В Тридевятом царстве. К 100-летию со дня рождения

Леандр:

Вам с королём не справиться, отец,

он изменился, он жесток и грозен,

он вас убьёт немедленно, а вы…

Ваш голос стал и мягче, и добрее!

Тарталья-Дерамо:

Вы обознались, я не ваш отец.

Леандр:

Ну, в недалёком будущем мой тесть,

что, в общем-то, почти одно и то же.

Тарталья-Дерамо:

Ага, вы тот, кого Клариче любит?

Но я и для Клариче не отец.

Мне долго объяснять ошибку эту,

невольную для вас, я понимаю,

поэтому давайте кончим спор.

Прошу вас отвести меня к Дерамо

или отдать под стражу у ворот.

Леандр:

И мне за это получить награду?!

Тарталья-Дерамо:

Вы деньги бедным можете отдать…

Не ослабляйте же на мне верёвки

и в бок больнее как-нибудь толкните,

чтоб стражники увидели, что вы

меня к воротам тащите силком!

Леандр:

На вас определённо «накатило»,

я отведу вас к дочери, пошли…

Но Дерамо в облике Тартальи стал вырываться из рук Леандра, крича во весь голос.

Тарталья-Дерамо: Помогите! Караул! Меня схватили по ошибке, я просто похож на первого министра! Я не Тарталья! Я не Тарталья!

Сбегаются стражники.

Стражник: Ну, вот, наконец-то попался. Раз ты кричишь, что ты не Тарталья, значит, ты точно Тарталья! (Леандру) Тащи его к королю, приятель, и получай свою награду!

Тарталья-Дерамо (тихо):

Ведите же меня! И по дороге

я всё вам постараюсь объяснить…

Стражники их пропускают вглубь сцены.

На сцене – комната Анджелы с окном, выходящим в сад. В саду появляются Дерамо в облике Тартальи и Леандр.

Тарталья-Дерамо:

Теперь злодей на троне. Каково?

Леандр:

Ужасно! Непонятно! Небывало!

Тарталья посягнул на вашу роль.

Но я готов служить вам, мой король,

примите скромный дар – мою отвагу,

а вместе с нею преданность и шпагу!

Они притаились под окном Анджелы. Анджела одна.

Анджела:

Я избегаю встречи с королём!..

А может быть, я в чём-то ошибаюсь?

И вправду интонации Тартальи

Дерамо мог невольно перенять

от долгого общения с министром…

Ну ладно, голос! А его повадки?

А взгляд его и жаждущий, и злобный?

А грубость рук и грубость домоганий?

Глазами вижу я: Дерамо рядом!

А сердце шепчет: это страшный сон.

Но где же мой Дерамо, где же он?..

Нет, видно, лучше в руки взять гитару,

забыться вместе с ней в романсе старом!

Берёт гитару и, перебрав струны, поёт.

 
Уехал рыцарь мой тому
Пятнадцать лет назад.
Но на прощанье я ему
Заворожила взгляд:
За сотни рек, за сотни гор
Направив бег коня,
Во всех красавицах с тех пор
Он узнаёт меня!
 
 
А с башни время
Сыплет звон —
Дин-дон,
Дин-дон,
Дин-дон!
 
 
Увы, не только за окном
Прошли с тех пор года,
Я жду его и об одном
Тревожусь иногда:
Когда из дальних стран домой
Он повернёт коня,
Во мне самой, во мне самой
Узнает ли меня?..
 
 
А с башни время
Сыплет звон —
Дин-дон,
Дин-дон,
Дин-дон!
 

Положив гитару, Анджела подошла к вышитому портрету Дерамо, присела напротив, всматриваясь в портрет.

Анджела:

Я вышила Дерамо. На портрете

от шёлка ласков шелковистый взгляд.

Как жаль, что я не в силах вышить голос!

А вдруг со мною он заговорит?..

Дерамо, здаравствуй!

Тарталья-Дерамо (за окном):

Здравствуй, дорогая!

Анджела (портрету):

Где пропадал ты, мой король, так долго?

Тарталья-Дерамо:

Я был оленем.

Анджела (думая, что это игра её воображения и потому спокойно):

А! Ты был оленем!

А не было ль поблизости, скажи,

какой-нибудь оленицы красивой?

Что ж замолчал ты, мой король-олень?

Я так хочу себе тебя представить!

Тарталья-Дерамо:

Я в облике, который недостоин

ни взгляда твоего, ни красоты.

Анджела (наслаждаясь игрой воображения):

Но почему? Олени так прекрасны!

Тарталья-Дерамо:

Сегодня дважды я менял обличье:

я был оленем, а теперь Тартальи

на мне надета гнусная личина…

А я – Дерамо! Веришь? Я Дерамо!

