Манящее мерцание свечи превратилось в обычную зажжённую свечку, таинственность звёзд – в плохое освещение; возвышенный, пустой стол с небрежной пепельницей трансформировался в обычную поверхность для приёма пищи.
Да и пёс с ним!
Сходное настроение, похоже, было и у собеседницы. Она подобралась, черты лица стали жёстче, демонстрируя ум, едкость, обаяние с некоторой толикой сарказма, зачастую присущие неординарным, красивым женщинам.
– Хочу дать совет, Серёжа, – приятно донеслось до инспектора с той стороны стола. – Никогда без нужды не делай выбор. Уклоняйся до последнего. Я не зря тебя озадачила вечной философской проблемой – кому жить и кому умереть при равнозначных условиях. На неё нет простого ответа, нет вменяемого правила или формулы с поправочными коэффициентами. Сколько ни бейся – не найдёшь. Многократно доказано. Наиболее удобный выход придумали врачи – они помогают всем, попавшим к ним, по мере своих сил. По мере, а не через! Всех не спасти, прими данный факт за основу. Максималистов и экстремальные условия трогать не будем. Исключения лишь дополняют правило. Перегоришь, усердствуя.
– Я не Данко и не Прометей, – поняв Лану правильно, усмехнулся Иванов. – Вечно жить в подвиге не смогу, а в человеческой памяти как-то не хочется. Начну с малого, а там посмотрим.
– Рада, что мы рассуждаем одинаково. Люблю настойчивых мужчин. И помогу советом, если потребуется…
Дальше они сознательно не стали возвращаться к трудному разговору. Продолжение бы только запутало. Расправились с едой, шутили, смотрели вдаль, понемногу пили коньяк, сидя вдвоём на кушетке.
… Уже подходя к ожидающему на парковке автомобилю с невозмутимым водителем, букинистка застенчиво попросила:
– Пригласи меня ещё куда-нибудь. Когда сможешь. Хоть в пельменную.
– Я лучше придумал. В бар сходим. Оригинальное место. Тебе понравится, – испытывая благодарность за преподанный урок, покладисто ответил Сергей.
С такой спутницей не заскучаешь…
***
Оказавшись на проспекте, неподалёку от дома, парень вспомнил о смартфоне, на который не обращал внимания с начала вечера.
Вспыхнул дисплей, обозначив на экране непрочитанное сообщение от абонента «Юля».
Мама уехала к сестре до завтра, – счастливый смайлик. – Будет ей жаловаться на судьбу и на тебя, – смайлик с прищуром. – Жду в гости. Жениться не заставлю, – три правые скобочки, имитирующие улыбку. – Никуда не хочу идти. Покупать ничего не надо, разве что… – томная круглая мордашка-эмодзи.
Продолжения текста отсутствовало, но намёк и так был понятен. В аптеку забежать, купить что-нибудь к чаю…
Посмотрел на время доставки – почти полтора часа назад. Давненько, могла и поменять планы. Отбил:
Только освободился, слегка пьян.
Ответ пришёл почти сразу, на этот раз без легкомысленных картинок:
Приезжай.
Профессиональная деформация
С того памятного разговора в загородном ресторанном комплексе прошёл почти месяц.
Близилась зима.
На улицах прочно обосновались гололёд, снег, регулярно сменяемый оттепелями и преддекабрьской промозглой сыростью. В квартирах, наконец-то, дали отопление и теперь каждый выход из уютного жилья на ставшую недружественной к прогулкам холодную улицу, напоминал пытку. Сидишь дома, тепло, хорошо, радиаторы пышут жаром, но надо идти. Как ни одевайся, а ветер найдёт щёлочку, достанет тебя под многослойными одеждами. Потом, конечно, привыкнешь, чертыхнувшись, поднимешь воротник, втянешь голову в плечи, согреешься в движении. Однако первые несколько секунд попадания из подъезда на скользкий, сырой тротуар запомнятся надолго. До самой остановки будешь ёжиться, вспоминая.
… За прошедшие недели случилось многое и ничего.
