В рифмах о разном

Молчание России

 
На границах твоих – вороньё неуёмное,
В незаконченных войнах с тобой закалённое.
Твои нервы всегда на пределе, без продыху.
Так чего ж ты молчишь? Может, следует обухом!?
 
 
Тебя семеро гнут, а ты всё не ломаешься,
Тебя бьют по ногам, ты стоишь и не валишься,
Ты всё время молчишь, каблуками не шаркаешь,
И у смертной черты на колени не падаешь.
 
 
Из врагов – треть земли со зловещими
                                                         кармами,
Из друзей – твой народ, да ещё – флот и армия.
Не унизить тебя, не сломить – не получится!
И не надо пытаться придумывать, мучиться.
 
 
И имеешь ты всё, чем гордимся мы сроду:
Самых лучших людей, веру в Бога, свободу.
Каждый раз, когда к цели своей подбираешься,
Превращаешься в пепел, да вновь
                                                возрождаешься.
 
 
Напряжён гордый взгляд, будто сейчас
                                                          воспаришь.
Может быть, оттого ты так гордо молчишь?
Лишний раз никого за себя не просила,
Знать, в молчании твоём и заложена сила.
 
 
Управляешься ты напрямую с Небес,
Видно, есть у Него до тебя интерес!
Непростая судьба, молчаливая сила
И всего-то шесть букв в этом слове – «Россия».
 

Сомневайтесь, друзья!

 
Я с годами во всём сомневаться привык
С той поры, как закончил былую карьеру.
Хитрый мир изменялся почти каждый миг,
Я же всё принимал, как и раньше, на веру.
 
 
С той поры я не верю почти ни во что,
А, точнее сказать, сомневаюсь, наверное.
Я не верю призам лотерей «Спортлото»,
Что опять стану номером первым.
 
 
Я давно уже понял, что верить нельзя
Самым честным глазам и красивым словам.
Я прошу об одном: сомневайтесь, друзья —
Это будет пожизненным бонусом вам.
 
 
Если дал Гименей родовое гнездо,
Кто сказал, что в жене сомневаться нельзя?
Даже если уверены в ней на все сто,
Хоть чуть-чуть, на процент, сомневайтесь,
                                                            друзья.
 
 
Я не верю слезам и прогнозам погоды,
Что когда-то появится запах у роз.
Когда чувствую я, как летят мои годы,
Закрываю глаза и не верю всерьёз.
 
 
Но, по правде сказать, среди этих сомнений,
Как у каждого правила, есть исключения.
И сейчас без стеснений и лишь для тебя
По секрету скажу, во что верую я.
 
 
Я верю в Бога – это раз,
И это вовсе не слова.
Я верю в то, что вижу сейчас,
И это будет уже – два.
Тебе что, мало? Ну, смотри:
Ты мне чего-нибудь соври,
А я поверю – будет три!
 

Мой сын

 
Мы выбираем ориентир
По солнцу, звёздам, и ещё —
Когда приходим в этот мир
И ищем крепкое плечо.
 
 
Мой сын, ты быстро повзрослел
И, пролагая себе путь,
Ты уже многое успел,
Теперь бы только не свернуть.
 
 
Я был опорой для тебя
На протяжении многих лет,
А быть похожим на меня
Тебе подсказывал сюжет.
 
 
Ни от друзей, ни от меня
Не отдалялся на бегу,
Плечо твоё – моя броня,
И в той броне я всё смогу.
 
 
Я, выдыхаясь, отстаю,
Теперь ты будешь впереди.
Я добровольно отдаю
Тебе свой номер на груди.
 
 
Там, впереди, – огромный мир.
Дерзай, но помни, старина:
Я тоже выбрал ориентир,
Мой ориентир – твоя спина.
 

Письмо любимой

 
На огромной голубой планете
Выбрал я одну из лучших женщин —
Самую прекрасную на свете,
Примулу, в изысканном букете.
 
 
Как подарок неба, как награда,
Видимо, за ляпы прошлых лет,
В моем сердце – яркая лампада,
Что даёт мне негасимый свет.
 
 
Этот свет, наверно, цвета счастья.
Я готов дарить его другим.
Вдруг кому-то не хватает, разукрасьте
Своё счастье лучиком моим.
 
 
Я готов делиться этим светом,
Но его не выпущу из рук.
Ну, пожалуй, вот и всё на этом:
Я люблю тебя.
Твой преданный супруг.
 

