В Московской губернии наиболее типичным был 12-часовой рабочий день, но на ряде предприятий он продолжался 14, 15, 16 часов и больше. На большинстве фабрик велико было число рабочих дней в году, а воскресные работы – обычным явлением. Рабочие подвергались крайнему произволу со стороны хозяев. Последние включали в рабочий договор такие пункты, которые лишали рабочего всякой свободы. Система штрафов была развита до виртуозности. Нередко размер штрафов совсем не определялся заранее. И.И.Янжул неоднократно находил в правилах многих фабрик лаконичную запись: "Замеченные в нарушении фабричных правил штрафуются по усмотрению хозяина".
Штрафы с рабочих, взимавшиеся по самым разнообразным поводам и без повода, без указания причины, поступали в полное распоряжение предпринимателя. Они доходили иногда до половины заработка, т.е. рабочий из заработанного рубля отдавал хозяину 50 коп. Бывали случаи, когда сверх штрафов назначалась еще неустойка, например, 10 рублей за уход с фабрики. Общая сумма штрафов достигала на некоторых фабриках нескольких тысяч рублей в год и являлась немаловажным источником дохода.
Фабриканты считали себя вправе, вопреки закону, запрещавшему им самовольно понижать заработную плату, до истечения срока договора, уменьшать ее в любое время по своему усмотрению.
Условия труда в прачечных, на консервных, текстильных или канатных фабриках, где женский труд применялся наиболее широко, были очень тяжелыми. Рабочий день в прачечных, например, длился иногда до 20 часов. По свидетельству фабричного инспектора штата Иллинойс, обследовавшего чикагские прачечные, работницы нередко попадали в больницу.
В 1903 г. главный попечитель государственных школ г. Нью-Йорка констатировал, что пяти и шестилетние дети работают с 6 утра до 6 вечера на самых тяжелых и утомительных работах.
В начале 20 века в США распространенным случаем было использование труда детей из бедных семей, так как их труд был дешевым, а их беспомощность делала их легкой жертвой для жадности работодателей. Дети работали с рассвета до заката в темных, душных помещениях.
До изобретения газового освещения продолжительность рабочего дня на предприятиях зависела от естественного освещения, но с появлением газовых горелок фабрики получили возможность работать в ночное время.
Во Франции многие бумагопрядильные фабрики установили рабочий день в пределах 13,5-15 часов, из которых на отдых выделялось по получасу три раза за смену.
На английских фабриках рабочий день за вычетом трех перерывов для приема пищи длился 12-13 часов. Распространенной становилась работа по воскресным дням.
В 1820 г. половину всех рабочих в текстильной промышленности составляли мальчики и девочки. Девяти-, десятилетние дети работали по 12—13 часов в день, получая за это заработную плату от 33 до 67 центов в неделю. Детский труд, в связи с переселением части рабочих на западные земли и нехваткой рабочей силы, применялся в США в больших размерах, чем в какой-либо из европейских стран. Так, в 1831 г. в Род-Айленде из 8500 фабричных рабочих 3500 были дети в возрасте до 12 лет.
Газета «Свободная печать ремесленников» 21 ноября 1829 г. сообщила, что мальчики в возрасте от 7 лет работают в пригородах Филадельфии от восхода солнца и до 8 часов вечера, а в следующем году та же газета отметила, что 14-часовый рабочий день в Филадельфии является обычным.
В отчете комитета национального конгресса профессиональных союзов по вопросам женского труда за 1836 г. говорится: «Как оказалось, количество женщин Соединенных Штатов, занятых совместно с рабочими-мужчинами, превышает 140 тысяч человек. Они работают в среднем от 12 до 15 часов в день без чистого воздуха, столь необходимого для здоровья. Непосильный труд тормозит развитие их организма и умственных способностей и нередко уродует их тело».
Скажите, читатель, в подобном Городе вам понравилось бы жить? Ага, в современном Городе вам нравится больше? Ну, мне тоже.