На работе оперативная обстановка радовала спокойствием настолько, что неугомонное начальство, дабы подчинённые не застаивались, откровенно выдумывало им занятия. То в командировку зашлёт – явить себя районной нечисти, то удумает внеплановые рейды по истоптанным вдоль и поперёк закоулкам с задворками.
Инспекторы не роптали. Обоим хватало рассудительности осознавать, что пусть лучшее так, впустую бороздить заброшки и переулки, чем вкалывать на грани возможностей, в состоянии цейтнота. Потому выслушивали очередные причуды Фрола Карповича без особого раздражения.
С найденными в корчаге записками гувернёра тоже всё сложилось как нельзя лучше. Примерно через полторы недели на счёт Швеца поступила приличная сумма, даже большая, чем предполагала выручить букинистка, и он воспрял духом. Обзавёлся новым костюмом, лучше прежнего, побаловал себя покупкой серебряного портсигара с тремя богатырями на крышке. Обошёлся тот, кстати, довольно дёшево. Приобрёл его призрак по случаю, у какого-то деда на блошином рынке, куда друзья случайно забрели в выходной.
Долго вертел, обнюхивал, царапал ногтем, пробовал на зуб, остервенело торговался. Вместе с продавцом проведал ювелира, где ему подтвердили подлинность изделия.
Издёргав деда до крайности, ударили по рукам. Серёге пришлось бегать к банкомату за наличкой – продавец в переводы не верил, предпочитая кэш. С тех пор Антон полюбил неторопливо, рисуясь, доставать новую игрушку из кармана, проводить подушечками пальцев по прижатым резинкой к стенке сигаретам, выбирать понравившуюся и вальяжно закуривать, с такой же медлительностью пряча обновку обратно.
Рассчитался он и за смартфон. Иванов отнекивался, убеждал друга, что аппарат у него служебный, а значит бесплатный, но напарник был неумолим. Перевёл всю сумму и немного больше, подкрепив действие слегка обидными словами:
– Я не побирушка. Долги всегда отдаю.
Не желая обострять отношения, Сергей согласился и предложил забыть о случившемся пустяке. К чему бередить старое? Хорошо хоть подробностями продажи клада забыл поинтересоваться, посчитав перевод своей долей.
Оставшиеся деньги призрак приберёг. Переговорив с Фролом Карповичем, он непредвиденно получил одобрение на недельный отпуск в Новый Год (Иванов сильно подозревал в этом скрытую компенсацию за отобранные револьверы) и теперь гадал, куда бы ему податься, понежиться на песочке. Там и пуститься в кутёж, ни в чём себе не отказывая.
… У Серёги с Юлькой роман развивался плавно и ненапряжно для обоих сторон. Регулярно встречались, по субботам веселились, свободу друг друга не ограничивали. По обоюдному желанию провести вместе ночь отправлялись в гостиницу.
Как-то инспектор, предчувствуя в новой пассии некие сомнения, пригласил её к себе домой. Маше показать. Дочь билетёрши прошлась по квартире, заглянула в холодильник, особо обратила внимание на развешенные на балконе вещи.
– Женских нет, – резюмировала она. – Я, признаться, опасалась, что ты – женатик. На сайтах знакомств таких полно. Врут, что холостые, а у самих дома детвора и кредиты. Кто за тобой присматривает?
– Бабушка, – получестно ответил Серёга.
Возраст домовой вполне позволял её так именовать.
– Я думала, мама. Каждый день убирает? Ни пылинки…
– Ага. Чистоту любит.
Больше Юлька ни о чём не спрашивала и в гости не рвалась, посчитав семейную ситуацию парня сходной со своей. Разница лишь в том, что у неё мама почти каждый день дома, а тут с инспекциями набегают. Встречаться же с чужой роднёй, по закону подлости припрущейся в самый ответственный момент, ей не хотелось.
Гостиницы оказались гораздо удобнее, спокойнее и разнообразнее.
Внимательно проследившая за гостьей Маша одобрила выбор, охарактеризовав её «нормальной девчонкой с мелкими заскоками», однако поведения домохозяина не понимала.
– Чего вы как семейные любовники чужие подушки полируете? Есть же где покувыркаться.
