Самый романтический момент знакомства с Европой Петр и Ирина проспали. То есть они не видели ни панорамы, открывающейся с высоты полета, ни момент приземления уже Там. Оба супруга буквально отключились, как только самолет стал набирать высоту, улетая прочь от их родного города. Они проспали всё время полета. Сон их нарушила лишь посадка в Москве. Нарушила, но, судя по всему, не прервала: в сомнамбулическом состоянии они пересекли столицу, были посажены в другой самолет и отправлены дальше. Да-да, именно так: «посажены» и «отправлены». Дело в том, что после, вернувшись домой и рассказывая родственникам и знакомым о своем путешествии во всех деталях, единственным эпизодом, который выпал из памяти обоих и о котором ничего конкретного ни он, ни она вспомнить не смогли, были их перелеты на пути туда и трансфер в Москве. Сев в самолет, следующий из Москвы, они снова «отключились» и проспали всё время полета, проснувшись снова лишь при приземлении.
Но уже по пути из аэропорта в гостиницу они ощутили, то о чем мечтали, отправляясь в эту поездку. А, точнее, даже не мечтали. Атмосферу, шарм, аромат, вкус, очарование… Перечислять можно долго и абсолютно бессмысленно. То, что их захлестнуло и не отпускало аж до возвращения домой, не поддается описанию. Можно потратить тысячу слов и литры чернил, но так и не выразить и сотой части той эмоции, которая заставляет буквально захлебываться переизбытком чувств и ощущений. Причем, в жизни, как ни странно, это касается, как положительных, так и отрицательных эмоций.
Так началось помешательство длиною почти в три недели. Одно на двоих. Точнее, как потом оказалось, на несколько большее количество людей. В первый же день они познакомились с парой врачей родом откуда-то с Урала и интеллигентной женщиной с дочкой-подростком. Для врачей это была не первая поездка, но все они находились в примерно одинаковом состоянии эйфории и поэтому, как только это выяснилось, решили захлебываться восторгом совместно, наматывая по незнакомым улицам далеких городов невообразимый по пешеходным меркам километраж. Три недели непрерывного калейдоскопа впечатлений, одно ярче другого. Большие города сменялись какими-то исторически или эстетически важными, по мнению экскурсовода, деревеньками, которые, в свою очередь, снова уступали место городам. Феерию прерывали только переезды и сон. И то, насколько хватало сил, компаньоны пытались всю дорогу жадно вглядываться в унылый однообразный пейзаж трассы, как будто боялись потерять некую нить, связывающую уже полученные и грядущие ощущения воедино.
Да и сон был совсем не тем, что каждый из них привык понимать дома под этим словом. Это был не сон, а скорее забытье. Или обморок. Отличие составлял лишь тот факт, что потеря сознания случалась всегда после душа, на кровати в номере отеля. А так, все остальные признаки идентичны. Даже «гудящие» ноги от почти суточного блуждания по паутине улиц какого-то очередного города не мешали мгновенному отключению сознания. А ведь дома даже относительно небольшая нагрузка, да еще, не дай бог, перед сном, могла стать причиной бессонницы. Но это там. А здесь… Здесь все силы были мобилизованы, как у спортсменов на последнем круге. И сон, соответственно, был как у солдата: от горна до горна. Роль трубящего подъем выполнял, конечно же, будильник. Без него после таких ежедневных нагрузок можно было спать сутками, дай только волю. Но такую роскошь позволить себе было нельзя. Вставали все рано, встречались в фойе гостиницы и шли еще немного погулять по безлюдному городу, снова и снова жадно запечатлевая все вокруг с помощью фотоаппарата и собственной памяти.
Три недели в режиме марафонца. Участники ОТГ («Организованной туристической группировки», как назвал ее Петр), насколько могли, отказывались от различного рода дополнительных экскурсий, носящих, в основном, рекламный характер: ювелирные мастерские, винодельни, шоколадные фабрики и т.д. Они старались тратить максимально времени на, пусть и не очень методически продуманный, самостоятельный осмотр местных достопримечательностей, да и просто улиц, площадей, домов, людей. В отличие от туристов советских времен, их совсем не интересовали магазины. Несмотря на подавляющее число лиц женского пола в вышеупомянутой компании, никто ни разу даже не заикнулся о посещении какого-нибудь из множества магазинов, пестревших завлекающими значками процента. Никто заранее не договаривался, но не возникало даже любопытства. Возможно, любопытства как самой расходуемой субстанции у путешественников на магазины просто не хватало. Хотя, может быть, просто нечему было удивляться – чего-чего, а ассортимент, который когда-то поражал туристов из Союза, теперь и на родине был вполне. Качество и цены – дело другое.
Каждый день они метались по очередному городу с картой в руках и с пылающими глазами, пытаясь посмотреть все, что признано создателями карты достопримечательностью. И все остальное тоже. Переезжали, бегали по улицам, музеям, выставкам, смотровым площадкам, приходили ночью в отель, падали почти замертво, рано утром просыпались, чтобы успеть совершить прощальный круиз по городу и снова переезд. И усталость вроде не чувствовалась. Точнее участники ОТГ отмечали ее наличие, но не более того. Наверно, она накапливалась в организме в каком-то специальном потаенном неизвестном физиологами мешочке, который прорвался только по окончанию путешествия, разливая усталость во все уголки тела. Оба врача из их компании ничего о таком органе не слышали, но и у них другого, более толкового объяснения не находилось.
