Kostenlos

Поговорим о детях. Причём начистоту

Text
0
Kritiken
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Похожий случай. Девочка никак не может доесть холодный отвратительный суп. Воспитательница орёт на неё в стиле: «Ты что гадина не ешь суп? Его что теперь выливать что ли?» и начинает насильно ложкой вычерпывать эту гадость в рот девочке. Девочка давится супом. Её рвёт в тарелку. Её обзывают всякими словами. Это издевательство или как?

Ну или такие, добрые издевательства. Каждый обед одна из воспитательниц приносит своему сыночку вкусные кусочки мяса. Причём делается это демонстративно. Остальные дети, понятно, ничего такого не получают. Это издевательство? Строго говоря – нет, но у остальных детей на душе как-то неприятно, ибо чем они хуже?

Посадка особо непослушных в кладовку, где хранились раскладушки практиковалась в полный рост. Особенно на даче, где ребёнок оторван от родителей на несколько месяцев. Кстати, родителям приезжать к ребёнку «на даче», кроме особых «родительских дней» было запрещено. Это издевательство? Ну может это не издевательство как таковое, но детям-то от этого не легче – они очень хотят видеть своих родителей.

Ну то есть таких реальных историй я могу целый ворох привести. Так что как уж там ни крути, а ребёнку в детском саду всегда было хуже, чем ему было бы дома с мамой. Ну то есть понятно, что когда вечером все дети уже заигрались, то иные и не хотели уходить из детсада домой – такое тоже было. Но спроси любого ребёнка: «хочешь сегодня не идти в детский сад?». Любой ответ: «Да!».

Прошу только товарищей защитников Совдепа не очень сильно волноваться сегодня. Ибо я вовсе не хочу сказать, что детский сад плох потому, что он советский. А вот американский был бы лучше. Ничего подобного. Я хочу сказать, что любой детский сад хуже домашнего воспитания. Разберём этот тезис подробнее.

Итак, кто, собственно говоря, шёл в воспитатели детских садов? Иной раз это были женщины, которые искренне любили детей. Есть такие. Из них получались очень хорошие добрые воспитатели. Дети таких очень любили. Но, увы, чаще всего в педагогический техникум шли девочки, которые знали, что больше им ловить нечего и к детям они относились параллельно. Ну типа как к надоедливой работе, которую нельзя избежать. Бывали случаи, когда токарь в сердцах бил свой станок? Или шофёр с раздражением пинал свой автомобиль? Бывали такие случаи – это естественный спуск пара, высвобождение раздражение. Но у воспитателей детских садов были не машины и не токарные станки, а дети. И ничего удивительного, что временами своё раздражение они срывали на них – на детях. А это совсем другой случай.

Могут сказать: но родная мать тоже иной раз может с раздражением накричать на ребёнка или даже отшлёпать его. Соглашусь, такое бывает. Но при этом ребёнок знает, что это его родная мама и она его любит. И всё равно его пожалеет и погладит, и даст ему конфетку. А чужая тётка? Часто ли воспитательницы, которые незаслуженно наорали на ребёнка, потом просили у него прощения и давали ему конфетку? Не смешите – этого не бывало в принципе.

Таким образом получается, что детский сад был учреждением, в котором любая несправедливость в отношении ребёнка как бы усиливала свой эффект и ребёнок постоянно находился в слегка зажатом состоянии. Детские сады, похожие на детсад из фильма «Усатый нянь» – это либо сказка, либо редкое исключение. То есть если сравнить два состояния: 1) ребёнок каждый день в детском саду и 2) ребёнок каждый день дома со своей мамой, то безусловно, второе состояние для ребёнка гораздо предпочтительнее.

