной, ни на что не пригодной, кроме как нянчить чужих детей, приживалке. Каково же было их удивление, когда младшенькая всё бросила, уехала в Сибирь и вышла замуж, а потом родила Птичку. Как выяснилось уже после смерти матери, все были против: “Такая больная, зачем рожает?”.
Мать действительно болела, это были последствия пережитой аварии в детстве, когда на неё наехал грузовик, тогда врачи сотворили чудо и спасли трехлетнюю девочку от смерти, собрали её буквально по частям, но ей всё равно пришлось пить лекарства всю оставшуюся жизнь, пострадал мозг.
Птичка замерла около стола, вернувшись в те дни, и её лицо исказилось, будто она испытывает отвращение, светло-карие глаза будто потемнели, а сомкнутые губы превратились в тонкую полоску на лице.
Абдулла подошел и обнял её сзади:
– О чем ты думаешь?
– Да вспомнила кое-что из другой жизни.
– Расскажи, если хочешь, или не рассказывай, как тебе будет лучше.
– Я вспомнила как мы с мамой ездили в гости к её старшим сестрам. Мама была пятая по счету дочь. Не люблю вспоминать это всё. Знаешь, каждый раз складывалось ощущение, что тетки её притесняют, будто знают лучше, как жить и как правильно, она почему-то даже во взрослом возрасте не могла дать им отпор. И когда тётки нападали или как-то критиковали меня, мама никогда не защищала, она молчала. Это было так обидно, прям до слез. Я лишь однажды попыталась заговорить с ней об этом, она извинилась, но объяснить почему так происходит, не смогла. Наверное, где-то внутри осталась та девочка, не умеющая защищаться от помыкавших ею сестер. В такие моменты я, если честно, очень радовалась, что одна в семье. Не то что сейчас.
– Почему? Ты бы хотела, чтобы у тебя были братья или сестры? – спросил Абдулла, не понимая.
– Потому что, когда мама ушла, мне не с кем было разделить всю эту боль, никто в тот момент не мог меня понять, никто не чувствовал ничего подобного моим переживаниям. Да, близкие были рядом, но они не могли разделить всё это со мной. Детские обиды можно простить, а вот когда нет кого-то разделяющего с тобой боль, того, кто будет из твоего племени, того кто знал тебя маленьким, помнящего тебя другим – с этим смириться тяжело. Когда на свете ты остаешься совсем один, когда нет земли, которая любит и помнит, когда тебе некому задать вопрос о прошлом, о детстве, когда некому сказать: “А помнишь, как мы бегали на речку? Или как звали соседку из квартиры напротив?”, – кажется, что для тебя нет места, что ты просто не способен принадлежать одному месту и обречен на вечные поиски чего-то недоступного, ускользающего.
Абдулла прижал её к себе:
– Теперь твое место здесь, оно станет твоей землей, здесь ты можешь пустить корни, со мной.
Птичка рассмеялась, обняла его в ответ, так они простояли, пока Анна не позвала их к столу. Говорить не хотелось и Анна запела какую-то словенскую песню с грустным мотивом, Фатих подобрал мелодию на гитаре. Их дуэт был таким прекрасным, он словно возвращал каждого, кто слышит эту музыку в самый счастливый день, в тёплое воспоминание из детства.
Абдулла вспоминал, как дед брал его с собой на рыбалку, они просыпались очень рано, только петухи бодрствовали в это время, да собака по имени Эджи медленно выползала из будки, чтобы проводить их. Дед любил рассказывать мальчику притчи и суры, а тот старался запомнить эти мгновения, и каждое такое утро было особенным для него. Абдулла любил деда, и когда тот покинул этот мир сильно горевал, мать боялась, что он помутится в рассудке, такой силы была его печаль, тогда ему было четырнадцать, но, когда пришло лето, мальчик отправился на рыбалку привычным путём, а вернувшись полностью излечился от тоски, будто дед снова рассказал ему притчу или зачитал суру, полную мудрости и знаний предков.
