Процесс становления организма продолжается до тех пор, пока в ходе своего дрейфа под воздействием силы гравитации он не достигнет полюса гравитации. Тогда становление прекращается, наступает гибель организма, а на освободившемся в матрице месте начинается становление нового организма. Так матрица не просто порождает один организм за другим, а каждый раз порождает один и тот же организм28.
При этом если матрица пребывает в состоянии неизменного настоящего, то есть, фактически, вечности, то становление происходит во времени29. Субъективно время воспринимается организмом как смена внутренних состояний, объективно же является дрейфом составляющего организм вещества к полюсу гравитации.
Разумеется, следует иметь в виду, что процесс этот происходит не только на уровне индивидов, но на всех уровнях энергетической пирамиды, начиная с субатомных частиц и заканчивая универсумом в целом. В результате каждая живая система, включая и универсум, переживает периоды своего возникновения, становления и гибели. А это значит, что все входящие в универсум живые системы пребывают в состоянии постоянного изменения, обеспечивая тем самым изменение условий существования для живых систем более низких уровней. Отсюда и мутации, которые приводят к изменению морфологии организмов и появлению новых видов.
Иначе говоря, в отличие от теории эволюции, которая объясняет существующую в природе изменчивость биологических видов случайными мутациями, мы получили схему, в которой мутации являются целенаправленными. Их целенаправленность обеспечивается общей для универсума программой становления, в которую программы становления всех входящих в универсум живых систем являются составными частями этой единой программы30.
Из сказанного также следует, что все включенные в универсум организмы были сформированы не в результате естественного отбора, длившегося сотни миллионов лет, как это трактует теория эволюции, а сразу, в один момент, со всеми своими морфологическими признаками и программами изменчивости, обеспеченными единым для универсума генетическим кодом31.
Таким образом, подводя предварительные итоги, можно сказать, что модель вселенной, в которой человек мог появиться как один из организмов, нами построена. В основу ее легло предположение о некой единой силе, образующей и организующей структуру мироздания. Предположить ее существование нас побудила согласованность между собой всех явлений и строгая их иерархия. Что же касается источника этой силы, который мы назвали Абсолютом, то он остается для нас полностью закрытым32. Если о характере исходящей от Абсолюта силы мы еще можем судить по ее воздействию на природу, то сам Абсолют, предшествуя и природе, и силе, находится вне пределов всего существующего, и, значит, не может быть осмыслен посредством присущих существующему понятий33. В этом смысле, в построении его модели мы достигли предела возможного, и теперь нам остается только понять, как в эту модель вписывается человек с его языком, письменностью, моралью и социальной организацией общества.
Загадка человека
1
Когда ученики великого Платона попросили его ответить на вопрос, что такое человек, он сказал: «Человек есть животное на двух ногах, лишённое перьев». А когда Диоген, ощипав петуха, стал утверждать, что это и есть платоновский человек, добавил: «И с плоскими ногтями». С тех пор попыток дать определение человеку было множество. Аристотель называл его «разумным животным», Б. Франклин – животным, создающим орудия труда, Ф. Ницше – «больным животным», М. Шелер – «неудовлетворенным животным». Д. Локк полагал, что люди поступают хорошо потому, что это естественно для разумных существ, а Т. Гоббс – что для людей естественно быть эгоистами и стремиться к удовлетворению своих потребностей. Христианство считает человека образом и подобием Бога, а согласно философии жизни человек – это несостоявшееся животное», из-за своей биологической неполноценности обреченное на поиск «противоестественных» способов существования. Причина такой разноголосицы заключается в том, что не удается выделить самую главную, сущностную черту человека.