Анджела вскочила. Она взволнована. Она понимает, что всё это происходит наяву, что где-то рядом Дерамо.

Анджела:

Дерамо мой! Откройся! Где ты, милый?..

Тарталья-Дерамо:

Нет-нет, прошу, не подходи к окну!

Но Анджела немедленно подбежала к окну и отпрянула, увидев… Тарталью. Некоторое время она смотрит на него с испугом, но потом испуг её сменяется неподдельной радостью.

Анджела:

Дерамо мой! Ты тот же, тот же, тот же!

Пускай черты другого человека

в твоём лице – но взгляд, но речь твоя!..

Тарталья-Дерамо:

Она и подвела меня! Тарталье

открыл я тайну перевоплощенья,

которая была известна мне,

и вот теперь мерзавец на коне!

Но Анджела протянула к нему руки, и вот он уже в комнате. Гладя его лицо, плечи, Анджела плачет.

Анджела (шепчет):

Ты – мой Дерамо! И никто не в силах

меня уверить в том, что ты Тарталья.

Ты – мой Дерамо в облике его,

но облик – это только оболочка.

Ты – мой Дерамо! Сядь же и позволь

мне сапоги стянуть с усталых ног!

Со стороны кабинета у входа в комнату Анджелы появляется Дерамо-Тарталья. Он полон решимости, за ним наготове, с пиками наперевес, выстроились дзанни-стражники.

Дерамо-Тарталья:

Эй, Анджела! Немедленно открой!

Я, наконец, хочу побыть с тобою

в желанной для меня заветной спальне.

Я требую, немедленно впусти,

иначе – берегись: со мною стража!

Анджела испуганно прижалась к плечу Тартальи-Дерамо. Но он, признанный Анджелой, уже обрёл уверенность в себе.

Тарталья-Дерамо:

Впусти мерзавца. Всё-таки – «супруг»!

Анджела распахивает дверь. И Дерамо-Тарталья оказывается лицом к лицу с шагнувшим ему навстречу подлинным Дерамо.

Дерамо-Тарталья (опомнившись, истошным голосом):

Эй, взять министра беглого!

Тарталья-Дерамо:

Молчать!

Стражники разбегаются. Анджела ещё крепче прижалась к подлинному Дерамо.

Анджела:

Да, ты мой муж! Ты самый-самый-самый!

Короче, здесь не он, а ты Дерамо!

А с этим – прочь супружеские узы,

когда он как Тарталья узнан!

Тарталья-Дерамо (выхватив из ножен шпагу):

Во мне теперь учетверились силы!

Дерамо-Тарталья (пятясь):

Не стыдно ль, вчетвером на одного?..

Тарталья-Дерамо:

Подскажет правду только поединок —

Дерамо побеждённым не бывал!

Леандр (показываясь в окне):

Да, верно. Если бьёт – то наповал!

Леандр бросает пятящемуся и безоружному Дерамо-Тарталье свою шпагу. Но тот продолжает пятиться, так и не приняв шпаги. И вдруг взгляд его падает на чучело ворона в кабинете Дерамо.

Дерамо-Тарталья (торопливо шепчет):

Чиронга… Пуфа… Грека… Рака… Брод…

Куранго… Манго… и наоборот!

Тело его начинает оседать, а чучело ворона, неожиданно взмахнув крыльями, взвилось и скрылось из виду.

Тарталья-Дерамо (бросив шпагу обратно в ножны):

Ещё куда-то полетело зло!

Анджела:

А вдруг он где-то и опять в кого-то

сумеет снова перевоплотиться?

Появляется Дурандарте с дорожным портфелем в руках.

Дурандарте:

Ну что за мысли в птичьей голове?

Одна, быть может, ну, от силы две.

Как ворон, он заклятие забудет

и больше никогда не выйдет в люди!

А Тарталья-Дерамо склонился над телом Дерамо, чтобы вернуть себе свой облик.

Тарталья-Дерамо (шепчет):

Чиронга… Пуфа…

Дурандарте (улыбнувшись):

Можно сокращённо,

достаточно и этого. Ну, вот!

Он с удовольствием оглядел стоящего перед ним прежнего короля Дерамо. И обратился ко всем присутствующим.

Дурандарте:

А я зашёл, чтобы сказать: прощайте!

Готов бы задержаться, но – дела.

Дерамо:

А как баллада?

Дурандарте:

Что? Моя баллада?

Да только что её вы разыграли!

Она, как поезд, шла к заветной цели,

а я при ней – как стрелочник, следящий

за рельсами старинного сюжета,

чтоб не зайти ей слишком далеко.