Могут сказать: в детском саду ребёнок находился в компании своих сверстников и ему это нравилось, кроме того он получал навыки общения, так проходила его социализация. Не соглашусь. Сошлюсь на опыт других стран и других эпох: а что, скажем в каком-нибудь Древнем Риме дети без детских садов не могли получать опыта общения? Или, скажем, в современных США, там разве есть детские сады? И однако дети там каким-то чудом встраиваются в общество. Ну или, допустим, восточные страны. В какой-нибудь Индии есть детские сады? И что, дети там вырастают замкнутыми и нелюдимыми?

Вся штука в том, что дети с матерью ведь не сидят на положении домашнего ареста. Они с мамой ходят гулять во двор, где и общаются со сверстниками. А после прогулки идут не в общую палату под присмотр чужих тёток, а в родной дом к любимой маме.

Ещё такой момент. Как известно, все базовые навыки человек приобретает в свои первые 5 лет жизни. И с этой точки зрения, совершенно не одно и тоже, если первые 5 лет жизни ребёнок находится неотлучно возле матери или же почти всё своё время проводит с чужими, порой злыми и несправедливыми тётками. Сегодня одной из социальных проблем стала атомизация общества, которая имеет свою основу в отчуждении от родителей. Помните социальную рекламу: «Ты позвонил родителям?» А чего им звонить? Они сами по себе, а мы – сами по себе. Так? Так. И это очень плохо.

А вот в традиционных обществах этого не было. Да что там традиционные! Хрестоматийный образ: в США разные там Дни Благодарения взрослые дети встречают вместе с родителями. Почему? Мой ответ: потому что в первые пять лет им не разорвали связь с родителями, насильно поместив в детский сад. Это основа. Если же говорить про мусульманские общества, то там связь с родителями и вообще со старшими, уважение к ним – ещё сильнее. Я, конечно, далёк от того, чтобы утверждать, что дело исключительно в отсутствии детских садов. Но и в этом тоже.

Могут возразить: в таких обществах в семье не один ребёнок, а несколько, поэтому там ребёнок в рамках семьи всё равно находится постоянно в пусть и небольшом, но обществе своих сверстников. Допустим, что так. Но кто-нибудь когда-нибудь задумывался на тему того, а не влияют ли детские сады на то, что в советских семьях стало сокращаться число детей?

Кто бы что там не писал о том, как легко было устроить в СССР ребёнка в детский сад, на самом деле это было не так-то и легко. То есть найти место в детском саду рядом с домом было не очень простой задачей. Даже в постановлениях ЦК КПСС постоянно писалось, что детские сады в новых районах всегда были дефицитом. То есть мать на самом деле получала изрядный геморрой, прежде чем пристраивала своего ребёнка в детский сад. Так что это обстоятельство наряду с другими тоже каким-то образом влияло на решение женщины, когда перед ней возникал вопрос: «заводить ли второго ребёнка?» А вот сейчас всё больше семей с двумя, а то и тремя детьми. А с детскими садами – напряжонка. Да их, собственно, почти не осталось. Так вот есть ли какая-то корреляция? На мой взгляд – безусловно есть.

Задам вопрос: а для чего вообще были нужны детские сады? Каково было их главное назначение? Ну, например, в школу детей отдавали, чтобы они получали знания. А детский сад? Чего он давал ребёнку? Обычно отвечают так: в детском саду ребёнок получал опыт общения, социализировался. Но, как я кратко показал выше, ребёнок мог социализироваться и без всяких детских садов. Тысячелетия человечество обходилось без детских садов и каким-то образом дети становились вполне нормальными людьми с вполне нормальными навыками общения и социализации. Другой ответ: ребёнок в детском саду готовился к школе. В самом деле, последняя группа так и называлась – подготовительная. Ну так и собирайте детей в детский сад лишь в последний год перед школой, зачем его 4 года-то мучить? Да и вообще, смею утверждать, что ничего такого в этих подготовительных группах ребёнку не давали, во всяком случае ничего такого, чему его не обучали в 1 классе школы.