Чаще всего эту сущностную черту мы ищем, сравнивая человека с животными. Но здесь мы с удивлением обнаруживаем, что никакой разницы между ними нет. Как и человек, высшие животные испытывают чувство гнева, радости, горя, тоски, вины. Им свойственно мышление, забота о потомстве, взаимовыручка, чувство справедливости, даже способность понимать слова. Они могут ходить на задних конечностях (хоть и опираясь при этом на руки) и использовать, в качестве простейших орудий, находящиеся под рукой предметы. Да и в сугубо биологическом плане человек ничем не отличается ни от обезьян, ни от других животных. Он относится к классу млекопитающих, к отряду приматов, а его генетический материал на 99 % совпадает с генетическим материалом шимпанзе. Правда, в качестве признаков, отличающих человека от животного, называют большой объем мозга, прямохождение, развитую ладонь и отсутствие волосяного покрова, но они не являются сущностными. Все вышеперечисленные признаки – видовые и присущи человеку так же, как иным животным клыки и когти.
Но вот чем человек действительно отличается от других живых существ, так это тем, что он может создавать вокруг себя культурную среду. И я думаю, что мы смогли бы найти сущностный признак человека, если бы нам удалось понять, что в человеке есть такое, что позволяет ему эту культурную среду создавать. Известны инструменты, посредством которых человек ее создавал. Это членораздельная речь, письменность и мораль. Но это именно инструменты, а не качества, поскольку они не являются врожденными, а приобретаются человеком в процессе воспитания. Ведь человек, рождаясь, не умеет ни разговаривать, ни читать, ни писать, не знает правил поведения в обществе. Все эти навыки ему передает учитель. Так происходит из поколения в поколение, начиная с самых древних времен. То есть правило, исключения из которого нам не известны, говорит о том, что у человека, чтобы он мог стать человеком, должен быть учитель. И здесь возникает естественный вопрос: как приобрел эти навыки первый человек? Ответ на него и даст нам сущностное отличие человека от животного.
Правда, здесь возникает соблазн опять все свалить на инопланетян. В самом деле, если человеку, чтобы научиться говорить, читать и писать, нужен учитель, то кем мог быть первый учитель, если не инопланетянином? Сразу вспоминаются какие-нибудь «великие ануннаки», которые прилетели на Землю с планеты Нибиру 450 тысяч лет назад, во время второго ледникового периода. Беда только в том, что такое решение загадки человека не решает проблему. Потому что сразу же возникает следующий вопрос: а кто научил читать и писать ануннаков? Поэтому, так или иначе, но искать естественную причину возникновения у первого человека культурных навыков все равно придется. И начнем мы с того, что обратим внимание на возникшее в ходе нашего построения противоречие: с одной стороны, мы пришли к выводу, что мир представляет собой состоящее из матриц энергетическое поле, а с другой – воспринимаем мы его в виде расположенных в пространстве материальных объектов. Значит, либо наша модель целиком ошибочна, и тогда нам придется от нее отказаться. Либо присущее человеку образное восприятие искажает реальность. Посмотрим, не так ли это на самом деле.
2
Рассмотрим для этой цели, как работает механизм нашего восприятия. И поскольку свыше 90% получаемой нами информации приходится на зрение, в первую очередь проследим, как действует механизм формирования зрительного образа. Начнем с того, что восприятие мира в формах возможно лишь постольку, поскольку возможно восприятие цветов в их раздельности. В самом деле, чтобы обозначить границу между двумя предметами, надо иметь, по крайней мере, два цвета, в которые эти предметы были бы окрашены. Если бы мир был окрашен в один цвет, воспринимать его мы бы не смогли. Ведь даже если мы видим предметы просто черно-белыми, они все равно имеют оттенки, позволяющие глазу отличать их друг от друга.
Итак, допустим, мы имеем границу между двумя цветовыми полями. Но для начала видения одной границы между цветовыми полями мало: она представляет собой линию, которая уходит в бесконечность и не может дать определенность, необходимую для создания формы. Такую определенность может дать только некий простейший объект, который являлся бы первым актом восприятия и с которого мозг мог бы начать строительство формы. Таким простейшим объектом может быть только точка, потому что проще точки ничего не бывает.