Поверьте, это было нелегко!

Сцена заполняется персонажами – здесь и Панталоне, и Клариче, и Чиголотти, и все дзанни. Дурандарте, обращаясь к зрителям, поёт.

 
Это было, когда
Зло менять умело маски,
Где добро, там и зло
Появлялось, как назло.
Как же быть, чтоб всегда,
А не только в этой сказке,
А везде и всегда
Злу не очень-то везло?
 
 
Что на сказку кивать,
Сказки есть и сказки будут,
Но едва ли придёт
К вам на помощь чародей.
Люди сами должны
Друг для друга делать чудо,
Только люди должны
Быть похожи на людей!
 

Человек  из  страны  Грин
Фантазии на темы произведений Александра Грина

…На экране – картина в золочёной раме, изображающая осенний лес. Дождь сечёт жёлтые листья, серая вата туч забила небо…

Не крупным планом – но чётко, так, чтобы зрители заметили и соотнесли с только что увиденным пейзажем, – под картиной надпись: «ВЕСНА».

…На картине с надписью «ЛЕТО» – хижина среди снежных сугробов.

…Картина с надписью «ОСЕНЬ» озадачит зрителей фигурами молодых женщин в венках, танцующих на майском лугу.

…На картине с надписью «ЗИМА» нарисован толстяк, обливающийся потом в знойный полдень.

Кинокамера обшарила четыре стены небольшой ресторанной залы, на мгновенье задержалась на ослепительно белых скатертях и сверкающей сервировке столиков, сквозь стекло поглядела на улицу и упёрлась в возмущённую толпу. Прошла через стекло и, словно отскочив от обваливающихся на неё криков, улюлюканья и брани толпы, обернулась и теперь уже крупным планом показала нам меню только что открытого ресторана:

РЕСТОРАН «ОТВРАЩЕНИЕ»

Суп несъедобный, пересолённый

Консоме «Дрянь»

Бульон «Ужас» с пирожками «Кошмар»

Морской окунь с болотной лихорадкой

Котлеты из вечерних остатков

Пирожное «Уберите!»

Крем сливочный, скисший

Тартинки с гвоздями

К услугам посетителей неаккуратность,

неопрятность, нечестность и грубость.

– …Дрянь! Убрать! Позор! – визжал старичок с выбившейся манишкой и в съехавшем на бок котелке, подтверждая каждый свой выкрик ударом палки о мостовую и каждый раз попадая на любимую мозоль, отчего раздражался ещё больше:

– Убрать! Дрянь! Позор! Вон!..

– Пшшш!.. – шипела некая горничная, тыча зонтиком в сторону ресторана. – От этого может разыграться мигрень! Пшшш!..

– Куда смотрит санинспекция?! – взвизгнул прыщавый молодой человек и ткнул своей тростью старичка-соседа.

…Стомадор – усатый человек с седыми висками – сидел за кассой и с любопытством разглядывал беснующуюся толпу.

Двое слуг-мальчиков – один из них Тирей Давенат, другой – рыжий и малосимпатичный – стояли подле него.

Не выдержав гнева толпы, рыжий сорвал белый фирменный смокинг, отряхнул руки, выскочил из ресторана и присоединился к орущим:

– Позор! – завопил он. – От-вра-ти-тель-но!..

– Ступай, ступай, – усмехнулся Стомадор. – Тебе больше не участвовать в моих затеях! А ты?

Давенат поправил неудобный его шее галстук-бабочку, одёрнул смокинг и ещё твёрже упёрся ногами в пол.

– Понятно! – резюмировал Стомадор. – Ты тоже хочешь от жизни чего-нибудь ещё!

…От толпы отделился и направился к ресторану человек лет сорока, сухой, крупно шагающий, с внушительной тростью из чёрного дерева. Тёмные баки на его остром лице спускались от висков к подбородку. Он на мгновение задержался перед стеклянной дверью и, попыхивая зажатой в крепких зубах прямой трубкой, поднял, словно для удара, свою трость.

– Бей! – завизжал рыжий слуга.

Человек оглянулся. Взгляд его не выражал ничего доброго. Рыжий слуга мгновенно юркнул в толпу, которая стала растекаться, боясь не столько скандала, сколько свидетельских показаний полиции: одно дело брань, другое – удар тростью о стекло!

Подождав, пока толпу смыло, словно из шланга, человек ткнул тростью дверь и вошёл в ресторан.

Стомадор вежливо приподнялся навстречу:

– Том Стомадор, к вашим услугам.

– Орт Галеран, – представился вошедший.

– Что было бы угодно господину Галерану?

