Такое чувство, своеобразное… полезное для всех ведущих беспокойный образ жизни.
Однако осознавать то осознавал, но принимал такие доводы на веру крайне плохо. Одно дело, когда сам, спинным мозгом чувствуешь в человеке сомнительные неувязки без единого на то повода, и другое – когда тебе без всяких объяснений с обоснованиями дают команду: «Ату его, это жулик».
Ничего для себя не решив, Сергей вернулся на кухню, настраиваясь на исполнение приказа.
… Маша уже прибрала кухонный стол, принесла из комнаты лампу для чтения.
– Работай тут. Чайник на плите, захочешь перекусить – в холодильнике овощное рагу. Мурке ничего не давай. Я её покормила, – валяющаяся на подоконнике питомица дёрнула ухом в знак несогласия, но на больший протест не решилась. – Если что, зови.
Тактичная домовая, не желая мешать, скрылась за холодильником, а Иванов включил лампу, поставил рядом пепельницу и углубился в изучение протоколов и прочих следственных бумаг.
Начал с тех, что относились к событиям двенадцатилетней давности.
***
… Последний том инспектор захлопнул под утро. Открыл окно нараспашку, проветривая квартиру от надёжно прячущих потолок клубов табачного дыма, вытряхнул в мусорное ведро горку окурков, зевнул, умылся ледяной водой, поставил чайник.
Теперь можно было и обдумать прочитанное. Информации в делах содержалось изрядно, но в разрозненном виде. Оперативные справки, написанные для высокого начальства, не содержали и половины полученных сведений. Сухие выжимки из основных фактов.
А имелись и второстепенные.
Разрабатываемый на причастность к убийству девушки Мирнок оказался относительно стандартной личностью. Сорока восьми лет, родился в неполной семье, мать жива и обитала где-то в области.
До армии рос обычным пацаном, аттестат со средними отметками, характеристики с места учёбы положительные. Потом – служба в одной из горячих точек, где он неожиданно показал себя с лучшей стороны. Имел две правительственные награды за мужество и отвагу.
На сверхсрочную или в прапорщиках не остался. После демобилизации вернулся к мирной жизни. Трудился строителем, менеджером, кладовщиком. Женился, через год развёлся. Обзавёлся сыном. Алименты платил в полном объёме, просрочек не допускал. С семьёй не общался, но тут уж по-всякому случается.
Заработал на старый домишко в пригороде, где и осел. В брак более не вступал и постоянными отношениями манкировал.
По слухам, периодически пользовался услугами проституток, но в пределах разумного.
Полюбил гиревой спорт, однако предпочитает тренироваться дома.
Рыбак, поклонник туризма, лёгок на подъём.
Со старыми друзьями сохраняет дежурные отношения. Из поля зрения не пропадает, но и не страдает надоедливостью. Регулярно посещает встречи выпускников. Близких отношений, включая бывших сослуживцев, ни с кем не поддерживает.
Пообщались бывшие коллеги с его армейским дружком, проживающим в городе, но больше формально. Они не виделись по разным причинам несколько лет, и тот толком ничего не рассказал.
В спиртном умерен. Не курит.
Все опрошенные отмечали его физическую силу и доброту. Отзывчив, надёжен, в долги не влезает. Умеет поддержать разговор. И вместе с тем застенчив.
– Или замкнут, – перефразировал Иванов. – Вполне можно перепутать, особенно когда с человеком не живёшь под одной крышей.
В момент убийства подозреваемый действительно находился в одиночном походе. На сотрудничество со следствием согласился сразу, указал точный маршрут с ориентирами, места ночёвок, припомнил возможных свидетелей.
С девушкой якобы не встречался.
Не поверив, опера оформили ему восемь суток административного ареста и подсадили в камеру агента.
Результатов не добились.
Впоследствии приставленная служба наружного наблюдения тоже ничего не выявила. Две недели по пятам ходили, поминутно фиксируя все контакты и передвижения.
Прослушка – мимо.
Работа – дом, дом – работа. По выходным – рыбалка.