Сами видите, Город меняется. И к лучшему. Почему же мы должны отказывать в том же Деревне? Только потому, что апологеты Города её презирают?
Напоминаю: Деревня—фундамент всей нашей цивилизации. Ну и зачем нам нужен слабый фундамент?
Кстати. Описанный выше Город девятнадцатого века кое в чём очень похож на современную деревню. Так же люди много работают. В результате у них не остаётся времени ни на полноценный отдых, ни на своё развитие, самосовершенствование. Ни на получение удовольствия от жизни.
Мэгги сделала открытие: есть на свете досуг, свобода, праздность; и точно в калейдоскопе, в ее сознании стали складываться, сменяя друг друга, совсем новые мысли и представления. Впервые ум ее поглощен был не только работой. И она с удивлением поняла, что непрерывный чисто физический труд – самая прочная преграда, какую способны воздвигнуть люди, чтобы не давать себе по-настоящему мыслить.
Что ж. что-то в этом есть. Достоинство Города—там умеют отдыхать. Недостаток Деревни—там отдыхать ещё не научились.
Я провела опрос населения на вопрос: Как вы отдыхаете? Деревенские жители входили в ступор. В основном, молчали, уставившись в одну точку. Может вспоминали последний свой отдых или вообще, что такое отдых, чтобы не попасть впросак.
Дело было в местном магазинчике, новые покупатели подходили, старые не уходили. Выручила всех, понаехавшая из города, Наденька. Они с мужем разводят племенных коз, продают молоко, делают сыр.
Излишки у них разбирают охотно. Она всегда в хорошем настроении. Тряхнула рыжей шевелюрой и засмеялась. Все выжидающе смотрели на неё. Как я отдыхаю? – переспросила она. Да с козлятками и отдыхаю. Они такие хорошенькие! Когда пасу их, тогда и отдыхаю.
Народ зашевелился, отмер. Нет ты точно скажи, как отдыхаешь? – продублировал меня весёлый, в честь праздничков, дед Перепилица, прозванный так в народе, за умение всех перепивать. Умеет человек держаться на ногах в любой ситуации.
Ну, вязать я люблю, когда по телефону разговариваю – добавила она и купив булку хлеба выскочила из магазина.
А я, сказала симпатичная продавщица Светлана, на выходных пока всё перемою, перестираю, пельменей на неделю налеплю, так и на работу идти пора.
Потом мужчины вспомнили – суббота банный день. Можно попариться в своё удовольствие, пивка попить, или ещё чего покрепче. Закивали одобрительно – мужчины отбились. Баня – тоже отдых после рабочей недели.
Ну а сама-то, сама как отдыхаешь – накинулись они на меня. Скота-то сколько! Небось не до отдыха? Довольно заблестели их глаза. Всякий деревенский прошёл через своё хозяйство. Говорят, лет двадцать пять в каждом дворе было корова. Два стада было по двести коров. Называлось гордо – табун. А сейчас одна я – на потеху, да ещё несколько семей.
Люблю на лыжах походить, – здесь мне не поверили, засмеялись. Какие лыжи, когда полный двор хозяйства! Не стала я про рыбалку говорить, не положено женщинам рыбачить и всё тут!
Отмазалась сериалами по телевизору. Это бабы любят, – согласились они.
И для чего столько грядок насаживаю, подумала я, по дороге домой. Отдыхать-то мы, деревенские точно не умеем. Если только, пока по телефону разговариваем?
А ведь полезно мысленно посмотреть на самих себя со стороны.
«Непосильный труд тормозит развитие их организма и умственных способностей и нередко уродует их тело». Ведь эти слова во многом подходят и для современных жительниц деревни.
А вот вам ещё одна цитата.
Ничто так не старит женщину, как жизнь в деревне.
Неудивительно, что молодёжь бежит из деревни. И кто там остаётся?
Старики. Алкаши. Неудачники. Фанатики деревни. Люди, которые просто любят деревню. Нерешительные люди, которые и хотят уехать, да никак решиться не могут.
И другие категории людей.
