***
Я думал, что в нижнем Ире цвета будут становиться более яркими, а рельеф – подвижным и труднопроходимым. Однако постепенно скалы встречались чаще, но при этом становились ниже и истончались, перемешивались так, что я шел будто по бесконечной куче острого мусора. Пришлось сделать ходули из двух веток (или это были скелеты каких-то причудливых существ?) и передвигаться только с помощью них без возможности поспать или просто присесть, и это была настоящая пытка.
Цвета перетекали друг в друга быстрее и быстрее, вскоре их переливы не превратились в мельтешение, от взгляда на которое болела голова, а потом все оттенки практически сошли на нет – произошло полное смешение. Скалы превратились в щебень, затем в песок. Песок истончился в пыль, а вскоре исчезла и она. Я шёл по серой идеально плоской поверхности под таким же плоско-серым небом, разве что на пару тонов светлее. Так вот он какой – нижний предел Ира. Если честно, я думал, что тут поинтереснее. И как я узнаю, что уже достиг цели? Вдруг всё это – просто глупая шутка, и на самом деле никакого Лабиринтозмея не существует, никто не создавал этот чёртов мир и не управляет им. Вдруг…
Вдруг я увидел вдали небольшое возвышение. Приблизившись к нему (или приблизив его к себе с помощью своей воли – здесь это роли не играет), я различил фигуру, стоящую возле возвышения. Вау, неужто кто-то живой, я прямо истосковался по живым существам! Интересно, нет ли у него чего-нибудь поесть…
Возвышение представляло собой края объекта, похожего на бассейн или колодец, достаточно высокие, чтобы я не мог заглянуть внутрь. Фигура представляла собой довольно заурядного на вид господина с вытянутым лицом и в маленьких очках в тонкой металлической оправе. Его прилизанную прическу частично скрывал капюшон длинного плаща, покрытого какими-то оккультными символами, довольно интересно гармонировавшими с галстуком.
Я уже хотел спросить, что здесь делает турист из верхнего Квази, когда взглянул на его ноги. Ног-то, собственно, и не было видно: полы плаща скрывали объемистую, постоянно движущуюся массу, которая вряд ли представляла собой две человеческие тазовые конечности, хотя и очень старалась казаться таковыми, несмотря на то, что оценить её актёрские таланты в этой пустоши было всё равно некому. Интересно, смогу ли я когда-нибудь нормально складывать и излагать свои мысли, или Лабиринт слишком глубоко проник в мои мозги?..
– Доброе нечто! – приветливо поздоровался я, помахав рукой господину с подозрительными ногами. – Я Ферри Лорен. Или вы меня знаете так же, как и все здесь?
– Доброе, если угодно. Нет, я не знал вас до того, как вы представились. Я Говард – страж Колодца.
– И чем вы тут занимаетесь?
– Сторожу Колодец, – прохладным тоном ответил Говард.
Я глубокомысленно кивнул.
– Неужто так много желающих поболтать с Лабиринтозмеем? Боишься, что его обидят?
– Скорее, боюсь, как бы он чего не натворил.
– И как ты ему поможешь, если вдруг что?
– Никак. Но я хотя бы предупрежу всех, – Говард указал на тонкую веревку, уходящую прямо в серое небо, которую я только сейчас приметил. Должно быть, где-то невероятно высоко к ней крепится колокол, звон которого я слышал перед самым парадоксом. Я вдруг вспомнил, что слышал этот звон и раньше: перед тем, как оранжевый хвост привёл меня к месту сбора спускников, и даже еще раньше, когда пытался дозвониться психотерапевту, только попав в Квази.
– Говард, давай начистоту, Лабиринтозмей существует?
– Не знаю, я никогда его не видел, – пожал плечами тот, и, похоже, он говорил правду.
– Но ты, должно быть, видел, как вылезает его хвост из Колодца?
– Ни разу.
– Тогда как ты, чёрт побери, узнаешь, когда звонить?!
Конечности под плащом Говарда беспокойно зашевелились, он поправил очки и задумчиво сказал:
– Даже не знаю… Просто чувствую, что приближается время его появления.