Про пешие путешествия топтунами ничего упомянуто не было. Взглянув на даты в отчётах, инспектор догадался, что наступила глубокая осень и туристический сезон закрылся – с палаткой под холодными дождями не нагуляешься.
… Что и говорить, работу розыскники проделали колоссальную, не для галочки. Собирали сведения отовсюду, дёргали за разные ниточки.
Безрезультатно.
Дочитывая первые материалы, Иванов уж и сам начал верить в невиновность Егора Васильевича Мирнока.
Напоследок долго изучал фотографию, вложенную в бумаги. Обычная, физиономия крепкого мужика, с обозначившимися залысинами. Нос картошкой, губы полноватые. Плотный, крепкий, очень сильный, но не культурист. Мускулатура более подходила тяжелоатлету или метателю молота. Остальные пропорции в норме. Обыкновенный налогоплательщик, каких вокруг полно.
Убрав снимок обратно, перешёл к более свежим бумагам.
Потерпевший – молодой человек. Убит, предположительно, на крыльце отчего дома, затем затащен внутрь. Смерть наступила от удушения верёвкой или толстым шнурком. Травм, следов борьбы и прочих сопутствующих повреждений и отметин не выявлено.
В ходе осмотра места происшествия на крыльце обнаружилась банка с окурками разной степени свежести.
Наверное, покурить перед сном вышел и того… с убийцей встретился.
Видеокамер по улице нет, подозрительных людей никто из соседей не замечал.
Далее шли распечатки звонков с телефона покойного. Бойкий оказался паренёк. Без умолку трещал с многочисленными приятелями, друзьями, знакомыми.
Основных уже отработали. С их слов, трепались о новинках в мире компьютерных игр, о девушках, да просто ни о чём.
Тут же находилась и распечатка с телефона фигуранта.
Сергей сверил время заказа такси в интересующий день (оно оказалось подчёркнуто красным карандашом), прикинул срок поездки от места работы потерпевшего до дома.
Посмотрел на следующий вызов с телефона убитого.
Получалось – из машины звонил.
Незнакомый опер тоже отметил этот факт. Пробил номерок, выдернул владельца на допрос. Оказалось – школьный товарищ, поддерживающий с убитым тесные отношения.
О чём они болтали в тот конкретный раз он вспомнить не смог – собирался в бассейн и слушал вполуха, положив смартфон на полку и переведя его в режим громкой связи. Половину слов заглушал работающий в соседней комнате телевизор. Зато помнил, о чём они говорили позже, примерно в десять вечера.
– На подругу жаловался, – сообщал текст протокола. – Ждал её в гости, родители уехали, а она не пришла.
Пассия покойного это подтверждала. Ей он тоже звонил неоднократно, но не из такси.
Звонил и на следующий день, добившись того, что девушка внесла назойливого ухажёра в игнор-лист.
… Показания Егора Васильевича ясности не принесли. По окончании трудового дня приехал к себе, покушал суп, покормил кур. Отправился таксовать… Встретил клиента по указанному им адресу, отвёз, порулил дальше калымить, на одну из центральных площадей. Покупал кофе в заведении напротив парковки, продавщица видела. Всегда там пасётся между заказами, особенно после девятнадцати ноль-ноль. Много клиентов «с руки». На следующий день то же самое: работал, развозил. Все ходы записаны… Почему таксует? На работе зарплату третий год не поднимают. Стало на базовые потребности не хватать.
Домой приезжал ближе к полуночи. Смотрел телевизор, занимался спортом, ложился спать. Отчего мало времени выделяет на сон? Привык дремать в машине в ожидании вызова от диспетчера. Вполне удобно.
Кто может подтвердить, что не убивал? Никто. Одинокий он. Спросите у кур или пробейте по геолокации смартфона…
Очередные задания на наружку, опросы знакомых…
Трижды перечитав основные документы, Серёга затруднился определить, каким боком Мирнок к этому убийству, кроме того, что добросовестно выполнил переданный диспетчером заказ.
***
… Пройдясь по кухне и несколько раз присев, разминая затёкшие от долгого сидения суставы, инспектор вознамерился перекусить да завалиться поспать. Достал Машкино рагу, понюхал. Пахло болгарским перцем и томатом.