Горожане часто считают, что жители деревни глупее горожан.
Никак не могу согласиться. Конечно, среди деревенских людей дураков хватает. Так ведь их и в городе хватает.
Конечно, в городе много умных людей. Так ведь их и в деревне много.
Я понимаю, что мне щас врежут убойным аргументом. Разными опросами, исследованиями, показывающими, что якобы деревенчане в среднем глупее горожан. У них слабее развит интеллект. Примитивнее образование. Нехватка гибкости мышления. Ну и прочее в том же духе.
Вот именно, автор! Что, спорить будете?
Нет, конечно. Зачем же я буду спорить, если так оно и есть. Избыточный деревенский труд, не оставляющий достаточно времени ни для полноценного отдыха, ни для качественного досуга, ни для хобби и прочих привычных горожанам вещей—действительно делает людей деревни в среднем глупее горожан.
Ненормальный образ жизни—вот причина отсталости деревни.
Кстати. Город тоже прошёл этот этап. Или вы думаете, работяги-горожане девятнадцатого века были сильно развиты умственно? Когда они вкалывали по 14 и больше часов в сутки?
Сейчас в Городе такого нет. Этот этап пройден. В результате потенциал горожан раскрывается гораздо полнее.
Раскрыть потенциал людей Деревни—вот важная задача.
Повторю ещё раз. Фундамент современной цивилизации—Деревня. И презирать этот фундамент, радоваться его разрушению и исчезновению—дурость высшей пробы.
Всё равно что недотёпа-архитектор будет проектировать небоскрёб прямо на песке, без фундамента. Сами понимаете, что будет с такой постройкой. Не факт, что её даже построить успеют. Скорее всего, она рухнет раньше, чем будут готовы последние этажи.
У нынешней цивилизации много недостатков. Первый с этим соглашусь. Но ведь много и достоинств. И вообще мне нравится современная цивилизация.
Ага! Вам тоже? Ну да, многие так думают. И—по моему мнению—правильно делают.
Люди Деревни отличаются от людей Города. Они—другие. И это отличие—дополнительный рычаг развития всей цивилизации.
Деревенские дети привыкают к физическому труду с младенчества.
Это прививается само собой, если, конечно, родители не представители люмпен-пролетариата, а бутылка дешёвой водки не заменила им желание жить достойно. Как говорил мой знакомый глава села: «Адский это труд, жить в деревне хорошо».
Жить хорошо можно только при наличии хозяйства на скотном дворе и огорода внушительных размеров. И естественным образом дети становятся главными помощниками родителей.
Первый выход в огород мой сын совершил в полтора месяцев. Полола гряды, держа его у себя на коленях.
В два года он уже уверенно хватался за всё растущее на грядке, чтоб вырвать это немедленно. И стоило отвлечься, как рассада помидоров летела на землю под его восклицания: «Пылей! Пылей!». Имелся в виду вездесущий пырей – бич сельских огородов.
В шесть лет сыновья уже имели свои грядки ответственности. Им доверяли горох. Во-первых, это их гряда по праву. Горох – баловство, на зиму его не готовим, а для детей радость. Во-вторых, горох сложно спутать с сорняками. Они его сажали самостоятельно, поливали и пололи. Тут главное вовремя похвалить. И незаметно поправить огрехи. И да, ещё не дать расковырять посадки в нетерпеливом желании посмотреть, а проклюнулся ли горох?
Ещё одна радость – кормить цыплят и гусят. Вот пасти их – уже труд. В семь лет делать и то, и другое вполне реально. И главное, привить меру ответственности. Как-то забыли напоить в жару цыплят, и я не уследила. Три цыплёнка умерли. Это был шок, истерика, попытка реанимировать несчастные трупики.
И вот только не надо про вредный стресс. Этот стресс навсегда приучил к тому, что твоя лень может обернуться бедой. Я и извлекала мёртвых цыплят при сыновьях нарочно. Жестокая наука, но наука.
Дети в деревне знают, что жестокость бывает оправданной.