Птичка вспоминала, как они с мамой шли на дачу через лес, и сквозь просеку было видно озеро, оно казалось таким голубым, таким чистым, будто из него можно пить воду, а небо над их головами сияло своей голубизной. В кронах деревьев пели птицы на разные голоса, а запах травы, лесной сырости смешивался в какой-то сказочный аромат, и когда они так гуляли, мама всегда рассказывала ей добрые истории, воспоминания или сказки. Вернуться бы в тот день хотя бы на минутку, чтобы добрые, ласковые руки погладили её по щеке, убрали волосы за ухо, и мама нежно прижалась своим носом к её, а потом поцеловала в лоб.
О чём думали Анна с Фатихом в этот момент угадать было невозможно, они лишь смотрели на друг друга с такой нежностью и заботой, что складывалось ощущение будто так выглядит любовь.
Птичка встала и пошла ближе к воде, море будто звало её, Абдулла пошел за ней, тогда она рассказала ему, что потеряла Пуговку. Он молча обнял её и ничего не сказал, так они простояли где-то двадцать минут, пока девушка не сказала:
– Принеси, пожалуйста, плед, надоело стоять.
Абдулла постелил покрывало на землю, чтобы им было комфортно сидеть и смотреть на море. Птичка села и прижала ноги к груди, обняв их руками, она молчала. Он опустился рядом с ней, вытянул ноги и удобно устроился, облокотившись на локти. Девушка внезапно положила голову ему на плечо, так же вытянула ноги, он распрямился и прижал ее к себе. В его руках было столько нежности, столько теплоты, что Птичка подумала, что было бы прекрасно если бы это мгновение длилось вечно.
Девушка оторвала голову и посмотрела на него, её глаза разглядывали его лицо, она будто хотела запомнить, запечатлеть это прекрасное лицо в своей памяти, хотела, чтобы оно вытеснило все другие, причинившие ей боль. Она поцеловала его, сначала с осторожностью, робко, как-то по-детски, но он ответил на ее поцелуй. Оба растянулись на покрывале и уже не могли оторваться друг от друга. Абдулла покрывал ее лицо поцелуями, целовал глаза, которые застилали слезы, нежно откидывал волосы и целовал ее тонкую длинную шею. Птичка почувствовала желание принадлежать ему, она не хотела, чтобы он останавливался, и больше не боялась этой близости.
Абдулла расстегнул ее рубашку, принялся целовать плечи, грудь, живот. Он не торопился, нежность его прикосновений заводила Птичку, она притянула его к себе и страстно поцеловала. Спрашивать хочет ли она близости прямо сейчас не было никакого смысла: она хотела. Сняв с себя рубашку, принялась снимать его поло. Она целовала его красивое тело медленно, но в то же время страстно. Забыв любую скованность и неуверенность, они буквально вцепились в друг друга, будто двое любящих людей встретились спустя долгое время разлуки.
Если бы кто-то в это время проходил по пляжу, он бы очень удивился такой яркой страсти, такой любви, окутавшей двух влюбленных, которые отбросили все страхи и полностью отдались желанию обладать друг другом.
Совсем скоро солнце поднялось над морем, осветив двух влюбленных, застывших на берегу в объятиях друг друга.
26.
Это были чудесные выходные. Птичка не хотела возвращаться в шумный город С., ей так понравилось быть вдали от своих мыслей, а объятия Абдуллы возвращали радость жизни её разбитому сердцу. Казалось, что ничто не сможет нарушить их покой, разрушить сказку, которая возможна лишь когда вы на море, и вам не нужно никуда спешить. Вы молоды, свободны, и абсолютно счастливы.
На побережье всегда кажется, что возможно всё, вообще всё, даже самое нереальное. Оттого и хочется продлить отпуск, как можно дольше. Но неделя прошла и пора было возвращаться.
Друзья загрузили свои вещи в багажник просторного автомобиля Фатиха и поехали домой. Они переждали знойное солнце в кафе, и теперь, ехали с комфортом в город. Анна сидела впереди, а Птичка с Абдуллой на заднем сидении, он не отпускал её руку, вплоть до самого дома.
Когда они подъехали к подъезду, Мириам как раз поливала свои немногочисленные растения в саду. Птичка попрощалась с Анной и Фатихом, пока Абдулла заносил её вещи в квартиру, и уже хотела подниматься за ним, когда Мириам её остановила.