Не охота…
Пошарил по холодильнику, нашёл сырокопчёную колбасу и отрезал от палки кусок толщиной мало не в палец. С бутербродами возиться было лень. Добыл кусок хлеба, налил в заварник подоспевшего кипятка и, убрав со стола материалы, плюхнулся на табурет, нетерпеливо ожидая, пока кухня более или менее проветрится от сигаретной вони. Ледяной, зимний сквозняк ощутимо холодил ноги.
Пришедшая из Машкиных покоев Мурка текуче переместилась с подоконника на стол. Её, конечно, следовало прогнать, да ещё и подзатыльник за хамство отвесить, но Серёга решил смотреть на эту наглость сквозь пальцы.
Устраивать разборки с кошкой – означало шуметь, скандалить или рукоприкладствовать, а всего этого делать не хотелось. Позёвывая, поступил проще: шикнул на негодницу, состроил страшную физиономию, призванную отпугивать всяких пушистых нахалок, и с чувством откусил кусок колбасы.
На бедную питомицу стало жалко смотреть. Она скукожилась, обмякла, прильнула к столешнице, безвольно свесив хвост. Склонила голову на бок, опустила взор, будто прощаясь с бренным миром.
– Не дам, —набивая рот, пробурчал Иванов, великолепно знакомый с предстоящим представлением: «Мучительная кошачья смерть от голода».
Актрисой Мурка уродилась вполне достойной – хоть сейчас на академические подмостки выпускай. И тонко чувствующей настроение публики.
Сообразив, что выбранная тактика оказалась неудачной, она предприняла новую попытку. В мгновение ока переместилась по столу прямо к инспекторскому лицу, однако выхватывать зубами заветное лакомство не стала.
Заурчала, выгнулась, прикоснулась носом к щеке парня, вытянула шею так, чтобы смотреть глаза в глаза. Состроила умоляющую мордашку.
Заурчала ещё громче.
Иванов взгляда не отвёл. Смачно жевал колбасу, с любопытством ожидая продолжения.
– Не верю.
Маленький кошачий носик почти вплотную приблизился к носу жадины…
Еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, ранозавтракающий из баловства потянулся ниточкой Силы к голодающей проказнице…
И увидел себя.
***
… Толстые губы, мясистый, скалообразный нос, покрытые пробивающейся щетиной щёки, почему-то водянистые глаза, кустистые брови – всё имело непривычные пропорции и более всего походило на гротескную маску, по укурке изготовленную шутником-скульптором.
Ну и урод!..
Перепуганная нематериальным прикосновением Мурка протяжно, с истерической ноткой, мяукнула, вздыбила шерсть и с грохотом унеслась за холодильник, искать у хозяйки утешения и защиты.
Сергей испугался не меньше питомицы. Отшатнулся от стола, утёр обильно проступившую испарину, судорожно ощупал лицо, удостоверяясь, что его привычный рельеф остался в прежних размерах.
Сомневаясь в результатах и мечтая поставить окончательную точку в случайном экспромте, бросился в ванную, где долго, с пристрастием, рассматривал себя в зеркале.
Всё на месте, ничего не уменьшилось и не выросло… Кошачье восприятие позабавилось? Похоже.
Отдышавшись, уняв нервную дрожь в коленях, инспектор принял контрастный душ, для самоуспокоения побрился.
Плеснул в ладонь одеколон, растёр по освобождённой от поросли коже. Успокаивающе запекло, приводя перебаламученный рассудок в норму.
По возвращении на кухню убрал невесть когда упавшие на пол остатки импровизированного бутерброда, напился подстывшего чаю из заварника, не утруждаясь взять кружку.
Совсем успокоился.
– Мурка! – инспектор громким шёпотом позвал подопытную. – Мурка-а-а..
Никого. Подоконник пуст. В квартире – тишина.
Ради эксперимента похлопал дверью холодильника, прислушиваясь к характерному топотку лап. Ни звука. Кошечка и не подумала высовываться из убежища.
Сильно же её проняло! Обычно продуктовое колдовство – мощное, действующее на питомицу безотказно.