Так для чего были нужны детские сады? А нужны они были прежде всего для того, чтобы женщины не сидели с детьми, а шли на работу. То есть идея очень простая: муж и жена должны работать на благо коммунистического общества, а для этого им надо создать условия, изъяв у них детей на всё рабочее время. Всё очень просто.

Карл Маркс утверждал, что одним их предтеч его теории был некто Шарль Фурье (не путать с математиком Жаном Батистом Фурье). Как-то давно, ещё в студенческие годы, меня заинтересовало, чем таким обогатил этот Фурье марксизм. Взял в институтской библиотеке один из его трудов (чем вызвал непритворное удивление библиотекарши – эту книгу никто никогда не брал). Мне как раз попались рассуждения Фурье о социальном устройстве ясель и детских садов в фаланстере (здании, в котором живёт коммуна-фаланга). Старик Фурье был железобетонно уверен, что детей у родителей надо навсегда забирать сразу же, как заканчивается период кормления грудью. После этого дети должны расти без родителей. А родители должны иметь возможность иногда посещать эти ясли/детские сады и видя, как хорошо живётся там их детям, радоваться жизни и трудиться дальше на благо коммуны (Фурье называл коммуны фалангами). Такая вот концепция. Кстати, во время Гражданской войны пропаганда белых вовсю использовала эти идеи для того, чтобы люди поняли, что им несут коммунисты. Эта пропаганда неплохо действовала.

Так вот, с точки зрения Фурье (и его продолжателей), родители только портят ребёнка и в итоге вырастает не совсем правильный член общества. А вот если воспитанием ребёнка с уже годовалого возраста займётся государство, то всем будет счастье: и государству, и родителям, и ребёнку. Уверен, что и сейчас среди защитников Совдепа полно персонажей, которые подпишутся под этими идеями. Но мне хочется просить у женщин, имеющих детей: вы согласны были бы отдать своих детей навсегда и видеть их лишь от случая к случаю? Хочется спросить и вообще у всех читателей: вы хотели бы, чтобы вас отобрали у матери в годовалом возрасте и дальше вы виделись бы с матерью лишь иногда, полчаса-час в неделю?

Вот то-то. Полностью доведённая до логического завершения идея детского сада – это идея отчуждения ребёнка от родителей и привитие ему совершенно новых стереотипов поведения, ничего общего не имеющих с традиционной семьёй. Для строителя коммунизма семьёй должна была стать рабочая бригада. Вот к чему готовили детские сады детей. К счастью, в СССР эта идея не получила полного завершения. Хотя в 30-х годах именно в этом направлении всё и шло. Но как-то после войны всё забуксовало и детские сады превратились просто в учреждения, которые принимают детей на то время, пока их мать вкалывает на стройке или на заводе.

 

Лично я считаю, что женщина не должна работать. Вернее, она должна работать исключительно по собственному желанию, а не в силу того, чтобы «свести конца с концами» или убоявшись закона о тунеядстве. По-моему, в нормально устроенном государстве уровень оплаты мужского труда должен быть таким, чтобы муж самостоятельно мог обеспечить высокий материальный уровень жизни своей семьи, в которой должно быть не менее 3 детей (лучше – чтобы 5). А его жена может пойти работать, а может и не пойти – это полностью на основе её желания. Но её решение никак не должно стимулироваться тем обстоятельством, что если она не пойдёт работать, то семье будет не хватать денег.

Но это, как я сказал, моё личное мнение. В любом случае я уверен, что детские сады не только не нужны, но вредны для развития нации. Ибо только любящая мать может обеспечить нормальное развитие личности ребёнка в возрасте до 5 лет. Ну а с 6 лет можно и в школу.

Толковый мужик. Я прочитал его аргументы с большим удовольствием. Чувствуется опыт, сила, ум. Есть чему поучиться, над чем подумать.

