Обречённый на одиночество. Том 1

Говорят, Тамерлан долго смотрел на величественные и суровые горы, закрывавшие собой южный горизонт. Он был погружен в тяжелые раздумья. Где-то там, в горах, свершили нахи свой суд над его сыном, сбросив отпрыска самого могущественного человека на земле с высокой скалы в пропасть… Летописи говорят, что никто так и не узнал, какие мысли роились в голове завоевателя. То ли из уважения к доблести врага, то ли желая сохранить жизни своих воинов, то ли засомневавшись в возможности покорить этот край, то ли еще по какой причине, но на следующий день Тамерлан собрал войска и продолжил свой путь на север, оставляя в стороне горы, которые он успел возненавидеть…

И «Потрясатель вселенной» не смог добраться до Туш-Лама. Может, он и слышал об этой горе, может, и желал захватить ее… Нет, точно, желал! Потому что Тамерлан был знаком с Истинным Словом, Туш-Лам же был частью этого Слова. Тогда как же он мог не слышать о тайне горы? А если знал и не пожелал вскрыть гору, разве Тимур был бы в таком случае тем грозным и могущественным Темурленгом, которого помнит история?!

И в этот раз предводители нахов смогли сохранить завещанную предками тайну…

А склеп на склоне Туш-Лама продолжал принимать в свое лоно к,онахов. Один человек от каждого поколения делал последний свой шаг во вторую пещеру священной горы, показывая следующему за собой посвященному свою сияющую спину…

______________________________________

…Такой ты и была жизнь. Коварной. Жестокой. Вечно беременной ложью и никак не желающей разродиться и очистить утробу свою от этой скверны. В твоем нраве всегда присутствовало все мерзкое и недостойное. Потому благородные люди и презирали тебя. Честь и совесть выше тебя!

Долгие годы, как одержимый, я рыскал по белому свету, терзал себя думами до судорог в мозгу, но так и не понял, жизнь, что ты есть и в чем твой смысл.

Немало уже лет позади…

Не смог я постичь твою истину…

Да и была ли у тебя она, эта истина, о самый кошмарный из всех кошмарных снов! Есть ли… был ли на земле хоть один человек, который нашел в тебе надежное пристанище и беззаботно нежился на твоих перинах, о горькая для честных людей, но щедрая к бесчестным, приласкавшая их и угождающая им во всем продажная распутница?! Как жаль, что мне пришлось узнать тебя… Как жаль, что тебе довелось узнать меня!

И все же, хвала Создателю, не вечно мне быть в твоей власти. И досталась ты мне без всякой платы, и отдам я тебя тоже даром.

Но не прошла ты бесследно. Удалось тебе оставить в мыслях моих свой глубокий след… и шрамы на моем трепетном сердце…

И как мне забыть все, что ты вытворяла надо мной? Как поднимала до заоблачных высот и с размаху била оземь. Как игралась моей душой, моим телом, словно ребенок игрушкой. Кровь мою ты не проливала и кости не ломала, но вволю поизмывалась над сердцем моим. А мои мысли… мои вольные мысли… легкие на подъем и быстрые на ногу мои мысли ты опутала своими вязкими нитями, словно паук беспомощную бабочку… И сейчас ты, о коварная жизнь, подло сидишь в засаде, обнажив свое ядовитое жало…

Жизнь!

Жизнь?

Жизнь…

*********

ГЛАВА 2

Когда-то дом родителей Алхаста был полон многоголосьем жизни. Здесь счастливо жила большая и дружная семья отца Абу и матери Марет – Солта, Салах, Башир, Кока, Човка. Первые двое уже шагнули в тот возраст, когда юноша не способен думать ни о чем другом, кроме как о милых, улыбчивых, застенчивых созданиях в ярких косынках; влюбляется что ни день и вполне уверен, что именно он и есть тот красавец-парень, которым все девушки на свете просто обязаны бредить. Башир, хотя и вымахал чуть ли не до старших братьев, все еще ходил подростком, никак не желавшим расставаться с хулиганистым детством. Кока была взрослой девушкой. Она приняла на себя большую часть женских дел в хозяйстве, чему мать не могла нарадоваться. И Човка, совсем еще ребенок, вечная соперница Алхаста в бесконечном споре за внимание родителей, но вместе с тем старательно подражающая во всем старшей сестре, считая и себя вполне взрослой, хотя бы для того, чтобы подмести в доме и во дворе. Ну и, конечно же, Алхаст, герой нашего повествования, самый младший, но отнюдь не избалованный ребенок в семье.