В животе у Иванова заворочался леденящий комок. Не вскипятил ли он её мозги? Попереживав, решил, что нет. Нитка Силы изначально тянулась слабенькая, безобидная.
Осмелившись на крайние меры, он достал банку печеночного паштета, пахучего, очень вкусного и вводящего животинку в экстаз одним своим видом. Нарочно поставил лакомство на край стола и вышел, погасив свет.
Ждал минуты три, вслушиваясь в ночь.
Домашняя мурлыка проигнорировала приманку, чего с ней не случалось в принципе. Любая позабытая еда всегда становилась объектом кошачьей охоты и либо съедалась, либо ронялась на пол, где мутировала в новое развлечение, которое требовалось всенепременно загнать в труднодоступное «под что-нибудь».
– Мурка-а-а-а… – ответом стала тишина. – Ну и ладно.
Паштет отправился в холодильник, а Иванов, усевшись на табурет, настроился искать параллели между кошкой и гоферовой змеёй, а заодно и докопаться до механизма случившегося.
Особо углубляться в высокие материи не пришлось. Причина предыдущих неудач оказалась более чем очевидной: расстояние. Шеф ведь как говорил? Нужно поймать ужа и играть с ним в гляделки, предварительно накормив. Почему? Потому что уж не ядовит, а в сытом виде не агрессивен. Соответственно, к нему можно приблизиться на удобное для начального обучения расстояние, постепенно отодвигаясь.
Он же, Серёга, пошёл по принципу «через одно место». От него до холоднокровной в экзотариуме было около полуметра – сверхдистанция для неофита-самоучки. Изначально обречённые на провал потуги.
Зато с Юлькой бы не познакомился…
– Ну шерстяная, держись! Назначаешься подопытной и первопроходчицей! Оплата сдельная, вкусненьким! – пообещал Иванов отсутствующей Мурке, многообещающе улыбаясь.
Из-за холодильника осторожно показалось кошачье ухо, а следом и вся кошка, недоверчиво посматривающая на человека. Подошла к табурету, дотронулась до мужской голени лапкой. Строго посмотрела, требуя компенсации за моральный ущерб.
Добротная порция паштета её вполне устроила.
… Появившийся рано утром Антон забрал дела, с сочувствием посмотрел на опухшую от бессонной ночи физиономию друга и в общих чертах поведал о результатах обыска:
– Ни шиша. Дважды прошёлся.
– У меня тоже.
– Спать ложись. Перед руководством прикрою.
Благодарно кивнув, Иванов почти сразу направился к дивану, манившему расстеленной на нём постелью и вызывающе привлекательной подушкой.
– Сильно обяжешь… После девятнадцати… – челюстные мышцы парня свёл судорогой мощнейший зевок, – пойдём допрашивать. У Мирнока прибивка на площади… Вычитал…
– К половине седьмого буду, – заверил напарник и, деликатно не напрашиваясь на утренний чай, ушёл.
Дрых инспектор почти до полдника – сказались усталость и сбитый график дня и ночи.
Проснувшись, с ленцой умылся, подкрепился супчиком, затем взял блокнот и принялся в нём систематизировать прочитанную информацию. На память он не жаловался, однако такой метод помогал анализировать разрозненные данные, выстраивая общую цепочку действий по отработке фигуранта и выявлять в ней слабые участки. Где-то упустили, где-то проморгали, где-то не заметили.
Нереализованных возможностей набиралось приличное количество, но Сергей к полицейским был не в претензии.
Это у него задача конкретно Егора Васильевича раскручивать на причастность, а у тех фронт работ шире: от бытового конфликта убитого со случайным прохожим до личной мести, лелеемой недоброжелателем со школы. Степень бредовости версий при этом неопределима из-за отсутствия зацепок. Убивают за всякое.
Наибольшими недоделками инспектор посчитал слабенькие объяснения бывшей жены, армейского друга и соседей матери. В несколько строк, формально общались с ними, для лихого рапорта о проделанной работе. Что же, вполне допустимо. Всех не перетаскаешь.
«Ладно, посмотрим, стоит ли их дёргать… после отработки таксиста» – отчеркнув размашистой линией второпях набросанные пункты, в блокноте появилась резюмирующая запись.