Поверить не могу, что он впервые задался этим вопросом!
– Появления того, кого не существует?! Я видел в Лабиринте столько лжи и откровенного бреда, что не удивлюсь, если какой-то идиот просто посылает хвосты, не прикреплённые ни к чему, куда ему вздумается! Или несколько идиотов. Они там сговорились, а тебя оставили охранять дырку от бублика!
Обойдя Колодец, чтобы Говард не смог меня остановить или, наоборот, столкнуть туда, я ухватился за верхний край бордюра, подтянулся на руках и поднялся на парапет Колодца. Он оказался не толще полуметра. Было бы смешно, если бы никакой дыры, вообще, не оказалось, но дыра была, и в ней было пусто. Никогда в жизни я не видел настолько пустого места, даже стенок ниже уровня земли у Колодца не имелось: нижняя часть бордюра просто обрывалась в никуда.
– И многие на твоём веку спускались туда?
– Никто.
– А выходили?
– И того меньше, – клянусь, ещё одна подобная шуточка, и я разобью ему очки.
– А нет ли какого-нибудь приспособления для спуска, хотя бы ведра на веревке, это же Колодец, в конце концов, а не чёрная дыра!
Говард молча поднялся на стену Колодца (не подтянулся на руках, а взгромоздился каким-то иным, скользким образом) и опустил в дыру кончик длинного рукава. Никто не откусил ему руку, кусочек ткани не воспламенился, не рассыпался в пыль… Он просто изчез. Теперь на рукаве у Говарда был аккуратный вырез, как будто куска материи никогда и не существовало. Я, конечно. знал о законе сохранения материи, поэтому по спине побежали мурашки от осознания фундаментальной неправильности произошедшего. Уж не думает ли Змей, что я добровольно полезу в этот «дезинтегратор»?! И не поставлен ли здесь так называемый страж для того, чтобы мне помочь, если я проявлю недостаточно энтузиазма?
– Ух-х… – только и смог выдохнуть я и сделал резкий шаг назад, чуть не упав с бордюра, – так, ладно, не будем горячиться, можно ведь попробовать выйти на контакт, верно? Э-ЭЙ, ЗМЕ-ЕЙ!!!
Нет ответа.
– ВОТ ОН Я, ВЫЛЕЗИ, БУДЬ ДОБР! ТЫ ЖЕ ТАК ХОТЕЛ МЕНЯ ВИДЕТЬ!
Я бы хотел сказать, что тишина была насмешливой, торжественной, ужасающей… Но она была никакой.
– Знаешь что, Говард?
– М? – равнодушно откликнулся тот.
– Я передумал. Я лучше устрою ещё один парадокс, чем прыгну в это. И знаешь что ещё?
– М-м?
– Я чертовски устал. С меня хватит этого дерьма, я не могу преодолевать себя снова, и снова, и снова, только ради того, чтобы в конце меня ждала пустота. Я сдаюсь.
– И куда ты теперь направишься?
– Вряд ли смогу подняться даже до среднего Сюра. Так что осяду там, докуда дойду и буду просто жить в своё удовольствие. Найду работу, чтобы не помереть с голоду. Поселюсь в тихой квартире на окраине города. Буду есть вволю и страннеть потихоньку. Когда-нибудь, возможно, даже заведу друзей или питомца… Да мало ли что! Но сюда я больше ни ногой. Хватит!
– Тогда до свидания, Ферлорен.
– Моё имя произносится не так. Прощай.
***
Обратный путь по Иру был ещё более долгим и трудным, и когда я добрался до первого попавшегося населенного пункта, то чувствовал себя невыразимо усталым и разбитым. Впрочем, какая разница, где осесть в Лабиринте – что то бред, что это бред. По крайней мере тут есть дома, а где люди строят жилища, там пригодится и архитектор.
Для того чтобы добраться до самого городка, представлявшего собой просто россыпь грибообразных домиков, притулившихся под зазубренными скалами, нужно было пересечь довольно широкую реку. Я даже удивился, что в этих местах течёт настолько обыкновенная на вид река, и стал было искать мост… Как вдруг река ко мне обратилась. Отлично, а то я уже волноваться начал, что заскучаю.