– То, чего у вас нет!

Тем не менее Галеран повесил широкополую белую шляпу на крючок у двери и, присев за столик, поглядел на свет вымытый до хрустального блеска бокал, заглянул в меню и пренебрежительно отставил его.

– Мороженое с ангиной! – нанёс он первый удар Стомадору. – Здесь нет мороженого с ангиной! А я хочу именно мороженое с ангиной.

– Это из завтрашнего меню, сударь! – выйдя из-за кассы, Стомадор обмахнул белоснежной салфеткой даже на вид хрустящую от крахмала скатерть и подмигнул Тирею.

Тирей на мгновение исчез, и…

Перед Галераном возник запотевший бокал с солнечно-жёлтым мороженым и дымящаяся чашка чёрного кофе.

Галеран усмехнулся:

– Типичное мороженое с ангиной! Да, да, так я себе его и представлял. А кофе, конечно, из старых еловых шишек?

– Неужели вы могли подумать, что здесь подадут что-либо иное? – почти обиделся Стомадор.

– Тирей, мой мальчик! – поднял глаза на Тирея Галеран, с явным удовольствием отхлебнув кофе. – Тебе и на этот раз не повезло! Я давно наблюдаю за тобой. Ты хочешь устроиться как-нибудь поинтереснее. Но этот ресторан скоро вылетит в трубу.

– Ну, знаете! – вспыхнул Стомадор. – Придумано совсем неплохо…

– Вся реклама мира, – перебил его Галеран, – основана на трёх принципах: хорошо, много и даром. Поэтому можно давать скверно, мало и дорого. Вы же поступили наоборот. Но в глубине души человек всегда верит написанному. Были у вас какие-нибудь иные опыты?

– Десять лет я стараюсь разбогатеть, – вздохнул Стомадор.

– А зачем вам богатство? – оживился Галеран.

– Представляете, – наклонился к нему Стомадор, – идёт по дороге человек…

– Ваш знакомый?

– Нет! – отмахнулся Стомадор, – ну… просто человек, который потерял всё… Нет, не всё, больше, чем всё: он потерял надежду. Да, у него осталось море. Но только для того, чтобы утопиться. Да, у него осталось небо. Но только для того, чтоб взглянуть на него в последний раз. Да, осталось немного сил. Но только на то, чтоб дотащиться до берега. И вдруг – я! Я протягиваю ему богатство!..

– Деньги?..

– Да нет, богатство! Деньги – это подачка, милостыня. А человек, потерявший надежду, вовсе не нищий. Он просто потерял своё богатство – надежду. А тут – я! Сто тысяч в моей руке это не подачка, это просто продолжение моей руки. Это – рукопожатие. Я ему говорю: вот, возьми! Здесь море, в котором не надо топиться, а на которое надо смотреть долго-долго, пока не увидишь леди, бегущую по волнам. И тогда наступит счастье. Здесь небо, в которое не надо смотреть в последний раз, а в которое надо долго смотреть, чтоб успокоиться. Здесь огромное количество бифштексов «Попробуй-да-выплюни», но их стоит попробовать, честное слово! Короче: бери и проваливай, чтоб глаза мои тебя не видели!

Галеран даже привстал, перестав наслаждаться мороженым с ангиной:

– Ну, а как же он вам вернёт долг?

– Очень просто! – Стомадор взял один из чисто вымытых бокалов со столика, стал протирать его салфеткой. – Очень просто! Пусть когда-нибудь встретит на дороге человека, потерявшего надежду, и… и протянет ему руку. Вот долг и будет возвращён. А тот его возьмёт на тех же условиях… и в свою очередь… Ну, в общем, протягивать руку должен не просящий, а дающий. В этом смысл. Понимаете?..

Дверь распахнулась. На пороге остановился господин с перекошенным от гнева лицом:

– У вас действительно подают бульон «Ужас» с пирожками «Кошмар»?

– Да, сударь! – пошёл к нему навстречу Стомадор. – И смею вас уверить…

– Мерзость! – взвизгнул господин. – Запретить! Запретить! Запретить!

И, плюнув, он выскочил из ресторана.

– Кажется, я неплохо придумываю, – несколько растерялся Стомадор, – но в моих планах чего-то недостаёт…

– Стомадоров! – расхохотался Галеран. – Недостаёт Стомадоров, которые населяли бы весь город и думали точно так же, как вы.

Давенат поставил перед Галераном вторую чашку кофе и замер.

* * *

…У ресторана «Отвращение» остановился щегольской экипаж, управляемый кучером, усеянным блестящими пуговицами.

Из экипажа вышли две девушки в сопровождении остроносой и остроглазой дамы, имевшей растерянный вид.