… Вскоре подтянулся Антон, нагло оштрафовавший друга на три котлеты и компот за «самовольное отстранение от выполнения должностных обязанностей», пылко доказывая, что по праву старослужащего имеет на подобные вольности почти законные полномочия.
Доводы о том, что он, скорее, соучастник, чем обличитель, на призрака не действовали. Ему хотелось котлет, и не в качестве угощения, а в качестве боевого трофея.
Пришлось выдать, а потом резко одну отобрать:
– Мы по штатке в одинаковом положении. Двух с тебя хватит, – посчитал правильным урезать чужие хотелки Серёга, во избежание пререканий запихивая котлетку в рот.
– Обокрали… – деланно расстроился Швец и тут же получил от обхохатывающейся Машки отбивную. Показал обидчику язык, облапил тарелку, принявшись с наслаждением уничтожать добычу, клянча горчицу.
***
– Пошли, – Иванов поворотом головы указал на ухоженную Дэу-Нексия золотистого, немаркого цвета, припаркованную на краю обширного пятака площади. – Он. Номера автомобиля в деле имелись.
Лавируя между прохожими, под гул проезжающих машин, инспекторы уверенно направились к фигуранту.
– Всё как договаривались, – Сергей полагал нужным повторить план действий. – Я сажусь спереди, ты – сзади. Берёшь под контроль. Я спрашиваю. Если наш клиент – без резких движений. Выясняем подробности, вырубаем и в экстренном порядке семафорим шефу. Пусть сам организовывает передачу органам и прочие формальности. Егорка Васильевич же ничего не запомнит?
– Чёрт его знает… Но не соврёт – точно.
– В любом случае, ласты ему крутить пока не за что. Полномочий у нас нет. Максимум – отключка. Ну а если не он – то… – Иванов задумался, припоминая указание разбиться в лепёшку ради истины. – Разговор в любом случае на диктофон запишу. Карповичу дадим послушать, для очистки совести. А там видно будет…
Антон в ответ лишь цыкнул. Роли расписаны заранее, методика отработана, веры в себя хоть отбавляй. Чего суетиться?
Перемахнув через серый от пыли, осевший сугроб, оставшийся после снегопада почти недельной давности, выбрались на узенькую тропку между занявшими под стоянку крайний правый ряд автомобилями и бордюром. Серёга, натянув на физиономию удалое добродушие, постучал сгибом пальца по стеклу и открыл дверь в салон Нексии.
Пахнуло теплом. Водитель в ожидании заказа не выключал двигатель, гоняя печку и сражаясь с уличным холодом.
– Шеф, до Баумана подкинешь? Дом покажу.
От площади до упомянутой улицы общественным транспортом можно было доехать только с пересадками. Все таксисты это прекрасно знали и, если подбирали клиентов без диспетчера, ломили цену почти вдвое выше обычной. Инспектор нарочно наметил такой адрес, чтобы заинтересовать Мирнока. По километражу – почти рядом, а выгода налицо.
К инспектору повернулся сидящий за рулём мужчина. Тот самый, с фотографии из дела. Постаревший, ещё более полысевший, с навечно поселившимися морщинами в уголках рта. Дутая куртка-пуховик давала плохое представление о фигуре Егора Васильевича, однако могучая шея, шириной мало не с голову, указывала на многое.
– На Баумана? – переспросил он, демонстрируя улыбку. Мягкую, располагающую и создающую впечатление давнего знакомства с её обладателем. Прав оказался Фрол Карпович. От водителя так и веяло добротой, свойственной по-настоящему беззлобным людям. – Можно.
Цена, названная за проезд, оказалась вполне сносной. Немногим больше обычного тарифа от службы такси. Так, для приличия, чтобы поддержать коллег по цеху.
Дальше действовали по заранее оговоренному сценарию.
Иванов, имитируя уважение к чужой собственности, плюхнулся на переднее сидение, спиной к водителю, и долго оббивал оставшиеся снаружи ноги от налипших грязи и снега. Давал напарнику усесться поудобнее.