– Ищешь, как бы пройти к городу? – Река не имела рта и даже головы, как, собственно, и положено реальнымрекам, так что ее голос раздавался сразу от всей поверхности. От него вода шла крупной геометрически правильной рябью, или эта рябь как раз и создавала звук.
– Хотелось бы, – вздохнул я без особого энтузиазма.
– Я, вроде как, оберегаю это поселение, так что, может, хотя бы представишься?
– Ого, неужели нашлось ещё одно существо, которое обо мне не знает? Я Ферри. Ферри Лорен.
– А, тот самый, – к моему разочарованию, ответила река.
– Нет, я другой Ферри, мы просто очень похожи! – с раздражением ответил я.
– Осторожнее с такими заявлениями, а то ещё сбудутся, потом до конца жизни не разберешься. Просто мне по поводу тебя поступили недвусмысленные указания. Видишь ли, я протекаю по разным местам: то дальше, то ближе, то выше, то ниже, то раньше, то позднее, и обычно мне не составляет большого труда подбросить кого-нибудь до места… Но про тебя было сказано «НЕ ПОДНИМАТЬ».
– Дай-ка угадаю, Лабиринтозмей приказал? – его интонацию, которая на письме могла бы обозначаться только капслоком, я уже даже во сне узнаю. Эта непреодолимая воля читалась даже в структуре Лабиринта вокруг меня.
– Он самый, – кивнула река (точнее, просто плеснула волнами чуть сильнее).
– Вот так прямо пришёл и сказал или послал кого?
– Ни то ни другое. Поднимать тебя нельзя – это данность. А всё, что дано, мы тут всегда списываем на Князя.
– Так я и знал. А ты кто будешь, Стикс?
– Нет, я Нил.
– Я знал одну реку с таким же именем, но это точно не ты, ты постранней будешь. Вы даже непохожи.
– Просто тёзки, – Нил улыбнулся бликами, хотя солнца не было и в помине, – так и быть, можешь переходить.
– А… Как насчёт моста?
– Можешь пройти прямо по мне, я не обижусь.
Если честно, его обида волновала меня в последнюю очередь, но так как у Нила не возникло ни малейших сомнений в том, что я способен ходить по воде, пришлось сделать вид, что так и надо. И либо вода под моими ногами затвердевала, либо я стал бесплотным духом, но мне всё-таки удалось перейти на другую сторону, даже не промочив ноги. Возможно, река чего-то не договаривает, и его второе имя всё же – Стикс. А третье – Харон?..
– Что ты теперь будешь делать, Ферри Лорен?
– Я мог бы быть архитектором. А если у вас найдётся карандаш, то смогу сделать ещё больше, я же творитель.
– Да какой ты творитель, если всё, к чему прикасаешься, разрушаешь? – неожиданно едко откликнулась река. – Способен облажаться даже в лаже.
– Неправда! – обиделся я и хотел запустить в Нила блинчик, но плоский камешек, который я для этого подобрал, рассыпался в моих руках в пыль.
Тем не менее это даже хорошо, что мне не удалось запороть отношения с Нилом, потому что он оказался в целом дружелюбным парнем: подыскал мне жильё в одном из домов, похожих на гигантский кусок мха, а также работу. И всё же во всей этой заботе сквозила какая-то натянутость, будто он пытался найти применение вещи, которую просто-напросто жалко выбрасывать.
В доме-мхе не было лифта, только обычная лестница, местами переходящая в винтовую, а местами, вообще, не имеющая ступеней. Кое-как я вскарабкался до пятого с половиной этажа, на котором, согласно объяснениям Нила, находилось мое новое жилище. Узнать вход на пятый с половиной этаж оказалось несложно – его прикрывала дверца, высотой в половину человеческого роста. Что ж, спасибо и на этом, ведь некоторые двери в этом доме находились на потолке, а иные были настолько малы, что годились разве что для тараканов. Дверь, соседствующая с моей, и вовсе открывалась в стену. Кажется, эта дверь олицетворяет все мои перспективы в Лабиринте.
