Kostenlos

Формула Бога. Возвращение

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

VIII

Пока Захария любовался вечно молодым городом из окна своей скромненькой, как деревенская девушка «шестерки», в отделе Наблюдения нарастала тихая паника. Источником панических настроений был, естественно, ничего не подозревающий полковник, только что тихо покинувший отдел, а единственным и главным участником паники был врио начальника отдела – майор ангельской службы Лев Вершинин, он же Левушка. С нетерпением дождавшись, когда, наконец, за приятелем закроется дверь, с неприличной для его звания и должности скоростью, он ринулся к экрану монитора, чтобы еще раз, в замедленном темпе просмотреть запись, которую он благоразумно сделал при первом Т-сканировании. Вот Захария размеренным, но нешироким шагом, чтобы не обогнать ненароком ребенка, переходит проезжую часть. Левушка подкрутил микрометрический винт для увеличения изображения. Гмм… Вот и первая особенность. Не Захария держит ребенка за руку, что было бы естественно в данной ситуации, а она сама, буквально вцепилась в него, как будто кто хотел оторвать ее от него. Дети очень редко в таком возрасте поступают подобным образом. Вот они доходят почти до середины проезжей части. Так. Стоп. Вот Захария спотыкается на ровном месте. Что это с ним вдруг? Вот появляется «джип». «Та-а-ак. А откуда он появляется?!» – пробормотал Левушка под нос себе. Покрутил еще какие-то винты. Сделав изображение широкоформатным. И немного отмотав назад, стал наблюдать заново. Вот он опять с дочерью переходит дорогу, «джипа» нет. Дойдя до середины, спотыкается, появился «джип». Но откуда?! Он должен был выскочить из-за поворота. Но широкоформатное изображение показывало, что за поворотом никаких МАШИН НЕТ. «Как же так?! Не из воздуха же он появился?!» Еще и еще раз просматривал этот кусок записанного видео. На лбу появилась испарина. Видео упрямо показывало, что «джипа» за поворотом не было. Он возник сразу и ниоткуда. Решил повнимательнее разглядеть само орудие ДТП. С виду вроде бы обыкновенный «джип», правда, излишне хромированный, аж глаза режет. «Глаза режет» – повторил свою мысль вслух Левушка. «А может неспроста режет, а специально?! Но зачем?!» И тут же отвечая сам себе на риторический вопрос: « А затем, чтобы отвлечь! Но от чего?» Максимально приблизил изображение «джипа» к себе. Стекла машины были густо, вопреки всем нормам, затонированы. Это годилось для российских гаишников, но не могло ввести в заблуждение аппаратуру, которой располагали «райанцы». Левушка включил «осветление» кадра, чтобы разглядеть странного водителя. Лучше бы он этого не делал. За рулем «джипа» НИКОГО НЕ БЫЛО. От слова вообще. Салон был пуст. И тем не менее автомобиль несся как угорелый. Пот уже вовсю струился по лбу, вискам, затекая за накрахмаленный воротничок. Стал смотреть дальше. Вот Захария отбрасывает дочь далеко вперед себя. Левушка заставил себя не зажмуриваться и досмотреть до конца сцену столкновения. Оба тела, с разницей в пару секунд падают в разные стороны. То, что поменьше с раскинутыми в стороны ручками и ножками на асфальт тротуара, то, что побольше нелепым мешком метров в пятнадцати вперед, по ходу движения транспорта. «Та-а-к, – мысленно уже готовя, себя к дальнейшим сюрпризам подумал майор, – И где же наш «джип теперь?» Развернул картинку вслед за машиной. Дорога была чиста. Если конечно не считать валявшегося неподалеку тела несчастного реципиента. Невольно поймал себя на мысли, что безумно хочется перекреститься. Нажал на клавишу «пауза». Воровато оглянулся. За стеклом выгородки царила обычная деловая атмосфера. В его сторону никто не глядел – все были заняты своими делами. Истово перекрестился. Опять оглянулся, после чего отжал клавишу и продолжил просмотр. Вот начинает собираться толпа. Вот опять крутится неприятный типчик в белой «двойке» и темных очках. Вот опять Инесса, повернув голову в сторону наблюдателя. шепчет слово «папка». «Не может этого быть. Ну просто не может. Я же не сошел с ума! Или уже сошел?!», – приговаривал он тихонько. « Почему именно в эту сторону она повернула голову? Не в другую и не глядя в небо, как это было бы естественно, а именно в эту сторону». И тут ему пришла в голову здравая мысль: «А почему бы не сделать распечатку внутреннего состояния всех участвующих в этом деле лиц? Если я сошел с ума, то компьютер же не мог вместе со мной свихнуться?!» Сказано – сделано. Выбрал два кадра. Один – за одну десятую секунды до столкновения, второй – момент поворота головы и произнесения девочкой слова «папка». Курсором обозначил всех запечатленных лиц, ткнув на всяких случай и в тонированное стекло «джипа». Набрал команду на клавиатуре команду «основные жизненные параметры», затем немного подумав, добавил к ней «параметры окружающей среды» и нажал «ввод». Возле каждого из обозначенных персонажей, компьютер мелким шрифтом ядовито-зеленого цвета выдал информацию. «Ешкин кот! – не поверил своим глазам Левушка. – Выходит я тут дурак не единственный!» На первом кадре, где были запечатлены отец, дочь и автомобиль, только показатели ребенка с повышенным артериальным давлением и учащенным сердцебиением не вызывали никаких вопросов. Крестик курсора, направленный на лобовое стекло «джипа» выдал сногсшибательную информацию: «Параметры идентификации не подлежат». «И как это понимать прикажете?!» – вскинулся он. Еще пару секунд назад он надеялся, что курсор наведенный на лобовое стекло покажет отсутствие в данном месте какого бы то ни было организма. А тут… организм, стало быть, имеется, но идентификации не подлежит. Кретинизм компьютера был, что называется налицо. Переведя взгляд на отца девчушки, и вовсе пришлось поднимать упавшую на клавиатуру челюсть. Напротив его изображения горела надпись: «Обширный повторный инфаркт. Время наступления клинической смерти – 1,89 секунды назад». «Это что же получается? Будучи уже мертвым он сумел отбросить ребенка в сторону?! А «джип» значит, задавил уже мертвеца?! Ну и дела…» – схватился за голову Левушка. Внизу экрана тоже светилась надпись, на которую он сначала не обратил внимания. Надпись гласила: «Температура в эпицентре +16 °C. Температура окружающей среды +23 °C.» Разница составляла 6 °C. «Температурной аномалии еще тут не хватало» – обреченно подумал он. И тут ему в голову стукнула уже вторая за день мудрая мысль. Нажал клавишу селекторной связи:

– Эллочка, – обратился он к регистратору плановых операций. – Будь любезна, посмотри пожалуйста в журнале контроля за завершением операций на сегодняшнее число, зарегистрирована ли заявка на наблюдение за окончанием операции по координатам – город Самара, улица Пугачевский Тракт на пересечении с Ново-Молодежным переулком, время приблизительно 7 часов 50 минут по местному?

Прошла минута, затем вторая… Он уже начал подозревать, что ответ регистратора не принесет ничего хорошего, когда в динамике что-то зашуршало и неуверенный голос неведомой Эллочки испуганно произнес:

– Лев Михайлович, тут такое дело… Я в общем ничего не понимаю…

– Не тяни! Говори, – оборвал он ее.

– Первоначально такая заявка была из отдела аналитики, еще с прошлой недели значится, все как и положено при штатных завершениях. И действительно по этим координатам. А потом… потом отменена.

– Когда отменена?! – с недоумением и уже с нотками раздражения в голосе спросил он. – Кем?!

– Сегодня отменена. В семь пятнадцать…

– Кем?! Кем отменена?! – не скрывая злости на весь белый свет закричал он.

– Извините, Лев Михайлович, – чуть не плача ответил динамик селектора. – Вами отменена.

Он уже хотел было наорать на нее, не сошла ли она там с ума, ведь все знают, что на службу он приходит всегда к восьми утра, в это время на рабочих местах сидит только дежурная смена, но вовремя прикусил язык, понимая, что девчонка тут не причем.

– Какая формулировка сопровождала отмену заявки? – уже более спокойным тоном спросил он.

– Формулировка пояснения отсутствует.

– Ясно. Спасибо, – сказал Вершинин и отключился.

«Так-так, – подумал он про себя, – а ведь дело принимает совсем уж дурной оборот. Кто-то явно не хотел, чтобы информация о завершении в общем-то рядовой операции стала достоянием общественности». Немного посидел в задумчивости, то и дело поправляя сползающие с носа очки. Потом его рука сама опять потянулась к селектору, опять предусмотрительно нажав зарание на «запись». Набрал нужный номер и включил экран, чтобы видеть собеседника. Экран вспыхнул светом и на нем показалась длинноволосая с острым носом физиономия еще далеко не старого начальника отдела ПВ-перемещений Дмитрия Борисова :

– Отдел ПВ-перемещений. Слушаю.