Стомадор бросился к двери, распахнул её, и…

В ресторан впорхнули белые костюмы, белые шляпы, вишнёвые зонтики и весело смеющиеся девичьи лица.

– Роэна! Элли! – кричала остроносая дама. – Я решительно протестую! Посмотрите на вывеску! Я запрещаю входить сюда!

– Но мы уже вошли, – сказала девочка лет двенадцати, которую звали Элли. – На вывеске стоит «Отвращение». Я хочу самого отвратительного!

Роэна – девушка лет семнадцати – пожала плечами и села за столик.

– Надеюсь, Урания, вы не станете применять силу? – сказала она остроносой.

Поджав губы, Урания уселась возле Роэны и Элли.

– Что это значит? – спросила Роэна, указывая на строчку в меню.

– «Тартинки с гвоздями», – стал пояснять Стомадор, – это такие тартинки…

– А какой толщины гвозди? – деловито перебила его Элли.

– Элли! – застонала шокированная Урания.

– Хозяин шутит! – вставил Давенат, чувствовавший себя так хорошо и неловко, что не знал, как приступить к своим обязанностям.

– Но и мы тоже! – ответила Элли, внимательно глядя на Давената.

– Нам весело! Значит, ничего ТАКОГО не будет? Очень жаль! Тогда принесите мне молока.

– И, пожалуйста, без этих… прибавлений! – брезгливо ткнула Урания пальцем в меню.

Давенат обернулся мгновенно. Он поставил перед Элли бокал с молоком, отошёл к буфету и стал жадно смотреть.

– Рой! – перед тем, как погрузить губы в молоко, Элли подтолкнула сестру и показал глазами на Галерана. – Вот там один, отравившийся пищей дома сего.

– Отравился, и умер, и похоронили его, – громко подхватил засмеявшийся Галеран.

Элли поперхнулась молоком и выпучила глаза, сдерживая взрыв хохота.

– Элли! – застонала Урания и схватилась за сердце.

Галеран встал.

– Я рад видеть детей Футроза. Я страшно рад, что вам весело. Мне самому стало весело.

– Как, вы нас знаете? – вскричала Элли.

– Да, я знаю, кто вы. Моё имя вам ничего не скажет: Орт Галеран.

Он поклонился.

Урания встала, бросила на столик мелочь и сказала голосом, не допускающим на сей раз возражений:

– Дети! Нам пора!

– Я вас чуть-чуть задержу, – обратился Галеран к Элли и Роэне. – Подарите немного внимания этому человеку, который стоит там, у вазы с яблоками. Его зовут Тирей Давенат. Он очень хороший, способный мальчик, сирота, сын адвоката. Ваш отец имеет большие связи. Лишь поверхностное усилие с его стороны могло бы дать Давенату занятие, которое отвечало бы его качествам больше, чем работа в кафе.

– Что вы сказали?! – хрипло крикнул Давенат. – Я вас не просил.

– Тирей прав, – кивнул Галеран, – он меня ни о чём не просил. Но что может быть естественнее случая? И я подумал: ничего дурного в моей просьбе нет, случай же на лицо. Всегда приятно сделать что-нибудь хорошее, не так ли? Вот и всё. Возьмите на себя роль случая. Право, это неплохо.

– Однако! – задохнулась Урания. – Роэна! Элли! Нам с о в е р ш е н н о  пора идти!

Спасая натянутость ситуации, Элли и Роэна мгновенно перешли на шутливый тон.

Перемигнувшись, они двинулись к Давенату, перебивая друг друга.

– Вы, конечно, понимаете…

– Что в кафе «Отвращение»…

– С кушаньем «Неожиданность»…

– Произошло движение сердца…

– Мы клянёмся вашей галереей…

– Зимним летом и осенней весной…

– Тампино сделает всё…

– А вы? Почему вы молчите?

– Заговорил не я! – насупился Тирей. – Сказал Галеран, чего я ему никогда не прощу.

– Но он угадал? – осведомилась Роэна тоном взрослой дамы.

– Да. Если бы… – Давенат едва выдохнул слова. Это была вырвавшаяся просьба о судьбе.

– Придите завтра к нам, ладно? – Элли протянула Давенату руку, тот неловко принял её. – Якорная улица, дом девять. Не раньше одиннадцати. Прощайте! – Элли вырвала руку и повернулась к Галерану. – Какой вы чудесный человек! Вы сказали просто, так просто…

– Элли! – воззвала Урания со стоном.

И, предшествуемые ею, девочки покинули ресторан.

Как заворожённый, смотрел Тирей им вслед.