Первым моим желанием, когда я зашёл в квартиру, было скинуть рюкзак и хорошенько потянуться, но ни того ни другого не удалось. Рюкзак я потерял ещё в «больнице» Льюиса, а для потягиваний в комнате был слишком низкий потолок. Вторым желанием было избавиться от огромного клочка паутины, заткавшего весь угол комнаты, но я вовремя понял, что он выполняет функцию кровати и к тому же составляет вместе с пуфиком из пылевого комка всю скромную меблировку.
Ключи от квартиры я вскоре потерял и не потрудился найти, потому что запирать-то было и нечего. Тем более, в стенах, полу и потолке то и дело появлялись и исчезали новые дверки, между которыми шныряли разные невзрачные существа. Способности творителя у меня больше не проявлялись, наоборот, многие вещи рассыпались от моих неаккуратных прикосновений. Поэтому работа, которую мне доверили, была донельзя проста: каждое утро я брал ящик со спорами и большую лейку с толстыми стенками и шёл сажать дома: густо посыпал спорами каменистый грунт там, где было отмечено неровными линиями, а затем тщательно поливал, при надобности добавлял удобрения и шёл дальше. Какие-то дома уже взошли, и мне нужно было только полить и подравнять их, но как бы я не старался делать их ровными, логичными и прямоугольными, как принято в Реальности, губчатая масса всё равно разрасталась как попало. Поначалу я ловил себя на том, что во время работы частенько прислушиваюсь – не зазвенят ли где-то внизу тревожные до тошноты колокольчики, приглядываюсь – не мелькнет ли в золотистых бликах Нила пламенно-оранжевый хвост. Однако в глубине души было понятно, что я уже показал всё, на что способен (точнее, не способен), и повелитель Абсурда больше никогда не явится. Даже если он существует.
Это был мой спокойный, скучный личный ад. Мне не на что было жаловаться, разве что на кошмары: не страшные, но оттого не менее болезненные сны-напоминания о Реальности. Эти сны остались единственным напоминанием о моей настоящей, правильной жизни, потому что истрёпанную одежду, конечно же, пришлось сменить. Каждую ночь, покрепче заворачиваясь в липкую паутину (на случай, если гравитация изменит направление, пока я сплю), закрывая усталые глаза и абстрагируясь от шорохов и шёпота существ-комменсалов, я мечтал лишь о том, чтобы мне не приснился очередной кошмар.
И вот наступила ночь, когда эти сны и правда закончились, а также я понял, что вместе с ними закончилась и моя жизнь. Я проснулся от удушающей пустоты, хотя в удушении участвовала также толстенная нить паутины, которую я неудачно обернул вокруг шеи. К счастью, мои разрушающие руки легко превратили паутину в труху.
В ту ночь затихли даже квартиранты: проявили уважение, оставили меня в покое, будто я чёртов умирающий! А я ведь живой! И ещё какой! Но это ненадолго: уж больно меня здесь всё достало! Невозможно было вытерпеть больше ни секунды, а решение – вот оно, на поверхности. Раз не могу ни вниз, ни наверх, и здесь не могу быть – то уж лучше вообще не буду.
Яростно пнув ни в чём не повинный пуфик из пыли, я подскочил к окну, зияющему в стене бесформенным провалом, и влез на подоконник. Окно оказалось не только не заперто, но и не застеклено, и я, не раздумывая, шагнул вперёд. И вниз.
Глядя на быстро приближающуюся бугристую мостовую, я уж думал вздохнуть спокойно, но не тут-то было! Земля подо мной задрожала, растаяла, как мираж, и явила всё тот же Чёртов Чёрный Колодец, Центр, Мать Его, Всего Сущего. Я сдавлено взвизгнул, стал барахтаться в густом теплом воздухе, но Колодец неумолимо приближался, подобно чёрной луне, и вскоре закрыл всё поле зрения.
Прежде чем на полной скорости влететь во тьму, я мельком увидел стоящего на бордюре Говарда. Его плащ распахнулся от ветра, и под ним оказалась шевелящаяся скользкая масса щупалец. Одним из них он взмахнул в мою сторону: может, фак показал, а может, отдал честь.
