– Можешь называть меня Счастливчик, – сверкнул фиксой Ленни и растворился в солнечной взвеси.
эпилог
ТАМ, ГДЕ ИДЕТ ДОЖДЬ
Тучи нависли над ночным городом. Испарения поднимались от асфальта, словно зловонное дыхание улиц. Лужи, затянутые мутной пленкой, брызги от протекторов подошв. Увитое черной сталью лестниц здание возвышалось на пути. Темная фигура замерла в перекрестии теней, устремив взгляд на одинокое окно, напоминающее залитый кровью глаз. Стэн повертел в руках рисунок и вернул в папку, оставив на браунстоуне207 смазанный отпечаток большого пальца.
– Как по мне, Стив, у тебя довольно мрачный взгляд на вещи.
Он пришел уже за полночь. Мужик в дешевом костюме, с галстуком, больше похожим на поводок. Стукнула дверь, и звук приглушенно отозвался в темноте. Днем с кабинета можно было рисовать мансарду художника, если не боитесь погрязнуть в мелких деталях.
– Ну… – протянул поздний гость, усаживаясь на жесткий стул. – Они бы и так все испортили.
– Стэн? – хозяин ждал где-то в тенях, за столом, большим и могучим, словно кусок скалы, вросший в пол.
– Правки… изменения… адаптации… коммерциализация… монетизация… введение лишних побочных линий, ты же знаешь. – Он говорил мягко, подбирая слова, словно нащупывал их в кармане. – Они переписывают историю до тех пор, пока ты сам не перестаешь узнавать своих героев.
– А в итоге?
– Я хочу сказать, это скорее авторская работа… – Стэн отодвинул набор с резаками и выложил пухлую папку, из которой в разные стороны торчали уголки эскизов. – Я имею в виду, это сильно. И чертовски стильно, но… Они говорят, что таком виде это не совсем наш формат…
Длинная лампа на струбцине опускала одинокую полосу света, разгоняя песчинки мрака, из которых, казалось, и состояло все вокруг. Свет отражался от полуглянца бумаги, блестел на кончиках перьев, прятался в ворсе кисточек.
– А что скажешь ты?
Стэн повертел в руках здание с красным глазом.
– Ну… я считаю, у тебя слишком мрачный взгляд на вещи.
С обратной стороны к плафону приторочили узкую табличку, чтобы свет сосредотачивался на поверхности стола, оставляя художника почти в полной темноте. Бог знает, как он работал.
«Она мне не мешает», – как-то ответил Стив.
– Мне мешает отсутствие честности. В нашем деле это путь в никуда.
– Честности?
– Ты мог сразу предупредить, что не поддерживаешь мою концепцию.
– Я не думаю, что дело в этом. И я уверен, у тебя получилась отличная история. – Он постучал по растрепанной папке. – Но бизнес есть бизнес. Боюсь, я не знаю, как нам ее продать.
– Как и все, что мы делаем, – подался вперед хозяин. Из теней проступил абрис лица с квадратными стеклами очков.
– Мы продаем то, что аудитория готова купить, – развел руками Стэн. Дескать, ты ж понимаешь. В отражении линз он видел лысоватого препода, уводящего взгляд на каждой реплике.
– А как же революция в жанре?
Он мог бы быть профессором этики, которого никто не любит.
– Она… в процессе.
Одним из тех, кто давно понял, как устроен мир…
– Реалистичный комикс?
… но продолжает втюхивать свой предмет, потому что это удобно.
– Насколько возможно.
Одним из тех, кто трахает учениц в прачечной кампуса.
– Великий американский роман?
И называет это сексуальными отношениями воспитательного характера.
– Ну… а… – гость снова развел руками, но в этот раз как-то неряшливо.
Он мог бы основать секту.
– Супергероика с человеческим лицом. Персонажи с повседневными проблемами, сближающими их с обывателем. Читатель должен чувствовать, что это история про него. – Стив ронял цитаты из темноты, словно могильные плиты. Это были цитаты Стэна.