На ужин дружно рассаживались за большим столом. Кроме отца – ему Марет накрывала отдельно в соседней комнате. Такого порядка в этом доме придерживались строго, хотя никто из детей не понимал, почему отец не может сидеть с ними за одним столом.

Мать ставила на стол поднос с галушками и мясом.

– Я спрятала в двух галушках по зернышку кукурузы и фасоли, – говорила она детям. – И пусть кукурузное зернышко достанется самому красивому из вас, а фасолина – самому счастливому.

Это была ее давняя хитрость, ставшая семейной традицией. Дети уплетали галушки, уверенные, что заветные зернышки действительно обладают магической силой. И никого не надо было упрашивать есть.

Может, и не было в том никакого смысла, однако галушка с фасолиной почему-то всегда попадалась Алхасту. И всякий раз, как только она оказывалась во рту, он прикусывал язык. Крича от боли и в бессильной ярости бегая по комнате, Алхаст проклинал и галушку с фасолиной, доставшуюся именно ему, и счастье, которое она будто бы приносит, и язык свой, который, словно назло ему, глупо встревал в торопливую работу его острых детских резцов…

Сгрудившись вокруг отца, дети допоздна заслушивались его рассказами. Сказки матери каждый из них давно уже знал наизусть, потому что они засыпали под них еще с колыбели, да и не так уж много их было. А Абу, с его отменной памятью и большим талантом рассказчика, умел каждый раз привносить что-то новое в давно уже известные истории, пробуждая в детях интерес к деяниям предков и любовь к традициям народа.

– Аба, расскажи нам о Шайх-Берсе¹, – попросил в один из таких вечеров Алхаст.

Он много раз слышал, как взрослые говорили об этом святом, бывал вместе с отцом и в мавзолее над его могилой в горном Курчали². Знал он и то, что этот легендарный человек был его прямым предком в одиннадцатом колене. Потому мальчик страстно желал знать о шайхе все.

– Конечно, расскажу. – Абу вешал свои неизменные четки на гвоздь в стене над тахтой, укладывал рядом с собой Алхаста, как самого младшего, подкладывал правую руку себе под голову, закидывал ногу на ногу и начинал неторопливый рассказ: – Я и сам довольно часто размышляю о тех героических временах, чтобы хоть в мыслях уйти подальше от нашего испорченного грязными и коварными людьми времени, чтобы присоединиться к благородным предкам, почувствовать аромат свободы, которой была наполнена их славная жизнь.

…Берс. Великий герой, обладавший недюжинной физической силой и львиной отвагой. Шайх, первым провозгласивший ислам в чеченском обществе и вернувший его в лоно истинной веры в Единого Бога. Мудрец, объединивший народ, разобщенный и обескровленный бесконечными войнами с захватчиками. Благородный человек, щедрый и отзывчивый на чужую боль.

Дед Берса, Темболат, был известным и уважаемым человеком в чеченских горах и на равнине. Тимарболата, отца Берса, родила ему молодая жена, которую он привел в дом после смерти своей первой супруги, оставившей ему двоих сыновей. Оба они были уже взрослыми людьми, каждый имел свое вполне добротное хозяйство. И потому большую часть своего времени отец проводил с младшим сыном. И, конечно же, любил его. Недаром же говорят в народе, что особенно нежна к теленку старая корова. Старшие вовсе не были в восторге от того, что отец проявляет особые чувства к их младшему брату и уделяет ему больше внимания. Иногда недовольство это даже проявлялось в каких-то вполне понятных намеках. Но Темболат не придавал этому значения, считая такую ревность обычным капризом сыновей, недовольных тем, что место их матери занимает другая женщина.