Документальный фильм «Джон» был снят в Великобритании в 1969 году. Его авторы Джеймс и Джойс Робертсоны. Фильм основан на реальных событиях, и в нем показано, как разлука с матерью влияет на маленького ребенка. В свое время фильм получил феноменальную известность и был показан во многих странах. Он вызвал широкую общественную дискуссию о том, как сделать, чтобы уменьшить страдания ребенка в детских учреждениях и не допустить нежелательных последствий для его будущей жизни.

На экране мальчик по имени Джон, ему 17 месяцев. Необходимость заставила мать, находящуюся на последнем сроке беременности, организовать краткое пребывание Джона в Доме ребенка. Там он пробудет 9 дней – до тех пор, пока мать не выпишется из родильного отделения и не сможет забрать его. Прежде Джон никогда не расставался с мамой. Авторы фильма демонстрируют кадры трогательной заботы и близкого общения. Мальчик ведет себя подвижно, весело и производит впечатление на редкость довольного, уравновешенного ребенка. Внезапно Джон попадает в другой мир. Любимое одеяльце – единственное, что будет связывать его в эти тяжелые дни с безмятежным временем дома.

День за днем создатели фильма отслеживают перемены в ребенке и его реакциях на происходящее. Поначалу Джон спокоен и только оглядывается, постоянно ожидая, что мама вот-вот придет. Воспитательницы сменяют одна другую, и ко всем Джон относится с одинаково слабым интересом. Он послушен, кушает с ложки, но очевидно, что эти чужие тети его мало интересуют в сравнении с вопросом: «Где мама?».

Остальные пятеро детей группы провели в Доме ребенка большую часть своей жизни. Они вполне адаптировались к данным условиям, не дают себя в обиду и умеют добиться, чего захотят. Но у них нет опыта надежных, основанных на положительной любовной привязанности отношений.

Все дети примерно одинакового возраста. Они представляют собой беспокойную, шумную компанию, общение в которой сильно отличается от того, к чему привык Джон. Постепенно ему начинает хотеться быть ближе к воспитательнице, но другие оттесняют его. Взрослые привыкли обращать внимание на более требовательных детей, а тихие остаются в тени. Возня вокруг вызывает в ребенке напряжение: он жмурит глазки и закрывает уши руками.

В первые три дня воспитательницы, занятые множеством дел, воспринимают Джона как покладистого, редко плачущего ребенка. Но на самом деле картина сложнее: Джон испытывает тревогу, растерянность. Отвернувшись от группы, мальчик молча играет с игрушками. Он часто подходит к большим плюшевым мишкам и прижимается к ним. К исходу третьего дня Джон начинает проявлять недовольство. Он чаще сосет палец. Ночью у Джона начнется рвота без всяких видимых признаков заболевания.

На четвертый день он плачет навзрыд и отказывается от еды. Попытки привлечь внимание воспитательницы становятся истерическими, Джон с силой расталкивает других детей. Вечером перед сном он горько плачет. Переживание разлуки становится трагическим.

Весь пятый день Джон равнодушен к играм и ищет только утешения. Его тихое горе проходит почти незамеченным в толчее Дома ребенка. В конце концов он решает привлечь внимание воспитательницы через плач.

На шестой день Джон рыдает, не умолкая. Жизнь Дома ребенка течет своим чередом. Мальчик по-прежнему отказывается от еды, и это беспокоит сотрудников. Папа навещает его, и Джон приносит ему свои уличные ботинки, желая покинуть учреждение и оказаться дома как можно скорее. Отец уходит, и с этого времени Джон становится ко всему безразличным. Громкий плач его сменяется слабым скулением, мальчик не выпускает любимое одеяльце из рук.

В седьмой день на лице Джона гримаса постоянных страданий. На восьмой он становится апатичен и ходит по комнате, плохо понимая, где и с кем находится. Он не обращает внимания на входящих в комнату людей; проголодался и при этом слишком дезориентирован, чтобы нормально поесть. Сосание пальца – ненадежный способ вернуть себя в равновесие. Воспитательницы замечают, что с Джоном творится неладное, и, как могут, занимаются им. Но двух воспитательниц на шестерых малышей не хватает, и волей-неволей им приходится покидать Джона.