Однако, поскольку точка не имеет размеров, сама по себе она воспринимаема быть не может: точка может быть образована только в результате пересечения двух линий (см. рис. 2). Поэтому, чтобы точка была воспринимаема зрением, необходимо как минимум три цвета: два граничащих цвета дадут линию, протяженную в обе стороны до бесконечности, а третий цвет – ограничит эту линию другой линией.
Но для формирования образа точки тоже недостаточно. Поскольку точка, как известно, длительности не имеет, сколько бы точек мы ни складывали, в итоге, кроме точки, все равно ничего не получится. Поэтому, чтобы возник образ, мозг должен сначала из совокупности точек создать форму и только потом уже из совокупности форм, как из кирпичей, выстроить образ. Причем, если учесть, что человеческий мозг работает по принципу экономии энергии, форма эта должна быть простейшей, то есть для ее создания мозг должен ограничиваться минимально необходимой информацией. Такой простейшей формой может быть только треугольник, поскольку, чтобы его увидеть, выделив из окружающего фона, мозг должен получить от зрения информацию всего о трех точках. Посмотрим, как на основании информации о трех точках мозг формирует треугольник.
Возьмем три произвольно расположенные точки, каждая из которых ограничена тремя цветовыми полями (см. рис. 3). Обратим внимание, что все они существуют самостоятельно и ничем друг с другом не связаны. Чтобы мозг мог объединить их в нечто единое, нужно, чтобы все они имели между собой что-то общее, что-то их объединяющее. Мы видим, что разделяют точки друг от друга цветовые поля. Пока каждая точка имеет по три ограничивающих ее поля, все они остаются полностью автономными. Значит, чтобы объединить эти три точки в треугольник, нужно цветовые поля всех трех точек организовать таким образом, чтобы каждая из них имела только по два своих поля, третье же было бы для них общим. Тогда возникшие между граничащими цветовыми полями линии и образуют искомый треугольник.
Нетрудно сосчитать, что в этом случае, если каждая из трех точек будет иметь только по два своих поля, а третье поле у них будет одно на всех, – количество ограничивающих точки цветовых полей в сумме будет равно семи. Вот это и есть тот цветовой спектр, который воспринимается нашим зрением. Но каждая точка, как мы выяснили, имеет по три цветовых поля, а три точки в сумме будут иметь их уже девять. Куда же делись два цветовых поля?
Ответ может быть только один: мозг в целях придания восприятиям формы просто «жертвует» их частью. Он как бы «делает вид», что этих цветовых полей не существует, отправляя их в область невоспринимаемого. Из этого следует, что органами чувств человек воспринимает не семь, а девять цветов спектра, и тот факт, что человеческий мозг воспринимает лишь семь из них, говорит о том, что именно здесь и заложена причина искажения реальности. Разумеется, не надо думать, что эти треугольники можно увидеть глазами, – ведь их бесконечное множество, а построение из них образов происходит на уровне подсознания34. Нужно только понять, какой механизм использует подсознание для формирования зрительного образа.
И здесь есть смысл обратить внимание на одно примечательное совпадение, которое просто бросается в глаза: число цветовых полей, поступающих на сетчатку глаза, соответствует ряду натуральных чисел от «1» до «9». Причем семь из них соответствует числу полей видимого спектра, а два – его невидимой части. При этом количество звуков музыкального лада тоже равно семи, а в соответствии с так называемой стереохимической теорией числу «7» соответствует также и количество основных запахов. Не исключено, что и с осязанием, и вкусом мозг производит ту же операцию формообразования с той лишь разницей, что они не дифференцированы сознанием в такой же степени, как зрение и слух. И это не удивительно, поскольку все, что мы видим, слышим и ощущаем, представляет собой один и тот же энергетический континуум, силовое поле, которое воспринимается зрением как цвет, слухом – как звук, а осязанием – как вещество35.
Правда, кроме первых девяти чисел натурального ряда, существует еще числа от «10» и выше, но ведь «11», «12», «264», «12142» – это, фактически, тот же ряд простых чисел, те же «1», «2», «3», «4» и т.д., только составленные из других простых чисел. Так, число «10» состоит из «1» и «0», потому что 10=1+0=1; число «11» – из «1» и «1» (11=1+1=2); число «12» – из «1» и «2» (12=1+2=3) и т.д.:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9,.......................................………………..