Каждой весной Темболат уходил в горы. «Размять кости и поохотиться», – как он говорил. Обычно он возвращался через неделю, но не с охотничьей добычей. В переметных сумах Темболат привозил с гор не мясо оленя или тура, а золотой песок и несколько самородков. И привозил он каждый раз ровно столько, сколько хватало ему и его семье для безбедной жизни ровно на один год. Никогда он не брал с собой в горы ни одного человека – ни из родни своей, ни тем более из чужих. Даже сыновья, плоть от плоти его, не знали, куда он уходит и где берет золото. С расспросами по этому поводу никто из них к отцу не приставал, зная, что это бесполезно. Дети были уверены, что тот сам все расскажет и покажет, когда посчитает нужным сделать это.

Однажды Темболат не вернулся из своего обычного похода в горы. Его долго искали всем аулом, но даже следов отца Тимарболата так и не нашли. Темболат был в довольно преклонном возрасте, из его могучего когда-то тела давно уже ушли прежние сила и ловкость, потому старейшины рода посчитали его погибшим. Наверное, не справился с каким-нибудь коварным зверем или столкнулся на узкой тропе с алмастами, живущими в горных пещерах, решили они. Мало ли случается в горах? Горы, они ведь полны опасностей. Не так поставил ногу – и ты летишь в пропасть, выбрал не то место для ночлега – и ты уже жертва кровожадного хищника…

Не выдержав такого горя, вскоре слегла и мать Тимарболата. Ровно через три месяца ее не стало.

Юный Тимарболат остался один в большом и пустом доме. Все дела в хозяйстве легли на его не успевшие еще налиться силой плечи. И дом, и земельный надел, который надо было обрабатывать, и скот, за которым следовало ухаживать. Это были отнюдь немалые заботы для всего лишь двух неопытных юношеских рук. Но Тимарболат со всем этим хозяйством неплохо справлялся. Успевал и свои дела делать, и братьям помогать.

Ежедневный тяжелый труд и суровые условия жизни в горах закалили Тимарболата. Он вырос сильным и ловким молодым человеком, а долгие зимние ночи в полном одиночестве научили его созерцать и размышлять. Трудолюбие, хозяйственность и дружелюбие, готовность прийти на помощь каждому, кто в этом нуждался, снискали ему уважение среди аульчан, а победа в состязании в древнем Гуни3 прославила имя сына Темболата и за пределами родного Курчали.

Гуноевец, у которого после нескольких дочерей родился долгожданный сын, солнечным сентябрьским днем устроил большой праздник, на который созвал гостей со всех ближних и дальних аулов. Главным зрелищем любого такого праздника, конечно же, было состязание удальцов в ловкости и силе. Так было и в этот раз. Наградой победителю объявили не стада, не табуны и не отары, не красное золото и не белое серебро. Состязание за такие обыденные призы не привлекло бы стольких претендентов со всех уголков нахской земли. Хозяин празднества дал слово выдать за победителя свою старшую дочь. А за гуноевскую Чиллу всякий к,онах, хоть раз видевший ее, без тени страха вступил бы в единоборство с кем угодно, будь тот хоть самим Аржа-Хожей⁴, оседлавшим девятиглавого дракона. Даже если бы это стало последним боем в его жизни! Не раз бывали случаи, когда горячие молодые люди обнажали клинки в споре только за мимолетный взгляд черноокой Чиллы, за одно ее благосклонное слово. Лишь суровые законы гор и удерживали их от кровопролития. И как же было удальцам не собраться на состязание, где победителя ждала такая награда?!

В центре ровной поляны вырыли широкую яму глубиной в два локтя, поместили туда огромного барана и объявили условие состязания:

– Всадник на полном скаку должен перелететь через яму. Но это только полдела. Победителем признается тот, кто в момент прыжка схватит барана и вытащит его из ямы.