– Рано. Да и удобнее так. Начнёшь домой водить – в ванной незаметно появится вторая зубная щётка, а потом и в шкафу для меня места не останется. Начнутся новые порядки, быт…
– Это да, – вздыхала кицунэ, – мы такие… Но девушка, по-моему, к такому примитивному захвату территорий не склонная.
– Проверять неохота.
О том, что кувыркаться в постели с женщиной, твёрдо зная, что в квартире есть и другие жильцы, попросту неприятно, Сергей не упомянул. Домовая, конечно, мешать не станет и терпеливо отсидит до утра за холодильником, но… сам факт. Стоны, возня, поцелуи только для двоих. Остальные – лишние.
***
От замысла по прокачке лечебных свойств Иванова друзья не отступились. Смотались к Стасу, переговорили с ним о превращении его чахлого организма в учебное пособие.
Получив горячее одобрение, приступили к обработке мамы парализованного, залегендировав предстоящие визиты под сеансы лечебного массажа. Упирали на то, что они организация некоммерческая и платить ничего не понадобится. Как оказалось – зря. Согласие Елизавета Владимировна дала даже не вслушиваясь, истово веря в любое начинание Маши, которую она почему-то считала главной и называла «дочкой».
Одинокой женщине любая помощь шла только на пользу. В силу возраста ей тяжело давались процедуры борьбы с пролежнями у парализованного сына, имевшего какой-никакой, а вес.
Особый вклад в организационную часть внесла кицунэ, отвлекая рвущуюся понаблюдать за сеансом Елизавету Владимировну женскими разговорами и терпеливым выслушиванием жалоб.
Поначалу реабилитация Стаса шла из рук вон плохо. Инспектор вливал в беспомощное тело Силу, с радостью наблюдая кратковременный прилив энергии в «пациенте». На губы мужчины наползала улыбка, речь становилась чуточку внятнее, на лице проступал заметный румянец.
Едва прекращал – через десять-пятнадцать минут всё возвращалось на круги своя. Немёртвый серел, бледнел, откатываясь в первоначальное, овощное состояние.
Серёга делился даром до упора, до бессилия. Уходил, поддерживаемый напарником и мокрый от пота. Потом спал по двенадцать часов, и на следующий день ощущая в организме неприятную разбитость.
Прогресс даже не маячил на горизонте, превращая все усилия в Сизифов труд.
Отчаявшись, затеяли мозговой штурм. Долго спорили, рядили, выпив немерено чаю и почти разругавшись вдрызг. Антон, насмотревшись на потуги друга, отговаривал его от, как он вполне метко выразился, «высокопарной придури, выдуманной в приступе неконтролируемого бреда», приводя в доказательство дельные аргументы. Маша его поддерживала, но не слишком рьяно, делая акцент на работоспособности обожаемого домохозяина и мягко переводя обсуждаемые проблемы в разряд долгоиграющих.
– Подучись, – говорила она. – В спешке перегоришь. Потихоньку надо, понемножку.
В доказательство упирала на то, что в мединститутах и учатся долго, и интернатуру не за полгода проходят, и всё равно нормальных, знающих врачей толком не сыскать, а те, кто действительно что-то умеет – поголовно с огромным практическим стажем.
Спорить с ними Иванову было трудно. Каждый по-своему прав, каждый желал ему добра. Но сдаваться инспектор не хотел.
Имелся у него довод. Тайный, тщательно скрываемый, эгоистичный. Он отлично помнил, как после увольнения из органов почти полгода сидел без работы, считая копейки да проедая заначки. И повторять этот путь не хотел.
Нет, Сергей верил и в друга, и в шефа, и в домовую. Верил, что не бросят, не забудут. Но они не всесильны, а вылететь из Департамента можно по самым разным мотивам: от конфликта интересов до… чего угодно. Всякое случается.
Приносящая стабильный доход база тоже не Серёгина заслуга. Машкина. Она занималась и финансами, и текучкой, и всем сопутствующим, оставляя домохозяину почётное право именоваться владельцем.
Потому хотелось иметь дополнительную, способную прокормить профессию.
Избегая самообмана, Иванов признавал, что от этих рассуждений откровенно воняет меркантильностью и корыстолюбием, однако опыт настырно талдычил о здоровом эгоизме и нелюбви к «Дошираку».
Да и от мечты приносить пользу отказываться претило. Хотелось совместить личное с общественным, извернуться, превозмочь появившиеся преграды.
И чем больше его убеждали, тем больше в парне разыгрывалась злость, агрессивный задор сродни тому, который нападает на человека в доброй драке, заставляя свозь кровавые сопли лезть вперёд, за победой.
… Меня по морде? Наотмашь? А вот вам сдача мелкими и много…
Впрочем, предусмотрительность в материальных благах являлась, скорее, моральной подпоркой, дополнительным обоснованием собственной правоты и гвоздиком в гроб изредка мелькающих сомнений.
Видя, что зачинщик упорен в своих заблуждениях, призрак и кицунэ пошли на попятную. Возвратились к конструктиву, постановив обнулить прошлые результаты и взяться за отработку навыков с другой стороны.
Для более научного подхода к процессу Сергей просмотрел выписки из больничной карты Стаса, но ничего не поняв, решил обратиться к специалисту. Покопавшись в памяти телефона, позвонил знакомому доктору и, прихватив бумажки, исписанные непонятными каракулями да рентгеновские снимки, смотался к тому за консультацией.
– Главная проблема в позвоночнике, – сообщил медик, указывая в точку пониже шеи на фотоизображении человеческого скелета. – Неоперабельно.
Он ещё долго распинался по поводу анализов, общей клинической картины и прочих врачебных премудростей, но Иванов в потоке терминов быстро запутался и попросил перевести вышесказанное на доступный обывателю язык.
– Позвоночник, – вычленил главное эскулап и инспектор попрощался, довольный появившимся пониманием проблемы.
Следующим этапом стало обучение основам массажа. «Рельсы – рельсы, шпалы – шпалы…» – не тот уровень, с которым можно подступать к людям. Назвался массажистом – нужно держать марку. Профессионального подхода от Иванова никто не требовал, но и напропалую дилетантствовать казалось зазорным.
Помог Yotube. Обучающих роликов на видеохостинге оказалось в избытке и, со скрипом, базовые знания улеглись в голове.
Машка напросилась на тестовый сеанс. Даже масло для кожи пожертвовала из своего обширного косметического арсенала. Оказалось, она всегда мечтала о персональном массажисте, но из-за анатомических особенностей (лисьего хвоста и звериных ушек) пойти в салон за вожделенным блаженством не решалась.
Прошло на ура. Кицунэ прощала Сергею неопытность, излишнюю силу, жёсткость пальцев, пребывая на седьмом небе от удовольствия. Попискивала, ойкала, томно бубнила «Угу…», норовила уснуть.
Вконец упарившись и еле отвязавшись от счастливой нечисти, наслушавшись од, панегириков и прозрачных намёков на повтор, а лучше на регулярные процедуры, парень приободрился. Появилась некая основа в его сумбурных попытках наносить добро, плановый подход.
Очередная встреча со Стасом воспринималась как первый экзамен…
***
… Сверившись с рентгеновским снимком, Иванов нашёл показанный доктором позвонок, приложил к нему ладонь, закрыл глаза и попытался слиться с чужим организмом. Слабенькие, квёлые потоки жизни обнаружились сразу. Текли себе по сосудам и сосудикам, постепенно превращая «пациента» в рисунок из анатомического учебника. Кости, кожа, редкий волосяной покров растворились в сознании, уступая место какому-то непонятному ощущению собственноручно конструируемой 3D-модели.
Больное место с точностью до миллиметра установить не удалось – сказывалось отсутствие профильного образования. Но инспектор и не подумал впадать в уныние, настроившись работать по «площадям».
Пустил Силу, с удовлетворением наблюдая, как жизненные потоки понемногу напитываются, взбадриваются.
Усилил подачу. Энергия принялась растекаться, отображаясь туманом вокруг тонких линий.
Сбавил обороты, понимая, что расточительство пользы не принесёт.
Свободной рукой почесал в затылке. Весь организм накачивать бессмысленно. Неоднократно пробовал.
… Убрав ладонь со спины Стаса, Иванов создал на ней белый, с молочным отливом, сгусток. Полюбовался, втянул в себя.
А если…
Сотворить шарик Силы в немёртвом, точнее, ухитриться не давать ей растекаться, удалось, когда инспектор уже не мог стоять на ослабевших ногах и сидел на стуле, без стеснения попросив друга держать его за плечи.
Эффекта он не видел, но свято верил в то, что поступает правильно. Локализовал участок, подверг обработке. На мгновенное исцеление ведь никто не рассчитывал?..
Начальные результаты появились почти через полторы недели ежедневных сеансов – у больного начали шевелиться кончики пальцев на левой руке.
Поразились все. И Сергей с Антоном, и Маша, а Елизавета Владимировна впала в истерику и целовала их всех разом, захлёбываясь материнскими слезами. Заголосила о благодарности, о готовности переписать квартиру за исцеление и прочую белиберду, свойственную людям, неконтролирующим себя в минуты нервного перенапряжения.
Отпаивали корвалолом.
Швец, проявив практичность, составил график посещений немёртвого, чтобы напарник имел возможность восстанавливаться. Дважды в неделю, больше оказалось, по его наблюдениям, нельзя. Иванов от перегрузок и так похудел, осунулся, одежда болталась точно на вешалке.
– Юлька уволит за неисполнительность! – припечатал он под согласное молчание кицунэ.
Пришлось повиноваться…
***
… Фуд-корт торгового центра по послеобеденному пустовал. Спешащие обратно в торговые залы продавцы и администраторы уже успели зарядиться крепким кофе со свежими круассанами, офисный планктон потребил бизнес-ланчи и рассосался по конторам. Желающие передохнуть от магазинных растрат посетители ещё не набежали. Будний день, все работают.
Исключение составляли лишь молодые девушки, убивающие время за девичьей трескотнёй и сосредоточенные студенты с ноутбуками, вовсю эксплуатирующие бесплатную Wi-Fi – сеть. Но таковых имелось немного.
Непосредственное начальство ждало инспекторов за дальним, у стены, столиком и пило воду из высокого стакана, с неодобрением посматривая на обтянутые брюками и колготками ноги юных прелестниц.
Кивком указав подчинённым присесть напротив, шеф отмахнулся от приветствия и традиционно перешёл к сути, минуя дежурные реплики вежливости:
– Запоминайте. Годочков с двенадцать назад милицейские расследовали убийство. В чаще, за городом, девчушку нашли, лапником закиданную. Грибы собирала. Говорили, любила она в одиночку меж деревьев побродить, маслята да белые повыискивать… Насильничания или иного какого глумления над телом не было. Сзади бедненькую прибили. В темечко. Чем-то тяжёлым, вроде обуха топорного. Деньги, аль иные какие вещички убивец брать побрезговал. Всё при ней осталось. Толечко телефон отключил, но без отпечатков, – Фрол Карпович устроился поудобнее, скрестил пальцы на животе, давая понять, что вводная затягивается. – Охотнику свезло… Бродил там с ружьишком, наткнулся. Доктор сказал, что самое больше два дня как мертва… Стали ловить. Перевернули деревни окрестные, на уши всех подняли. И заподозрили одного мужичка. Городского, походами балующегося. Он примерно в те же деньки в магазин захаживал неподалёку, а после на автобус садился, но уже верстах в тридцати. Расстарались сыскные, установили личность. Оказалось, обычный человек. Работает, живёт один, ни в чём плохом не замечен, у мира на виду. Шибко любит с палаткой бродяжничать, с удочкой, от людей подалее. Туризм называется… Подержали в камере, помурыжили, но не засадили. Битьём от него признания не добились, доказательств не нашли. Отпустили, хоть и в большом подозрении. Решили – на туристе свет клином не сошёлся. Кто угодно мог злодеяние совершить. На машине приехать или местные…
Инспекторы сидели тихо, не перебивая и ловя каждое слово шефа. Понимали – неспроста тот столь длинную прелюдию завёл. Антон даже глаза полуприкрыл для лучшего запоминания.
– Шибко бились тогда милицейские над раскрытием. Перетягали на допросы пол округи, ночей не спали, честно старались, но никого не нашли, – боярин говорил с расстановкой, давая подчинённым прочувствовать события прошлого. – Долго следили за подозреваемым, по пятам ходили. По всему вытанцовывалось – не он это. Совпадение, не более.
Несдержанный в минуты волнения Швец вмешался:
– А может, раздвоение личности? Я читал про такое. Днём один человек, ночью – другой. Психическое заболевание.
Огорчённый прытью подчинённого Фрол Карпович посопел в усы, пошевелил пальцами, однако воспитывать не стал, терпеливо пояснив:
– Хворь душевная – первое, на что подумали. Напарывались сыскные за службу долгую и на таких… Его, дав роздыху немного, в военкомат вызвали, упросили их главного посодействовать. Оттуда в больничку направили. Чтоб официально, не заподозрил чего… Профессора осмотрели, признали нормальным. По соседям тоже погуляли, – предупреждая вопрос о том, что сумасшедшие часто крайне удачно маскируются под обычных людей и обычной медкомиссией их выявить сложно, обозначил начальник. – На работу заходили, школьных учителей тревожили. Неброский мужичонка. Рос, в армии служил, женился, развёлся, на детишек содержание платил. Почти как все… Пришлось отступиться. Другие беды в те дни навалились, другие горести.
Малолюбящий длинную болтовню рассказчик остановился перевести дух, всем своим видом давая понять, что готов к вопросам. Ранее порывавшийся вставить своё мнение Антон внезапно заткнулся и искоса посматривал на друга, предоставляя тому возможность перевести монолог в диалог. Побаивался призрак сгоряча брякнуть какую-нибудь глупость и получить за это по шее. Вступать в уже идущую беседу ему казалось более правильным, надёжным.
Высказался Сергей:
– Раз вы подняли тему, история не окончена… Заморожена?
– Хлёстко подметил, – Фрол Карпович одобрительно прищурился. – Заморожена.
– И имеет продолжение?
– Имеет.
– Бывший подозреваемый снова замаячил на горизонте?
– Хорошо, когда головой не только щи хлебаешь, – абстрактно похвалил шеф Иванова. – Пять дён назад парнишку нашли. Задушенным, двадцати четырёх лет. Жил сам, родители в отъезде пребывали. Вернулись – и нате вам, подарочек… Полиция сопли жевать не стала, поспешно принялась родню да друзей тормошить. Добрались и до смартфона. Убиенный суетлив был. Нраву беспокойного, но меру ведал, в отроческие приключения не ввязывался. Деньжонки у него тоже водились. Домой и из дома на такси ездил, а машину заказывал только через фирму с репутацией. Все передвижения записаны в компьютере. Вот тут бывший знакомец и всплыл. За день до убийства он покойного катал, о чём запись соответствующая есть. Фамилия у мужичка приметная: Мирнок, Егор Васильевич. Один из тех, кто поисками девчушки тогда занимался, по сию пору служит. Ранее в уезде начинал, в малых чинах, ныне в город перебрался. Он и припомнил, да мне нашептал.
Сообразив, о чём идёт речь, инспектор кивнул. Департамент широко пользовался полицейскими базами данных и прочими возможностями, предоставляемыми карательными органами. А там и до личных контактов не далеко. Рабочая ситуация.
Сравнивая детали коротко описанных преступлений, Сергей не мог не обратить внимание на нестыковки:
– Там девушка, тут парень. Там убита ударом по голове, тут задушен. Навскидку, почерк разный. Опять же, таксист в день около двадцати заказов отрабатывает. Во все концы города гоняет. На него всё валить… Извините, Фрол Карпович, но притянуто… Этак всех бомбил можно в киллеры назначить. Или есть какая-то связь? – поспешил он поправиться, сильно сомневаясь в том, что шеф не думал о Его Величестве Случае и прочих житейских совпадениях.
– Никакой, – коротко обрезал боярин.
– У Мирнока алиби? – вступил в дискуссию Швец.
– Относительно. Днём на основной работе работал, при людях, никуда не отлучался. После – извозничал. По вечерам машину загонял во двор. На улице особо не крутился – холодно. Около пяти часов каждый день домой заезжает – подхарчеваться да курей кормить. Куры у него, – счёл нужным остановиться на данной детали рассказчик. – Немного, но ухода требуют. Ночью же спал.
Внутри Иванова всё напряглось. История двух убийств к Департаменту не имела никакого отношения, но они её сидят и слушают, здесь и сейчас. Неспроста.
Напрямую спросить, в чём загвоздка, напарники не решались, а шеф, по своему обыкновению, устраивал подчинённым очередной экзамен на профпригодность, давая возможность им самостоятельно додумываться до причин, предшествующих происходящему разговору.
– Под Печатью допрашивали? – Сергей принялся за сбор информации.
– Кто? Я – нет. Вы и допросите. Коль признается в чём – доложишь.
– Угу… Девушка у покойного имелась?
– Ни при чём. Они разругались вдрызг незадолго до его смерти.
– Обнаружили в доме?
– В нём. Двери оказались не заперты, тело лежало на полу, в коридоре. Соседи ничего не видели. Заборы высокие, не углядишь.
– Собака?
– Не держали. Но загородка имеется.
Антон, посчитав, что хватит изображать безмолвного созерцателя, побарабанил пальцами по столешнице и уцепился за положенного в частном секторе сторожа,.
– Почему? В своём дворе и без барбоса?
– Старый помер летом. Нового заводить не стали. Любили очень.
Как же Иванов ненавидел подобные «разборы происшествий»! По-хорошему, следовало изучить собранные силовиками протоколы, объяснения, отчёт о вскрытии. Пообщаться с родственниками, обойти соседей. Однако второй раз, без веского на то повода, им никто не даст повторять процессуальные действия. Разве что…
– Фрол Карпович! Дело можно почитать? Нам же надо будет правильные вопросы задавать, чтобы потом не отвертелся. Чистосердечного признания при умелом адвокате мало, а на всех допросах присутствовать – кто мы такие? И что делать, если он не причастен?
– Протоколы организую, – пробасил начальник. – Твой дружок вечером притащит. Но вряд ли ты что новое сыщешь. Накоротко – никто, ничего, без понятия. А про «не он»… В лепёшку разбейся, прежде чем мне о сём сообщать. Мирнок этот… без него не обошлось. Может, не сам; может, ведает больше, чем бает. Вот как подумаю о нём, так и ноет, – увесистый кулак постучал по широкой груди в области сердца. – Верный знак.
Аргументация для инспекторов выглядела откровенно слабой. Внутреннее чутьё, конечно, никто не отменял, но заниматься плотной разработкой таксиста только из-за боярской придури виделось занятием бестолковым.
Не работают так.
– Ну хоть какая-то зацепочка есть? – едва не взвыл Антон, у которого в голове бродили сходные мысли.
– Следы на снегу перед двором. Далее почищено, да и оттепель давешняя остатки растопила, а вот перед воротами снежок остался. Сорок второй размер, по-вашему. Ботинки. У Мирнока нога той же мерки. Где обувка – неведомо. В его дому так точно нет. И другое… приятный он, аки леденец. Ко всем с улыбочкой, с подходцем. Никто про него слова худого не сказал. Плохо – поможет. Заболел – подменит. Без мыла в гузно не лезет, но и в стороне не стоит, чужому горю завсегда помочь готов. От души. От чистого сердца.
Последнее вообще ни в какие ворота не лезло.
– Я, конечно, извиняюсь, – начал было Швец, вознамерившись открыть глаза начальству на сделанное им «киношное» описание маньяка, но боярин его заткнул.
– Помолчи. Сам разумею, что блажью попахивает… Досказываю. Силища в нём ещё бычья. Дурная. Гнёт подковы или нет – не ведаю, но, сдаётся мне, гнёт. Видывал я его на карточке, да и говорили мне про то… Удавить человека нелегко, а уж так, чтобы тот и пикнуть не успел – мало кто сможет. Они ведь, удушаемые, брыкаются, царапаются, извиваются всяко… Под ногтями хоть что-то, да останется. То ли кожа убийцына при оцарапывании, то ли извёстка от стены. Да что угодно! У нашего паренька – ничего. Без сопротивления помер. И девчушка та, в лесе найденная, тоже по голове удар страшный получила. Вот и рассудите… – устало закончил шеф и рыкнул. – Иванов!
Изменение в интонации оказалось настолько внезапным, что инспектор чуть не подпрыгнул на месте. В последний момент удержался, по неуставному выдохнув:
– А?
– Варежку закрой, муха залетит, – одёрнул подчинённого Фрол Карпович. – До завтра с бумагами управься! – повернулся к Антону. – У тебя не спрашиваю. Тебе велю к Мирноку на дом отбыть. Переверни там всё, но секретно… Полиция ничего не нашла, но ты – не полиция…
Посчитав вводную часть оконченной, шеф пожелал Серёге не лениться и работать больше, а после убыл в неизвестность, прихватив с собой напарника.
***
Объявился Швец ближе к вечеру, зажав под мышкой пухлые тома. Посидел на кухне, полакомился чаем, поиграл с Муркой. Поговорил ни о чём. Разумом он был уже на морском побережье, и любая тема сводилась к пальмам, барам, солнцу и безделью в мягком гамаке или шезлонге.
Даже вылет успел запланировать. Двадцать девятого декабря.
В очередной раз позвал с собой друга. Тот в очередной раз отказался.
Сергею не хотелось говорить о том, что когда он заикнулся о новогоднем отпуске или отгулах, начальство сердито осадило подчинённого:
– Антон уедет, ты уедешь… – дальше ответ более всего напоминал анекдот из разряда «Кто в лавке останется?»
В недовольстве Фрола Карповича имелось рациональное зерно. Полностью оголять подведомственную территорию, да ещё в праздничную неделю не решился бы никто. Мало ли…
Беседу инспектор оставил втайне от всех и теперь терпеливо отнекивался от настырных предложений друга рвануть в тёплые страны толпой, как год с хвостиком назад.
Не хотел портить ему отдых. С Антона станется пойти на принцип и всё переиграть из солидарности, игнорируя обещания, данные своей подружке Розе.
Та, насколько Иванов знал от Маши, также пребывала в предпоездочной эйфории и имела на отдых большие планы.
Вдоволь намечтавшись, заработав пару царапин от не в меру разыгравшейся кошечки, Швец откланялся.
– Пойду к нашему фигуранту, – поделился он рабочими планами. – Покопаюсь в пожитках.
Похлопав стопку полученных материалов по обложке верхнего тома, Сергей вместо привычного: «Бывай» или «До завтра» спросил о другом:
– Шеф команду дал – разумеется, исполним. Но… я не понимаю, откуда такое упорство. Опять нас в тёмную играют?
Уже взявшийся за дверную ручку призрак замер, развернулся и, поправив очки, произнёс:
– Чутьё у Карповича звериное. Не замечал?
– Э-э-э… нет.
– Плохо. Имеется у него такой дар. Я, пока в архивах штаны протирал, наслушался от очевидцев… Он в конце девяностых секту вскрыл. У людей недвижимость отжимали, прикрываясь Библией, несогласных под нож пускали. Бандитскими руками. Много за ними дерьма нашлось. Так вот, всё началось с того, что ему один уличный проповедник с брошюрками не понравился. Тогда их много по городам шаталось. И баптисты, и мормоны, и прочий, запрещённый сейчас, контингент… Представляешь?! С первого взгляда заподозрил! Начали раскручивать, а там такое потянулось… От детской порнографии до доведения до самоубийств. Теперь делай выводы, Серый, и надейся, что шеф ошибся.
Ответ Иванова его не интересовал. Посчитав, что сказал достаточно, Антон помахал на прощанье рукой и вышел из квартиры, оставив хозяина вести битву с документами.
– Н-да… – протянул инспектор, в глубине души прекрасно осознававший, что такое «профессиональная чуйка» и почему ей стоит доверять.