…Сверкнули пуговицы кучера, раскрылись яркие зонтики, нарядный экипаж помчался.

С его движением распахнулся город По́кет – сказочный город с гаванью, в которую только что вошла белая шхуна под алым парусом, с бородатыми матросами в беретах с помпонами, с нарядными женщинами и весело лепящимися друг к другу вверх и вниз по склону домами.

На фоне плывущего мимо экипажа города возникли титры:

ЧЕЛОВЕК ИЗ СТРАНЫ ГРИН

…А над цокотом копыт, над шорохом колёс экипажа, над плеском волны, набегающей на берег, возникла песня:

 
Это было в стране,
Что зовётся Нигде,
Это было тогда,
Что зовут Никогда,
Алый парус, кренясь
К тёмно-синей воде,
Нас в два счёта доставит туда.
 
 
Там бежит по волнам
В босоножках мечта,
Там соседствуют рядом
Кремень и хрусталь,
Если по сердцу сказка
И совесть чиста —
Ты к стране этой тоже пристань!
 
 
Ни Гарун эль Рашид,
Ни Ходжа Насреддин,
А лишь тот, кто судьбой,
Как ветрами, дублён,
Побывал в той стране
Под названием Грин
Со своим неразменным рублём.
 
 
Кто нацеливал руль
И себя, и компа́с,
В Зурбаган или в Лисс,
Или в По́кет спешил —
Тот, конечно же, рубль
Неразменный припас:
Нет там касс для размена души!..
 

* * *

…Старинные напольные часы в гостиной Футроза начали бить. Кинокамера соскользнула с часов на ковёр, затканный золотистыми кошками. Потом на чёрные, с зачищенными ваксой заплатами башмаки и брюки с аккуратно срезанной бахромой. И – к одиннадцатому удару часов – переместилась вверх, на напряжённое лицо Давената, непривычно расположившегося в большом кресле.

Видимо, кинокамера следовала за взглядом Футроза, который расположился напротив Давената, оседлав стул.

– Девочки мне всё рассказали, – сказал Футроз, – и я, пожалуй, готов устроить вашу судьбу. Кто был ваш отец?

– Адвокат, сэр. Он исчез без вести одиннадцать лет назад. Мне было всего лишь два года, мне мать рассказывала… Он вышел вечером, сказал, что к одному клиенту, получить долг. Больше его никто не видел…

…В гостиную вошло существо о двух головах; Роэна обнимала сестру сзади, уткнувшись подбородком в волосы Элли. Приблизившись к Давенату, девушки стали пятиться и, задумчиво кивая ему, начали говорить заунывными голосами:

– Мы вас приглашаем…

– Сегодня вечером…

– Посетить наш дом…

– Будет весело…

– Будет страшно весело…

– Вот уж повеселимся!..

– Просто жуть!..

Так, кивая, они вышли. Дверь прикрылась. За ней раздалась возня и откровенный взрыв хохота.

Проводив дочерей укоризненным взглядом, Футроз обернулся к Тирею.

Тот сидел, счастливо улыбаясь. Улыбнулся и Футроз.

– Ну?.. Вы только начали говорить.

– Когда я стал взрослым (незаметно для Давената Футроз усмехнулся), многое приходило мне на ум. Однажды я чистил башмаки, кто-то прошёл за окном, и я вспомнил отца. Мне представился ночной дождь, ветер, а отец, будто бы размышляя, как достать денег, задумался и очутился в гавани – далеко, около нефтяных цистерн. Он стоял, смотрел на огни, на воду, и вдруг все огни погасли. Почему погасли? Непонятно… Стало тихо. Дунет ветер, плеснёт вода… И он услышал, знаете, стук барабана… Солдаты вышли из переулка и прошли мимо него: «Раз-два… раз-два…» А впереди шёл барабанщик с тёмным лицом. Барабан гремел в ночной тьме, и нигде не было огней. Все спали или притаились… Конечно, дико! Я знаю! Но барабан бил. Вдруг мой отец очнулся. Он пошёл прочь и видит – это не та улица. Идёт дальше – это не тот город, а какой-то другой. Он испугался, а потом заболел и умер. В больнице, должно быть… Но он жив. Я иногда чувствую это. Большей частью я знаю, что он умер…

– Вы фантазёр, – заметил Футроз, задумчиво рассматривая Давената. – Одиннадцать лет – большой срок. Оставим это пока. Кто такой Галеран?

– Видите ли, это человек очень хороший. Наверное, он знал моего отца. Или мать. Он часто заговаривает на улице со мной, иногда даёт читать книги. Вообще, он мне нравится.