Глава 14. Лабиринтозмей – князь Абсурда
Я знал, что всё этим кончится. Иначе и быть не могло – только бесконечное падение в пустоте, без единого атома вещества, кванта света, какой-либо точки отсчета. В таких условиях я и впрямь недолго просуществую, и это касается не только моего тела, но и разума, который постепенно угасал, со всеми воспоминаниями и мыслительными процессами.
Несмотря на всю определенность, непреклонность, безоговорочность пустоты, мои глаза уловили красноватое свечение. Я не мог разглядеть объект, от которого оно исходит, не мог даже понять, с какой стороны от меня он располагается, но сумел сосредоточить всю свою волю, желания и помыслы на приближении к нему. Медленно-медленно, на волевом приводе и, для вида, при помощи судорожных взмахов рук и ног, я подплывал к предмету, источавшему яркий свет. Сначала мне показалось, что это звезда. Правда, никто на самом деле никогда не видел звезды такими, какими они являются на самом деле – для нас это всего лишь недостижимые белые бисеринки, но мы верим ученым, утверждающим, что некоторые из них выглядят, как громадные оранжевые шары.
Нечто, к чему я приближался, тоже было шаром. Его поверхность постоянно изменялась, но не бурлила и не выбрасывала раскалённые протуберанцы. Она состояла из бесчисленного количества золотисто-алых нитей, тросов и канатов, будто самый сложный во вселенной узел. Где-то мне уже встречались подобные структуры… Почему на ум приходит слово «хвосты»? Подлетев к предмету ещё ближе, я ощутил его притяжение и почти одновременно с этим осознал, что передо мной не предмет, а живое существо. Подошвы моих нелепых ботинок, приобретённых в Ире, коснулись чешуи. Почему-то я был уверен, что на ощупь она сухая и тёплая, как человеческое тело. Представьте себе волнующийся океан из лавы, что его поверхность застыла, сверкая оранжевой рябью, а затем каждая волна начала жить своей жизнью, переплетаясь с другими и подныривая под них. А теперь представьте, что такой лавой покрыта небольшая луна, а лучше, что она целиком из неё состоит. Ожидаемо – но всё равно внезапно – из пучины сплетенных хвостов поднялась, покачиваясь, исполинская голова, такая же авантюриновая, чешуйчатая, как и всё вокруг, треугольной формы, с круглыми сверкающими глазами и незаметными щелями ноздрей.
– Аз ес-смь Лабиринтозмей, князь Абс-сурда. Но ты можешь называть меня прос-сто Лаби, – провозгласила голова, не дожидаясь моего вопроса. Не в силах издать ни звука, я долгое время просто пялился на голову, и для того, чтобы оставаться относительно нее в том же положении – строго напротив – мне приходилось постоянно перебирать ногами, как трюкачу на цирковом шаре. Вообще, меня пугала перспектива провалиться меж колец тела Змея, с которым мы в кои-то веки познакомились, и быть ими перемолотым.
– Э… – наконец, выдавил я, перепрыгивая с одного витка, решившего нырнуть в глубины, на другой, поднявшийся вместо него. – Приятно познакомиться.
Я бы предпочёл в тот момент оцепенеть от ужаса, это была бы более естественная для организма реакция, но замерев, я рисковал быть раздавленным его исполинским телом. Поэтому пришлось ужасаться, идя на месте и то и дело глупо подпрыгивая. Я так оробел, что все заготовленные вопросы забились в дальний уголок разума. К счастью, Князь Абсурда взял на себя инициативу в разговоре.
– Ферри Лорен… – ностальгически, почти мечтательно протянул он, – я уже почти позабыл, как ты выглядишь.
– А вот я твой облик вряд ли забуду, – ответил я, и это был голый факт, а не любезность.
– Кхм-кхм… Так молви же, с-смертный, что тебе от меня нужно, зачем ты забралс-ся в такую даль и вс-сё такое?