– Завидую твоему энтузиазму, Стив, но если ты забыл, мы говорим о нуар-вселенной антропоморфных динозавров, – с легкой иронией ответил Стэн. – Когда я предлагал изменить жанр, уверяю, я имел в виду совсем не это.
Он подождал и, убедившись, что собеседник не станет возражать, менторским тоном продолжил:
– Ты же понимаешь, что наша аудитория – дети? Так что ответь, пожалуйста, мне на простой вопрос: чем твоя история заинтересует подрастающее поколение? «Динозавр может откусить башку Бобби Стерну, а без башки Бобби не сможет отобрать мои деньги на завтрак», – вот как станет рассуждать ребенок. – Он ухмыльнулся собственной бойкой фразе. – Ящерица в качестве антагониста или даже второстепенного антигероя – на мой взгляд, это вполне, вполне. Но ящерицы, которые ноют об утраченной любви. Тоска и страдания, как будто ты на похоронах в сиротском приюте…
Стэн сбился, когда говорил про похороны: пассаж прозвучал непреднамеренно зловеще. Только тут он осознал, насколько тихо в кабинете. Как на кладбище. Звуки его голоса уходили в темноту, где затухали в мягкой бумаге.
– Антропоморфные динозавры, – неуверенно продолжил профессор. Ему показалось, что окружающий мрак потихоньку начал наступать. Клубящиеся песчинки тянулись к блестящим инструментам художника, как к волшебному сокровищу. – Аудитория по определению не сможет отождествлять себя с ними, понимаешь? – намного тише закончил он.
– Понимаю, Стэн.
– Парень двенадцати лет вряд ли увидит себя в твари, которая избивает нищих в подворотнях.
Он помолчал и добавил:
– Нам бы помолиться, чтоб не увидел… К тому же, динозавров никто не любит.
– Вот как? – едва различимые линии губ сложились в то, что могло быть жесткой усмешкой, как если бы Стив сам был динозавром.
– Разумеется, – с готовностью подтвердил Стэн. – Они были мерзкие и тупые. И постоянно думали, как бы кого сожрать. А затем их перемололо эволюцией.
– Тебе бы редактором работать… – саркастически ответил художник.
Если и так, то это определенно не лучшая часть работы. По крайней мере, не сегодня. Люди вообще плохо переносят отказы.
– Послушай… – смягчился ментор.
Он разогнул стойку лампы так, что она ушла вверх, и сдвинул к стене. Свет тускло рассеялся по комнате, ломаясь о линии интерьера. Сотни рисунков задрожали в неверных отблесках. Портреты, герои, раскадровки, искаженные перспективы и замысловатые ракурсы. Лица взирали на происходящее с упреком. Стэну стало не по себе.
– Послушай, Стив… – мягко начал он.
«ДУМАЙ!» – было выведено на узкой табличке, притороченной к плафону, и гость снова сбился, когда заметил эту надпись.
– В общем… Знаешь, я не сомневаюсь в твоем таланте. И что ты можешь рассказать эту историю так, чтобы читатель захотел прожить жизнь с твоими персонажами. Я верю, это у тебя в крови. Я был бы счастливчиком, если бы умел так, честно…
Он вытащил из папки рисунок. Серый кабинет со скошенным кровлей потолком и приглушенными цветами. Тяжелый силуэт за разлинованным фонарным светом столом, тень окна напоминает паутину на канализационном люке. Заточённый за стеклом в деревянном переплете ночной город панорамой замер на заднике. Белая молния целит точно в шпиль Капитолия с нависших полотном небес. Тяжелый силуэт ждет. Тонкий дым поднимается из черной, под мрамор пепельницы.
– Но я кое-что смыслю в другом. Если мы действительно хотим что-то продать…
Профессор произнес это «мы» так, будто Стив был одной из его учениц…
– Мы должны дать публике то, что она хочет, понимаешь?
… и сейчас он собирается ее поиметь.
– Ты имеешь в виду Человека-жвачку? – холодно уточнил Стив. Когда гость сдвинул лампу, он отстранился от света, и теперь сидел, покрытый мешаниной теней, видимый, но не различимый.