– Да, это вполне объясняет Галерана, – улыбнулся Футроз. – Я ещё утром послал ему записку о вас. Повидайтесь с ним в кафе… Как это?..

– В «Отвращении»?

– Вот-вот! Ваш хозяин, видно, забавный человек.

– Он очень хороший!

– У вас все очень хорошие? – Футроз встал, давая понять, что визит окончен.

Давенат поспешно последовал его примеру.

– А вечером приходите. Непременно! Девочки не шутили, только созорничали, как всегда.

– Но… – покраснев, Давенат посмотрел на носки своих латаных башмаков, нелепых на роскошном полу.

Футроз потрепал Тирея по плечу:

– Ну, ну, всё будет в порядке. Повидайтесь с Галераном. Я постараюсь как-нибудь начать вашу судьбу. Остальное будет зависеть только от вас.

– Да, да. Я понимаю!.. Большое спасибо!

И Давенат выскочил из гостиной.

* * *

…Давенат стремительно шёл по улице. Город спал. Небо было ослепительно синим.

Навстречу ему шли только красивые женщины. Видимо, в своих самых лучших платьях.

Мужчины – все исключительно в белых костюмах – улыбались ему.

Дома сверкали белизной и не отбрасывали никакой тени.

Красавица-девушка, торговавшая фруктами, бросила ему тяжёлый и жаркий, как солнце, апельсин.

Давенат поймал его на лету.

Вокруг не было слышно человеческой речи: улица не разговаривала, она пела бессловесным хором женских и мужских голосов.

Чья-то рука легла на плечо Давенату.

Давенат обернулся.

Перед ним стоял улыбающийся Галеран.

– Тебе что, дали такого пинка у Футроза, что ты не можешь никак остановиться? Я еле тебя догнал.

Давенат наконец перевёл дух.

– Что вы! Напротив!.. Мне кажется, что Футроз очень, очень хороший человек!

…Улица приняла свой весёлый, но нормальный вид: дома резко обрели тень.

Послышался людской говор. Мужчины уже не все были в белых костюмах. Не только красавицы шли теперь навстречу, и далеко не все теперь были в своих лучших платьях. Давенат разжал руку. Апельсин был апельсином, но не таким громадным и солнечным, как тогда, когда летел к нему из рук красавицы-продавщицы. И тележка её уже проехала.

Давенат обеспокоенно поднял глаза на Галерана:

– Вы… ещё не успели побывать в «Отвращении»?

– Нет, а что?

– Там… лежит вам какая-то записка от Футроза. Кажется, лежит…

– Нет там никакой записки от Футроза.

– Да? – сник Давенат.

– Посуди, как она может там лежать, – усмехнулся Галеран, – когда Стомадор мне переслал её ещё до твоего ухода к Футрозу.

– Так почему же он…

– А разве записка была адресована тебе?

– Ох, простите, – вспыхнул Давенат. – Кажется, я зарвался. Простите!

Они шли по улице спокойно, точно оба отдыхали от какого-то приключения.

– Было приключение, да? – вдруг спросил неожиданно и доверчиво Тирей.

– Да, было, – серьёзно ответил Галеран. – И у тебя, и у меня. Вот тебе ключ.

– Ключ? – удивлённо переспросил Давенат, принимая обыкновенный ключ из рук Галерана.

– Да, – улыбнулся Галеран. – От твоей новой квартиры. Футроз в записке просил меня найти тебе комнату, я нашёл. Комната оплачена вперёд за три месяца с полным содержанием: завтрак, обед, ужин и два раза кофе. Хорошее приключение?

– Чем я отплачу Футрозу?

– Ты отплатишь Футрозу тем, что вежливо примешь эти дары. Как ты сам понимаешь, у него нет причины заискивать перед Давенатом. Что касается меня – то моя роль случайная: я только согласился исполнить просьбу Футроза… Открой шкаф!

– Как? – изумился Давенат. – Но мы же ещё на улице! Мы ещё не дошли!

– Тирей! – укоризненно произнёс Галеран и даже остановился.

– Да, да! Я понимаю! – засиял глазами Тирей. – Пока что в мечтах. Мне ведь ещё надо привыкнуть…

Теперь улица обтекала комнату с зелёными обоями, точь-в-точь такую, как её описал Галеран.

На весь этот эпизод улица, двигаясь, остаётся как бы в периферическом зрении Давената, а комната, на мгновение исчезая, возникает вновь и вновь.

– Открой шкаф! – приказал Галеран.

Тирей открыл дверцу шкафа. Огромное количество шикарных костюмов висело там так плотно, что казалось, костюмы сами вытолкнули дверцу шкафа своими ватными плечами…

– Нет, нет! – улыбнулся Галеран, словно разгадав тщеславную мечту Давената. – Не так много.