Думаю, «всё такое», случившееся со мной в Лабиринте, можно было бы развернуть в долгую абсурдистскую повесть, но Князю, очевидно, было по-княжески лень конкретизировать. К тому же это было абсолютно незачем, ведь и я, и он, прекрасно знали всю историю от первого до последнего слова. Но он мог, по моему скромному мнению, хотя бы для приличия выражаться более официально. Очевидно, что на моё скромное мнение и все представления о том, как подобает себя вести княжеским особам, Лабиринтозмею было наплевать с высокой колокольни. Я снова лишился дара речи, на этот раз от возмущения.
– Нет уж, это ты мне объясни, зачем ты меня сюда затащил?! Загнал в свой наркоманский Лабиринт, правдами и неправдами заманил в самый низ, дал творительные способности, а потом без предупреждения отнял их, заставил меня убить Рватонима, спас от Льюиса и почему ты, ТУПАЯ РЕПТИЛИЯ, ПОЗВОЛИЛ РИШЕ УМЕРЕТЬ?! – прокричал я на одном дыхании, всё сильнее повышая голос, и под конец чуть не сорвал связки. Наверное, ни разу в жизни я ни на кого так не орал.
– Отвечаю по порядку, – важно начал Лаби, даже не моргнув. Мне кажется, что подобная ласковая кличка подходит, скорее, для щенка корги, но, опять же, создатель собственной вселенной точно имеет право называть себя так, как ему нравится, ни у кого не спрашивая разрешения. Шипение из его речи никуда не делось, но я вскоре перестал обращать на него внимание, потому что содержание речи Лабиринтозмея смущало куда больше, чем звучание.
– В Лабиринт тебя никто не тащил, ты сам в него провалился, чтобы избежать самого кошмарного временного парадокса в истории. Дальше мне приходилось направлять тебя, дурака, опять же, во избежание названного парадокса. Всё насчёт творительных способностей – это полный бред. Кто их у тебя отнимет? Только ты и решаешь, есть они у тебя или нет, другое дело, осознаёшь ли ты это… Рватоним и Льюис выследили тебя самостоятельно, просто в первом случае моя помощь не понадобилась, а во втором – ты так раскис, что чуть себя не угробил. А по поводу Риши плакать не стоит, тупое млекопитающие, ибо, что есть смерть в Лабиринте? Всего лишь переход из одного Лабиринта в другой.
– С меня довольно твоих парадоксов, загадок, шуток, игр и каламбуров! Просто верни меня в Реальность!
– Но зачем? Разве Реальность не в сотню раз хуже Лабиринта?
– Возможно. Но я не оставлю свою реальность такой, какой сделал два года назад – бесцельной и одинокой! Как менял Лабиринт, я изменю и её, и если ты мне в этом не помощник, то нам больше не о чем разговаривать.
– А вот это уже звучит интерес-с-с-сно… – Лабиринтозмей быстро высунул трепещущий язык, как будто пробовал мою тираду на вкус, а потом одним из хвостов поднял меня над поверхностью, чтобы мне не приходилось больше заниматься бегом на месте (очень любезно с его стороны). Вперив в меня золотые глаза, он молчал, видимо, ожидая, как я буду развивать свою идею. Главное – правильно сформулировать запрос.
– Куда могут открываться выходы Лабиринта? – для начала осведомился я.
– Куда угодно, – подтвердил мои догадки Лабиринтозмей.
– Даже в прошлое?
– А ты хитер.
– У меня был хороший учитель, который последовательно ломал мне мозг, пока я добирался к нему на урок.
– И куда же тебя отправить?
– На два года назад. Точнее, двадцать три месяца и двадцать три дня до того момента, как я попал в Лабиринт через метро. И я всё исправлю. Только есть проблема… Что делать с настоящим Ферри? У меня никак не получится его вытеснить, ведь у меня никаких прав на проживание в том времени, нет даже ни нормальной одежды, ни денег, ни документов.