– Не стоит так радикально, – по-доброму улыбнулся Стэн. – Но ты должен согласиться, что нам следует сбавить накал жестокости. Эстетика «кишки наружу» все-таки не наш путь. – Он задержался и, снова не встретив возражений, твердо продолжил, проговаривая слова так, будто пытался вдавить их в собеседника. – Добавим экшна. Выстроим четкую детективную интригу. Введем крупную женскую партию. Секретаршу, пусть тоже рыщет. Хрупкую девчонку с большими достоинствами.
Он продемонстрировал, насколько большими должны быть достоинства: любая хрупкая девушка надломилась бы от их веса.
– Америка обожает такие вещи.
В прачечной кампуса.
– Что-нибудь еще?
– Финал… – он принялся перебирать эскизы, пока не вытащил несколько работ из папки. – Надо будет переписать финал.
Темный лист, разбитый на крупные панели.
– Понимаешь, концовка – это то, что остается с читателем на всю жизнь. Людям нужен хэппи-энд. И всем плевать, нуар это или сентиментальная проза.
Люди выходят с вечернего сеанса. Силуэты с зонтами стоят под тусклой кляксой фонаря, точно массовка из нуара.
– А что получает протагонист, кроме одиночества и залитого дождем мира?
Одинокая фигура на залитой площади, заштрихованная дождем, приближается к ним со спины.
– Девушка мертва, и лучший друг снова обвел вокруг пальца.
Гипертрофированная ладонь хочет коснуться затянутого плащом плеча. Вздувшаяся кокетка замерла под порывом ветра.
– Как по мне, слишком круто даже для такого мерзавца.
Люди оборачиваются. На их лицах медленно проступает ужас.
– В общем, ты это… думай. – он указал на приклеенную к лампе надпись. – А мне пора. Джоани, конечно, святая, но не настолько.
«Конрс куртс?» – произносит «пузырь208» скрытого за краем силуэта, словно просит закурить.
Стэн поднялся и положил под рассеянный свет финальную страницу романа.
С лоснящегося листа, залитого тонами ночи, запертый в светотени, под тонкими линиями дождя на мир людей смотрел антропоморфный динозавр в прилипшей гавайке и белой фетровой шляпе. Удивленный, растерянный, сбитый с толку, как ребенок, которого обманули взрослые. Опавшая сигарета в зубах намокла. На его лице блестели капли дождя.
THE END
But we will return in a moment…
Secret Ending
В темном зале за столиком одинокий посетитель читал газету. Квадрат листа закрывал его целиком. За окном бил дождь, словно небеса грозили миру потопом. Жесткие капли хлестали отраженную в стекле ночь. За широкой полосой бульвара, через площадь, залитую водой, тлело желтое пятно фонаря. Размытые фигуры застыли под шляпками зонтов в погибающем свете. Их тени теребил ветер.
Раздался электрический треск, и пронзительно-голубые отблески, вырвавшись из-под двери, замелькали по шахматному паркету, едва ли различимому во мраке. Газета выгнулась под порывом, туалетная комната распахнулась. Мятый тип в рваной гавайке и фетровой шляпе шагал по залу, будто собирался на войну. Он не глядя швырнул на стойку монету в серебряный доллар, слишком крупную для настоящей, и вышел на улицу.
– Экая решимость! Он, как Навин, устремившийся на Иерихон, – улыбнулся мистер Хопс, опуская на клетчатую скатерть завтрашний «Shrike». – Парень вообще в курсе, что немного промахнулся конечным пунктом?
Святоша был в привычном костюме-тройке, белый, будто только что вернулся с проповеди. Его лицо светилось восторгом висельника, снова получившего свободу.
– Чует мое сердце, малыша Ленни ждет масса интересных открытий. И ни одно из них ему не понравится.
Быстрые жесты подчеркивали необычную живость, в которой пребывал пансионарий.
– Больше всего в этих переходах туда-сюда меня восхищает нарушение принципа пространственно-временного детерминизма. Казалось бы, каждая версия континуума послойно накладывается на следующую, как если бы мультиверс был пирожным. Как следствие точки входа-выхода должны всегда совпадать. Однако опыт опровергает умозрительное. С чем это связано, не в курсе? Разница в наклоне оси планет, скорости вращения галактик, а может, просто Ему кажется, что так смешней?
