Дыхание синего моря. Записки о работе на круизном лайнере, суровых буднях и необычных приключениях

Сердце моря

Я не любила Англию – чопорную и резкую, с вечными туманами и нескончаемыми дождями. Удивительно, но и за тысячи километров от Соединенного Королевства, на маленькой части земли рядом с Испанией, тоже всегда было туманно и дождливо. Эта земля принадлежала Великобритании и носила имя Гибралтар. Там, на мысе Европы, Средиземное море соединялось со скрытыми за туманом величественными горами Марокко.

Когда лайнер причалил к порту этого города, я направилась осмотреть Гибралтарскую скалу. Ее восточный склон резко обрывался над бескрайним морем, а на более пологом, западном, и был построен город.

Когда я поднялась по канатной дороге в гору, меня окружили толпы любопытных бесхвостых обезьян – маготов. Одна из них без стеснения залезла в мою клетчатую сумку, которую я по незнанию поставила на землю, чтобы сфотографироваться.

Скала была удивительным местом – возвышенностью с прохладным горным воздухом и редкими африканскими растениями, с одной стороны, и темными пещерами, в которых было влажно и зябко, с другой.

Когда я спустилась в пещеру Святого Михаила, меня окутали холод и запах влажности. Древние греки звали эту пещеру вратами в царство Аида – бога подземного царства мертвых. С потолка свисали янтарные сталактиты, а на стенах осталась стертая наскальная роспись с рисунками горных зверей – следы первобытных людей.

– Эта пещера долгое время служила военным укреплением, а во время Второй мировой войны в ней организовали военный госпиталь, – торопливо рассказывал гид, стараясь быстрее освободить место для ждущей неподалеку другой экскурсионной группы.

Я переходила из одного зала в другой, расположенный на более высоком уровне, медленно, боясь поскользнуться на влажной земле, которую освещала тусклая подсветка. В самом большом из залов проводились концерты классической музыки. А на нижнем уровне, куда я спускалась по крутым ступенькам, располагалось кристальное подземное озеро.

Такими же кристально чистыми были мои чувства к Мишелю. За три месяца до зимы я сидела с ним в кафе на главной площади Гибралтара и ела английский завтрак из яичницы и бекона. Он рассказывал мне об учебе во французской столице, а я перебирала яркие ракушки, украшающие стол. Вода синего моря терялась на горизонте, а я мечтала о том, что под небесными парусами, объединившими два сердца, всегда будет жить любовь, что никакие бури и штормы не заберут нас друг у друга.

За три месяца до зимы ветер разносил по крошечному английскому порту нашу историю, запахи еще неизведанных берегов и обрывки слов на разных языках. А под моей ладонью, в маленькой ракушке, билось сердце моря – мечтами и памятью.

Код «Браво»

Вечером на корабле резко прозвучали гудки и команда «Браво», за которой следовала фраза – «Это не тренировка». И это придало ситуации особый драматизм.

На случай непредвиденных ситуаций на корабле было четыре кодовых слова, которые произносились по громкой связи. Команда «Оскар» означала, что человек находится за бортом, «Альфа» – медицинский инцидент, «Чарли» – угроза безопасности и, наконец, «Браво» – это пожар. После кодового слова объявлялось место, где случилось происшествие.

Пожар был одной из самых страшных угроз для корабля, что было удивительно, ведь вокруг находилась вода. Но именно пожар мог в считаные минуты распространиться по лайнеру и унести его в пучины морских вод.

В тот вечер пожар начался в машинном отделении. Сидя в столовой и обсуждая новые корабельные истории со своей соседкой, я заметила нескольких ребят из Филлиппин, которые резко поднялись со своих мест. Это был экипаж из команды «Браво», которых специально тренировали для помощи в тушении пожара.

– Bomboclat, – донеслось из-за угла. Это ямайское слово, обозначающее шок или неожиданность, чаще всего использовалось как ругательство.

Я встретилась взглядом с коллегами за соседним столом и прочитала в их глазах страх перед неизвестностью. Мы не знали, чем закончится этот пожар: воспоминаниями о быстро закончившейся трагедии или массовой эвакуацией людей на борту.

Лайнер продолжал свою размеренную жизнь. Гости загорали и читали любовные романы, уютно расположившись на шезлонгах у бассейна. Но мы знали, что где-то ниже уровня моря, в самом сердце управления корабля, полыхало жаркое, неконтролируемое пламя.

К счастью, тот пожар потушили, и угроза миновала. Но это в очередной раз заставило меня задуматься о том, как важна ценность жизненных моментов.

Тогда я еще не знала, что через полтора года пожар на «Пышности морей» заставит норвежского капитана объявить общую тревогу и выведет весь экипаж и перепуганных сонных гостей на станции эвакуации в три часа ночи. Это будет пожар, который вынудит лайнер остановиться и ждать катера береговой охраны. Пожар, который обойдется компании в двадцать два миллиона долларов. Пожар, который выведет из строя мой родной корабль на целых шесть месяцев.