– Настоящим? А ты что, искусственный? – если вы никогда не видели, как улыбаются змеи… То это логично, потому что у рептилий нет мимических мышц. Природа Реальности не дала змеям способности улыбаться и правильно сделала. Но Лаби плевать хотел на природу Реальности, и его улыбка шириной в несколько метров, обнажающая сотни зубов, торчащих из жемчужно-розовых дёсен, получилась поистине ужасающей. Но было в ней и что-то завораживающе харизматичное.
Не переставая скалиться, Лаби вертикально поднял одно из колец своего тела и показал в нем движущееся изображение, как на экране. В этом окне, внезапно заменившем кусок черноты, я увидел нарезку про прошлого себя: как я выхожу из дома, такой серенький и сонный, как бегу от собственной тени, шарахаюсь от каждой веточки в вечернем летнем лесу, испуганно – жалобно гляжу на девушку с фиолетовыми волосами, которую собираюсь поцеловать.
– Ты действительно не уверен, что сможешь обхитрить самого себя? – спросил Лабиринтозмей.
Мне было и смешно, и грустно глядеть на все эти картины. Это существование среди прямых дорожек и донельзя упрощенных схем было не лучше прозябания в каморке с пуфиком из пыли.
– Этот хорёк даже ничего не заподозрит. Нынешний я – более настоящий Ферри Лорен, чем он, – тот парень на картинках, конечно, тоже был Ферри, но сейчас я бы его и на должность своей тени не нанял.
– У тебя есть план?
– Только идеи. Продумаю по ходу, по обстоятельствам.
– Как-то резко ты изменился. Не забыл, что сам был этим хорьком? Напомни мне, что сделало тебя столь уверенным?
– Представь, что на вопрос, который ты больше всего на свете боялся задать, ответ оказался совсем не страшным. Просто я был уверен, что найду здесь пустоту. А здесь ты. Вот и всё.
– А когда я оказался здесь, никакого Лабиринта ещё не было. Да и меня практически не было: у меня не было ни рук, ни ног, и я забыл, сколько их должно быть, поэтому решил вообще ничего не делать, чтобы не ошибиться. Я стал абсурдным. Я и есть Абсурд, поэтому могу им управлять лучше, чем кто-либо могу создавать его. Вот я и создал собственную Реальность. Кто знает, может, и обычная Реальность – просто дурацкий лабиринт, который кто-то создал, чтобы не скучать.
– Это уже не моего ума дела, – пожал плечами я. – Открывай свой выход.
– Сам открывай, – махнул хвостом Лаби, – у меня важная встреча с минуты на минуту. Смотри не наделай парадоксов!
– С кем ещё там… – начал было я, но голова Змея уже отвернулась от меня и вдруг яростно вгрызлась в пустое пространство. Клыки-сабли рвали тьму, словно чёрную сахарную вату, и вскоре я услышал, как что-то рвётся к Лабиринтозмею навстречу с той стороны. Что бы это могло быть? И откуда оно? Вряд ли мне дано когда-нибудь узнать ответы на эти вопросы. В пространстве образовалось истончение, после ещё нескольких мощных ударов превратившееся в рваную прореху. Оттуда начал сочиться туман восхитительно лилового цвета. Постепенно он уплотнился, образовывая очень мягкие и пушистые на вид щупальца, которые старательно расширяли проход наравне с хвостами Лаби.
– Аномалия… – чуть дыша, прошептало чудовище планетарных масштабов. – А-но-ма-ли-я…
Я заворожено наблюдал, как касаются друг друга два самых странных на свете существа и не смел пошевелиться. Очевидно, решив, что аудиенция окончена, Лабиринтозмей бесцеремонно запустил меня одним из хвостов в полёт во тьму, но я не испугался, зная, что полечу к выходу из Лабиринта, если пожелаю. Но у меня оставалось одно незаконченное дело. Я прокричал мысленно, так как не рассчитывал на распространение звука в этой пустоте:
– Раз ты создал Лабиринт, сможешь его и исправить! Сделай так, чтобы существа с верхних уровней больше не охотились на нижних ради могущества, а нижние не ловили верхних ради стабильности! Пусть хоть одна реальность не будет жестокой!!! Вдвоём-то вы точно придумаете, как это сделать…
И также мысленно до меня донеслось шипящее «обещ-щаю».