10(1), 11(2), 12(3), 13(4), 14(5), 15(6), 16(7), 17(8), 18(9),.....
19(1), 20(2), 21(3), 22(4), 23(5), 24(6), 25(7), 26(8), 27(9),.....
28(1),...................................................…………………………
..............................................…………………………99(9),.....
100(1), 101(2), 102(3),....................................…………………
.............................................…………………………999(9),....
1234(1), 1235(2), 1236(3), и т.д.
То есть получается, что изменение свойств членов ряда натуральных чисел происходит только до числа «9», а дальше они начинают периодически повторяться в других сочетаниях. Значит ли это, что ряд натуральных чисел как-то связан с нашей способностью различать цвета и звуки или же его совпадение с числом воспринимаемых нами цветовых полей простая случайность? Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим еще одно примечательное совпадение.
Оказывается, если проанализировать с этой точки зрения периодическую систему элементов Менделеева, то выяснится, что изменение свойств некоторых элементов в соответствии с увеличением заряда ядра атома на одну единицу, тоже происходят до числа «9». А дальше они начинают периодически повторяться. Так, свойства магния, имеющего порядковый номер 12 (1+2=3), повторяют свойства цинка – порядковый номер 30 (3+0=3), а заодно и кадмия – 48 (4+8=12=1+2=3). Свойства аргона 18 (1+8=9) повторяют свойства криптона 36 (3+6=9) и ксенона 54 (5+4=9). Аналогично повторяются свойства в цепочке элементов – сера, селен, теллур, имеющих порядковые номера, соответственно, – 16 (1+6=7), 34 (3+4=7) и 52 (5+2=7), а также калий, рубидий, цезий – 19, 37, 55, кальций, стронций, барий – 20, 38, 56. Это уже не случайность. Это закономерность и весьма многозначительная. Она говорит о том, что между механизмом нашего восприятия, рядом натуральных чисел и строением вещества существует какая-то связь.
А чтобы понять, что это за связь, надо вернуться к Кругу Универсума Николая Кузанского и пронумеровать по порядку его ячейки (см. рис. 4). Мы увидим, что ряд натуральных чисел точно вписывается в структуру Круга36 и, значит, не является уходящей в бесконечность последовательностью, а представляет собой структуру, соответствующую структуре Круга. Здесь число 40, будучи преобразованным в четверку, совпадает со структурной единицей Круга, состоящей из круга со вписанными в него тремя окружностями, а единица эта, в свою очередь, содержит в себе весь ряд натуральных чисел37.
Однако, с другой стороны, Круг Универсума является у нас моделью энергетической вселенной и значит, энергетическая структура вселенной тоже соответствует структуре числа. Это позволяет понять, почему отдельные элементы периодической системы имеют сходные свойства при разных значениях заряда ядра атома: видимо, простое число, к которому сводится значение зарядов ядер атомов, обозначает порядок, в соответствии с которым выстроена структура того или иного элемента. И если значения зарядов ядер атомов нескольких элементов сводятся к одному и тому же простому числу, это свидетельствует о том, что эти элементы обладают одинаковой структурой.
Что же касается связи ряда натуральных чисел с механизмом нашего восприятия, то она заключается в том порядке, в соответствии с которым мозг выстраивает треугольники, чтобы получить зрительный образ: первые девять чисел соответствуют алгоритму построения из ощущений треугольника, а числа от десяти и выше – алгоритму построения из треугольников зрительного образа. Причем алгоритм построения из треугольников образа тот же, что и алгоритм построения треугольника из цветовых полей: три элемента составляют четвертый (как три цвета – точку); потом три новых элемента составляют следующий (три точки – треугольник), в который входит уже девять первоначальных элементов; потом объединяются три фигуры, состоящие из 27 элементов. И т.д. В итоге вся форма оказывается структурирована таким образом, что каждая ее часть одновременно и включает в себя три элемента, и сама является частью целого, включающего три элемента.