Деревня пасторальна только на картинках и романтичных фото. В деревне очень рано дети понимают, что такое оправданная жестокость. Сегодня ты возишься с жёлтыми пушистыми комочками, чтобы зимой есть куриное мясо. Сегодня ты кормишь смешных розовых поросят (кстати, не всегда розовых), а к Новому году их заколют на мясо. Таков круг жизни.
Однажды к приезду городских племянников забили кролика и крольчиху. Племянник, узнав об этом, рыдал у клетки с крольчатами:
– Бедненькие! У них теперь ни мамы, ни папы. Как они будут жить?
Шестилетний сын утешил:
– Так мы их осенью тоже съедим.
Растут ли дети при таком подходе жестокими? Нет. Потому что отлично понимают: жестокость должна быть оправдана необходимостью. Им в голову не придёт мучить собаку просто ради развлечения. И сорок раз осудят хозяина, который держит впроголодь скотину. Человека, животное, да любое живое существо уважают за ту пользу, что оно приносит.
Если молодая лайка не пошла по зверю – её убивают. Всё должно приносить пользу. Нет пользы – нет смысла держать.
Сказать, что дети это принимают спокойно, не всегда. Сын самостоятельно заколол свинью в 16 лет. Мясо не мог есть две недели. И это при том, что охотиться с отцом он начал лет в десять. Но одно дело, когда тобой владеет азарт, когда у животного есть шанс уйти живым. Ты – охотник, оно – добыча. И на чьей стороне победа, ещё не известно. Другое дело – забить животное, которое ты кормил год. Спросите, зачем надо было мальчишку заставлять брать в руки нож. Ветеринар тогда вынес приговор: «Срочно зарежьте, мясо потеряете». А отец был в тайге. Сын принял решение сам. Взяла вверх необходимость. Я бы, наверное, так и не решилась попросить его об этом. От помощи младшего брата отказался: «Маленький ещё, сам справлюсь».
Маленькому было тогда четырнадцать. Разделывали, конечно втроём, но руководил процессом старший сын. Меня, в качестве забойщика и руководителя, даже в шутку не рассматривали: я – женщина. Вот ещё один минус или плюс деревенского воспитания, назовём его по-модному.
В деревне не делают проблемы из гендерных стереотипов.
Деревня чётко делит мир на мужской и женский. В этом причина поголовного мужского пьянства в 90-х, когда устойчивый мир колхозов и леспромхозов рухнул. И для выживания нужна была хитрость, приспосабливаемость, ловкость – то есть качества чисто женские, мужики сломались. Оклемались они более-менее к нулевым. Впрочем, кое-кто так и не оклемался. Вместе с Союзом окончательно рухнул патриархальный уклад, при котором муж – кормилец семьи, глава, командир. Или, как в деревнях говорили – «сам» («Сам-то где?» – и ясно о ком речь). И мужики растерялись, потеряли извечный смысл бытия.
Но в делах житейских это деление на мужское и женское чувствуется куда острее, чем в городе. Во дворах почистить, скотину покормить, дров нарубить, огород вспахать – это мужское. Женщина это делает, если муж на ещё более мужском занятии: охоте, добыче ореха, – одним словом, в тайге. Помните, что алкашей в расчёт мы не берем, их и тайга манит постольку поскольку.
Женское – это постирать, убраться, подоить корову, покормить птицу, прополоть гряды, приготовить поесть, заготовить на зиму консервы.
Муж чаще всего за это не берётся, даже если жена на работе. Впрочем, приятные исключения есть. Моя семья – пример. Мои мужики без проблем готовили и убирались, пололи грядки, потому что в какой-то момент я стала главным кормильцем в семье. Но боже мой, что выслушал мой умница-муж… Впрочем, это совсем другая история.
Сыновья понимают, что они – мужчины, едва ли не с пелёнок. И нет необходимости это втолковывать. Помню период болезни мужа, когда я схватилась за колун – наколоть дрова. Ну не сыновьям же десяти и восьми лет это доверять? Вот тогда-то старший обиделся до детских, с горошину слёз: «Папа учил, я умею». И коронное, отцовское: «Не позорь меня. Я всё-таки мужик».