Люди подходили к яме и, удивленно цокая, качали головами. Такого крупного барана ни до, ни после в этих горах никто не видел. Не баран, а прямо бык какой-то!

Многие к,онахи, еще минуту назад гарцевавшие на великолепных чистокровных скакунах, легким прикосновением богатырских колен сдерживая их нетерпение и изредка устремляя горделивый взгляд на прекрасную Чиллу, отошли в сторону, усомнившись в своих силах и в способности своих коней преодолеть в прыжке столь широкую преграду. Никто не хотел опозориться на глазах у всего Нохчмохка. Но немало нашлось и тех, кто был вполне уверен в себе и прыти своего четвероногого друга. Они и вступили в спор за вожделенную награду.

Легким ударом хлыста и громовым криком пускал всадник коня вперед. Словно коршун перелетал тот над ямой. В это короткое мгновение всадник зависал вниз головой и, едва не вываливаясь из седла, тянулся к барану. Но до цели все равно не дотягивался… И уносился прочь, подальше от колких шуток зрителей.

Подъезжал новый претендент.

Короткий взмах хлыста, гортанный гик… Бросок вперед, прыжок… Конь вытягивается струной… Всадник, будто подстреленный, сваливается вниз… Треск подпруг… Вздох восхищения зрителей… и несостоявшийся жених снова в седле, а баран – в яме…

– Э-э, нет, гунойцы хитры, они и не собирались отдавать Чиллу кому-либо, иначе не поставили бы такое невыполнимое условие, – слышалось из толпы зрителей. – Видно, не нужен гунойцам зять! Красавица Чилла и сегодня будет спать у ног своей матери!

Претендентов на руку красавицы Чиллы набралось много. Один за другим выезжали на поляну легендарные удальцы, не раз удивлявшие своими подвигами эти горы и населявших их горцев. Все, кто решился попытать счастья, сделали по одной попытке. Но на вторую никто из них так и не решился. А огромный баран продолжал метаться по яме, время от времени затравленно блея.

– Что же вы там приутихли, курчалинцы? – стали подшучивать над своими соседями гунойцы. – Почему же никто из вас не пытается заслужить Чиллу, хотя сторожить ее у родника что ни день ваши молодцы не ленятся? Силы не те или кони ваши способны только за тучными коровами гнаться? Неужто в славном Курчали не осталось удальца после гибели легендарного Темболата?

Тимарболат, державшийся в сторонке от старших родичей, уступая им право участия в состязании, не выдержал упрека. Огрев хлыстом коня, в нетерпении бившего копытами о землю, он выскочил вперед.

– Знаменитый Темболат, имя которого даже враги произносили с уважением, а соплеменники с почитанием, не ушел бесследно. У него остались сыновья, которые не уронят честь отца и сумеют приумножить славу его рода! Пусть об этом знают все в этих горах и на равнине!

Эти слова молодого человека, сказанные с холодным металлом в голосе, дошли до самых дальних концов поляны. Собравшиеся на праздник люди, услышавшие их, поняли – этот молодец сделает то, на что ни у кого сегодня сил не хватило – он увезет из Гуни невесту.

Конь Тимарболата молнией взмыл над ямой. Всадник схватил барана за рог и потянул вверх. Как только эта тяжелая туша оторвалась от земли, рог отломился и баран с ошалелым блеянием рухнул обратно в яму. Тимарболат развернул коня и повторил попытку – второй рог барана также остался в руках удальца. Все уже решили, что и сын Темболата уедет из Гуни с опушенной головой. Но на лице самого Тимарболата никто не заметил даже тени сомнения в собственных силах. Было видно, что неудачи только раззадорили его. Глаза молодого человека горели еще большей решимостью – его устраивала только победа! По условиям состязания, он мог сделать еще одну попытку, но это был его последний шанс.