Основной целью всей этой возни являлось опасение, что Мирнок может сразу тронуться с места, не дав Антону как следует подготовиться к предстоящему допросу. Вроде требуется всего лишь Печать к голове прижать, однако сделать это аккуратно, с задней правой стороны салона, да и ещё и правой рукой – надо суметь.
Забираться за спину водителя призрак не решился. Там и места для ног поменьше из-за отодвинутого сиденья, и пассажиры без нужды крайне редко устраиваются столь неудобно. Можно подозрения вызвать. Уселся посередине, чтобы дорогу впереди себя видеть, ну и к чужой голове поближе. Так нормально.
Дождавшись, пока Швец захлопнет дверь, Серёга принялся неуклюже разворачиваться по ходу движения, втягивая ноги в салон. Что делает друг, он не видел, однако всей кожей ощущал, как тот ждёт отмашки.
Всмотрелся в ауру – ничего такого, обычный человек. Ни вселившегося беса, ни колдовства.
Водитель эмоций не проявлял, даже одобрительно кивнул, глядя на манёвры клиента. И параллельно следил за усевшимся сзади.
Тёртый калач…
Взявшись за ручку двери, инспектор бросил:
– Поехали!
Ведомый водительским инстинктом, таксист покосился в левое зеркало, оценивая дорожную ситуацию, и на долю секунды потерял из виду обоих пассажиров.
Поняв всё правильно, Антон выбросил вперёд правую руку с активированной Печатью, приложил ладонь ближе к виску Егора Васильевича. Дотянуться до затылка мешал подголовник.
– Готово. Спрашивай.
Пассажирская дверь хлопнула замком, на ладони Иванова засветилась служебная метка (на всякий случай), тело вполоборота повернулось к фигуранту, смирно сидящему со стеклянным взглядом.
– Вы убили девушку в лесу двенадцать лет назад?
– Да, – звучало отрешённо, словно программа говорила.
У Серёги брови поползли вверх от удивления. Напарник тихо присвистнул.
– За что?
– Хамила. В лесу встретились. Предложил помощь – послала. Обухом топорика в затылок ударил.
– Орудие преступления где?
– Утопил. В речке.
Чудаковатый поворот… Нежданно-негаданно мокрушника поймали.
– Парень? Неделю назад?
– Плюнул на пол. Вёл себя плохо. Привёз к дому. Заметил, что забор низкий и собаки нет. Про родителей в отъезде он сам сказал, когда с другом по телефону общался. Пришёл на следующий вечер и задушил. Верёвку выкинул в мусорный бак по дороге обратно.
– Как алиби оформил? – про алиби в деле отдельно упоминалось, что его нет, но Иванов попробовал проверить.
– Сам себе заказ сделал. Через запасной телефон. Поставил машину на стоянке, поймал попутку и доехал до параллельной улицы. Дальше пешком. В темноте перебрался через забор. Он вышел. Я за спиной оказался… Потом вернулся, отработал заказ от диспетчера и поехал домой.
И об этом подумал…
Слушая признание, друзья дурели от того, с какой лёгкостью фигурант находил поводы для убийств.
– Зачем людей на тот свет отправлял? – Антон говорил излишне нервно, не переставая контролировать соприкосновение кожи Мирнока с Печатью.
– Они мне не понравились. Ненавижу таких. Убил – стало легче, – ответ заставил вздрогнуть.
Просто так, чтобы озвучить очевидное, Иванов произнёс:
– Маньяк…
Видя нервное состояние друга, допрос переключил на себя Швец:
– Как медкомиссию обманул?
– Никак. Я знал, что на меня ничего нет. Отвечал честно.
Усомнившись, призрак уточнил:
– Голоса в голове слышишь?
– Не знаю… Иногда.
– Другие жертвы есть?
– Да. Не люблю плохих.
Сжатость фраз предавала речи таксиста потустороннюю жуть. Убивал… убивал… убивал… Напарники и не пытались посчитать, сколько народу лишил жизни Мирнок. Разными способами, в разных областях, в разных регионах. Всегда проявляя смекалку и оставаясь почти на виду. Хладнокровно и не оставляя следов. Навскидку – около десятка.
Ну его к лешему. Пусть хронологию следствие устанавливает.