Усталость настигла супругов в самолете по пути из Москвы в родной город. Даже в день отлета они еще осматривали, фотографировали и впитывали. Все время полета в Москву они смотрели в иллюминатор, как завороженные. И даже в Москве они бойко перебрались из аэропорта в аэропорт, слезно прощались со ставшими почти родственниками участниками ОТГ, записывали координаты друг друга, чтобы как минимум обменяться получившимися фотографиями. И уже в самолете домой они поняли, что устали смертельно. Казалось, что сил не хватит даже на то, чтобы сойти с трапа.
Удачно, что на работах обоим супругам пошли на встречу и отпуск дали «по полной», несмотря на давно составленные графики и недовольство ущемленных таким внезапным решением руководства сотрудников. Таким образом, отдыхать оставалось еще неделю, и это было спасением. Поездка вымотала настолько, что без преувеличения всю неделю супруги пластом валялись перед телевизором, порой не в силах даже пойти на кухню приготовить какой-нибудь незамысловатый «перекус». Визиты и рассказы они оставили на потом, через неделю. И даже попросили детей неделю не привозить внуков, что, конечно, говорит о крайнем состоянии изнеможения. Единственное, что полезного и конструктивного они совместно сделали за эту неделю – это напечатали и подписали сзади каждую фотографию, указав запечатленное на ней место, а иногда и снабдив еще какими-нибудь дополнительными комментариями, постоянно сверяясь с грудой привезенных карт исколешенных населенных пунктов. Одновременно были переименованы файлы фотографий и разложены по соответствующим папкам в компьютере. Оставлять же снимки только в электронном виде не хотелось – бумажные фотографии как-то привычнее, осязаемей и долговечнее, что ли. На этом список совершенных дел за неделю, собственно, исчерпывался.
Выходя на работу, они уже чувствовали себя получше. Хотя всю неделю у них было ощущение собственных тел как груды совершенно отдельных непрерывно болящих органов. Мысленно они представляли свои организмы, как плакаты по разделке туши в мясной лавке, но в данном случае отмечались области сильной, чрезвычайной и невыносимой усталости. Работать не хотелось совсем. Благо, что львиную долю рабочего времени первые несколько дней приходилось отвечать на бесчисленные вопросы сотрудников, что, конечно же, отвлекало, а точнее давало повод попросту не работать. В первые дни супруги решили не брать диски с фотографиями на работу, поэтому поначалу на вопросы отвечали скупо, без устали повторяя, что расскажут в всё деталях, когда принесут снимки на работу.
На самом же деле супруги суеверно решили ничего не рассказывать на работе до тех пор, пока ни соберут родственников и друзей и ни расскажут им первым все во всевозможных подробностях. Объяснить такое решение они не могли даже друг другу, но были абсолютно уверены, что поступить именно так будет единственно правильным.
Гостей позвали в конце недели на вечер в рабочий день, не в силах держать все в себе до выходных. Всем гостям было заранее сказано, что ничего сверхъестественного не планируется, что желательно плотно пообедать на работе, так как пира никто «закатывать» не собирается. Заранее готовить ничего не стали. Возвращаясь после работы, Петр в ближайшем магазине купил салаты, рыбные нарезки, колбасы и сыры для «междусобойчика». Гости, проникнувшись выданными рекомендациями, кто как смог наелись заранее и, чтобы помочь хозяевам, принесли с собой салаты, нарезку и консервы из того же ближайшего к дому магазина.
Когда гости уселись за стол, и все выпили по паре стопок за успешную поездку и возвращение, хозяева начали рассказывать. Во всех деталях, перебивая друг друга для того, чтобы дополнить рассказ какими-то сочными подробностями или наоборот заявить, что все было совсем не так. Они описывали все в таких деталях, что самим рассказчикам казалось, будто они снова очутились там. Излагали все по порядку, день за днем, город за городом, начиная с отлета из города и сна в самолете. В таком же хронологическом порядке по ходу повествования передавали по кругу соответствующие фотографии, также сдабривая их необходимыми комментариями. И именно в это время они оба поняли, как замечательно они провели отпуск! Успокоившись и взглянув, словно со стороны, как отдышавшийся, отдохнувший спортсмен, пересматривая в записи эпизоды какого-то очень принципиального выигранного матча, супруги получали удовольствие от каждого эпизода, каждого вида, и даже каждого курьеза, которые в огромном количестве всплывали в их памяти по ходу повествования. Они рассказывали, жестикулировали, демонстрировали фотографии, но все равно, слушая восхищенные фразы гостей или заинтересованные вопросы, понимали, что не смогли донести и сотой доли того впечатления и удовольствия, которое получали там, а главное почувствовали здесь, вороша еще не успевшую спрессоваться пеструю листву воспоминаний в своей памяти.