Красавица Чилла, стыдливо пряча лицо, завороженно наблюдала за курчалинцем. Это и понятно, ведь здесь решалась и ее судьба тоже. Неожиданно для нее самой все ее существо затрепетало, как весенний листик на ветру. Это было то самое чувство, которое одно только и питает корень жизни. Как часто и бывает, возникло оно внезапно и озарило ее душу, как вспышка молнии озаряет ночное небо. И разве вправе кто винить ее в том, что она желала победы именно тому, кто разбудил в ее юном сердце волнительные чувства.

Сквозь шум и выкрики толпы до Тимарболата долетел звонкий и чистый голос девушки:

– Волчьей хваткой его!..

Тимарболат повернулся в сторону девушек, среди которых стояла Чилла, и мимолетной улыбкой поблагодарил за совет.

В третий раз взлетел конь курчалинца над ямой. Тимарболат воспользовался советом юной Чиллы. Он на короткое мгновение повис вниз головой, крепко схватил барана за холку и тут же выпрямился в седле, держа мертвой хваткой мохнатую тушу огромного животного. Он проскакал вперед и бросил его к ногам старцев, следивших за состязанием.

С той самой весны имя Тимарболата стало известно во всех уголках нахской земли. Слава о нем разнеслась по горам и равнинам. Самые именитые к,онахи приезжали в Курчали, чтобы познакомиться с сыном Темболата и завязать с ним дружбу. Редкий день обходился без гостей в его доме.

У Тимарболата теперь было все, что должно быть у настоящего наха – чистокровный скакун на привязи, красавица жена у очага и уважение в народе!

Как и его отец, Тимарболат тоже часто уходил в горы на несколько дней. Правда, он не привозил оттуда ни дорогой металл, ни драгоценные камни, но переметные сумы при возвращении всегда были полны олениной или медвежатиной.

А сердца старших братьев Тимарболата уже грыз червь сомнения. После смерти отца они долго искали место, куда он ходил по весне и привозил золото. Но так ничего и не нашли. Они знали, что их младший брат тоже часто уходит в горы и ни разу еще не возвращался без добычи. Правда, каждый раз невестка приносила деверьям что-нибудь из охотничьей добычи Тимарболата – то лопатку оленя, а то и целую тушу косули. Но не такого подарка ждали те от младшего брата. Они не сомневались в том, что отец рассказал Тимарболату о заветном месте. Ведь он любил его больше их всех, значит, вполне мог указать ему место, где спрятан клад. И в горы он ходил, по их мнению, вовсе не охотиться, а совсем с другой целью, иначе зачем, спрашивается, молодому человеку проводить вдали от дома долгие дни и ночи, оставляя в одиночестве юную красавицу жену? Тем более что недостатка ни в чем он не испытывал – и земли под хлеба, и скота у него было вполне достаточно. Не голод же его туда гнал, в конце концов!

В один из дней, когда Тимарболат в очередной раз собрался в горы, старшие братья тоже тайно стали готовиться в путь.

Два дня им удавалось следовать за ним, хотя трудов это стоило неимоверных. Иногда они начинали даже сомневаться, действительно ли их брат и его конь состоят из плоти и кости, а не из какого-то там гранита. Они шли и шли вперед, хотя кони их от усталости уже стали спотыкаться. Вечером третьего дня Тимарболат остановился на отдых. Он развел костер под огромным выступом скалы, нарубил веток орешника, из которых соорудил что-то вроде ложи, и прилег. Конь его стоял тут же, поедая овес из торбы и изредка фыркая. Братья отошли подальше от места стоянки Тимарболата, чтобы ни он сам, ни конь его не почуяли их присутствия, и тоже расседлали коней. Ночь была темной и холодной, какой она в это время и бывает в горах. Путники почти три дня не покидали седел. Были, конечно, короткие привалы, но они требовались скорее не всадникам, а животным. Вдобавок ко всему, весь день шел холодный, моросящий дождь. Братья промокли и продрогли. Они прилегли, укутавшись в теплые бурки, и тут же уснули мертвецким сном.