… – Вырубай, – попросил Сергей, доставая смартфон.
Швец радостно выполнил просьбу и присовокупил, глядя, как Егор Васильевич обмякает и приваливается к боковому стеклу:
– Ну и урод!.. Как таких только земля носит?
– Это да…
А затем инспектор, по-новому посмотрев на мирное, обыденное лицо подходящего к полувековому юбилею мужика, левой рукой, наотмашь, ударил задержанного в челюсть.
Лязгнули зубы, на губах вспузырилась кровь.
– От нас подарок, – пояснил парень напарнику. – На долгую память. Оклемается – сюрприз будет в виде расквашенной морды.
Поступок получил горячее одобрение:
– Правильно, Серый! Сделать толком мы ему ничего не можем, а по харе – это завсегда. Пусть жалуется на рукоприкладство, куда хочет. Да и… я и слова не подберу, чтобы достойно этого… обозвать. Ему и расстрела мало. О другом жалею… мне бы такие возможности, когда в розыске служил… лучшим бы стал!
– И не говори.
***
Высокое начальство прибыло почти сразу вместе со своим другом и представителем Спецотдела Александросом. Походило, посмотрело, полуцензурно послало какого-то зеваку, заинтересовавшегося бессознательным Мирноком.
Сделало втык за неудобность места для допроса, кому-то позвонило и довольно, с кошачьей ленцой, сообщило:
– Он. Забирайте, – далее прозвучал адрес с пояснениями.
Заметив ссадину на подбородке и кровавую пену вокруг рта задержанного, ничего не сказало, но одобрительно буркнуло что-то в бороду.
Знакомые шефа прибыли минут через двадцать (Антону пришлось дважды отключать подозреваемого Печатью, едва тот начинал шевелиться). Из припарковавшегося неподалёку, видавшего виды, грязного седана вышли трое мужчин: один постарше и двое помладше. Короткостриженые, с цепкими глазами и до боли протокольными выражениями на лицах.
Коллеги… Сергей приехавших не знал, но это дело такое… город большой, со всеми не задружишься.
– Жека, – представился главный, почти ровесник Егора Васильевича, предварительно поздоровавшись с Фролом Карповичем и Александросом, наряженным в длинное пальто, узкие туфли и серый костюм с широкополой шляпой – совсем как у гангстеров тридцатых годов прошлого века.
Протянул руку друзьям.
– Серёга… Антон…
Больше он ничего говорить не стал. Открыл водительскую дверь, подхватил выпадающего водителя и с натугой выволок тело в пуховике наружу.
– Тяжёлый…
Не дожидаясь приказов и просьб, двое других оперативников подбежали помочь. Передав им Мирнока, назвавшийся Жекой сноровисто защёлкнул наручники на запястьях убийцы, проверил фиксацию, остался доволен. Обыскал, тщательно прощупывая одежду. Обнаруженные в пуховике документы сунул в карман. Сунул нос в бардачок, под сиденье – ничего предосудительного не нашёл. Заглянул в багажник.
– В тачку волоките. На заднее. Сами – по бокам.
Покуривая в сторонке, друзья наблюдали за тем, как в очередной раз очухивающегося таксиста пакуют в седан. И даже делали ставки.
– Влезет. С первого раза, – Антон с удовольствием затянулся, довольный быстрым исходом дознания.
– Не-а… Он ещё не оклемался. Ноги застрянут. Они ж его мордой вперёд трамбуют, задница на улице, – аргументировал своё мнение Иванов, которому в течение его полицейской деятельности доводилось неоднократно усаживать в служебный транспорт всевозможных граждан, в том числе и вусмерть обдолбанных и оттого не контролирующих конечности.
– На что спорим?
– На пиццу.
Победил Серёга. Один из тех, что помоложе, смог усадить Мирнока в салон лишь с третьей попытки, когда тот начал приходить в себя и получил несколько пребольных ударов по голеням.
Удовлетворённый результатом, старший уже было сел за руль, но тут же выбрался из машины и, не решаясь отойти, произнёс что-то, потонувшее в шуме проехавшего мимо автобуса.