Брошенные деревни

 
Есть на русской карте странные места,
Где стоят пустыми призраки-дома.
Всё никак не могут обрести покой
Меж двумя мирами доли роковой.
 
 
Брошены подковы у входных дверей,
Скромные надежды взрослых и детей,
Сросшиеся судьбы с матушкой-землёй
Разбросало ветром в стороне чужой.
 
 
Спят и днём и ночью на краю холма,
Временем зажаты, ветхие дома.
Каждый день им снится шум и беготня,
Будто в гости едет прежняя родня.
 
 
Где-то по соседству двери заскрипят,
Мамы пообедать позовут ребят.
А поближе к ночи, как спадёт жара,
Вновь наполнит воздух бани аромат.
 
 
Тишине звенящей, как наперекор,
Возле старой балки застучит топор.
И пастух весёлый, что-то бормоча,
Проведёт на выпас стадо рогача.
 
 
Только на поверку – всё наоборот:
Не слышна гармошка, не мурлыкнет кот.
Видно, ждут напрасно старые дома,
Не вернутся люди больше никогда.
 

Мама

 
Сердце гулко стучит, словно бубен шамана,
Мне уже никогда не обнять мою маму.
Из окна её комнаты – краешек неба,
Наблюдает за ним лишь пасхальная верба.
Я по-тихому утром зайду, как обычно,
Посидеть у неё, где вокруг всё привычно.
Вроде, всё как всегда, и таблетки – в рядочек,
Телефон, календарик, бордовый платочек.
Как бы мне всё вернуть? Как себя обмануть?
Чтоб услышать разок: «С добрым утром, сынок!»
 

Бродяга

 
Ты когда-нибудь думал о жизни других,
Размышлял о потерянных судьбах?
Как живётся миллионам бездомных, больных,
Не похожих на нас с тобой людям?
 
 
В городском андеграунде есть человек,
У него тихий праздник сегодня.
Он обрёл в этом мире свой «ноев ковчег»,
Для тебя ж его мир – преисподня.
 
 
Он не старый совсем. Может быть, одинок,
И все дни друг на друга похожи,
На висках седины появилось чуток,
Непонятно одет, не ухожен.
 
 
Да и редко кто взгляд остановит на нём,
А тем более, в день непогожий.
Правда, мы, опуская глаза, узнаём
Среди сотен обычных прохожих.
 
 
Он – один из толпы из миллиона живущих
В городской толчее, днём и ночью снующих:
Одиноких, больных, крепостных, горько пьющих,
Доживающих жизнь, по теченью плывущих.
 
 
В своей жизни он где-то отстал на шажок,
Не успел в эту реку, не прыгнул
Или просто сорвался – последний прыжок.
Пьедестал без него был разыгран.
 
 
Он прирос к своему не по росту пальто,
К неуклюжим штанам, что в пору едва ли,
И в глазах не разжечь огонька ни за что,
Но для нас – это только детали.
 
 
Он привык к этой ношеной паре калош,
Для него каждый день – непогожий.
Ну и пусть он совсем на тебя не похож,
Не суди его строго, прохожий!
 

Мы и не жили на все сто!

 
Откладывая счастье на потом
И робко радуясь удачам,
Мы и не жили на все сто,
Когда вокруг весь мир был счастлив.
 
 
Боясь сломать хрустальный дом,
Где мы на цыпочках ходили, —
И там не жили на все сто,
А лишь слегка, с ума сходили.
 
 
Когда мы поняли с тобой,
Что стены дома из бетона,
То обрели былой покой
Под звуки марша Мендельсона.
 
 
Но марш играли не для нас,
Хотя ты рядышком стояла
С невестой в платье под атлас,
Что за спину букет бросала.
 
 
Вокруг да около бродили,
Нам всё успело надоесть.
Пока другие жили-были
И принимали всё как есть.
 
 
Теперь нам нечего менять,
Ведь может статься только хуже.
А коль не жили на все сто,
И начинать уже не нужно.
 
 
Зато мы любим, как никто,
И к выводу пришли мы вместе:
Что скучно будет жить на сто,
Давай-ка станем жить на двести!
 

Равнодушие

 
Ты убей меня на время,
Чтобы после оживить,
Если больше на планете
Будет некого любить.
 
 
Ты убей меня, я рядом,
Так чтоб не было следов.
Хочешь – ядом, хочешь – взглядом,
Без ненужных, лишних слов.
 