Проспавшие до первых лучей солнца преследователи обнаружили, что Тимарболата нет на месте. Зола от его костра уже остыла. Было понятно, что покинул он это место довольно давно. Раздосадованные братья затеяли было грызню, но вскоре успокоились, решив, что виноваты они оба и теперь уже нет никакого смысла спорить. Надо было решать, что делать дальше. Нечего было и думать о том, чтобы найти в этих диких лесах не то что одного человека, но даже целое войско, если бы кому-то вздумалось его здесь укрыть. Но что-то все равно надо было предпринять. Не могли же они, в самом деле, допустить, чтобы Тимарболат один пользовался богатствами, спрятанными в горах. Или они должны достаться всем, всем троим, или никому! В конце концов, они тоже являлись сыновьями Темболата и имели на наследство те же права, что и их младший брат! Да что там какие-то права?! Это им, как старшим в семье, отец должен был поведать о кладе в первую очередь! Это было бы справедливо!..

Братья решили устроить засаду.

Они, конечно же, понимали, что даже вдвоем им не справиться с Тимарболатом в открытой схватке. Его можно было одолеть только хитростью.

На тропе, по которой должен был возвращаться Тимарболат, братья вырыли яму, как это делали охотники на крупного хищника, и замаскировали ее так, что ни зверь, ни тем более человек не учуяли бы западню.

Злодеям пришлось ждать несколько дней. И вот однажды поутру, когда они уже отчаялись дождаться здесь Тимарболата, тот показался на склоне горы. Переметные сумы за седлом всадника были полны и тяжело свисали по бокам. Да и поступь коня не казалась, как обычно, легкой. По всему было видно, что виной тому была тяжесть ноши.

Спустившись с горы, Тимарболат на некоторое время исчез из поля зрения братьев. Тропинка в этом месте уходила в густые заросли подлеска. Но он вот-вот должен был появиться из-за ствола огромного бука примерно в ста шагах от западни. Злоумышленники, притаившиеся в кустах у самой тропинки, обнажили сабли.

Ничего не подозревавший Тимарболат и его конь провалились в яму, с треском ломая ветки и сучья, которыми она была тщательно накрыта. Сломавший ногу конь повалился на бок и всей своей тяжестью придавил правую ногу всадника. Тимарболат оказался зажатым между каменистым грунтом и тяжелой тушей коня. Выбраться из этих крепких тисков было непросто, если вообще возможно. Подбежавшие в тот же миг коварные братья изрубили Тимарболата. Вместе с хозяином принял смерть и его верный конь.

Убийцы спустились в яму и с жадностью набросились на переметные сумы. Однако, вскрыв их, они нашли не то, что искали. Вместо золотого песка и самородков, которые привозил их отец, в сумах младшего брата лежали простые тонкие медные пластинки с выгравированными на них непонятными знаками. Эта добыча не только не могла обогатить, она не стоила даже простого путешествия в соседний аул. Медь хотя и ценилась, но не была в этих горах редким металлом. А они из-за этих ничего не стоящих пластин убили человека. И не просто человека, а своего единокровного брата.

Братья выбрались из ямы. Молча засыпали тело Тимарболата – сына их отца – и труп его коня сырой землей. Медные пластины остались лежать в той же яме… вернее, уже могиле.

Обозленные на себя и на весь белый свет убийцы отправились домой. Всю дорогу до аула они то и дело вступали друг с другом в яростную перепалку, с остервенением пускали стрелы в каждую птицу, имевшую неосторожность попасться им на глаза, будто и они тоже были виновны в том, что им не удалось заполучить золото и драгоценные камни.

Чилла забеспокоилась на восьмой день. Тимарболат обещался вернуться через неделю. Жена знала, что супруг обязательно вернулся бы к назначенному сроку, даже если бы находился на самом краю света. Он держал слово, кому бы его ни давал и чего бы ему это ни стоило. То что утром восьмого дня Чилла не услышала во дворе ржание коня мужа, могло означать только одно – с Тимарболатом что-то случилось. Никаких других причин быть не могло. Да и братья его вели себя как-то странно. В жестах и мимике какая-то озлобленность, слова не скажут, чтобы не прикрикнуть на невестку. Такого они себе раньше не позволяли. И жены их все время о чем-то таинственно шептались, старательно избегая ее. А если она все же оказывалась рядом, тут же замолкали или заводили разговор на житейские темы.