Насколько драматичны для мальчика эти дни, покажет его первая реакция на приход мамы. В девятый день, когда Джон видит маму, он громко плачет и мечется. Он отворачивается, а затем вырывается из ее объятий. Воспитательнице приходится вступить в общение и заговорить с Джоном, чтобы сгладить возникшее неудобство и облегчить контакт. Мать хочет утешить сына, как она делала это раньше, но он не позволяет ей приблизиться к себе. Очевидно, он опасается, что она снова уйдет, и старается не поддаваться на уговоры. Таким способом ребенок надеется избежать нового стресса.

Наконец после нескольких неудачных попыток сближения Джон прижимается к матери. Но когда в комнату входит отец, проведывавший сына в предыдущие дни, Джон предпочитает отцовские ласки и с недоверием косится в ее сторону. Этот взгляд молодой женщине никогда раньше не доводилось видеть у сына. Раньше Джон безоговорочно доверял маме, теперь потребуется время и особые старания, чтобы туман недоверия рассеялся. «Что будет означать этот опыт для Джона и его семьи?» – этим вопросом авторы оканчивают свой фильм.

Ситуация, которую мы наблюдаем через объектив кинокамеры Робертсонов, – модельная для поведения детей в чужой обстановке в состоянии разлуки.

Во время просмотра мне вспомнилась картина из детства: вечерние часы в детсадовской группе. Моя мама здесь, неподалеку, она работает воспитателем, и я чувствую себя уверенно и спокойно. Иногда в продолжение дня меня отпускают из моей группы, и по длинному затемненному коридору я иду в другое крыло здания, чтобы увидеться с ней. Вечером, после того как мама освободится, мы вдвоем направимся домой.

Моим однокашникам сложнее, у многих в душе сомнение: «Заберут или не заберут?» Заберут, а всё одно беспокойно. Оставлены игры, дети приникли к окнам. Хлопок входной двери – гурьба ребятишек спешит узнать, чей родитель пришел. Негласное соревнование: отправился домой первым, вторым, пятым… Со входа кричат: «Федоров», и сосед уходит с видом счастливчика, победно оглядывая остальных. У кого-то родитель задерживается, и ребенок едва способен сдержать слезы. Последние неудачники мысленно примеряют на себя роль потеряшек. Тревоги добавляет воспитательница: «Я, что, с тобой до ночи сидеть должна? Где твоя мама? Не будет приходить вовремя, в милицию сдам!»

Малыши психологически не готовы к разлуке с мамой. Они думают, что мама их бросила, и с трудом восстанавливаются после пережитого стресса. Это может изменить личность ребенка навсегда, сделав его тревожным, подавленным, истеричным. Признаки разрыва привязанности можно не заметить тотчас, но таковые с большой вероятностью проявятся в будущем.

Меня заинтересовал следующий спор. Женщина была сторонницей детсада, но, столкнувшись с действительностью, засомневалась. Ей отвечает не сомневающийся сторонник детсадов.

Как вы считаете, нужен ли ребенку детский сад? Я всегда выступала только "за", ведь ребенок учится там самостоятельности, учится взаимодействовать с другими детьми, развивается там, участвуя в различных детских мероприятиях. Ждала, когда наконец-то мой сын пойдет в садик. И вот это время пришло… но я совсем не рада. Мне его очень жалко, видно, что он ходит туда без желания, из-под-палки, не кушает там, отказывается ходить в туалет. Вожу его часа на 2-3, но сердце обливается кровью. К тому же детей в группе очень мало, наверное, родители не захотели отдавать детей в зиму. И во мне борются два мотива: с одной стороны нужно, а с другой стороны думаю зачем мучить дитя. С ним может посидеть бабушка (мне через неделю выходить из декрета). Что посоветуете?

