– А если вдвоем на 9 дней? – не отступала Людмила, – ну, пожалуйста…
– Да причем здесь «пожалуйста»?! – на другом конце провода возмутились еще больше, что казалось еще одна фраза – и просто обидятся. – Я Вам русским языком объясняю: нет такой возможности. Если бы Вы к нам в ноябре приехали – другой разговор. А летом – просто не реально.
– Ну, извините…
На другом конце провода повесили трубку, даже не дождавшись окончания фразы собеседника и не попрощавшись. Людмиле сразу представилась грузная женщина в халате, бросившая в сердцах трубку на рычаг, хмыкнувшая, сказавшая в воздух: «Ишь, чего захотела…» – и удалившаяся в темноту длинного неосвещенного коридора.
Вечером за ужином Людмила детально описала мужу весь этот бесконечный и безумный день, добавив: «Может и мне тогда не ехать? Что я там буду отдыхать, а вы здесь жариться в городе?».
– Не выдумывай! – Тиша выдавал фразы порциями между ложками борща, – Дали путевку – езжай… (ложка) Тем более так дешево… (ложка) Сколько мы не отдыхали… (ложка) Да, кажется, аж с медового месяца…
– Да нет, помнишь, мы еще через год в Геленджик ездили. Помнишь?
– Ну да. Так когда это было?! (ложка) Еще до рождества Христова… (ложка) Тем более, поезжай, отдохни. А мы уж тут за восемнадцать дней с Настькой с голоду не помрем…
– Тишь, ну это как-то…
– Поезжай, поезжай… – он отставил пустую тарелку и принялся за второе. – Мне сегодня Кузьмичев, представляешь, говорит, мол, ты, Тимофей Сергеевич, ответственный за проект? Я ему, мол, я. Так почему, он говорит, я должен за тебя бегать и сопли рабочим подбирать? А ему…
И так далее. Тиша рассказывал про свою работу, а Людмила, которая обычно слушала и даже вставляла какие-то реплики в почти ежедневный рассказ мужа, в тот вечер была мыслями совсем далеко: в сборах, предотпускных покупках и заботах.
Затем начались конвульсивные сборы. Времени оставалось совсем немного, учитывая степень готовности к подобного рода отдыху. Из каких-то забытых глубин антресолей, куда, как говорится, «давно не ступала», были вытащены курортные вещи еще советских времен в чемоданах. Вьетнамские сланцы «через палец», со «съеденной» от времени резиной, Людина панама в горошек и Тишина матерчатая кепка с пластмассовым козырьком и надписью Tallinn, ласты и купленные впрок для Настеньки круг с утенком. А также халаты, подстилки, майки, шорты и юбки. И все это под жутким слоем пыли и со стойким запахом нафталина. Самым хорошо сохранившимся предметом в чемоданах был как раз нафталин.
Людмила отряхнула вещи, которые могли пригодиться и, как ей сначала показалось, были в «удобоваримом» состоянии. Приложив их к себе, она не без сожаления поняла, что времени прошло не мало. Литературный штамп «годы были безжалостны к ее фигуре» в данном конкретном случае был не применим вовсе. Людина фигура осталась «очень даже», учитывая рождение ребенка и годы, когда было совсем не до слежения за ней. Но все же габариты несколько отличалась от тех, двадцатилетней давности. Странно, почему она не носила все эти вещи в повседневной жизни тогда? Почему они, обычные вещи, пролежали в чемоданах на антресолях, вызывая разве что сытое подташнивание у моли? Ладно шлепанцы или, там, ласты… Странно… Хотя… Куда бы мог одеть эти шорты Тиша? Или эту кооперативную майку с перестроичными лозунгами? Разве что вынести мусор, но для таких процедур тряпья всегда хватало. А эта юбка… «Странно, но зачем же мы все это хранили столько лет?!» – задавалась вопросом Люда, рассматривая отрытый в закромах квартиры семейный клад. – «Но, не выкидывать же было…», – отвечала она себе.
Таким образом, сборы сильно замедлились, пока половина найденных вещей не перекочевала в тряпки, а остальная в мусорное ведро. Но процесс этот был небыстр. Ведь каждая единица одежды была тщательно рассмотрена, примерена и отождествлена с собственной историей покупки и ношения. Настя ходила мимо и все удивлялась: «Мам, тебе собираться надо, а ты с тряпьем доисторическим возишься…». Но Людмила не слышала дочь, а все примеряла, разглядывала и вспоминала.
Так прошло несколько вечеров. Работа как бы ушла на второй план, дома тоже постарались, как могли, ее разгрузить, и Людмилины мысли занимала исключительно поездка. Благодаря вещевым рынкам и обилию дешевых, хоть и недолговечных китайских товаров, купить одежду, в общем-то, не составляло проблемы. Основная проблема – поехать на такой рынок и терпеливо купить все, что нужно по списку, а это, говоря откровенно, не самая простая задача. Ничего сложного в этом, конечно, нет, но терпение нужно действительно неисчерпаемое и силы на поездки и таскание сумок. Надо отдать должное, Тиша поехал с ней и, несмотря на стойкую неприязнь к такого рода людским скоплениям, молча и покорно ходил за супругой между обвешенными одеждой рядами.