Чилле было известно, что оба деверя, вышедшие из дома вслед за ее мужем, вернулись только два дня назад. Зная, что брат их задерживается дольше обычного, ни один из них даже не заглянул к ней, чтобы поинтересоваться судьбой Тимарболата и сказать ей хотя бы пару ободряющих слов. А то что они в обиде на брата из-за какой-то отцовской тайны, она знала уже с первых дней своего замужества. Конечно, она пыталась как-то снять опасное напряжение в их отношениях. И мужа не раз просила, чтобы хоть раз взял их с собой. Но тот и слышать ничего не хотел об этом.

– И с собой я их взял бы, и отдал бы им все, чего они только пожелают. Но не знаю я, не-зна-ю, где находится эта гора со «спрятанными сокровищами», а другого им ничего и не надо. Да, Темболат не раз брал меня в горы. Много чего рассказывал о прошлом нахов, говорил и о будущем. Он был человеком долга, которому всегда оставался верен. Тяжелое это бремя отец переложил на мои плечи. Не знаю, почему! Во всяком случае, я его ни о чем таком не просил. Святой долг ограничивает мою свободу в словах, делах и действиях. Даже если бы хотел, не могу переступить через черту, которую обозначил отец. Но ни о каком золоте и всяких драгоценных камнях он мне не рассказывал, да я никогда и не просил его об этом. Что бы вы тут не думали. Не знаю, почему отец не брал с собой моих братьев. Не знаю, почему не вел с ними те же беседы, что и со мной. Не знаю! Но одно могу сказать с полной уверенностью – он ни в коем случае не преследовал цели сделать мою жизнь более обеспеченной, чем у остальных своих сыновей. Не понимаю, чему вы тут все завидуете. Темболат не оставил мне ничего, кроме тяжелой ноши ответственности за судьбу племени нахов, которую он сам нес всю свою жизнь. А делиться этим грузом я не имею права ни с братьями, ни с друзьями, ни с собственными детьми, если они не окажутся достойными взвалить ее на свои плечи. Как бы я сам этого ни желал! О чем еще говорить, если я не могу повести братьев даже на могилу нашего отца!

– Что? На какую еще могилу? В своем ли ты уме? – удивленно воскликнула Чилла. – Разве отец ваш не пропал без вести?

– Нет, – тихо промолвил Тимарболат, еле заметно покачав головой. Потом, выдержав короткую паузу, продолжил: – У отца была особая судьба, он не мог быть похоронен на кладбище. Ни на аульском, ни на каком другом. Ему предначертано было упокоиться в склепе, рядом с останками великих к,онахов. Мне выпало проводить его в тот склеп. Я последним из живых слышал его слово, видел его спину. Когда весь аул его искал, я, конечно же, знал, что Темболата они не найдут, но сказать об этом не мог. Да, женщина, и такое тоже бывает на этом свете. Посвящение предполагает ответственность, знания заставляют размышлять. Но не будем больше об этом. Все сущее находится под властью времени. В назначенный срок происходит то, что должно произойти; закрывается то, что должно закрыться; открывается то, чему предписано открыться; прерывается то, что и должно было прерваться именно в наступивший момент. Точно так же бывают и тайны, которые никто не имеет права открыть до того самого момента, когда настанет их срок. К моему счастью… или к несчастью… не знаю… в такую тайну и посвятил меня отец. Я не могу открыть ее ни братьям, ни тем более тебе. Не я хозяин этой тайны… Я запрещаю тебе рассказывать кому-либо об этом нашем с тобой разговоре. Но ты должна знать и помнить всегда, что супруг твой связан определенными обязательствами. А потому не донимай меня расспросами.