– Привет, скуфейкин сын! – не слишком приветливо поздоровался Вершинин со смежником.

– Здорово, разночинец ! – в тон ему ответила длинногривая голова.

Со стороны могло показаться, что встретились руководители двух враждующих меж собой группировок, настолько груб и фамильярен был их тон. Но все на самом деле было не так. Просто между старыми друзьями, а они действительно дружили уже давно, в силу примерно одинакового возраста и положения в ангельской иерархии, было принято такое неформальное обращение друг к другу.

– Я вот по какому делу тебя беспокою. Сегодня утром в районе Самары, примерно без 10 минут 8 утра по местному времени должна была завершиться операция…

– Ты говоришь о Захарии? – перебил его тот.

– Да. А что?

– Ничего. Просто я тут сижу и ломаю голову. Сам хотел тебе набрать, посоветоваться. Да ты меня, видишь, сам опередил.

– Вот именно. Что там у вас такого случилось, что операция завершилась аварийно? – чувствуя себя на пороге открытия, спросил Вершинин.

– Там вообще с этим делом возникла нехорошая свистопляска…

– Ну-ну, говори-говори, – подбодрил Борисова Левушка.

– В общем, операцию как всегда разрабатывали спецы из отдела по планированию. Ты сам прекрасно знаешь, что приказы на завершение операции – дело довольно редкое. Никто не знает реальных сроков завершения операции, если только… Если только его не спровоцировать, то есть специально подстроить. Ну да это уже не наше дело. Дела у нас уже такие были с соответствующими приказами, поэтому ничего удивительного в этом сначала я не находил. Первоначально операция, в соответствии с приказом, должна была начаться и закончиться в 7 часов 52 минуты 32 секунды по местному времени, естественно. Суть ее заключался в том, что «реципиент» с ребенком попадают в ДТП при переходе проезжей части дороги. «Реципиент» погибает, но перед смертью успевает вытолкнуть из под колес «джипаря» ребенка. Такова была первоначальная фабула сюжета.

 

Дмитрий на несколько мгновений замолчал, облизывая пересохшие губы, а затем как бы подчиняясь просящему взору собеседника, продолжил:

– Однако примерно неделю назад, из того же отдела планирования пришла корректировка, которая отменяла прежний приказ и давала новую вводную, а именно, сдвинуть сроки проведения операции ровно на 2 минуты вперед, то есть в 7 часов 50 минут 32 секунды. При этом раскладе, девочка должна вырваться из рук нашего подопечного и самостоятельно перебежать проезжую часть, а «реципиент» должен был при переходе дороги просто умереть в результате сердечного приступа. Сам знаешь, хозяин – барин, а наше дело извозчицкое – куда прикажут, туда и едем…

– Оба приказа были подписаны одним и тем же лицом? – перебил его Вершинин.

– Да. Начальником отдела планирования Васильевым. Причем, виза там стоит только во втором приказе, причем самого Гавриила. Да ты слушай, а не перебивай.

– Ладно-ладно. Извини, – поспешил Левушка. – Продолжай.

– В нашем понятии сдвинуть срок операции вперед, означает, что для сокращения времени необходимо максимально убрать все потенциальные препятствия, могущие как-то этому помешать и задержать сроки ее проведения.

– Понимаю.

– Ну вот. Сбил меня, – укоризненно проворчал Борисов. – На чем я остановился?

– О том, что «клиент» должен был умереть от сердечного приступа, – напомнил Левушка.

– Ах да. Всех кого можно было, мы убрали – бабушек у подъезда, прохожих, могущих ненароком вступить в контакт, в общем, все как положено. И тут на исходе 45-й минуты, а точнее в 7 часов 45 минут 56 секунд появляется неучтенный фактор в лице, а точнее в морде, какого-то щенка, неожиданно вылезшего из кустов.

– Какого еще щенка? – недоуменно вопросил майор.

– Да откуда я знаю?! Кабысдох какой-то. Не суть важно. Опять ты меня перебиваешь.

– Все-все. Больше не буду, – сказал он, делая жест, как будто застегивает рот на «молнию».

– Короче они там болтают о том, о сем, – продолжил Борисов. – Причем ровно две минуты, тютелька в тютельку, мы тут все в панике, потому что летит в тартарары вся программа. При переходе проезжей части опять происходит накладка – девчонка не вырывается из рук, а как клещ вцепляется в батьку. Ну, в общем, так как-то. В результате все идет по первоначальному варианту. И вот теперь мы гадаем. Что из всего этого будет, и чем нам все это грозит. Вот.

– Ясно, задумчиво проговорил Вершинин.

– Кстати, а ты-то почему заинтересовался этим делом?!

– Почти по тем же самым причинам…

– Каким образом? – вскинув густые брови, спросил Дмитрий.

– А вот так. Отдел аналитики на прошлой неделе, как это и положено заказал нам произвести контроль и наблюдение за завершением операции. Им это надо для статистики. Заявку мы приняли и оформили, как и положено. Но контроль и наблюдение, о чем я узнал совершенно случайно, нами проведены не были.

– Почему?! – выпучил глаза Борисов, в крайнем удивлении от такого наглого нарушения трудовой дисциплины.

– Потому что примерно за час до вышеозначенного события, заявка была отменена.

– Они что там, с ума сошли, аналитики хреновы?! – не выдержал лохматый «извозчик».

– Аналитики здесь не причем. Заявку отклонил я, – тихо сказал Левушка.

– Ты?! Правда?! Не верю! – воскликнул Борисов.

– Я и сам в это не могу поверить, да факты убеждают. В журнале регистрации резолюция об отмене сделана моей рукой.

– Но ведь ты же не мог это сделать в здравом рассудке?! – с надеждой вопросил долгогривый.

– Конечно, не мог. Ни в здравом, ни в больном. Заявка отменена в семь пятнадцать, а я на работу прихожу к восьми. В бесплотные духи я не верю, раздваиваться не умею, – невесело закончил он.

– Н-дя, – почесал в затылке лохмач. – Даже и не знаю, что тебе посоветовать. Прям райский детектив какой-то.

– Да уж, – протянул Левушка. А потом будто спохватившись спросил. – А ты Васильеву звонил? Не интересовался, с чем связаны все эти изменения в задании?

– Звонил. Как не звонил?! Первым делом.

– И что? – с надеждой спросил Вершинин.

– А-а, – махнул рукой тот. – Васильев с сегодняшнего дня как раз в отпуске. И коммуникатор у него отключен. Будет через месяц, не раньше.

Помолчали. Каждый думал о своем. Первым нарушил молчание Левушка:

– Ладно, Димон, я тут еще посижу, покумекаю. Возникли кое-какие мыслишки. Спасибо тебе.

– Да не за что. Ты вот что… Ты держи меня в курсе. Мало ли что? Потом может еще посидим, подумаем. Полторы-то головы, все лучше, чем одна! – попытался приободрить друга Борисов.

Шутку Дмитрия Вершинин пропустил мимо ушей, погруженный в свои мысли:

– Ладно, Дим, салют. До встречи.

– Салют.

Экран погас и Левушка опять остался наедине с проблемой, которую он сам для себя и нашел.

– Левушка, ты что тут сидишь?! – неожиданно прозвучал приятный женский голос над ухом.

Тот от неожиданности вздрогнул, и дико озираясь, будто его застали врасплох, за не очень хорошим занятием уставился симпатичную, всю в кудряшках ангелицу, словно впервые видя ее:

– А?! Что?! Что случилось, где?!

– Да нигде ничего не случилось. Просто, говорю, обед. Вон, все уже в столовку потянулись, а ты тут сидишь, как будто не слышишь.

Медленно приходил в себя. Вместе с приходом пришло и узнавание:

– Я, это, Милена… Я не хочу еще. Не проголодался. А-а, ты иди. Не волнуйся за меня, я это… потом перекушу чего-нибудь.

– Ну уж нет, Левушка! Так легко ты от меня не отделаешься! – тряхнула она хорошенькой головкой и продолжила. – Девочки на собрании постановили, чтобы я следила за твоим питанием. А то ты совсем за собой не следишь. Совсем исхудал! Так нельзя!

– Милена! Ну, пойми же меня! Не видишь, я занят?! – уже с откровенной мольбой в голосе проговорил он.

– Левушка! Впереди почти вечность! Успеешь ты еще навозиться со своими формулами! – в свою очередь взмолилась настойчивая сотрудница. – Они никуда не денутся, а обед остынет! Не упрямься же, пойдем, мой плюшевый медвежонок. – Промурлыкала она, презрев Устав и субординацию.

– Женщина! – уже чуть не плача возопил он, закатывая глаза в бессилии перед напором своей подчиненной. – Да оставьте же вы меня, наконец, в покое!

Будь на ее месте кто другая, все бы на этом и закончилось. Но этой другой, как назло, не оказалось. Мало того, Милена уже давно и безнадежно, о чем знали все вокруг, была по уши влюблена в свое руководство, которое сидело сейчас перед ней и выкобенивалось изо всех сил. Руководство уже на протяжении нескольких лет выкобенивалось и упорно не желало замечать ее доселе робких ухаживаний. А она, как на грех, после долгих раздумий и ночных слез в подушку, решилась-таки штурмом овладеть эту проклятущую крепость, причем именно сегодня. Умоляющие нотки в голосе с закатыванием глаз, только раззадорили не в меру активную в своих неуемных желаниях ангелицу. Подскочив сзади, она попыталась взять его под локти и оторвать от табурета. Он взвыл, и его вой моментально перешел в оперное крещендо. Его крылья в беспорядочной суматошности хлопали и стегали ее по лицу, так, что перья полетели и закружились под потолком, как будто лиса из русской народной сказки попала в неохраняемый курятник и устроила там переполох. Однако девчонка не хотела униматься, уже войдя в раж:

– Я все равно накормлю тебя, пупсичек мой! Во что бы то ни стало! – пыхтела она, уже предвкушая свою победу.

Однако «пупсичек» каким-то невероятным финтом выкрутился из стальных объятий голодной тигрицы, вышедшей на охоту, и одним прыжком оказался у противоположной стены.

– Пошла вон! Зараза! Лахудра, мать твою! – что было мочи, заорал он, уже вне себя от накатившей ярости.

Эти грубые слова так не вязавшиеся с данным местом, а еще больше не вязавшиеся с внешностью и характером майора Вершинина, как громом в самое темечко ударили младшего лейтенанта Вахрамееву. Ее маленькие кулачки невольно разжались и полы отдела пополнились еще несколькими упавшими на них перышками майорских крыльев, а глаза вдруг наполнились влагой.

– С-сударь! Д-да вы просто хам! – как-то по-детски нелепо и некрасиво кривя свои губы в плаксивой гримасе, тихо проговорила она. Затем резко развернулась на носках, открыла стеклянную дверь выгородки и уже из-за порога процедила сквозь зубы, четко акцентируя каждый слог:

– Не-на-ви-жу!

При этом волосы у нее на макушке подозрительно сами собой зашевелились. ( Прим. автора. Шевеление волос на макушке, в данной ситуации, прямо указывает на то, что черепная коробка сердящейся на кого-то женщины, явно готовится обзавестись костными образованиями в виде вертикально ориентированных наростов, в быту называемыми – рожки. Поэтому, дорогие мужчины, примите совет: не сердите свою любимую женщину, если не хотите спать с козой. Шутка ).

Опалив напоследок, еще недавно обожаемого начальника испепеляющим взглядом, так саданула дверью, что стекла посыпавшиеся оттуда мелкими льдинками оросили вконец обалдевшего Левушку. В полной прострации от всего произошедшего, он еще постоял в растерянном оцепенении какое-то время, явно не зная, что предпринять в такой ситуации, а потом, будто вспомнив, махнул рукой и опять уселся на крутящийся табурет, возвращаясь к так некстати прерванному делу. «Так, на чем же мы там остановились? – уже окончательно приходя в себя, проговорил он, – А остановились мы на втором стоп-кадре». И действительно, второй стоп-кадр, на котором были запечатлены лежащая на асфальте девчушка и толпа сочувствующих ей граждан, собравшаяся вокруг нее. Кадр был не менее загадочным, чем предыдущий. В нем не было ничего примечательного, за исключением двух коротких надписей. Метка курсора, наложенная на типчика в белом костюме, точно также как и та, что была наложена на лобовое стекло автомобиля, отказывалась выдавать идентификационные параметры его тела. Вторая надпись, раскрывающая температуру локальной среды по отношению к окружающей, тоже была связана с «белокостюмным», прямо указывая на него, как на эпицентр ее понижения. Левушка в глубокой задумчивости потер лицо. Умственных способностей даже рядового ангела хватило бы для понимания того, что именно этот «типчик» является ключевым игроком во всем произошедшем. Уставив локти на стол, и обхватив руками опущенную голову, Левушка погрузился в невеселые размышления. Но видимо трепка заданная ему влюбленной фурией все же возымела действие и стимулировала активность его мозговых извилин. Ему вдруг пришла в голову оригинальная мысль: «А что, если перестать просматривать в который уже раз сделанную запись, а зайти в то же самое время и место и заново его отсканировать?» Не откладывая задуманное в долгий ящик, включил ПВ-сканер и быстро набрал уже запомнившиеся место и время события, не забыв предварительно включить запись. А дальше начиналось настоящее сумасшествие. С первых же кадров началось разительное отличие от того, что было записано первоначально. Во-первых, дойдя до края тротуара и собираясь переходить дорогу, девчушка не стала вцепляться в руку отца, а вырвалась и вприпрыжку пустилась на противоположную сторону, куда благополучно и прибыла, помахав оттуда отцу ручонкой. Во-вторых, переходя вслед за дочерью проезжую часть, дойдя до ее середины, Захар, неловко запнувшись, начал медленно оседать на дорогу, где и остался лежать, не подавая признаков жизни. Левушка не стал выключать запись, а дождался не только, пока соберется толпа сердобольствующих, но и пока не приехала «скорая». Никаких беспилотных «джипов», ни типа в белом даже и близко не наблюдалось. Температура локальной и окружающей среды были идентичны. Майор ангельской службы Лев Михайлович Вершинин, петербургский интеллигент в четвертом поколении никогда не курил. Даже не пробовал. В их семье эта пагубная привычка не культивировалась. Не стал он курильщиков и в Раю, где курение хоть и не запрещалось напрямую, но стояло в ряду чего-то ужасно неприличного. Сейчас же, сидя на вертящемся табурете, спиной к разбитой двери с торчащими осколками стекла и смотря безотрывно в тубус бинокуляра, он поймал себя на мысли, что ничего на свете не желает в этот момент, кроме как затянуться длинным затягом какой-нибудь папиросой с табаком позабористей. Выключил аппаратуру. Посидел, подумал. Опять включил и снова набрал координаты случившегося. Опять поставил в режим непрерывной широкоугольной записи. Сюжет с отсутствием, как он назвал про себя «сладкой парочки» из «джипа» и инкогнито в белом, повторился. Левушка не был ленивым ни в той, ни в этой жизни. Он повторил этот эксперимент и в третий, и в четвертый, и в девятый раз. Он уже хотел было прекратить «издевательство» над техникой слежения, но для ровного счета все же решил повторить это действо в десятый – последний раз. И тут его поджидал еще один сюрприз. На этот раз девочка опять с силой вцепилась в папину руку. А вот появление «джипа» Левушка приметил, когда тот еще поворачивал из-за угла. Но он никак не походил на первоначальный. Тот был черным сплошь хромированным «крузаком» с тонированными стеклами. Этот же был серым «туарегом» о чем свидетельствовала надпись на решетке радиатора. И стекла у него были вполне прозрачными. Вершинин навел на него курсор, ставя метку. Тут же высветилась информация. За рулем сидел, а точнее лежал, пьяный «в дымину» детина геркулесовского телосложения, 85-го года рождения с ничего не говорящими именем и фамилией. Захар также споткнулся на ровном месте и «умер» за две с половиной секунды до столкновения. А вот типа в белом костюме не было, как не было и температурной аномалии. Опять пришлось заново «насиловать» технику. Обед уже давно кончился. В отдел вернулись и заняли свои рабочие места сотрудники. Пришла, что-то ворчащая себе под нос уборщица, шумно сгребая веником в ведро осколки битого стекла. Левушка, занятый разгадыванием головоломки, ничего этого не замечал, как не замечал и укоризненных женских взглядов в свою спину, наверняка уже введенных в курс дела, одной своей незадачливой товаркой. Он уже сам не помнил, какой по счету проводил эксперимент. Все он повторяли результат десятого. Так, ни в чем и не разобравшись, он и заканчивал этот бесконечно утомительный рабочий день. Подспудно чувствуя, что стал невольным участником то ли неумного розыгрыша, то ли дурной «детективщины», захотел с кому-нибудь выговориться. Заозирался по отделу. Кандидатов на «жилетку для плача» не находилось. Тяжко вздохнув, решил, что лучшей кандидатуры, чем непосредственное начальство, для этого не найти. Начальство находилось в творческом отпуске. Еще раз вздохнув, достал из поясной сумки коммуникатор и набрал номер начальника службы наблюдения и контроля – полковника Герарда Петровича Тацита. Прошло не меньше десяти гудков прежде чем на том конце раздался приятный баритон:

 

– Слушаю тебя, Левушка.

– Salvete , Герард Петрович. Прошу меня великодушно простить, если я оторвал вас от высоких размышлений, – начал оправдывающимся голосом лепетать он.

– Пустое, Левушка, – отмахнулся полковник. – Ни от каких таких высоких дум ты меня не отрывал. Петрушку я сажал в огороде, поэтому долго не подходил к комтору, – пояснил он свою неспешность.

– Ой, как хорошо, – тут же обрадовался заместитель.

– А что случилось?! – заинтересованно произнес Петрович. – Я тебя знаю не первый год, ты не станешь среди ночи будить жителей первого этажа, когда на третьем, вовсю полыхает пожар.

– Гмм, верно, – согласился он с шефом, хотя ей Богу не подозревал за собой таких качеств.

– Ну, вот о чем я и говорю. Так, что говоришь, там у вас стряслось то?

– Видите ли, Герард Петрович, мне срочным образом необходимо с вами посоветоваться. Я либо стал объектом невероятной мистификации, либо летят в тартарары все основы темпорологии.

– Так-то уж и в тартарары?! – удивился шеф.

– Да-да, именно так!

– Раз уж основы рушатся, значит – дело серьезно. Сможешь сейчас после работы?

– Конечно смогу.

– Вот и отлично. Жду тебя через полчаса. Я пока кофе поставлю. Prior conventus , – сказал на том конце Петрович и отключился.

IX

Размышляя о Городе и его архитектуре, нанизывая свои мысли, словно бусины на ланку, Захария и не заметил, как оказался на улице Красных Зорь, где и находилась его холостяцкая, как он сам не раз публично признавался, «берлога». Она представляла из себя сравнительно небольшой – в два этажа домик, угнездившийся в глубине скромного палисадника, с восемью комнатами, и маленькой терраской на втором этаже. Учитывая его положение в местной ангельской иерархии и финансовые возможности, жилье действительно было довольно скромным и непритязательным. «Умный» дом, настроенный на биотоки хозяина, «завидев» его еще на подъезде, заботливо распахнул свои ворота, пропуская «шестерку» внутрь палисада. Машину загонять в гараж не стал. Поленился. Достал «барсетку» с заднего сиденья, вышел из авто и разминая затекшие от почти трехчасовой езды ноги и шею, оглядел свое нехитрое обиталище. «Дом, милый дом. Кажется, так принято говорить в бытовых забугорных сериалах» – с усмешкой подумал он, поднимаясь на невысокое крылечко. Потоптавшись нерешительно на крыльце, привычным жестом отжал ручку входной двери книзу. Замков, где бы те не находились, «райанцы» абсолютно не признавали и не устанавливали ни в домах, ни в учреждениях. Прошел в прихожую, где датчик «присутствия» автоматически зажег свет. Откуда-то сверху доносился невнятный гул. Прислушался. Гул не прекращался и был похож на звук работающего пылесоса. Он уже догадывался, кто бы это мог быть, поэтому ничуть не спеша разулся, и блаженно на ходу разминая пальцы ног, стал подниматься по узкой и скрипучей винтовой лесенке на второй этаж. Шум от работающего пылесоса заглушал его нисколько не тихие шаги, поэтому стоявшая к нему спиной и орудующая в комнатных закоулках длинной трубкой на гофрированном шланге, пожилая женщина никак не отреагировала на его появление. Пришлось кашлянуть, чтобы обратить на себя внимание. Маленькая сухонькая женщина, в повязанном на «пиратский» манер ситцевом белом платочке, по-старчески неторопливо обернулась на посторонний звук. Какое-то мгновенье в ее бесцветных от старости глаз плавало недоумение, но потом ее глаза как-то разом засветились от неподдельного счастья и она уронив на пол хобот пылесоса всплеснула руками:

– Ох-ти ж мне старой! Никак Захарушка наш домой возвернулся, а я то и не малтаю хтой-то там у заплота шуробит ! – с этими словами она обняла своими сухими старушечьими руками его торс и приникла головой к его груди.

– Здравствуй, баба Луша! Здравствуй, моя дорогая! – с комом в горле от нахлынувших чувств, проговорил он, крепко обнимая, в свою очередь, худенькие плечики старушки.

Это была бабка Лукерья, не то домработница по найму, не то добрый друг и ангел-хранитель. Должны же и у ангелов быть свои охранители?!

Бабка Лукерья попала сюда в середине XV века по земному счету времени. Жила она тогда в сельце, что находилось в Ростовском пока еще княжестве, и была она великая травница и на всю округу славилась своим знахарским умением, беззлобным характером и готовностью помочь в любое время. То роды тяжелые надо принять – бегут к ней, то избавить от огневицы – опять без нее никак, а уж кровь затворить, али боль унять зубную – это уж как пить. Жила она одиноко в убогой избенке, почти что землянке, на краю села. Всей живности во дворе – петушок да козочка. Петушка селяне часто брали взаймы на «развод», уж больно шустрым он был по этой части, а коза давала жирное до желтизны молоко и шерсть, из которой бабка вязала копытцы (носки), которые с большой охотой разбирали односельчане. Ну и лечила, само собой всякого кто ни попросит. Денег за леченье, отродясь не брала, ибо как считала сие греховным делом, а если благодарные исцелившиеся одаривали ее чем ни то, лапотиной какой или съестным чем, то николи не отказывалась. Так и жила, сама точно не ведая который десяток лет топчет землю. Так бы и жила, в назначенный ей час, отойдя к Богу, смиренно предавая в руцы его свою душу, если бы не «залом». Серпень (август) в тот год выдался особенно жарким. Давно такого не было. Подошло время убирать рожь с поля. Нужно было торопиться управиться к Успенью Божьей матери, ибо она не любила «перестаивать» и грозила вот-вот начать осыпаться. А тут, как на грех, выйдя утром на зорьке всем селом убирать урожай, сельчане, еще не приступив к делу, обнаружили у самой кромки поля «залом». Чья-то неведомая злая рука скрутила пучок колосьев и завязала его в узел. Ужас и отчаяние охватил жителей села, ведь не иначе как сам Нечистый приложил с сему свою грязную лапу, а следовательно место сие стало прОклятым и жатву начинать никак было нельзя. Бабы выли в голос, вцепясь в раскосмаченные головы, царапали себе лица в кровь, плакали тоненькими, голосами детишки, угрюмо и обреченно супились мужики. Позвали местного батюшку, чтобы тот «отчитал» проклятье и развязал узел со молитвою на устах. Но батюшка наотрез отказался от этого, как его не просили всем селом стоя на коленях. Наконец смилостивившись он заявил, что все это дело рук самого Диавола, верной рабыней которого является ни кто иной как бабка Лукерья. «И не будет вам ни всходу, ни умолоту докель не поглотит геенна огненная богопротивную диаволову дщерь» – воздевая распятие заявил он. Неизвестно что тому было первопричиной, то ли недалекость ума сельского священника, то ли банальная зависть, а только жители села, недолго думая, двинулись всем табором к убогому жилью старухи. Завидев грозно надвигающуюся и тяжело дышащую от внезапно проснувшейся злобы толпу, бабка стала причитать и увещевать, как могла еще недавно таких добрых соседей. Но ее увещевания ни к чему не привели. Это она быстро поняла, увидев уверенно и неумолимо сжимающие руки, откуда-то уже взявшие колья. Она юркнула в избенку, наивно надеясь отсидеться там до вразумленья Господня односельчан. Только ее бегство еще больше раззадорило посельцев. В небе ни тучки, ни ветерка. Жара и сушь. А сзади подначивающий голос батюшки: «Огнем! Огнем ея, окаянную! Тем себя спасете и ея такоже!» Врываться не стали, а дружно навалились, подпирая кольями дверь и ставню подслеповатого оконца. Чиркнули кресалом, раздувая огонь. Даже глупый человек может иногда мыслить рационально, толпа, тем более доведенная до исступления этого лишена. Им бы самим помыслить над опасностью подобного вида расправы в такую-то погоду. Ан, нет. Весело и бодро разгорелся огонь, пожирая ветхое жилье несчастной знахарки. Словно порох вспыхнула крыша, покрытая сухой соломой. Дурным голосом орала бабка, мечась по своей хатенке, сгорая заживо. Но даже в своем предсмертном крике не прокляла она своих мучителей. И тут, не ждали, не гадали, откуда-то появился ветер. Да еще какой! Не иначе сам Сатана решил отомстить за свою верную рабыню. Раздуваемые ветром пучки соломы полетели на такие же соломенные крыши соседних изб. Жители кинулись спасать свои домишки. Но куда там! Не прошло и получаса, как горело уже все село. Батюшка, не умом, а скорее другим местом, почуял, что дело приняло совсем не тот оборот на который он рассчитывал, а потому встав на карачки и оттопырив немалый свой зад, хотел было уползти и спрятаться среди лопухов. Но кто-то из метущихся по горящему селу заметил незадачливого священника и осознав кто тут главный виновник всех бед, указал на него. Дикая ярость затопила разум людской. К нему тут же подскочили, и схватив за руки и за ноги, предварительно раскачав бросили в один из костров. Дикий, поросячий визг батюшки на миг огласивший окрестности начался и быстро осекся. На том все и закончилось. Что случилось с жителями того села, в данном случае уже не так важно. Умерли ли они с голоду, разбежались ли кто куда, знает только Господь. Знает, но не скажет. Ирония судьбы заключается в том, что и бабка Луша, и церковный служитель, вроде бы и одинаково закончили свой жизненный путь, приняв мученическую кончину, а вот, поди ж ты, старуха очутилась здесь, а батюшка так и пропал не вестимо где. Так-то вот. Все это разом вспомнил Захария, когда обнимал шмыгающую носом и уткнувшуюся ему в грудь старушку.