Времени катастрофически не хватало. И, хотя набирать с собой дюжину бальных платьев Людмила не собиралась, часы сборов пролетали, поглощая все оставшееся после работы время, а свежеприобретенные сумки разбухали и становились похожими на тугие боксерские груши.
В общем, время сборов пролетело. Во всяком случае, для Людмилы. Оно было очень насыщено, наверно, поэтому и быстротечно. Она металась, как горячечный в бреду, а все сотрудники, глядя на нее, жутко завидовали: постоянно шептались в углу комнаты, изредка посматривая в сторону Людиного стола. И даже давняя подруга ее Семенычева Надя сказала: «Ох, Людмилка, нажила ты своим счастьем себе врагов…». Но Людмиле было уже все равно. Она никогда особо не была «воодушевлена» сложившейся в их коллективе атмосферой, впрочем, как и самим коллективом. А теперь, когда вся пакость людская обнажилась из-за какой-то путевки, якобы чуть возвысившей Людмилу над поверхностью их родного болота, где все они еще вчера пребывали по ноздри, она перестала вообще обращать на сотрудников какое-либо внимание, касающееся внепроизводственной сферы. Дома же все было наоборот. Домочадцы ее, сколько могли, поддерживали, в том числе и в спокойном безразличии к отношению коллег по работе. Настя даже сходила и купила книжки в дорогу, по списку, приготовленному Людмилой. Тиша приволок с работы какой-то небольшой вентилятор, на случай если ТАМ будет в номере совсем невыносимо. Но Людмила абсолютно невозмутимо сказала, дескать, вентилятор – это, конечно, меньше газовой печи и легче чугунной ванны, но даже такая полезная и компактная вещь пусть лучше останется дома, ибо ее сумки все более напоминают уже старых жирных тюленей из фильмов про северные моря. И Тиша безропотно унес вентилятор обратно на работу. Потом долго искали кипятильник, коих по воспоминаниям еще с командировочных восьмидесятых должно было остаться по дюжине в каждом углу. В итоге дома не нашли ни одного, обзвонили всех знакомых, и те тоже долго искали не очень часто используемую в повседневной жизни вещь. Нашли только в двух семьях, и муж ездил через весь город забирать его у одной из семей. Мысль пойти и купить кипятильник почему-то никому даже в голову не пришла… В общем, все помогали и суетились, как могли.
И вот час икс пробил. Все семейство прибыло на вокзал. Так как поезд уходил днем, Тише для этого даже пришлось отпрашиваться с работы, что в их конторе совсем не поощрялось. Но тут уж, как говорится, деваться некуда. А Настей процесс провожания был воспринят «на ура», так как она уже большую часть лета шаталась по раскаленному городу дни напролет и маялась от безделья. Так что поездка на вокзал была воспринята дочерью как хоть какое-то разнообразие в череде бессмысленно проводимых дней школьных каникул.
Увидев здание вокзала, Людмила поняла, как давно она здесь не была. Вокзал был конечной станцией многих маршрутов транспорта, но конкретно Людины городские ежедневные маршруты передвижения пролегали все как-то мимо, поэтому здание вокзала она видела последний раз в конце девяностых, когда они с Тишей провожали гостившего в их семье Тишиного студенческого друга из Прибалтики. Но это было так давно, и так много с тех пор изменилось…
Здание вокзала блестело на солнце, отражая остроугольными стеклянными ребрами безжалостные полуденные лучи. Мода стеклить и тонировать по возможности все сделала здание похожим на перевернутый верх дном граненый стакан, так и не отмытый от какого-то дешевого винного пойла. Площадь перед вокзалом напоминала муравейник, где все куда-то ручейками бегут и несут на себе поклажу, в разы превосходящую по массе несущего. И только важно прогуливающиеся налегке милиционеры неприветливо и оценивающе оглядывали пробегающих мимо «муравьишек». Людмила сильно нервничала, сама не понимая причины. И поэтому вся эта суета в сочетании с изнуряющей жарой раздражали ее, заставляя расточительно тратить последние крохи энергии и сил.
Не сильно надеясь на городской транспорт, оттого и не совсем верно рассчитав время, они приехали за час до прибытия поезда. В сильно изменившемся, но не ставшем от этого уютнее и организованнее, зале ожидания к счастью работал кондиционер, и вся семья просидела час на металлических сиденьях, придуманных, видно, специально для вокзалов каким-то ревматологом для обеспечения стабильности заработков специалистов своего профиля. Во всяком случае, другое разумное объяснение в голову не приходило.