Если же теперь задаться вопросом, в какой степени образное восприятие отражает реальность, то надо учесть, что образ создается не только посредством числа, но и линией: линия создает форму, число выстраивает из совокупности форм структуру образа. И хотя число и отражает реальность, но линия ее искажает. А это значит, что человек воспринимает не столько реальность, как таковую, сколько метафору реальности, которая формируется в мозге и проявляется через образ38.
Между тем, и структура вселенной, и структура образа отражены в Круге Универсума совершенно одинаково. Другими словами, мозг, при создании образа, использует тот же самый алгоритм, что и расталкивающая сила при создании энергетической структуры универсума, и алгоритмом этим является число39! Этот чрезвычайно важный вывод говорит о существовании какой-то связи между деятельностью мозга, создающего образ, и деятельностью расталкивающей силы, создающей вселенную. Возможно, мы сумеем понять, в чем эта связь заключается, если выясним, какие процессы при формировании образа происходят в человеческом мозге. Но прежде нам надо разобраться, зачем мозгу вообще потребовалось образное восприятие. Ведь оно искажает реальность, а значит, уменьшает шансы человека на выживание в условиях конкурентной борьбы за существование.
3
Я думаю, что образное восприятие потребовалось человеку, чтобы у него могла работать память. В самом деле, нетрудно заметить, что запомнить голое ощущение без сопровождающего его образа невозможно. Если провести мысленный эксперимент и попытаться припомнить чувство радости или чувство боли, которое мы когда-либо испытывали в жизни, очень скоро мы обнаружим, что ищем в памяти не чувство как таковое, а стараемся восстановить подробности события, которое к нему привело. Происходит это, видимо, оттого, что для запоминания чистого ощущения организму требуется энергии больше, чем для запоминания образа. Поэтому в целях экономии общей энергетики организма, мозг производит операцию оформления ощущений, то есть придания ощущениям формы. Эти запечатленные памятью ощущения и превращаются в восприятия, которые отличаются от ощущений тем, что являются ощущениями предметными, обретшими форму.
В то же время память организма, живущего в условиях естественной природы, – это память физиологическая, существующая в форме рефлексов. Это подтверждается множеством экспериментов, которые свидетельствуют, что любое животное в своих действиях руководствуется сугубо биологической мотивацией и никогда не выходит за рамки инстинктов. Мотивация же определяется либо наследственными видовыми программами (безусловным рефлексом), либо непосредственным личным опытом (условным рефлексом), но всегда только рефлексом. То есть любой природный организм является фактически своеобразным биологическим механизмом, и его действия всегда строго обусловлены сугубо биологическими потребностями.
Но если живое существо не обладает человеческой, то есть психологической памятью, то и потребности в образном восприятии у него нет. Чтобы могла работать память физиологическая, операцию придания ощущениям формы производить не требуется, достаточно одних ощущений. Поэтому мозг организма, живущего в естественных условиях, не тратит время на создание образов, а через спинной мозг направляет получаемый от органов чувств сигнал непосредственно в мышцы для их мгновенного и безошибочного реагирования.
4
Чтобы понять, в результате каких процессов у человека могла возникнуть психологическая память, надо рассмотреть, как функционируют в универсуме природные организмы и чем они отличаются от функционирующего в универсуме человека. Замечу, что отныне все организмы, пребывающие в условиях естественной природы, я для краткости буду называть «простыми». Под эту категорию подпадают большинство известных нам организмов, а исключение составляют только человек и прирученные им животные.
Итак, любой простой организм, который получил развитие в ходе эволюции, приобретает комплекс рефлексов, позволяющих ему реагировать на внешние раздражители инстинктивно и безошибочно. Он как бы заранее, на физиологическом уровне «знает», как ему следует поступать в том или ином случае. При этом его нервная система работает таким образом, что шансы оцениваются мгновенно, решение принимается без обдумывания и действия, в соответствии с конкретной ситуацией, предпринимаются оптимальные.
Схему деятельности такого организма я представляю себе следующим образом. Каждый характерный для данной среды раздражитель воспринимается его органами чувств в виде общей и нераздельной комбинации ощущений. Эта комбинация ощущений, если представить ее графически, является векторной суммой всех соответствующих данному раздражителю ощущений и может быть направлена к одному из двух физиологических центров – либо к центру боли, либо к центру физиологического равновесия (см. рис. 5). Одновременно общая и нераздельная комбинация ощущений вызывает столь же общую и нераздельную реакцию организма. Если комбинация ощущений направлена к центру боли, она вызывает реакцию страха, а если к центру физиологического равновесия – реакцию наслаждения.
Всякий простой организм стремится достичь состояния равновесия через наслаждение и избежать боли, к которой ведет страх. Допустим, организм получил от окружающей среды информацию о ситуации «А» в виде определенной комбинации ощущений, направленной к центру боли и вызвавшей реакцию страха. Это значит, что для достижения в данной ситуации центра физиологического равновесия ему необходимо действовать в соответствии со схемой, скажем, «Б» (см. рис. 6). В противном же случае, оставаясь в ситуации «А» и далее, он рискует приблизиться через возрастающую реакцию страха к центру боли. Причем, сколько бы ни повторялась ситуация «А», он никогда не предпочтет другую схему поведения – «В», «Г» или «Д», а всегда будет поступать только в соответствии со схемой «Б». Только этот путь, как ему подсказывает рефлекс, приведет его через реакцию наслаждения к центру физиологического равновесия. Другой – уведет к боли и смерти.
Но так происходит только до тех пор, пока среда обитания остается привычной, что и обеспечивает организму, живущему в данной среде, гарантию выживаемости. Но вот окружающая среда начинает меняться. Теперь в ситуации «А», чтобы достигнуть центра физиологического равновесия, нужно поступать уже не в соответствии с привычной схемой «Б», а выбрать новую схему поведения, допустим «В» или «Г» (см. рис. 7). Но организм физиологически «помнит», что путь «В» или «Г» в ситуации «А» ведет к центру боли, и испытывает реакцию страха. Поэтому он продолжает следовать схеме «Б», не понимая, что в изменившихся условиях она может привести его только к гибели.
В дальнейшем возможны два варианта. Первый – если организм, вопреки новой ситуации, будет продолжать действовать по старой схеме. Такой организм подлежит вымиранию. Второй – если организм, в результате мутации, «выбирает» новую схему поведения. В этом случае появляется новый организм, приспособленный к новой среде обитания. Но есть, видимо, еще и третий вариант, когда организм, сам оставаясь неизменным, создает себе искусственную среду обитания, отличную от окружающей, естественной среды. Этот третий вариант, судя по всему, и есть наш, человеческий. В начале времен создание искусственной среды обитания обеспечивалось изготовлением примитивных орудий, утеплением тела, добыванием огня.
Из приведенной схемы видно, что способ существования простого организма зависит от среды его обитания. В соответствии с особенностями этой среды он и вырабатывает тот комплекс рефлексов, который позволяет ему выживать в привычных для него условиях. Причем объективно следование этим рефлексам направлено на поддержание общего баланса среды. Поэтому если рассматривать каждый природный ареал как самостоятельный организм, то можно сказать, что функционирующий в данном ареале простой организм выполняет фактически роль функционирующего в организме органа. Напротив, человек, создавая себе искусственную среду обитания, становится в той или иной степени независимым от естественной, природной среды. А это значит, что участия в поддержании общего баланса он не принимает и функционирующим органом природной среды не является. Таким образом, мы можем предположить, что человек выделился из животного мира именно благодаря обретению независимости от среды обитания.
5
Понятно, что такой кардинальный поворот от простого организма к организму, способному создавать искусственную среду обитания, не мог не привести к возникновению качеств, которыми простые организмы не обладают. И в первую очередь, памяти.
