Шёл летний дождь. Настоящий ливень. Недели две дул суховей, на небе ни облачка, и вот за ночь нагнало откуда-то с севера тяжёлых пунцовых туч и с рассвета полило… Деревья за окном раскачивались от порывов ветра, разбрызгивая крупные капли с листьев; справа от окна сверху падала толстая струя воды, где-то вдали над мёртвым городом раскатисто гремел гром. Невысокий узкоплечий немного нескладный человек неопределённого возраста стоял у окна и смотрел сквозь стекло рассеянным взглядом. Одет человек был в серую форму подразделения «Молния», без знаков отличия. Он любил дождь, особенно летний. В дождь хорошо думается, а после дождя хорошо гулять; воздух свежий и деревья пахнут. С минуты на минуту должен был прийти Колояр. Восемь минут назад адъютант доложил о телефонном звонке из Штаба ВС НСР. От расположения «Молнии» до Рейхстага пять минут неспешным шагом.

Стук в дверь. Это адъютант.

– Да! – ответил человек.

– Мой Фюрер! – на пороге кабинета появился рослый штабс-капитан с гладко выбритым черепом. На правом виске офицера были вытатуированы две молнии; каждая из молний представляла собой нечто среднее между латинской «S» и символом электричества, какие в прошлом трафаретно наносились на электрощиты. – Прибыл полковник Колояр!

– Пропустить.

– Есть! – адъютант исчез за дверью, и тотчас в кабинет плавной бесшумной и вместе с тем стремительной походкой вошёл командир спецназа Нового Славянского Рейха – мощный коренастый лысый как колено, с четырьмя оплетёнными узором из свастик молниями на тяжёлой, словно вытесанной из гранита, голове. Лет военачальнику было под пятьдесят, движения его были скупы и практичны; Колояр двигался так, словно не его собственные ноги носили его, а какая-то неведомая сила.

– Мой Фюрер! – выйдя на середину кабинета, полковник приветствовал маленького серого человека древнеславянским жестом «от сердца к солнцу».

– Фёдор Николаевич… – хозяин кабинета подошёл к полковнику и протянул руку для пожатия. – Что-то срочное, не так ли? Удалось поймать того велосипедиста?

– Владимир Анатольевич, – соблюдя формальность, Колояр обратился к Фюреру по имени-отчеству, – велосипедиста мы не поймали, но узнали – что из себя представляют такие, как он… Но об этом чуть позже. На связь вышла группа дальней разведки. Они узнали, что произошло со «Сварогом».

– И что же?

– Мы потеряли «Сварог».

Фюрер Владимир Анатольевич помолчал, переваривая услышанное. Развернулся, подошёл к окну, посмотрел на покачивавшую мокрыми ветвями берёзу.

– Что произошло?

– Группа Яросвета столкнулась с местными…

– Дикари?

– Я бы не стал называть этих людей «дикарями». Как выяснила разведка, это селяне. Живут небольшими общинами, которые сами называют «колхозами». В отличие от обычных дегенеративных сообществ, среди колхозников нет людоедства, кровосмешения и мужеложства. Живут трудом: сеют поля, растят сады, разводят скот… Поселения, в среднем, на двадцать-тридцать дворов, грамотно фортифицированны, охраняются, внутри порядок и дисциплина. На территории Кубанской области, бывшего Краснодарского края нам удалось разведать пять таких поселений. Самое крупное – посёлок Свободный. Все вместе эти поселения-колхозы образуют «содружество общин», связанных общими экономическими и… хм… политическими интересами. В каждом колхозе имеются поисковые группы… – таскают всякое из Диких земель. Перемещаются исключительно на велосипедах, как и тот, который положил наших патрульных… С отрядом таких вот велосипедистов столкнулся Яросвет…

Фюрер отвернулся от окна, посмотрел на полковника:

– Кто-нибудь выжил? Есть пленные среди наших солдат?