 
Можешь даже сделать больно,
Я не чувствую давно
Ни порезов, ни уколов,
Я привык. Мне всё равно.
 
 
Я боюсь стать незаметным,
Стать ненужным и чужим,
Быть убитым ежедневным
Равнодушием твоим.
 
 
Ты убей меня на время,
Чтобы после оживить,
Когда будет на планете
Больше некого любить.
 

Безымянные могилы

 
Он жил, как тысячи других,
Всегда и был одним из них.
В какой-то миг вдруг стал чужим
Соседям, близким и родным.
 
 
Одни шептались: он герой,
Служил в разведке фронтовой.
Другие верили, что он,
Как говорили, был шпион.
 
 
Не нужен дактиль, ямб, хорей
И слог, изысканный ничей.
Довольно пары метких слов —
Глядишь, донос уже готов.
 
 
Здесь лютым страхом скован рот
И по спине – холодный пот.
Сейчас соседи, глядя в пол,
Подпишут, молча, протокол.
 
 
И режет бритвой по ушам:
«Не могут ж ошибаться Там!»
Уже светает, в путь пора.
За дело взялись «мастера»:
 
 
Блеснут наручники стальные,
Глаза охранников пустые,
И чёрный ЗИС, внизу двухосный,
Разделит мир на «до» и «после».
 
 
Тюремный мрачный коридор,
Конвойный, тройка, приговор.
И вот – бетонная стена,
И к ней лицом живой… Пока.
 
 
Удар по рёбрам, свет в глаза.
И пока катится слеза,
Окончен страшный монолог,
И предсказуемый – итог.
 
 
Давно отъехал воронок,
И слышно, как взведён курок.
Вся жизнь галопом пронеслась
И через миг… оборвалась…
 
 
Рубили лес, как в бодуне,
Летели щепки по стране.
И шли колонны в полный рост,
Ложась без имени в погост.
 
 
Лепились сроки, как калач,
Вне подозрений – лишь Палач.
И нет в живых уже давно
Из них двоих ни одного.
 
 
На первый взгляд, итог един:
И бренный смерд, и господин
Давно покоятся в земле.
Один – без имени. В тайге.
Другой – тут, рядышком, в Кремле.
 

Вера

 
Такое бывает. Ребёнок больной,
Не первые сутки в горячке лежит.
Даёшь пригубить водички святой —
Болезнь отступает, нигде не болит.
Найдётся, кто скажет: просто время пришло,
Организм ведь боролся, само и прошло.
 
 
Столетнее дерево валит грозой,
Оно приземляется рядом со мной.
Прошло в сантиметре меж мной и друзьями,
Могло завершиться большими слезами.
Найдётся, кто скажет, что вновь всё совпало,
Ничего необычного: просто рядом упало.
 
 
Бывает, накрылись большим медным тазом
И бизнес, и связи – короче, всё разом.
И вдруг, словно с ясного неба упало.
Ты скажешь: конечно, опять всё совпало,
Слепое везенье! Ни много, ни мало.
 
 
Не стану я спорить с трактовкой такой,
Да в сущности, друг мой, кто я такой?!
Лишь винтик, прикрученный к жизни судьбой!
 
 
А всё, что касается разных сомнений,
Домыслов, смеха, ухмылок и прений,
На это ответ будет очень простой:
«Господь да пребудет с тобой и со мной!»
 

Один

 
Вроде, враг отступил, только боль не ушла,
Бой окончен, ни горько, ни сладко.
Его рота вчера в том бою полегла,
Полегла целиком, без остатка.
 
 
Ему все говорили – тебе повезло,
Ты скажи только сам себе: кто ты?
Но звучало в ушах всем объятиям назло:
Выжил только один, из всей роты.
 
 
Он не пил за столом и от слова «совсем»
Ненавидел бравурные тосты,
Он не знал, что ответить на это им всем,
Не родным и не близким, а просто.
 
 
Столько лет он заглядывал смерти в лицо,
И теперь не закрыты счета.
Знает он: у победы – всегда сто отцов,
Поражение – всегда сирота.
 
 
Свет погашен и будет царить в темноте
Тот порядок, что сейчас, видно, важен.
На сукне – стопка водки и чёрный ТТ,
Не взведённый пока, но заряжен.
 
 
Безупречно отглажен парадный мундир
И начищена обувь до блеска,
Стопка водки – в руке, и ТТ – на гарнир,
Спрячет совесть на страшном отрезке.
 