Сердце острова Сицилия

В конце сентября лайнер причалил к порту, который я ждала с замиранием сердца, – Палермо, Сицилия. Этот остров, где небо сливалось с морем и горами, был местом из моих снов. Но, когда я восхищенно говорила о Палермо своим друзьям, те, кто уже бывал там, лишь улыбались. Все как один отвечали, что этот город – совсем не такой, каким я его представляю. Но мне не хотелось верить. В сердце жил романтический образ сицилийского порта с мандариновыми рощами и мягкими песчаными пляжами.

А ступив на его землю, я поняла: в южном итальянском острове, несомненно, есть своя прелесть. Но она точно не в портовом Палермо.

Прелесть Сицилии на востоке, в горной Таормине. Это место было соткано из ароматов горных цветов и теплого средиземноморского воздуха. А высеченный в скале греческий театр тесно связывал город с очарованием Древней Греции. Там, в крошечном кафе с клетчатыми скатертями, в окружении лимонного сада, я попробовала местное вино – сладкое, с ароматом цветов, и традиционный сицилийский десерт – кассату, торт из фруктов и рикотты.

Прелесть острова в древних Сиракузах – мосте между Древней Грецией и Древним Римом. В городе, где на площади Архимеда стоял божественный фонтан с Артемидой. Месте тихом и спокойном, живущем своей размеренной и неторопливой жизнью. В том городе из древнегреческих легенд я гуляла у римского амфитеатра, построенного еще до нашей эры для гладиаторских боев, уступающего своим размером лишь римскому Колизею и арене в романтичной Вероне.

Именно там, в обломках древних римских амфитеатров, на развалинах храмов второго века, и билось настоящее сердце острова Сицилии.

Древние города

Но ощутить истинный дух древности я смогла в двух городах – на юге Италии у Неаполитанского залива и на юге Греции, в области Илия.

В ту осень стояла невыносимая жара. Старенькое такси с разговорчивым водителем уносило меня на юг от Неаполя. Таксист постоянно говорил со мной по-итальянски. А я улыбалась, вслушиваясь в бесподобные слова языка, звучащие как мелодичная музыка. Слушать и говорить на языке Данте было для меня сплошным наслаждением.

Такси везло меня в самое сердце древнего города, от которого сейчас остались лишь руины. Помпеи – город, который за считаные минуты был стерт с лица Земли и чья история и по сей день остается загадкой.

Руины древнего города напоминали греческий Акрополис с духом античности и величия. Там были такие же булыжники, по которым приходилось ходить с особой осторожностью, огромные толпы туристов с разных концов света и бесконечные вспышки фотокамер.

Я с друзьями бродила по огромным камням, заходила в дома, где когда-то кипела жизнь, и вдыхала жаркое сентябрьское утро в летнем амфитеатре.

– Я бы хотела перенестись на много веков назад и ощутить, какой была жизнь на этих улицах, – сказала Лилия, опираясь на полуразрушенную стену.

– Да, увидеть, какие товары продавались в этой лавке, – я указала на здание, от которого осталась одна стена.

– Узнать, какие ткани перевозил купец в другие итальянские города, – мечтательно сказала моя латиноамериканская соседка.

Я смотрела на руины, и меня мучил вопрос: какими были бы Помпеи сейчас, если бы в семьдесят девятом году Везувий не обрушил на них всю свою вселенскую силу?

Вторым местом, словно с картинок о Древнем мире, стала греческая Олимпия – святилище, посвященное Зевсу, и родина Олимпийских игр. Но еще до появления знаменитых игр древний город был известным святилищем Геи – богини Земли и Кроноса – отца Зевса.

Я добиралась до Олимпии на старом, обшарпанном поезде из греческой деревушки у моря – Катакалона. Там была одна главная улица, уставленная столиками местных кафе и манекенами у маленьких магазинчиков. Деревню с обрывистыми берегами, окруженную соснами и кипарисами, я с легкостью обходила за десять минут.

Добравшись до древнего города, я купила карту и приступила к поиску чудес. Первыми взору открылись храмы Зевса и Геры, от которых остался фундамент и нижняя часть колонн. В храме Зевса когда-то располагалась его статуя из золота, слоновой кости и дерева – одно из семи чудес Древнего мира.

Чуть дальше находился Филиппион, построенный отцом Александра Македонского, и самый первый олимпийский стадион. Я удивлялась, почему на нем не было трибун. Но именно так в древности зрители смотрели соревнования – со склонов, покрытых травой.

Созвездия

Вернувшись с долгой экскурсии по древнему городу, мы присели в крошечном кафе. Лодочки медленно покачивались на волнах, и на тихий городок опускалась теплая сентябрьская ночь. Тот вечер в греческом порту был последним в цепочке наших волшебных вечеров с Мишелем.