Я выкатывала чурочки поменьше, а сын их и в самом деле наколол. Младший перетаскал в дровяник. Я тогда поняла, что между делом муж вырастил из мальчишек мужиков. Мне казалось, что это была у них забава: тюкнуть по чурке, подать ключ, пока папка возится с трактором. А оказалось – это и есть деревенское воспитание. Мужское воспитание.
После, когда мы перебрались в райцентр, мир отличный от мира маленькой деревни, соседки поражались, что мальчишки уже в 12 лет топят печь, рубят дрова, таскают воду, кормят без напоминания поросят. В деревне это ни у кого удивления не вызывало. Тут очень рано мальчику говорят, что он большой. И ещё раньше внушают, что он – мужик.
И в их обязательных умениях при отце-охотнике было прописано умение владеть оружием, (боже, эти жуткие синяки на костлявом подростковом плече от приклада и отдачи), умение разделать тушу, водить машину, косить, копать, рубить дрова, рыбачить, ставить петли на зверя. Всё то, что умели их отец и дед.
И вот эти-то гендерные стереотипы и не позволяют деревенским мальчишкам косить от армии. Я очень мало встречала в райцентре молодежи, которая не хотела бы служить. В деревне я не помню таких вообще. Мужчина, мужик, хозяин – это идеал деревенского воспитания мальчиков. Но этого результата удаётся достичь, если отец не самоустраняется от воспитания детей. Причём чаще всего это воспитание происходит на собственном примере и на деле. Не прогнать мешающегося ребёнка, не вырвать из рук молоток (поранишься же), а объяснить, как им пользоваться. Да, пока он осваивает молоток, пару раз по пальцу тюкнет. Но после будет владеть им лихо. Умение не щадить мальчика ради будущего мужчины – залог настоящего деревенского воспитания.
Деревенские дети привыкли доверять людям.
Деревня, подобная нашим Верх-Ключам, где нет интернета и связи, всегда некий островок. И её ребята осваиваются в городах очень непросто, они одновременно слишком доверчивы и пугливы. Их легко обмануть тому, кому удалось переждать настороженность юного сельчанина перед большим миром и стать своим.
Своим деревенские всегда доверяют. Интуитивно, на уровне подсознания. И очень жестоко наши дети постигают истину, что в городе – далеко не все свои.
Откуда это? Да потому что частенько детей воспитывают всем селом. Мало я знаю совершенно закрытых семей. Старшему было шесть месяцев, когда меня попросили поработать учителем музыки и педагогом-организатором. Нулевые еще позволяли брать в школу людей без педагогического образования. Садики в деревнях не предусмотрены. И я первое время беспечно оставляла сына в манеже на 45 минут урока одного, школа-то через дорогу. Но когда учителя-коллеги узнали о том, ух, какая была буря! И сына я стала носить с собой, он рос на руках учителей, старшеклассников, просто родителей, зашедших в школу. И весь мир был для него своим. Меня, выросшую в городе, это напрягало.
Хорошее это качество или плохое? По классическим меркам – хорошее. Тяжело жить, считая всех вокруг врагами. Тяжело жить и без понимания деревенской истины, что своих не бросают. Но в современном мире, всё же круг своих должен быть ограничен. Ребёнку необходимо осознавать опасности, которую он может встретить. В деревне этому учить сложно. За двадцатилетие деревенской и сельской жизни я помню один случай педофилии в районе. Случай, когда насильника милиция спасала от разъярённой толпы.
Потому-то деревенские и вырастают более открытыми и добрыми, лишенными корочки цинизма мегаполиса. Я безошибочно отличу в городской толпе деревенского мальчишку и девчонку, и не только по внешнему виду. У них иной взгляд, иная манера держаться. Они – деревенские, и этим всё сказано.
Дети в деревне не зависят от материального.