– Как все прошло? Ты хорошо отдохнула? Выглядишь уставшей.
– Что ты, Мириам, это была прекрасная неделя, мы чудесно провели время. Я даже вспомнила, как это здорово – кататься на велосипеде, ветер в волосах. А ещё море такое красивое.
– Так стоило ещё чуть-чуть там побыть, неужели нельзя было остаться подольше?
Птичка улыбнулась соседке:
– Ребятам нужно на работу, да и нам с Анной тоже.
– Хорошо, только я начала волноваться, что-то ты как будто не отдохнула.
– Ну что ты, Мириам. Просто так получилось, Анна пела свои песни, а Фатих играл ей в такт, и это было так красиво и грустно, что я вспомнила маму, а ещё её сестер. Короче, не самые приятные воспоминания.
– Ну хорошо, что вспомнила про маму, а остальное забудь. оно не важно. Надо было вам с Абдуллой вдвоём побыть там ещё.
– Да я бы с удовольствием! – рассмеялась Птичка и обняла Мириам за плечи.
Спустился Абдулла, отдал ключи и нежно поцеловал в щеку. Стоило ему только сесть в машину, как Фатих резко тронулся, Птичка помахала им рукой.
– Пойдем ко мне, попьем чай, – сказала Мириам.
– Пойдем.
И две такие разные, но такие близкие женщины поднялись на четвёртый этаж, чтобы выпить чаю с традиционными сладостями и, заодно, поделиться событиями, которые произошли у них за неделю.
27.
Птичка проснулась раньше обычного, думала полежать подольше, но поняла, что больше не уснет, так что девушка встала с кровати и отправилась на кухню. У неё была давняя привычка начинать утро со стакана кипятка, точнее горячей воды примерно шестьдесят-семьдесят градусов, так она будила свой организм, после шла в душ, и лишь потом готовила себе завтрак.
Птичка решила, что сегодня ей хочется овсянки на молоке, и не той, что она просто заливала молоком и давала настояться ночью, а самой обычной, сваренной на плите. Она поставила небольшую кастрюлю на плиту, налила сначала немного холодной воды, затем молоко, сразу добавила соль и пару ложек сахара, и стала мешать, пока молоко не закипело, добавила овсянку, еще раз хорошо размешала, убавила огонь. И пошла к холодильнику за сыром.
В самом начале, ей жутко не нравился местный сыр, он был слишком соленый, больше похожий на брынзу. Она даже думала научиться варить его самостоятельно, но это была непосильная задача. Со временем привыкла, но всех знакомых, кто вдруг приезжал в город С., просила привезти сыр с родины. И сейчас Птичка достала простой сливочный сыр из таких запасов. Пока нарезала его, сварилась каша. Осталось приготовить кофе, достать сладости и фрукты, и можно насладиться завтраком.
Погода стояла жаркая, и ветреная, она вытерла стул на балконе от пыли и расположилась там с чашкой. Она наблюдала, как местные торопятся по своим делам, у неё же было достаточно времени, чтобы насладиться своим одиночеством, после таких активных выходных в кругу друзей. Через какое-то время, девушка поняла, что ей хочется выписать свои мысли на бумагу, она принесла несколько листов из комнаты, устроилась поудобнее и приступила к письму.
Птичка не знала, как начать, поэтому просто решила обращаться к кому-то невидимому, придуманному, а может к самой себе, чтобы понять и разложить своё прошлое на составляющие и отпустить окончательно.
“Ты знаешь, мне кажется, что я влюбилась в него очень сильно. Я, наверное, смогу до конца довериться ему, я уже рассказала ему про дочь. Значит и всё остальное при желании расскажу. Я хочу быть с ним!”
Всё это она написала дрожащей рукой, потому что страшно было поверить, что Абдулла хочет быть с ней по-настоящему, что он готов принять её, понять её, окружить любовью и заботой. А главное, принять в ответ её любовь, заботу и эмоциональность. Птичке казалось это чем-то нереальным, но она тут же вспомнила дни и ночи, проведённые вместе с ним. Его, сидящего в машине возле кафе в одиннадцать вечера в ожидании, когда её рабочий день закончится, чтобы просто провести с ней двадцать минут, пока они едут домой.