Потом он пойдет в школу, позже – в институт, и потом – на работу. Сможете ли Вы опекать его до конца жизни? Сможете ли Вы сказать ему: «Не иди туда, останься дома, будем вместе сидеть и пряники печь!»? Нет, ему придется идти в жизнь самостоятельно.

И точно так же, как и в 3-х летнем возрасте, высока вероятность того, что группа, в которую он придет, будет настроена к нему… ну скажем так, не очень дружелюбно. Да, жизнь жестока – мы сталкиваемся с разными людьми и очень многие из них замышляют против нас недоброе. Например, в школе кто-то приносит наркотики и внушает, что их надо купить и попробовать. В институте – предлагают прогуливать пары, а потом все выучить за одну ночь перед экзаменом. А на работе… карьерная лестница вообще зачастую может развести людей по разные стороны баррикад, приводя к скандалам и другим негативным последствиям. И это мы еще не говорим о более жестких ситуациях жизни, таких как, армия, попадание в милицию, даже незаслуженное (особенно, незаслуженное), встреча с группой неприятных товарищей темной ночью в подворотне и т. д. Взрослому человеку надо жить в обществе, быстро принимать решение, адекватно реагировать на все ситуации, стандартные и нестандартные. И вот закладываются эти способности именно в детском саду, в общении детей между собой.

Дело в том, что в 3-х летнем возрасте, попадая в группу таких же трехлеток, мы фактически играем во взрослую жизнь. В возне маленьких детей мы не видим, что они разыгрывают взрослые сценарии. Они общаются с теми, кто им приятен и полностью игнорируют неприятных. Они могут сказать «да», если им нравится, и четкое «нет», если они совершенно против. Да, может дойти и до драки, но трехлетние дети, как правило, не способны друг другу нанести каких-либо серьезных увечий. Ну, подерутся, ну, будет много слез и даже ссадины. Но проиграв эту ситуацию, они будут знать, как вести себя в будущем. Они забудут драку, но будут помнить ее последствия. Дети научаются договариваться, общаться, взаимодействовать с другими детьми. Если ребенок слабый, он почувствует, что сам не выживет в маленьком сообществе и постарается сдружиться с более сильным, который будет его защищать. Если ребенок сильный, он быстро отберет игрушки у других, но сразу заметит, что коллектив его не любит и хулиганить нехорошо. Все будущие жизненные ситуации, все обиды, вся злость и несправедливость, все будет «прожито», проиграно еще в детстве.

Ребенок, отучившийся в детском садике, приходит в школу в 6-летнем возрасте уже полностью состоявшимся человечком. Его навыков общения с детьми, которые он получил с 3-х до 6-ти лет достаточно для существования в любой группе. В дальнейшем он будет полностью адекватным. Он будет на подсознательном уровне выбирать себе в друзья добрых и хороших людей и сторониться – плохих и злых. Кем бы он ни стал, где бы он ни был – вы, его родители, сможете быть полностью уверены, что он социально адаптирован.

Что же происходит с детьми, которых пожалели и не отдали в детский сад? До 6-ти лет они остаются один на один с родителями, бабушками и дедушками, нанятыми нянями или гувернантками. Может быть, у них есть братья или сестры, но они другого возраста, а между трехлетним и пятилетним ребенком, такая же пропасть, как и между 20-ти и 50-ти летним человеком. Интересно им вдвоем? Нет, конечно. Взрослые могут по-разному общаться с таким домашним ребенком – могут дисциплинировать, а могут и с восторгом заглядывать в рот. Но значения это не имеет. Ребенок быстро научается манипулировать взрослыми, это он будет уметь делать всю оставшуюся жизнь, а вот адекватно общаться в обществе – нет. Вот и получается, что хороший мальчик 15-ти лет, который на скрипочке играет с 3-х лет, с мамой научился читать, считать и писать уже в 5 лет, вдруг становится наркоманом. Он исчезает из дому, он общается с плохими людьми, он не может найти себя в обществе.