Фигурка Ленни пересекла бульвар и теперь удалялась вдоль площади. Ее контуры смазало линией дождя.
– Что ж, вот и подходит к концу его история.
На стол легли белый прибор с экранчиком, пластиковая карточка, связка ключей, картонная папка и прозрачный футляр, который пульсировал янтарем. Под толстым стеклом покоилась заспиртованная рука человека.
– Эх, пристрелить бы этого пижона. – Хопс картинно покачал головой и добавил рюгер с глушителем и коробку патронов. – Или тебя. – Он тонко улыбнулся собеседнику. – За то, что такая задница.
В темноте зала по пояс за стойкой неподвижно стоял мистер Берри, розовокожий, как ощипанный кур. Неподвижность доставляла владельцу кафе видимый дискомфорт. Его тело было полупрозрачным, похожим на проекцию.
– Тарабарщина какая! – Пожаловался Тони. Слова сплетались в клубки, словно змеи, и стремились уползти подальше от смысла. – Хоть бы помог, что ли. Ну что ты жмешься, как блудница в исповедальне?
– Ты слишком близко подобрался к солнцу, – печальным эхом отозвался Рэд. – Не боишься ядерной вспышки?
Его контуры светились, он сам был похож на призрак погибшего в атомном взрыве.
– Ни одна птица не парит слишком высоко, Рэдмонд. Если парит на собственных крыльях. Так сказал поэт.
– Ты не птица, Тони. Ты мертвец.
Изображение призрака подрагивало, искажая фон позади.
– К смерти привыкаешь. Однажды я действительно был мертв. Неповторимые двенадцать минут, далеко на севере, где твоего солнца нет и в помине.
Фигурка сыщика за окном приблизилась к силуэтам с зонтами. Несколько секунд, и парни бросились наутек, как если бы спасались от черта. Их тени скользили по поверхности воды, комично раскинув руки. Одинокий Ленни остался в пятне фонаря, как позабытая во дворе игрушка.
– Много бы отдал, чтобы увидеть его рожу – расхохотался Хопс.
Он воткнул карточку в прибор и принялся тыкать по экрану, поминутно сверяясь с записями.
– Если вернешь то, что взял у Башни, обещаю, умрешь быстро, – на тон громче сказал мистер Берри. Его тело постепенно уплотнялось. – В обратном случае я разберу тебя на атомы.
– Дурные помыслы оставляют тяжелый отпечаток в душе христианина.
– Ты понятия не имеешь, с чем связался.
– На моей улице играл музыкант, – пансионарий говорил, не отрываясь от дела. – Каждый четверг этот гад мучил скрипку, как римляне мучили Христа. Я терпелив, как Бог, ты же знаешь. Целый год я слушал его потуги, но в конце уж было решил, а не пристрелить ли поганца. А потом парня прорвало! Его вкус еще оставлял желать лучшего, но, боже, как он играл! – Святоша закончил ввод данных, и стал рассовывать предметы по карманам. – Дай динозавру время, и с Божьей помощью он способен на что угодно. – Хопс вытащил из-под стола угольно-черный кейс. – Башня дала мне слишком много времени. На ее беду, я ни разу не скрипач.
Прибор издал протяжный гудок, и в темноте зала полыхнул бело-голубой овал. Мистер Берри дернулся, но невидимые силы удерживали его на месте.
– Не ты один умеешь давить на кнопочки, Рэд.
Ценой невероятных усилий владелец кафе сделал несколько шагов. Его ноги подогнулись, он тяжело оперся о стойку.
– Я так и вижу мультиверс в форме пирожного, – мечтательно облизнулся пансионарий, будто планировал его съесть.
Рэдмонд проехал по стойке и рухнул на пол.
– Я бы протянул тебе руку помощи, но…
Мистер Хопс помахал янтарным футляром и вышел в портал.
С Божьей помощью и дьявольским упорством, Санкт-Петербург – Мурманшир, 2018 – 2021 гг.