Этого у сельчан не отнимешь. Как-то читала, что проблема нынешнего поколения – материальная зависимость от предметов статуса. Так и хотелось посоветовать: отправляйте в деревню на перевоспитание. Вот где и баловать особо нечем, и превыше всего ценится польза. Недавно смотрели с мальчишками ролики про золотую молодёжь. Усмехнулась в ответ на «придурки, блин»:
– Будь у тебя Ferrari, кто знает, как бы ты себя вёл.
– На черта она мне? У неё клиренс низкий, а сил до дури. Понтовая, но толку-то?
И сын выдал расклад, что лучше на такие деньги взять грузовую машину вроде Scania и для дома иномарочку попроще, чтобы деньги нормально зарабатывать.
– А потом заработать и Ferrari купить?
– Зачем?
И по кругу про низкий клиренс, расход топлива, и что-то ещё, что делает статусную машинку совершенно бесполезной.
Во главу угла в селе ставится не статус, а польза, удобство и практичность. Тому учит сама жизнь. Не рванёшь в тайгу в крутых штанах – неудобно. И на лабутенах по сельской улице не пройдёшь – каблуки жаль. И статус по всем меркам в деревне – вещь не очень нужная. Здесь до сих пор ценят человека не за статус, а за человечность.
Могут статусному человеку в ножки поклониться и придурковатый вид принять, но лучше ему не знать, что о нём скажут после.
Может, поэтому если уж деревенским человеком овладела тяга к статусности, она принимает какие-то нелепые формы китча и пестроты из разряда «я надену всё лучшее сразу». Он просто не умеет быть статусным. И не может этому научить своих детей. Зато он приучит ребёнка трудиться, быть хозяином, ценить свой и чужой труд. А уж умение трудиться обязательно научит упорству и терпению в достижении целей.
Сразу видно, умная женщина. Вот только одну ошибку делает.
«Адский это труд, жить в деревне хорошо».
«Жить хорошо можно только при наличии хозяйства на скотном дворе и огорода внушительных размеров».
Можно жить хорошо и без адского труда и без огорода внушительных размеров. Всё больше становится людей, которые доказывают эту теорему на практике.
Что можно сказать о психологии деревенского жителя еще? Прежде всего – деревня невелика по размерам. А значит – все недалеко. Объекты инфраструктуры, работа, место проживания – все рядом. Если на другой конец деревни идти даже – все равно недалеко. А значит – можно всюду успеть. А значит – можно не спешить. И поэтому (и не только поэтому) – ритм жизни деревни нетороплив. Никто не спешит никуда. Это очень заметно, когда из города едешь. А особенно – из мегаполиса. Пешая скорость передвижения окружающего человечества падает буквально на глазах. Отсюда – некоторая размеренность, обстоятельность. Многими даже как заторможенность воспринимаемая. Такой ритм жизни достаточно комфортен для психики. Это тот ритм, в котором наши предки жили. Не случайно отнюдь, так стремится какая-то часть горожан вернуться в деревню хоть в виде дачи. Хоть в виде летнего отдыха. Хоть подстригая газоны на фазенде или выращивая помидоры на окне. Этот ритм расслабляет взведенную до предела психику горожанина, психику человека, готового каждую секунду куда-то бежать. Кстати – нередко за таким расслаблением люди едут за тридевять морей – на Гоа или в Гималаи – где крестьянский образ жизни еще не совсем исчез.
Кроме того – деревня невелика не только по размеру – но и жителями невелика. Проще говоря – все друг друга знают. Это принципиальное отличие, и накладывает отчетливый отпечаток на поведение и менталитет жителя деревни. Если в городе соседей своих люди не знают, если в городе люди новости из телевизора узнают – то в деревне все знают все обо всех. В городе умер твой сосед, женился или ушел в армию – ты не узнаешь об этом чаще всего. А в деревне – люди обсуждают это между собой, неделями обсуждают. Плотность социальных связей – выше. С большинством жителей ты, если живешь тут давно – или вместе в школе учился, или работал, или родня вы дальняя, или ваши родители/супруги/дети вместе работали/учились/породнились. В городе ты можешь толкнуть человека в транспорте, оскорбить, просто проигнорировать – и вы не встретитесь больше никогда. А в деревне все будут знать о проявленном тобой отношении, поэтому стиль общения – другой, более добрососедский зачастую. И напротив, в городе ты можешь себе позволить быть эксцентричным, другим, странным или просто фриком. Окружающим наплевать. А в деревне ты – нет. Не наплевать. Социальное давление выше.
Ну и социальная интеграция имеет свои положительные стороны. Ты –свой. Это значит – что в очень большом числе случаев тебе помогут. Потому что ты – свой. Если в городе ты можешь лежать с сердечным приступом на улице, и мимо тебя пройдет десять тысяч человек в минуту и никто не поможет. То в деревне шанс на то что тебе поможет уже первый или второй человек – велик. Потому что – и люди не так спешат, да и знают тебя, видят, что не алкаш напившийся лежит – а значит нужно помочь. Есть и обратная сторона такой тесной социальной интеграции. Не принято выдавать чужим даже за серьезный проступок. Милиция, суд, прокуратура – это все люди чужие и не знакомые. Они приехали и уехали. А ты – свой. Возможно, что ты убил кого-то даже или не менее серьезный проступок совершил. Но ты ведь свой. Стукнуть на тебя заезжему менту – как-то нехорошо, вместе же учились (рыбачили, детей крестили).
Также в среднем в деревне существенно хуже инфраструктура. А очень часто – и откровенно деградировавшая. Поэтому даже какие-то простые действия вызывают множество усилий. До сих пор многие люди дровами топят печь. Во многих деревнях нет больниц или школ (или вообще ничего). Один магазин в поселке с крайне скудным ассортиментом. Пожарных нет. И из милиции – один участковый. Который тоже чей-то родственник, и свои обязанности может крайне странным образом исполнять. Многие простые для горожанина вещи – в квесты превращаются. Отвести родственника в больницу или на госпитализацию. Получить паспорт – когда паспортный стол в соседнем городе. Купить и довезти до дома телевизор. Простые вещи – и такие сложные при неразвитой инфраструктуре. Естественно, это некий особый образ мышления формирует. “Закон- тайга и прокурор – медведь”, – это ведь пословица именно о таких оторванных от цивилизации медвежьих углах. Человек привыкает обходиться без государства – со всеми его положительными и отрицательными моментами. Человек лучше понимает, что государство – это нечто искусственное, враждебное даже.
Ну и мера труда. Если в деревне печное отопление. И привозная вода. И надо думать, как запасти дров на зиму. Как снег убирать в огромном крестьянском дворе. Как убрать урожай. Как дом в жилом состоянии поддерживать. Все это труд. Огромный труд, о котором горожанин даже не подозревает. Поэтому – интересы крестьянина очень часто более приземленными кажутся. Времени нет на красивые абстракции потому что.
Попав в город, деревенский житель теряется. Высокий темп жизни, суета, все и все незнакомо. Он кажется недалеким и забавным, раздражающим и туповатым продвинутым горожанам. Это – неверное впечатление. Это только на небольшой период. Через самое непродолжительное время он освоится – и еще фору городским даст. Потому что во многих вопросах его независимость, привычка опираться на собственные силы, житейская смекалка – более адекватны реальности, чем поведение горожанина. Который слишком зависим от множества служб и людей. И бессознательно полагает, что так и устроен мир. Когда тысячи людей должны ему обеспечивать условия жизни. А такой подход к жизни – выигрышен далеко не всегда.
У вас бывало, что отключали воду или пропадало электричество? И вы чувствовали себя беспомощным? Вот это конкретное слабое место горожан. Деревенских такими пустяками не проймёшь.
Четвертый год живу в деревне Дубки Киржачского района Владимирской области. Уехал, как теперь понимаю, насовсем. Уехал из Москвы за 75 километров и жалею только, что не уехал раньше. Сейчас живу по-настоящему, свободно. Радостно живу! Семья моя пока еще кочует между московской квартирой и деревней, перебирается постепенно. Дети учатся в школе, да и условия для проживания не до конца созданы: дом достраивается. В город приезжаю зимой на 1-2 дня в месяц и могу сравнить реальные условия жизни в мегаполисе и на воле. Уверен, что есть горожане, которые задумываются над отъездом, но не решаются изменить привычный уклад жизни по причине неясности и неопределенности. Такие сомнения были и у меня и, считаю, это разумный подход каждого здравомыслящего человека к столь важному делу, как изменение уклада всей жизни.
В деревне появляется много времени для размышлений, сравнений и анализа. Некоторое время назад я занимался составлением своего генеалогического древа и выяснил: весь наш род, последние 9 (девять) поколений жили в Москве. Крестьянских корней практически нет. Почему же мне тогда так нравится в деревне, почему тянет к земле? Вот что решил.
Потому что: нет утомительной и бесполезной борьбы за место для стоянки автомобиля под окном и бессмысленного стояния в пробках. Не нужно задумываться о квартирной плате и её постоянном повышении на разные новые затеи; об расходе воды и установке счетчиков и их дальнейшего обслуживания и проверок. Не беспокоит шум возле дома, гудки машин, вой сигнализаций, пьяные ссоры и крики соседей: этого просто нет. Не нужно ехать через весь город на работу – рабочий день начинается за порогом дома. Лестницы и лифты отсутствуют, как ненужные (на старости лет может буду выезжать в сад на инвалидной коляске, всяко бывает…). Мне не страшны террористы – здесь нет метро, а общественный транспорт не особо и нужен. Я никогда и ничего не слышал о сельских педерастах и иных растлителях нравственности. У меня нет возможности затопить соседей и задолжать им внезапно. Я забыл, как это – болеть гриппом или ОРЗ (а вот дети, цепляя в школе вирусы и бактерий, болеют регулярно. Пока). Нет опасения построить дом как-то не так, как надо и не оформить перепланировку или что-либо подобное. Моя обувь и лапы моей собаки в деревне не касались соли и реагентов, а земля на моей улице не пропитана дрянью. В моем деревенском дворе нет битых бутылок и банок из-под алкоголя и всякой бурды. Также отсутствует азиатский дворник. Нет страха остаться без интересной работы – работы просто невпроворот и вся по сердцу. Нет опасения, что ограбят пьяные или наркоманы в подъезде – нет ни подъездов, ни наркоманов, а пьяные в деревнях не такие алчные, чтобы на грабеж подниматься. Нет табунов гастарбайтеров – если редко и увидишь азиата, то он, как правило, с лопатой. И ещё: не надо гулять с собакой. Собаки и кошки гуляют сами по себе. И их количество не ограничено.
А что есть: есть решенные жилищные проблемы – усадьба, дом, родовое гнездо. У каждого в доме есть своя комната, есть общие кухня, гостиная. Будут внуки – места предостаточно! Есть чистый воздух, солнце, сад, огород, чистая вода из скважины, колодец, канализационный септик, природный газ, трехфазное электричество с низким сельским тарифом в 2.9 рубля за кВт. На случай отключения (бывает иногда) есть генератор. Есть баня с печкой и дровами. Есть бетонный бассейн 10х5 метров. Есть гараж (мечтал больше 20 лет!), мастерская, погреб. Есть 80 Га земли рядом с деревней и множество планов её использования. Есть УАЗик, Газель, лодка, трактор МТЗ. Есть река в 2-х километрах от дома, луга, лес. Второй год пробую пчёл держать: купил четыре улья. А то заметили – пчёлы в деревне не летают вовсе. Есть громадьё планов: коровник, конюшня, птичник, теплица, садок для рыбы. В доме висит телевизор, но смотрим раз в пять реже, нежели в Москве. Да и в Москве – нечасто. Телефоны принимают нормально, компьютер есть, оптоволоконный интернет, телефон 3G для связи с миром.