Смотря в его глаза, я отчетливо понимала, что спутала чувство дружбы и благодарности к нему с любовью. С каждым днем, с каждым портом мои чувства бледнели и ускользали. И постепенно я стала от него отдаляться.

Одна девушка из Сирии как-то сказала мне: «Все конфликты случаются из-за простого непонимания». Закрывая глаза, я думала о том, как важно в этом мире быть искренним. Хотя бы с самим собой.

На глаза наворачивались слезы от чувства, что у меня отняли сразу двух родных людей. В тот круиз у моей подруги Цветаны закончился контракт, и самолет уже уносил ее домой, в залитую солнцем прибрежную Варну.

Еще не привыкшая к суровой реальности кораблей, я с трудом отпускала людей, ставших мне родными. Я хранила воспоминания о каждом в сердце, не желая расставаться.

«Я больше никогда не увижу ее», – говорила я со слезами. А потом поняла, что она, как и все, кого я когда-то любила, навсегда со мной. В глубине необъятного сердца. Я подняла глаза и посмотрела на яркие звезды, горевшие за миллионы световых лет от нашей планеты. И Мишель рассказал мне старинную легенду.

– Зевс влюбился в прекрасную нимфу, которая родила от него сына. Когда его жена узнала об этом, она поклялась уничтожить соперницу. Чтобы спасти любимую, Зевс отправил их с сыном на небо, превратив в два ярких созвездия – Большую и Малую Медведицу.

Это и были те яркие звезды, которые мы наблюдали в греческом Катакалоне. Я так ярко сохранила их образ, что и по сей день ищу их в ночном небе. И переношусь мыслями на много лет назад, за угловой столик греческого кафе.

Учебная тревога

На следующее утро я проснулась от семи коротких и одного длинного гудка. Совсем забыв про тренинг, я вскочила с кровати и стала быстро одеваться. Работа на корабле напоминала мне армию с суровыми законами. Через десять минут, запыхавшаяся и лохматая, я была на своей станции эвакуации.

Офицер только начал свой рассказ о самой крупной морской катастрофе, которая случилась на филиппинском пароме «Донья Пас».

– Она унесла жизни более четырех тысяч человек, что в четыре раза превышало количество погибших на «Титанике», – он сделал акцент на слове «четыре». – Паром столкнулся с нефтяным танкером, и команда обоих судов начала паниковать. Сигнала бедствия не было дано, а эвакуация пассажиров даже не проводилась. Люди просто прыгали в горящую от нефтепродуктов воду, кишащую акулами, – этим рассказом и началась та учебная тревога.

Следующий час офицер из Румынии объяснял нам, как спускать на воду спасательную шлюпку, и несколько раз повторял правило: «Как только пассажиры оказались в шлюпке, всем необходимо раздать таблетки от морской болезни и проследить, чтобы гости их выпили».

– В случае эвакуации пассажиры будут смотреть на вас, думая, что вы опытные моряки, даже если вы просто официанты, – лекция офицера затянулась. Я опустила взгляд вниз, где с корабля в красочный порт спускались толпы гостей, не представляя, сколько еще мне придется стоять на палубе под палящим солнцем.

Сейчас – самое время

Я смотрела на Мишеля на тренинге и понимала, что все прошло. Спокойное море за бортом, когда-то подарившее мне легкое чувство, забрало его в свою пучину.

Мне казалось, что обязательно настанет день, когда закончить отношения будет уместно. Мучая себя бесконечными ожиданиями и мыслями, я не добилась ничего.

Все решилось в теплое октябрьское утро. Я смотрела в даль гладкого бирюзового моря, за далекий горизонт, где стирается время. И то открытие, словно мягкое белое облако, спустилось ко мне с небес. «Ждать можно бесконечно долго. Но тот самый момент будет ускользать, как песок сквозь пальцы. Того лучшего момента просто нет. И никогда не было».

И тогда я решилась сказать Мишелю то, что хотела, потому что сейчас – самое время. Единственное, которое у меня было.

Перед расставанием время ускорило ход. Стрелки часов будто сорвались с привязи и крутились, как на быстрой перемотке. В то утро в порту Пальма-де-Майорки солнце обжигало своими лучами всех, кроме нас. Мы расстались с ним без определенной причины, без какой-то ошибки, которую можно было бы избежать в будущих отношениях. Все просто ушло.

После расставания время, наоборот, замедлилось. Дни тянулись бесконечно долго, словно невидимый режиссер поставил фильм моей жизни на паузу. Это напоминало съемку затянувшегося сериала. Хотелось крикнуть «стоп», смыть грим и начать весело обсуждать неудавшуюся сцену расставания. Но невидимый режиссер так и не произнес заветного слова, и мы продолжали игру. В этом был мой урок – научиться проживать и вовремя выходить из надоевшей роли.