 

Не жалко Вам теперь его? Подумайте над этим в момент, когда жалеете ребенка отдавать в детский садик.

Ну, звучит как будто убедительно. (Ключевое слово здесь—как будто). Вот только полная уверенность в своей правоте при отсутствии знаний—не самое лучшее сочетание. Построена добротная схема, у которой один серьёзный недостаток—она не имеет ничего общего с реальностью. К примеру, в эту схему никак не укладывается маленький Джон из фильма. Я уже молчу о миллионах других детей, не важно, старше они или младше Джона. Вместо того, чтобы развиваться так, как это расписано автором схемы, они деградируют.

Запомним эту схему. Она нам ещё пригодится.

Перед тем, как отдать ребенка в детский сад, пообщайтесь с воспитательницей. Совсем не стоит рассчитывать, что поскольку она работает в этом учреждении, она обязательно хорошая. Как показывают реалии современного мира, это совсем не так.

Обратите внимание на такие детали:

• воспитательница ни в коем случае не должна кричать на детей, ни под каким предлогом, чтобы они не сделали. Если же она кричит – это показатель ее неуравновешенности, а значит она будет только вредить детям;

• темперамент воспитательницы должен хотя бы немного совпадать с темпераментом Вашего ребенка. Если ребенок быстрый и активный, воспитательница тоже должна с радостью заниматься с детьми без устали. Если ребенок больше любит посидеть, поделать что-то руками, стоит найти группу, где воспитатель не гонит деток в шею и торопит их, а может оценить старательность Вашего ребенка;

• в обязанности воспитателя в том числе входит и ввести Вашего ребенка в коллектив, найти для него подходящее занятие. Если воспитатель говорит, что Ваш ребенок сидит и ничего не делает, или, например, орет без умолку, это вина воспитателя, но никак не причина отменять детский сад.

Ещё вопрос, чья это вина. Может быть, это вина родителей, у которых не хватает ума, знаний, интуиции, чтобы понять, что они натворили?

Поколение современных мам и пап в основной своей массе – это бывшие детсадовцы. Действительно, в былые времена вопрос о том, пойдет ли чадо в садик, в большинстве семей даже не поднимался. Родители работали, отпуск по уходу за малышом был коротким, государство предоставляло места в детских яслях и садах всем детям. Сейчас ситуация изменилась. Женщины-матери не всегда стремятся «активно участвовать в производительном труде и общественной жизни», как это было в СССР. К тому же, благодаря развитию психологии в массовом сознании укрепляется убежденность в важности сохранения привязанности малыша к маме. Конечно, во многих семьях выход женщины на работу, когда ребенку исполняется 3 года, продиктован суровыми жизненными реалиями, а нынешние бабушки совершенно не стремятся проводить всё свое время с внуками, тем более что они не «сидели» и с собственными детьми – работали. Тем не менее, некоторые родители задумываются, стоит ли отдавать своего ребенка в садик, ведь всем известно, что дети там плачут по утрам, особенно поначалу, начинают болеть, да и вообще – противников детсадов вокруг всё больше, и наверняка неспроста.

Точно подмечено. Противников детсадов становится всё больше. Многие люди осознали—не всё так замечательно, как казалось раньше.

Я ходила в детсад с трех лет и отчетливо помню, как окружающие меня дружно жалели, в один голос заявляя, что это слишком рано и зачем мучить ребенка. Впрочем, даже не с трех, а с пяти лет дошкольные учреждения тогда посещали немногие. В нашем классе таких бедолаг были единицы. Все остальные сидели до школы дома с бабушками.