Ничего не расслышав, Фрол Карпович с македонцем подошёл к Жеке. Подошли и инспекторы, на всякий случай.
– Я говорю, спасибо! – зачем-то проорал мужчина, хотя в этом уже не имелось необходимости. Работники Департамента приблизились к нему почти вплотную.
Пожал на прощанье руки всем присутствующим и, забравшись обратно, в автомобильное нутро, он подмигнул Иванову:
– А я тебя помню! Мы встречались в управе, на заслушивании. Вас тогда за какой-то разбой как сидоровых коз драли, а мы за кражу у областного депутата отдувались. Вместе под кабинетом очереди ждали, о жизни трындели… У тебя ещё фамилия – Иванов! Серёга Иванов, – повторил Жека, довольный накатившим воспоминаниям и тем, что узнал сослуживца. – В контору перевёлся?
Инспектор, в упор не узнавая говорившего, нейтрально бросил:
– Ага.
Посмурневший шеф прервал словоохотливого полицейского:
– Ключи от машины забыли. От злодейской, – и к подчинённым. – Принесите!
Раздосадованный тем, что никак не может припомнить ни Жеку, ни упомянутое им заслушивание, Сергей пошёл к Нексии. Швец увязался следом, давая вполне адекватный совет:
– Видеорегистратор забери. Мы на нём наверняка увековечены. Скажут – отдадим. Не хватало ещё без крайней необходимости в материалах дела фигурировать. Весь мозг выкушают… Адвокат прицепится – кто да что, и привет! В общем, конфисковываем, а дальше по ситуации.
Согласно поддакивавший напарник не имел ничего против. В данном случае они – возмущённая общественность, активисты без предусмотренных законом полномочий.
Ключи обнаружились в замке зажигания. Заглушив двигатель и содрав видеорегистратор, висящий на присоске рядом с зеркалом заднего вида, инспектор сунул его в карман куртки.
Щёлкнул кнопкой брелока. Машина отозвалась недовольным писком, синхронно мигнула лампочками поворотников и хрустнула включившимся центральным замком.
Обратно вернулся один Антон. Иванову больше не хотелось общаться с Жекой. То, что его узнали – не слишком беспокоило. Официально он на гражданке, да и шеф не полный кретин. Мгновенно сориентировался в обстановке и смекалисто избавился от подчинённого, придумывая подходящую легенду.
Скорее всего, стажёром в какую-нибудь засекреченную службу представит. Дальше расспрашивать постесняются.
Старенький седан лихо сорвался с края обочины, умело вклинился в транспортный поток, и кому-то моргая аварийкой в знак благодарности, помчался вдаль.
Бросив машину таксиста на произвол судьбы, Сергей выбрался на пешеходную часть площади и пошёл к Фролу Карповичу, Александросу и Швецу, тоже переместившимся с асфальта на брусчатку.
– Я к ним в отдел попозже прибуду, – пробасил боярин, оглаживая бороду. – Помогу допрос чинить. Пущай пока довезут, бумаги нужные выправят, кабинет подготовят. Регистратор стащил?
– Угу.
– Отдай.
Приборчик перекочевал из кармана в карман.
– У меня побудет, – веско выдал начальник, довольно хмыкнув. – Хвалю. Злодея споро выявили. Изверги, они в человеческом облике часто страшнее нечисти да нежити. У них разум хворый, оттого и за ответ не ведают. За то, что спросится с них… Нам, по приказу, в дела живых лезть не велено, но… можно, коль беззаконие видим, – македонец при этой двусмысленности неопределённо покачал головой, не то порицая, не то одобряя. – Души уберегли. Мирнок бы и далее животы отбирал у невинных, не останови мы… – произнеся столь проникновенную речь, Фрол Карпович счёл похвалу достаточной и принялся давать указания. – Пойдите в кафе, какое вам по нраву. Ждите до закрытия. Могу вызвать. Не пьянствовать!
– Да мы… – Швец, принявший замечание на свой счёт, скривился.
– Только чай.
– И пиццу, – напомнил Иванов другу о проигрыше.
Погрозив напоследок пальцем, боярин растворился в толпе, оставив Антона в состоянии глубокой обиды: