С математическими учебниками, например, все наоборот. От простого к сложному. Сначала арифметика, потом алгебра.
А с историческими учебниками иначе. Сначала «алгебра с элементами высшей математики», потом «арифметика, непредсказуемо перемешанная с геометрией».
И вот мне непонятно, почему детям нужно рассказывать историю именно в такой хронологии? От древних времён первобытных людей к современности?
Автор, да вы в элементарные вещи въехать не можете или что? Всегда нужно начинать с начала. Вот детям и рассказывают историю с самого начала.
Ага. Дошло до меня. Это как со счётом. Начинают с нуля или единицы и двигаются дальше. Такая штука называется прямой счёт.
Стоп. А ведь есть ещё и обратный счёт. Начинают с какого-нибудь числа и двигаются к нулю.
В некоторых случаях используют обратный счёт. Там, где это предпочтительнее. Самый известный пример—запуск ракеты. Там идёт обратный отсчёт. И никто по этому поводу не парится.
Возвращаемся к истории. И к замечанию читателя насчет истории с самого начала.
Напомню читателю, в чём наша цель. А она—в том, чтобы детям была понятна и интересна история. А тот или иной хронологический порядок в данном случае—не цель, а средство.
Да. Мы, взрослые, привыкли к тому, что историю обязательно рассказывают детям с самого начала. Ничего, как привыкли, так и отвыкнем.
Неужели у нас не хватит мозгов додуматься, что детям тяжело понять это самое начало?
Каменный век. А что такое камень для детей? Городских?
Это такая гладкая округлая штука, которую они в своих городах видят даже не каждый день. И тут им начинают рассказывать про каменный век. Про то, что из камней топоры делали.
У них в головах это не укладывается. Им не хватает наглядности. Если бы у них на глазах разбили камень и показали, как получаются осколки с острыми краями—привяжи палку и вот тебе и топор—они бы поняли. А так…
А так получается всё равно что объяснять человеку, который только начинает осваивать цифры, что есть такая штука тангенс, а ещё есть котангенс. Он не поймёт.
Так и дети не понимают.
Есть хороший анекдот.
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Сто лет назад всё было ясно и понятно. Но уже мой отец объяснял мне, что такое дровни. Я объяснял своему сыну, что такое крестьянин. А он, наверно, будет объяснять своему сыну, что такое зима.
Современные дети и живут современной жизнью. Поэтому им и непонятно прошлое, где жизнь сильно отличалась от современной. И чем больше мы двигаемся в прошлое, тем больше непонимание.
Экзамен по истории. Мы сидим в ожидании, открывается дверь и заходит преподаватель в костюме мещанина из девятнадцатого века. «Итак, –представьте, что вы прибыли в прошлое и встретили меня, обыкновенного гражданина. Кто хочет пятерку, выходите и попытайтесь объяснить так, чтобы я действительно понял, что такое «Инстаграм». Стоит ли говорить, что пятерок в тот день не было?
А ведь школьная история начинается не с девятнадцатого века, а с каменного.
Бедные дети.
История—это воспоминания человечества о своём прошлом.
И вовсе не обязательно начинать с самого начала.
Уважаемый читатель. Когда вы вспоминаете свою собственную жизнь, свою историю, вы всегда вспоминаете с самого начала?
Совсем не обязательно. Очень часто люди вспоминают в другом порядке. Сначала то, что было год назад. Потом—два-три года назад. Потом—то, что было пять-десять и двадцать лет назад. Потом ещё больше лет назад. И это нормально. И это работает.
Тогда почему детям нельзя двигаться по истории человечества в такой же последовательности?
Почему нельзя начать с совсем недавнего прошлого, где вовсю используются смартфоны? Детям это время легко понятно, потому что смартфоны они видят каждый день. В отличие от камней.
Потом можно двинуться глубже в прошлое. Во времена, где смартфонов ещё нет, но активно используются кнопочные мобильники.
Затем ещё один шаг в прошлое. Мобильников нет. Интернета нет. Телевизоры и домашние телефоны есть. И холодильники есть. И мы объясняем детям, как тогда люди решали свои проблемы. Теми средствами, которые у них были. И что в результате получалось и получилось.
И вот это могут объяснять детям не только учителя истории, но и родители. Потому что они всё это отлично знают на собственном опыте. И зачастую могут объяснить ещё лучше, чем учитель.
Хотя бы потому, что учитель объясняет сразу всему классу, а мама или папа объясняют конкретно сыну или дочке.
Ещё глубже в прошлое. Телевизоров нет! Холодильников нет! Зато кинотеатры есть. И машины. И трамваи.
Такой порядок постижения истории куда лучше, чем сразу начинать рассказывать детям, что в прошлом махали мечами и копьями.
Что такое меч для ребёнка? Что такое копьё?
В лучшем—и редком—случае он их в музее видал. В самом обычном случае—на картинках.
Хотя нет, утрирую. Он ещё мог в кино или сериалах их видеть. И играть игрушечным мечом.
Но всё равно ему будет многое непонятно. Зачем нужно было махать этим самым копьём? Что от этого получалось?
Ребёнок не держал это самое копьё в руках. Он не двигался с ним, не пользовался, не применял по назначению. Он не понимает, на что способно копьё. И на что оно не способно. (Это вам не смартфон, с которым малыш наглядно знаком с первых лет жизни. И потому очень хорошо знает и понимает, на что смартфон способен и на что нет. Где применяется и где не применяется).
Угу. С хронологией разобрались. Теперь следующий важный момент.
В учебниках исторических очень много рассказывается о хорошем в прошлом страны и её народа. И часто игнорируется, замалчивается и упускается плохое. Ошибки, неудачи и поражения. Тяжёлые времена.
Вот пример из беларуской истории. Битва при Ворскле. И грюнвальдская битва.
О грюнвальдской битве рассказывается достаточно много. Рассказывают и поляки, и летувисы. Беларусы запоздали. Но начинают брать реванш. Тоже начали рассказывать о том крупном и важном по получившимся последствиям сражении. Причём рассказывать аргументированно, доказательно. За что их и не любят.
Действительно, ведь всё раньше было просто и понятно. Поляки—с небольшой помощью Литвы и каких-то смоленских то ли полков, то ли полка—наголову разбили Тевтонский орден. Ну а беларусы тут и рядом не валялись. И вообще молчали бы лучше в тряпочку.
Раньше так и было. Молчали. А потом заговорили.
И это получается не пустая говорильня. А—вот же гады—аргументы и доказательства приводят. Да ещё внаглую заявляют при этом, что главную роль в разгроме тевтонцев сыграли именно литвины-беларусы. А поляки—второстепенную. Как левая рука у правши. И—если продолжать это сравнение—правой рукой были именно беларусы-литвины.
Много чего пишут беларуские историки. И то, что битву начали литвины, а поляки стояли и смотрели на сражение. А польский король сначала долго молился (и плакал при этом), аж две мессы подряд устроил—мало одной показалось. Потом ещё и в рыцари несколько сотен человек посвящать надумал. Нехило так время потянул.
И что основные силы магистр Тевтонского ордена направил против Литвы.
И то, что литвины сначала разбили своих противников, а потом пришли на помощь полякам.
И что фактически командовал битвой Витовт. Он отдавал приказы не только литвинам, но и полякам тоже. Не все приказы полякам были его, но большая часть точно. Ну, оно и понятно. Ягайло интриганом был великолепным, ничего не скажешь, но как полководец ничем особенным себя не проявил.
Да-да, спасибо за подсказку, читатель. Я тоже вижу кучу недовольных лиц. И как-то мрачновато на меня они поглядывают. Несогласны, наверно.
Ну, братва, раз уж вы недовольны-несогласны, так спорьте. С беларускими историками. Я ведь уже пояснил—беларуские историки не просто голословно утверждают, они аргументы и доказательства приводят. Вот и попробуйте доказать их ошибочность.
Насколько я знаю, не получается. Вот это-то и злит некоторых людей.
Это всё хорошо, конечно, но про битву при Ворскле мы чего помалкиваем?
Битва на Во́рскле – крупное сражение, состоявшееся 12 августа 1399 года между объединённым войском Великого княжества Литовского под командованием князя Витовта, с одной стороны, и войсками Золотой Орды под командованием хана Тимур-Кутлуга и беклярбека Едигея – с другой. Одно из крупнейших сражений XIV века в Восточной Европе. Завершилось решительной победой татарской армии и полным разгромом литовского войска. Последствием битвы стало то, что Великое княжество Литовское стало вынуждено прибегать к польской помощи, произошло укрепление позиций польского короля Ягайло и ослабление Витовта и была заключена Виленско-Радомская уния.
Вот именно. Не только о победах и приятных моментах говорить и рассказывать надо. О поражениях и ошибках тоже говорить и знать надо. А также о последствиях и результатах поражений и ошибок.
Поражение – учитель более суровый и умный, чем победа.
Раз уж лопухнулся где-то и проиграл, так учись на своих ошибках. Исправляй ошибки и их последствия.
Но, увы, почти не пишут в исторических учебниках про ошибки. Поражения. Неудачи. Не разбираются, где и в чём предки накосячили. Как сказываются последствия их ошибок на жизни потомков.
Предпочитают рассказывать про красивое. Положительное. Удачное. Приятное.
Да ещё и преувеличивают при этом. Приукрашивают. Лакируют.
Вот любят в России рассказывать про завоевателя Сибири. Да, про того самого Ермака.
Как красиво рассказывают! Песни сочиняют! И кроссворды мне не раз и не два попадались. Вопрос. «Завоеватель Сибири». Ответ—Ермак.
И ведь до чего песни красивые! Вот пример.
Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии блистали,
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали…
Ко славе страстию дыша,
В стране суровой и угрюмой,
На диком бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой.
Товарищи его трудов,
Побед и громкозвучной славы
Среди раскинутых шатров
Беспечно спали средь дубравы.
Страшась вступать с героем в бой,
Кучум к шатрам, как тать презренный,
Прокрался тайною тропой,
Татар толпами окруженный.
Мечи сверкнули в их руках,
И окровавилась долина,
И пала, грозная в боях,
Не обнажив мечей, дружина.
Ермак воспрянул ото сна
И, гибель зря, стремится в волны,
Душа отвагою полна…
Но далеко от брега челны!
Иртыш волнуется сильней…
Ермак все силы напрягает –
И мощною рукой своей
Валы седые рассекает.
Ревела буря… Вдруг луной
Иртыш кипящий осребрился,
И труп, низвергнутый волной,
В броне медяной озарился.
Носились тучи, дождь шумел,
И молнии еще сверкали,
И гром вдали еще гремел,
И ветры в дебрях бушевали.
Про красивую песню поговорим попозже. А пока вспомним, как хорошо Ермак относился к простому сибирскому народу. Про это много книг написано. Художественных.
А если не художественных?
Жители новых русских территорий стали данниками, однако коренное население Сибирского ханства, разумеется, не было радо такому раскладу. Татары, жившие возле Иртыша, восставали против Ермака, но их сопротивление задавили казаки, казнив вожаков мятежников. Вскоре казаки спустились вниз по Иртышу и без сильного сопротивления усмирили хантов. Весной 1583 года казакам вновь пришлось применить силу, чтобы зауральское население давало ясак русским. Ханты разделились в вопросе дани на две части – одна согласилась выплачивать казакам натуральные налоги, а другой пришлось бежать вниз по Иртышу.
И что это мне тут про завоевателя Сибири втюхивают?
Вы хоть видели на карте стрелки его походов? Какую часть Сибири они охватили? Да в большей части Сибири про Ермака и не слыхивали.
А щас поговорим о результатах походов. Ну, пришёл Ермак со своим войском. Ну, повоевал. Сам погиб и войско своё положил.
Теперь это называется—завоеватель Сибири.
Ну и напоследок займёмся песней.
Такая песня красивая. Ну, это если головой не думать. Но мы-то с вами люди умные, головой думать умеем. Этим и займёмся.
Сидел, значит, Ермак на берегу. Глубоко-глубоко задумавшись. А его воины все поголовно спали. Без часовых. Нормальное такое поведение в стране, которую ты завоёвываешь.
Прибежал нехороший гад Кучум со своими злыми татарчиками (которые, к слову говоря, свою родину от завоевания защищали) и всех казаков они порезали. Казаки даже за оружие схватиться не успели.
Что за ерунда? Что за хрень? Это ж профессиональные воины! Вы хоть знаете, с какой быстротой выхватывает профессиональный воин меч или саблю из ножен? Доли секунды!
Пьяные в сиську они были, что ли, все поголовно?
Ну, такая гипотеза многое объясняет. Казаки вообще поддавали конкретно. И не раз и не два из-за этого их резали и в плен брали. Можете «Тараса Бульбу» перечитать. Там про это рассказывается.
Шум и движение происходили в запорожском таборе. Сначала никто не мог дать верного отчета, как случилось, что войска прошли в город. Потом уже оказалось, что весь Переяславский курень, расположившийся перед боковыми городскими воротами, был пьян мертвецки; стало быть, дивиться нечего, что половина была перебита, а другая перевязана прежде, чем все могли узнать, в чем дело. Покамест ближние курени, разбуженные шумом, успели схватиться за оружие, войско уже уходило в ворота, и последние ряды отстреливались от устремившихся на них в беспорядке сонных и полупротрезвившихся запорожцев.
Или вот ещё есть книга—«Разин Степан». Нет-нет, не «Степан Разин», а именно «Разин Степан». Это две разные книги, написанные двумя совершенно разными авторами. И отличаются эти книги—как небо и земля.
Атаман выпил ковш вина.
– Доброе вино, пей, Сергейко!
– Пью!
– Казаки, пей! Не жалей! Мало станет – дадут вина!
Казаки, открыв бочки, черпали вино ковшами дареными: ковши принесли армяне; персы подарили много серебряных кувшинов.
**************************************************************************************
Со стругов все казаки, стрельцы и ярыжки, оставив на борту малый дозор, перешли на берег пить вино.
**************************************************************************************
Недалеко, сидя на бочке, будто на коне верхом, покачнулся казак, раз, два – и упал в песок лицом. От буйного дыхания из мохнатой бороды сонного разлеталась пыль.
А потом на казаков напали. И начали резать. Причём даже дети делали это с лёгкостью.
В толпе, нападавшей, катящейся назад, шныряли голые, будто дьяволята, мальчишки, намазанные до волос черной нефтью, с хорасанскими клинками. Они, прыгая, резали спящих на земле казаков. За ними бродили собаки, разрывая заколотых.
Но сейчас мы говорим о Ермаке. Итак, дружину его перерезали. Тут-то вождь Ермак и очухался—«воспрянул ото сна».
Ну-ну. Сначала нам рассказали, что он о чём-то глубоко-глубоко задумался, а потом проболтались, что на самом деле он просто спал. И ведь нехило так спал.
Ермак—он вождь! А вождь—он впереди дружины всей. В том числе и в пьянстве, выходит?
Это ж надо так набраться! Очухался только тогда, когда всю его дружину вырезали.
Кстати, а какова главная задача вождя? Сберечь свою дружину, своё войско. Согласны?
Ну тогда объясните мне, почему Ермак, когда очухался, не стал выяснять, кто из его казаков уцелел, не стал их собирать вместе, не командовал, чтобы спасти хотя бы часть своей дружины, если уж победить не получается?
Вместо этого он, не разбираясь, а что там с его дружиной, жив ли хоть кто-нибудь, удрал. Кинулся в реку и утонул. Из-за доспехов тяжёлых.
Вообще-то профессиональные воины прошлого умели плавать и в доспехах. Ну, когда трезвые были.
Эх, Ермак, Ермак…
Или лучше так?
Ну, Ермак, ну, Ермак…
(Выбирайте сами, читатель, из этих вариантов. Или придумайте свой).
И ведь подобного мусора в российских учениках исторических много.
А о действительно важных вещах говорится очень мало или вообще ничего.
Например, ничего не говорится о «московском пылесосе». А ведь это—серьёзнейшая проблема современной России.
Сразу после первого захвата Смоленска московский князь Василий III начал ломать хребет смоленской вольнице… Впрочем, без жестокости—самым знатным смоленским боярам предложили поместья в Москве, а их родовые поместья в Смоленске заняли бояре московские. За самыми знатными в московские Палестины отправились знатные просто, за ними те, что поплоше… Потом получили новые назначения духовные пастыри… В результате к XVIII веку смоленская элита была полностью очищена от местных уроженцев.
Российская власть решала политическую проблему—уберегала себя не только от опасности сепаратизма, но и от возможности появления такого в грядущем. Но нельзя решить одну проблему, не создавая других.
Такой другой проблемой стала русская провинция. И то, что сегодня называют «московским пылесосом» —выкачивание из провинции в столицу всего лучшего и талантливейшего, было приведено в действие именно тогда, в царствование Василия III. Рюриковичей сменили Романовы, Романовых—узурпаторы, а провинция так и не сумела подняться… В нынешнее время ситуацию удобно наблюдать с помощью экономических показателей: 85 процентов всех денежных потоков впадают в Москву, Петербургу досталось только пять процентов—ничтожно мало (по сравнению с Москвой), но все-таки половина всех денег, приходящихся на остальную Россию.
Механизм, запущенный 600 лет назад, уже не нуждается в государственной поддержке: и ныне человека со способностями и амбициями в один прекрасный день настигает озарение—в родной провинции шансов достичь чего-то стоящего у него нет. И тогда он бросает все и устремляется в столицу.
И вот ещё про что в российских учебниках не говорится.
В целом, история России – это история постоянных войн. Русский философ Иван Ильин писал: "Соловьев насчитывает с 1240 года по 1462 год (за 222 года) – 200 войн и нашествий. С XIV века по XX-ый (за 525 лет) Сухотин насчитывает 329 лет войны. Россия провоевала две трети своей жизни."
Схожую мысль высказывал и генерал Алексей Куропаткин. В 1900 году он написал в своем меморандуме Николаю Второму: "За предыдущие 200 лет Россия была в состоянии войны 128 лет и имела 72 года мира. Из 128 лет войны – 5 лет пришлось на оборонительные войны и 123 на завоевательные".
Советский Союз продолжил эту традицию. И это ему очень дорого обошлось.
Хочу написать наконец про то, про что уже несколько лет думаю. Про войну как про травму.
Как-то показывали фильм документальный про создание мемориала Неизвестному солдату в Александровском саду. Когда выкопали в местах боев неизвестные останки и несли в Москву, чтобы захоронить под стенами Кремля. И выходили толпы людей, весь путь проходил в людском коридоре, никто не ожидал этого, никто никого туда не сгонял. Просто по сторонам молча стояли люди. А потом, когда уже открыли Мемориал, поехали со всей страны. Моя бабушка тоже поехала, аж из Ташкента, потому что ее брат Рафик погиб где-то там, могила была неизвестна, и она думала – а вдруг это он. КАЖДЫЙ думал про своего – а вдруг это он? И шли, шли, шли.
А в Ташкенте было кладбище, где умерших в госпиталях хоронили. И все шли туда, хотя своих-то там не было, со всей страны же везли. Я помню из детства – уже к середине дня были горы цветов выше моего роста. Никто не заставлял, не организовывал. Людям было надо.
И еще помню из раннего детства как минута молчания проходила – город пустел. ВСЕ были у экранов. Как-то мы не успели с мамой и ехали в пустом автобусе по пустым почти улицам.
Тогда же примерно песня появилась про «праздник со слезами на глазах». И вокруг плакали под нее, я видела.
Но послушайте, мое детство – это начало 70-х. 30 лет прошло! Не год и не пять. Ведь все это поведение людей было ничем иным, как выражением горя. Не радости Победы, не гордости, а именно глубокого, непрожитого горя. Я сейчас не об официальных фанфарах и лозунгах. Я про реальное состояние людей. Сейчас, оглядываясь в пошлое профессиональным уже взглядом, я вижу все признаки проживания острого горя, не прожитого когда-то. Так плачет на сессии клиент, который много лет назад потерял отца или друга и всю жизнь прожил, не позволяя себе прикоснуться к своей душевной ране. А сейчас вдруг прорвало и он плачет, не стесняясь слез и даже начав успокаиваться, вдруг снова плачет.
И когда видишь это так, многое, очень многое обретает другой смысл.
*************************************************************************************
Ведь и правда ни одной семьи не осталось незадетой, а в некоторых районах – каждый четвертый погиб. Всего за пару лет, по сути – максимум жертв пришлось на первые два года. Это катастрофический масштаб потерь. Если судить по потерям, война была проиграна. И кто сказал, что символические вещи вроде флага над Рейхстагом и пакта о капитуляции важнее этого простого факта.
Далее. Погибли не только солдаты, воины с оружием в руках, осознававшие по крайней мере свой путь. Эта война была отмечена огромными потерями среди мирного населения: детей, женщин, стариков. Бросали и убивали раненных, бомбили эшелоны беженцев, морили голодом Ленинград, расстреливали семьями евреев. Гибели невинных, невоюющх, слабых – это многократное усиление травмы. Никакой воинской доблестью тут не утешишься, со смертью солдата Победа помогает примириться, со смертью ребенка – нет.
Еще. Смерть многих людей была мученической, зверской. Это очень сильный фактор травматизации, если знаешь, что близкий и даже не очень близкий человек не просто умер, но еще и мучился. А ты ничем не мог помочь.
Более того, армией, которая оказалась по факту небоеспособна, были очень быстро отданы огромные территории, на которых остались люди. «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…» Травма, отягощенная виной, всегда очень болезненна и имеет тяжелые последствия.
Наконец, самое тяжелое. Эта душевная рана была не только глубока и обширна, она была инфицирована. Известно, что люди легче переносят травму, нанесенную чужими человеком. И очень с большим трудом переживают насилие со стороны близких, особенно родителей, старших братьев и сестер – то есть фигур, ассоциирующихся с защитой и безопасностью. Девочку, на которую напал чужой дядька в лифте, гораздо легче реабилитировать, чем девочку, которую изнасиловал отец. Потому что тогда насильник и защитник соединяются в одном лице, человек не может разделить в своем сердце любовь и ненависть, это состояние называется амбивалентность, сплав чувств, когда любовь и ненависть – одно целое, и их не оторвать друг от друга. Одно из самых мучительных душевных состояний, которые вообще возможны, врагу не пожелаешь. Одно из самых разрушительных для личности и трудно поддающихся терапии.
Травма войны в плане амбивалентности – классический случай. Потому что все знали про штрафбаты, и про СМЕРШ, и про штурм высот ко дню рождения Сталина, и про брошенных в окружении, и про практику побед путем заваливания дотов противника пушечным мясом, и про насильственную мобилизацию женщин и подростков на рытье окопов. Не говоря уже про развал армии, про наглую ложь населению про «малую кровь и чужую территорию». Ну, и много чего еще не знали: про осознанную провокацию этой войны, про банкеты в блокадном Ленинграде, про предательство своих, например, Варшавского восстания. Но чувствовали.
**************************************************************************************
Сначала в ситуации травмы решается задача выживания и скорейшего выхода из травмирующей ситуации. «Лишние» функции сознания выключаются, рефлексировать и тонко чувствовать сейчас не время. Человек в шоке легко подчиняется приказам, его критичность ослаблена. Мы действуем автоматически, ситуативно, при этом часто совершая усилия, на которые неспособны в обычной жизни. В этом состоянии можно не есть, не спать, не чувствовать боли и холода. Потом, оглядываясь назад, невозможно бывает поверить, что все это выдержал и даже в процессе вроде бы не очень было трудно.
Чувства бывают «приморожены», все прежде значимое становится «не так важно». С другой стороны, когда непосредственная опасность отступает, бывают приступы нарочитой веселости, истеричности, раздражительности. Человек испытывает тревогу, чувство потери контроля над жизнью. Только что он изо всех сил выживал, а сейчас уже не понимает, зачем, собственно, и смерть кажется не таким уж плохим вариантом.
Именно так описывают многие люди в воспоминания свое и других состояние во время войны. Конечно, все и у всех бывает по-разному, и все четыре года без перерыва не могут быть сплошной травмой, жизнь продолжалась. Но общие закономерности таковы. Конечно, сама по себе длительность воздействия – тоже отягощающий фактор.
В процессе самой трагедии врачевание душевных ран невозможно. Горе – непозволительная роскошь. Некогда оплакивать мертвых, некогда горевать по своей загубленной молодости, планам, чувствам, некогда вообще копаться в себе.
Помню, какое впечатление произвела на меня в подростковом возрасте книга Ванды Василевской «Радуга». Она была написана прямо тогда, в 42 году. Мать ходит проведывать труп убитого сына-солдата. Другая мать своего застреленного мальчика закапывает прямо в сенях дома – там земля непромерзшая. И ходят по этим сеням, а куда денешься. Еще одна мать теряет новорожденного, смотрит, как его топят в проруби. Еще одна ненавидит своего еще нерожденного ребенка, потому что он – плод изнасилования врагом. Дикая, запредельная травма. И почти никаких чувств. Повествование такое сдержанное, просто факты. Нашла лопату, вырыла могилу, положила сыночка, закопала. Все это в одном селе. Все это в тысячи раз превышает масштабы того, от чего в обычной жизни люди сходят с ума, погружаются в депрессии, пытаются покончить с собой. И название чудесное – «Радуга». Стадия шока.
(Только, пожалуйста, не надо мне писать в комментариях, что книга заказная и что Василевская – любимая писательница Сталина. Я все это знаю. Это ничего не меняет абсолютно. Психологически точной книга от этого не перестала быть.)
На стадии шока помочь можно только делом. Спасти, защитить, вывести в безопасное место.
**************************************************************************************
И только потом, когда прямая угроза позади, начинается собственно процесс проживания травмы. Вот здесь происходили очень важные и интересные вещи.
Все знают про Парад Победы, но не все знают, что никакого Дня Победы в первые годы после войны не было. Сталин лично запретил его праздновать. Никаких парадов, никаких салютов, никаких цветов ветеранам. Все объединения ветеранов, которых тогда было много и они были молоды, также были запрещены. Никаких мемориалов, минут молчания, возложений цветов – ничего. Изучение событий войны, публикация воспоминаний не приветствовались.
Согласитесь, странно. Страшная война закончилась. Великая Победа одержана. Казалось бы, для государственной власти, чей авторитет был сильно подорван провалами первых лет – готовое решение. Делай культ Победы и пользуйся. Но нет. Вместо этого – заговор молчания. Табу на тему.
Почему так вел себя Сталин, более-менее понятно. Меньше всего ему хотелось, чтобы дело дошло до постановки вопроса, пусть просто в умах людей, о его роли во всем этом. У него-то, похоже иллюзий особых не было насчет своей роли, судя по некоторым признакам. Если уж он почти прямым текстом прощения просил и совсем прямым благодарил народ за терпение…
Гораздо важнее понять, почему сам народ не очень-то сопротивлялся этому замалчиванию. Вот хотя бы те же герои войны. Понятно, что не было никаких встреч школьников с ветеранами. Но встречи-то все равно происходили, хотя бы на коммунальных кухнях. И, порой, сильно приняв на грудь, ветераны рассказывали всякое… Но большинство – не рассказывали. Байки смешные травили или просто отмалчивались, мол, война и есть война, чего там рассказывать.
Книги, подобные «Радуге», после войны не появлялись или как минимум не публиковались. Все новые фильмы – бравурные, радостные или лирические. «Мы выжили, мы дожили, мы живы, живы мы». Стихотворение, откуда эти строчки, о другом совсем, но состояние то самое. Радость избавления. Новая жизнь.
В психотерапии ПТС это называется «стадией кажущейся реабилитации», или «стадией отрицания». Ее признаки, прямо цитирую из пособия: «улучшение самочувствия, эмоциональный подъем, чувство «начала новой жизни», подавление травматичных воспоминаний и чувств, «шапкозакидательство», обесценивание травмы вплоть до отрицания, рационализация (объяснения, почему все было так, как было и иначе быть не могло)». Однако при этом: «базовая тревога, чувство беспомощности, регрессия, инфантильные реакции, импульсивность поведения, резкие немотивированные перепады настроения, психосоматические проявления, проблемы с аппетитом (отсутствие или переедание), сексуальные проблемы». Многое здесь вспоминается, и явный глуповатый инфантилизм послевоенных «военных» фильмов вроде «Шесть часов вечера после войны», и много кем отмеченный страх перед фронтовиками, которые могли неожиданно «взорваться», и показное обжорство «Кубанских казаков», и даже то, что «секса у нас нет», над которым только ленивый не смеялся, а, на самом деле, как говорил один мой знакомый, «не смешно ни грамма».
Роль стадии отрицания – обезболивание, анестезия. Она дает передышку непосредственно после травмы, спасительно заслоняет от боли, позволяя после путешествия в ад снова укрепиться в жизни. Чем более безопасна обстановка, в которой оказывается человек после травмы, и чем больше его внутренний ресурс, тем короче будет отрицание. Тем скорее найдутся силы для проработки горя.
А вот с этим было плохо. Жизнь не спешила налаживаться. В реальности жили очень плохо и голодно. Сталин готовился к продолжению войны и собирал еду на складах. Безопасности тоже не было – пошла новая волна репрессий. Плюс внятное требование сверху не помнить, не говорить, не касаться болезненной темы.
В результате произошло то, что часто происходит и в жизни с отдельными людьми – застревание на стадии отрицания. Вместо спасительной передышки она становится искусственной заморозкой на годы. Когда долго работаешь, таких людей сразу видно – узкий, никогда полностью не раскрывающийся рот. Обедненные интонации, зажатая мимика. Неестественность реакций. Посмотрите фильмы последних сталинских лет, и вы поймете, о чем я. Все меньше чувств. Все больше лозунгов. Герои – как марионетки.
*************************************************************************************
Но народ – все же не один человек. Всегда есть более сильные, более сохранные, с большим ресурсом. Может быть, у них была хорошая семья, или друзья, или вера, или талант, или культура питала их душевными силами. Так или иначе, как только появилась возможность – прорвало. И об этом дальше.
***
Итак, прорвало.