Со временем ситуация менялась. И бабушки уже не торопились на пенсию, и детских садов становилось все больше, однако до недавнего времени необходимость отдать ребенка в садик воспринималась как вынужденная мера. Что называется, не от хорошей жизни. Если мама имела возможность не работать, вопрос о саде даже не поднимался. Само собой разумелось, что до школы она будет заниматься детьми сама? Ни родные, ни знакомые просто не поняли бы ее, если бы она, не ходя на службу, «запихнула» ребенка в сад. Теперь и в этом плане произошли заметные подвижки. Все чаще на моем профессиональном горизонте появляются семьи, у которых есть все возможности не водить ребенка в садик. Или жена совершенно не рвется работать даже «для души», а муж вполне в состоянии обеспечить семью. Или бабушка готова посвятить себя внуку, или у родителей есть деньги на няню. Но… ребенка с трех-четырех лет все равно отдают в детский сад. И ладно бы он там наслаждался общением и коллективными играми! Так нет же! Малыш садик не любит, по утрам хнычет, жалуется, что его обижают, просится хоть немножко побыть дома. А другой идет без возражений, но часто болеет. А третий стал нервным, раздражительным, агрессивным. Я уж не говорю про гиперактивных детей, которых сейчас, к сожалению, все больше и больше. Для них детский сад – совершенно непосильная психологическая нагрузка.

Но когда заводишь об этом разговор, нередко наталкиваешься на непробиваемую стену. Впервые я задумалась над природой такого сопротивления несколько лет назад, когда ко мне на консультацию пришла молодая пара с мальчиком четырех с половиной лет. Степа жался к маме, прятал лицо в ее колени, наотрез отказался пройти без родителей в соседнюю комнату посмотреть игрушки.

– Он всегда так себя ведет? – спросила я.

– С чужими – да. Когда освоится, будет, конечно, пораскованней, но вообще-то он у нас зажатый. Ходить никуда не любит, даже на прогулку не вытащишь. Детей боится до дрожи в коленках. Взрослых меньше, да тоже побаивается.

Я была абсолютно уверена, что уж этого-то ребенка родителям и в голову не пришло определить в детский садик. Но ошиблась! В сад Степа пошел с трех лет. Полгода, правда, беспрестанно болел, когда выходил «в свет», то целыми днями сидел на стуле, не реагируя на призывы поиграть с детьми. Теперь на стуле уже не сидит, но детей по-прежнему дичится.– Они для него слишком шумные, кричат, дерутся, а он этого не понимает, – сказала мама. – Но хотя бы истерик, как прежде, не закатывает при расставании – и то хорошо.

Привели Степу с жалобами на утомляемость, рассеянное внимание, плаксивость, капризы и ночное недержание мочи (энурез). Причем в два с половиной года, до садика, никакого энуреза у ребенка не наблюдалось. С ним тогда вообще не было проблем: тихий, спокойный, покладистый мальчик. Чужих опасался, но совсем не так, как сейчас. Он даже с детьми пробовал играть, теперь же и слышать ни о ком не желает.

Картина очень напоминала психотравму, нанесенную ребенку ранним отрывом от семьи. О чем, говоря по правде, вполне можно было догадаться самим, без консультации специалиста. Но мама с папой не хотели видеть очевидного.

– Забрать из сада?! – ужаснулась мама. – Но… Где же ему тогда учиться общению? Нет, что вы! Об этом не может быть и речи! Дома он у нас совсем одичает.

Хотя именно в садике, а не дома Степа растерял даже те небольшие навыки общения, которые ему удалось приобрести до трех лет.

– А подготовка к школе? – подхватил папа. – Нет, мы не в состоянии научить ребенка всему тому, чему сейчас учат в детском саду.

Хотя внимание у Степы рассеивалось как раз в саду, при нервном перенапряжении. И до школы оставалось еще два с половиной года – для дошкольника огромный срок. Да и чему уж такому особенному учат детсадовские воспитательницы? Почему людям с высшим образованием (техническим и гуманитарным) не под силу освоить эту премудрость? И как еще недавно бабушки безо всякого высшего образования вполне успешно учили своих внучат-дошкольников читать и считать? А некоторые учат и до сих пор…