Как мы выяснили, состояние максимальной жизненности простой организм испытывает в центре физиологического равновесия. Но, чтобы учесть степень зависимости простого организма от среды обитания, мы должны установить, что, кроме центра физиологического равновесия, должен существовать еще один, некий общий для всех организмов центр природного, или экологического равновесия. Если центр физиологического равновесия регулирует деятельность конкретного организма, то центр природного равновесия должен регулировать деятельность природы в целом. Просто для всех представителей флоры и фауны центр физиологического равновесия всегда совпадает с центром природного равновесия, поскольку в противном случае происходит нарушение экологического баланса и гибель организмов.
Однако если для представителей растительного и животного мира это правило соблюдается неукоснительно, то в случае с человеком все происходит с точностью до наоборот. Дело в том, что человек, как мы установили, может достичь состояния физиологического равновесия, только используя искусственную среду обитания. Поэтому центр физиологического равновесия человека находится в искусственной среде обитания и с центром природного равновесия не совпадает. Более того, чтобы достичь центра физиологического равновесия, человеку нужно удалиться от центра природного равновесия тем дальше, чем в большей степени сам он противостоит природе. Так появляется еще один центр, к которому человек стремится, чтобы достичь состояния физиологического равновесия. Назовем его центром комфорта (см. рис. 8).
То обстоятельство, что центр комфорта совпадает с центром физиологического равновесия человека, но является противоположным центру природного равновесия, приводит к следствию, важность которого трудно переоценить. Оно состоит в том, что центр комфорта, находясь в стороне от центра природного равновесия, совпадает тем самым с центром боли всех простых организмов. В результате возникает в высшей степени парадоксальная ситуация: если простому организму, чтобы достигнуть центра физиологического равновесия, нужно от центра боли удалиться, то человеку, чтобы прийти к тому же самому результату, нужно к центру боли приблизиться.
Но человек – все же существо физиологическое. Для него было бы естественно избегать движения к центру боли и следовать к центру физиологического равновесия через центр природного равновесия. В этом случае его реакции были бы для него привычными и не оставляли после себя в его психике ни малейшего следа. Но человек вынужден двигаться в противоположном направлении, к центру комфорта, а значит, и к центру боли. И поскольку действия, которые он при этом совершает, являются для него остро уникальными, противоречащими всему, чего требует от него опыт его животных предков, его реакции просто не могут не оставлять в психике глубокий след40.
Разумеется, чтобы произвести такие действия, надо, прежде всего, воздержаться от действий рефлекторных, направленных в центр природного равновесия. Поэтому на месте невостребованного рефлекса в психике человека происходит образование некой лакуны, пустоты. Возникает новое для него чувство утраты, а вслед за ним и стремление либо вернуться назад, либо чем-то эту пустоту заполнить. И поскольку рефлекс есть физиологическое «знание» организма о порядке функционирования в некой ситуации, то и заполниться эта пустота тоже должна знанием, но теперь уже это должно быть знание о порядке функционирования в новой ситуации, возникшей в результате его внеприродных действий. Таким новым знанием и является воспоминание организма о пути, пройденном к центру комфорта. Так вместо физиологической памяти простого организма возникает психологическая память человека.
Таким образом, память позволяет запоминать нестандартную ситуацию и избегать, тем самым, подчиненности рефлексу. Рефлекс никогда не позволил бы обезьяне взять в руку горящее полено, если бы однажды она не запомнила, что огонь может не только сжигать, но и греть. Нетрудно понять, что помнить свои действия, включая полученные в результате этих действий ощущения, человек будет до тех пор, пока сам он будет находиться вне центра природного равновесия. Так дикие животные, попадая в несвойственный им ритм жизни, в неестественные условия питания и размножения, навязываемые им человеческим укладом, очеловечиваются, становясь животными домашними. Это проявляется у них в возникновении способности помнить и узнавать хозяина, отзываться на кличку, даже понимать некоторые слова (например, команды). И, наоборот, в известных случаях воспитания детей животными человек полностью утрачивал характерные черты, отличающие нас от животных, и в первую очередь – память.