…Костюмы вообще исчезли.

– О, господи! – вздохнул Галеран. – Как трудно с этими маленькими фантазёрами! Костюмы есть, слышишь? Есть. Ты видишь части нового костюма, состоящего из серых брюк, жилета и пиджака – это довольно дорогое сукно.

…В шкафу мгновенно возникли брюки, жилет и пиджак.

– Рядом висят части белого костюма и четыре галстука различных оттенков. Две шляпы – соломенная и фетровая.

…Рядом с деталями серого костюма в шкафу возникло всё, что сейчас описал Галеран.

– Шляпы необходимо примерить!

…Давенат по очереди надел шляпы и посмотрелся в проплывающие мимо витрины.

– Было бы неестественно, если бы ты не пощупал все эти прелести. А, Тирей? Прикоснуться необходимо!

…Тирей покорно подержался за брюки, уронил галстук и закрыл шкаф.

– Лучше не смотреть пока! Я… должен привыкнуть.

…Комната исчезла.

Они снова шли по нормальной улице.

– А, вот что! – остановился Давенат. – Уж как вы хотите, но я должен вас поцеловать! – Он подпрыгнул, охватил руками голову Галерана и крепко поцеловал.

– Бойся несчастий, – внушительно сказал Галеран, беря мальчика за плечо. – Сердце твоё слишком открыто. Будь сдержаннее, если не хочешь сгореть.

– А если хочу?

Они проходили мимо столиков под зонтиками, разбросанных прямо на тротуаре. Там веселилась какая-то компания. Они остановились, привлечённые бурной сценой.

Оборванный пожилой пьяный человек рвался к столикам, крича, что хочет развеселить компанию замечательной песней.

– Лучшая в По́кете песенка! – рычал он. – Если у вас в ушах вата, вытащите её и не пожалеете! Я вам и спою про вату в ушах, ха-ха!..

Слуги схватили его, намереваясь отшвырнуть куда-нибудь подальше, но компания застучала вилками по тарелкам и потребовала песню.

Злобно оглянувшись на отошедших официантов, оборванец стукнул маленьким бубном по откляченному заду и, аккомпанируя себе то звоном бубенцов, то ударом бубна по заду, хрипло запел:

 
Однажды крошка Салли
Упала с бо́рта,
А на волне плясали
Четыре чёрта.
 
 
Плясал один горбатый,
Плясал один щербатый,
Плясал один пузатый,
А самый главный вату
Держал в ушах!
Ха-ха-ха-ха!..
 
 
– Спасите! – взвыла Салли, —
Хоть ради спорта!
Три чёрта ей сказали:
– Какого чёрта!
 
 
Сказал один горбатый,
Сказал один щербатый
Сказал один пузатый,
А самый главный вату
Держал в ушах…
Ха-ха-ха-ха!..
 

Оборванцу налили стакан водки, накидали в бубён мелочи. Он попытался ещё сплясать, но его выставили.

Он кинулся прочь от занесённого кулака одного из дюжих официантов и, крикнув отшатнувшемуся Давенату: «Держись, сосунок, а то сшибу!» – исчез в переулке.

Галеран что-то быстро записывал в блокнот.

– Я составляю сборники уличных песен и продаю их издателям, – поймав недоумевающий взгляд Тирея, Галеран захлопнул блокнот, сунул его в карман и улыбнулся: – Я жил бы лучше, если бы не играл. Не могу не играть!

– Значит, вам не везёт?

– Ты проницателен.

– А вы старайтесь выиграть.

– Совет мудреца, – рассмеялся Галеран. – Покинь меня!

– А куда вы направляетесь?

– Думаю, что немного выпью. – Галеран поискал в жилетном кармане. – Ах, да, от денег, что Футроз приложил к письму, осталось два золотых.

Он вытащил две монеты и протянул их Тирею.

Тирей взял монеты, повертел их в пальцах и одну протянул обратно Галерану.

– Пожалуйста… В первый же раз, как отправитесь играть, присоедините её к вашим ставкам.

– Идёт, – согласился Галеран.

* * *

…Тоненькие пальцы Рой зажгли спичку и поднесли её к кончику шнура. Паутина шнура опутывала огромное количество свечей. Шнур вспыхнул, огонёк метнулся по паутине от свечи к свече.

Лёгким и ярким свечным светом залилась гостиная в доме Футроза с изображением золотистых кошек на ковре.

Дверь приоткрылась, и в гостиную протиснулся Давенат, в новом костюме, неловко себя чувствуя и не догадываясь, что костюм идёт ему.