Этот разговор между Чиллой и Тимарболатом состоялся два месяца назад. С тех пор и беспокойство ее возросло, и недобрые предчувствия терзали. Все время жила в ожидании, что вот-вот чьё-то коварство или предательство нанесет ее мужу удар в спину.

То, чего она так боялась, видимо, и произошло.

Отбросив в сторону все правила нахского этикета, Чилла переступила порог родственников мужа.

– Ваш брат задержался в горах дольше обычного. Я боюсь, что с ним что-то случилось, до сих пор он всегда возвращался в назначенный им самим день. Может, стоит поискать его? Вам, мужчинам, должно быть, известны все горные тропы…

Братья переглянулись. Невестка не увидела на их лицах ни беспокойства, ни печали.

– Нам известно, что произошло с нашим братом и где он, нечего чужим искать его, – жестко сказал старший из братьев. – Если нужна будет чья-то помощь, мы сами скажем об этом. И ты тоже уходи в свой Гуни, отныне ты вдова.

– Вы убили его! – в ужасе воскликнула Чилла.

– Закрой свою пасть! – рявкнул деверь. – Кто может спросить с нас за нашего человека?! Он наш, и мы вольны поступать с ним так, как нам вздумается. Не тебе обсуждать наши действия, это не твое дело!

– Но…но… – голос Чиллы дрожал, слезы душили ее. – Но тело… похоронить… как же… без могилы… без надмогильного камня!..

– Ты что, не понимаешь, что тебе говорят? – продолжал деверь все так же грубо. – Или ты испытываешь мое терпение? У тебя только одна дорога! Сегодня же отправляйся в свой Гуни, женщины помогут тебе собраться. И чтобы я не слышал от тебя более ни слова! Разговор окончен!

И братья ушли, оставив своих жен утешать Чиллу…

Молодая вдова в тот же день покинула Курчали. Чтобы не видеть злорадства на лицах убийц своего мужа и их жен, она не проронила ни единой слезинки, пока не покинула этот ставший уже ненавистным ей аул. Но оказавшись одна в достаточном отдалении от него, дала, наконец, волю чувствам…

Перед ее глазами возник образ Тимарболата – короткая черная борода, ласковые, добрые глаза, улыбка… какая-то необычно щедрая, всепрощающая улыбка. Блестящие доспехи, облегающие мощный торс. Огромный баран, вздернутый сильной рукой… В тот день не одна только Чилла смотрела на гостя из соседнего аула влюбленными глазами. Ее ревнивый взгляд уловил немало девичьих глаз, устремленных на молодого курчалинца. Тимарболат пришел в этот день в Гуни на ее, Чиллы, счастье… на слишком короткое счастье…

Долго плакала несчастная женщина, сидя под обжигающими лучами безучастного полуденного солнца, одинаково светящего и для добрых людей, и для злодеев…

Неожиданно у нее закружилась голова, на короткое мгновение она потеряла сознание. Через некоторое время все повторилось. На этот раз головокружение продолжалось дольше, накатила тошнота… Она все поняла!.. В первый раз с того самого дня, как Тимарболат ушел в горы, Чилла улыбнулась. Конечно, она не могла знать, сын у нее будет или дочь, но в одном поклялась бы на чем угодно – в дверь убийц однажды ранним утром, поздним вечером или ясным днем обязательно постучится мститель, который спросит за кровь отца!

Накопившаяся в душе ненависть к убийцам и вера в неизбежную расплату вернули Чилле силы. Она встала и гордо выпрямила согнувшуюся было спину. Суровый крик молодой женщины, перед которой подлые люди выставили горькую чашу раннего вдовства, долетел до притаившегося в низине Курчали:

– Пусть знают в Курчали все сплетники и сплетницы, все, кто позволяет грязным мыслям рождаться в своих пустых головах, а в трусливых сердцах своих поселили злобу, – Тимарболат, подобного которому не было на нашей земле, не ушел бесследно! Если будет дочь – не спастись вам от сиротских проклятий, если же сын – ждите мстителя! Бодрствуйте, убийцы, ибо заснув, вы можете уже не проснуться!..