Ты вспоминай обо мне…

 
Ты вспоминай обо мне иногда, на досуге,
Готовясь ко сну, и в гостях у подруги,
И днём, и когда выпадает роса,
И просто, когда ты глядишь в небеса.
 
 
Ты вспоминай, ну хотя бы нечасто,
Что в жизни сбылось, сбылось не напрасно.
А что не сбылось, остаются мечты,
Но главное в том, что со мной была ты.
 

Весенний луч

 
Весенний луч окна коснулся:
Порадуйся, что ты проснулся,
Что солнце светит, день вернулся.
Ушла зима, давно смирившись,
Листва шумит, едва родившись.
 
 
Что ночь закончилась со сном
И вся печаль осталась в нём.
И хорошо, что дел полно,
И то, что небом нам дано,
И что творенье рождено.
 
 
И муза рядом как награда,
И рифма ляжет так, как надо!
Что ты любимой улыбнулся,
Зевая сладко, потянулся —
Как здорово что ты проснулся!
 
 
Что можешь крикнуть во всю грудь,
Не важно, что – хоть что-нибудь,
Что можешь пить вино и есть,
Друзьям и близким надоесть.
Ведь, главное, ты есть!
 
 
Ты вот, живой… Ты видишь, слышишь,
Вдыхаешь Жизнь – не просто дышишь!
И хорошо, что ты не знаешь,
Что обретёшь, где потеряешь,
Чего уже не наверстаешь.
 
 
Отбрось сомненья и метанья,
Порадуйся, что, задержав дыханье
И выдохнув, опять вдохнёшь
И в сотый раз опять поймёшь:
Какое счастье, что живёшь!
 

Детские сны

 
В детстве желанья – вне расписанья,
Тяга к любви у юных созданий.
У стариков из заветных желаний —
Посидеть за столом, рассказать о былом.
 
 
Всем малышам радуга снится —
Мысли в цветах, как говорится.
Годам к тридцати снится работа,
А у стариков – одна лишь забота:
Попросить у весны, чтоб сбывались хоть сны.
 
 
В детстве мечты – чистые, яркие,
Годам к сорока – с небольшими помарками.
Ну, а для нас, едущих с ярмарки, —
Обрастают ремарками на тернистом пути
И живут взаперти.
 

Вдохновение

 
С детства знаем мы из книжек,
Где находятся планеты.
И из памяти мы выжать
Можем все, на всё ответы.
Про барокко и ампиры,
Про озоновые дыры,
Как болезни одолеть
И про жизнь, да и про смерть.
Про сады Семирамиды,
Про седые пирамиды,
Как за год разбогатеть,
Если сильно захотеть.
Но такие есть вопросы,
Что на них нам дать ответ
Не помогут ни опросы,
Ни могучий Интернет.
Как приходит озаренье
Музыканту и поэту?
Что такое вдохновенье —
Кто-нибудь мне скажет это?
Ни в научных кабинетах,
Ни в любой литературе
Не найдёте вы про это,
Ни в «талмудах», ни в брошюрах.
Говорят, что вдохновенье —
Это наше настроенье.
Как погода на дворе
В нестабильном сентябре.
То не выдавишь ни струйки,
Когда с музой ты в разлуке.
То прольётся водопадом,
Если где то она рядом.
Слышишь, муза, ты не спи,
Я прошу: ты потерпи.
Родилось опять творенье!
Значит, живо вдохновенье.
Но всему своя есть плата,
Всё кончается когда-то.
Вдохновение, быть может,
У меня иссякнет тоже.
Если вдруг случится это,
Буду я рубить деньгу!
Стану делать табуреты —
Это тоже я могу!
 

Ревность

 
Загнав подальше повседневность,
Отправив разум на покой,
Слепая, яростная ревность
Глаза застелет пеленой.
Она, рассевшись на руинах,
Упорно, с ночи до зари,
Рисует мрачные картины,
Твой мозг сжигая изнутри.
На крыльях бешеного ветра,
Сломав привычный балансир,
Завесит шторами из фетра
Окно в привычный, старый мир.
Теперь со статусом «заложник»
Тебе придётся как то жить.
А что никак забыть не можешь,
Лишь будет дальше тяготить.
Пока в душе не утрясётся,
Она задержится с тобой.
Но час пробьёт – тебе придётся
Оставить ревность за спиной.
А когда будет путь расчищен,
Ты связи с прошлым разорви.
И вновь взойдут на пепелище
Ростки надежды и любви.