– Подтверждённой информации о пленных нет. Но не исключено. Мы не знаем точное число погибших. Бой был под Екатеринодаром. На месте боя обнаружена братская могила, которую наши разведчики тревожить не стали… из соображений секретности. Колхозники похоронили наших бойцов…

– Благородно, – заметил Фюрер, коротко покивав.

– Да, – сказал полковник. Помедлив, он продолжил: – «Сварог» селяне перегнали в Свободный – так называемую «столицу» своего так называемого «Содружества». Этот факт и даёт нам основания предполагать, что кого-то из команды колхозники взяли в плен. Парусник – техника сложная, нужны определённые навыки, чтобы ей управлять, а от места боя до Свободного – почти тридцать километров.

– Расскажите о поселениях, Фёдор Николаевич, – Фюрер принялся неспешно прохаживаться по кабинету от окна к стене напротив и обратно. – Вы сказали, что поселения… хм… колхозников фортифицированны.

– Так точно, Владимир Анатольевич, – полковник оставался стоять на месте, посреди кабинета, лишь каменная голова его медленно поворачивалась на бычьей шее вслед за Фюрером. – В каждом хуторе по две-три вышки с наблюдателями, ДОТы, дома прикрыты вала́ми, окрестности патрулируются.

– А какова предположительная численность населения, и сколько всего способных воевать мужчин?

– Семьи большие, детей много, много молодёжи… Предположительно, сто – сто тридцать человек на хутор. В Свободном – около двухсот. Мужчин, способных держать оружие – от одного до троих на двор… от двадцати пяти до сорока человек на хутор. В Свободном, соответственно, от сорока до шестидесяти. Огнестрельное оружие, предположительно, есть в каждом доме, нарезное и гладкоствольное.

– То есть, всего не более двухсот человек… – Фюрер заложил руки за спину. – Если поселений всего пять.

– На настоящий момент разведано пять поселений. Посёлок Свободный, хуторá: Красный, Вольный и Октябрьский, а также село Махновка с колхозом имени Нестора Махно. Но я не готов ручаться, что других нет.

– Надо же какие названия! – Фюрер остановился и посмотрел на полковника. – Это ведь новые топонимы?

– Так точно, – полковник коротко кивнул.

– Большевики и Гуляйполе! – Фюрер усмехнулся. – Неужели и правда, коммунисты с анархистами?

– Не думаю, что колхозники зачитываются Марксом, Лениным и Кропоткиным, – без тени иронии ответил полковник, – но быт у них, я бы сказал, коммунистический. Конюшни, хлева́, амбары – все общие. Во дворах, разве что, небольшие огороды, катухи́ и птичники. Поля общие. Решения принимают на так называемых Сходах…

Фюрер молча прошёлся по кабинету несколько раз и остановился напротив полковника.

– Это ведь ещё не всё, что вы имеете сообщить, Фёдор Николаевич?

– Пять дней назад крупный отряд колхозников появился в районе Новороссийска.

Фюрер побледнел.

– Значит, они знают о цели экспедиции «Сварога»… – медленно произнёс он. – Знают о ракете…

– Знают, – подтвердил полковник. – Думаю, у них есть ключ от Объекта…

Глава двенадцатая. Сюрприз для «Бандеры»

13 июня 2077 года, бывшая Россия, Кубанская область, Усть-Лаби́нский район, 89-й километр автодороги 03К-002, середина дня

Дождь полил с ночи. Утром, когда «Степан Бандера» продолжил путь, ветер усилился, задул с порывами, то и дело гремел гром. От поворота перед Романовым скорость снизили до десяти – пятнадцати километров в час; поскольку бóльшую часть пути до Тбилисской ветер дул в правый борт «Бандеры», во избежание опрокидывания пришлось спустить верхние паруса с обеих мачт и идти на двух нижних, развернув паруса наискось. Даже так корабль сильно кренился влево.

Четверо рядовых и сержант, находившиеся на крыше-палубе, вымокали до нитки в первые же минуты, как только заступали на дежурство. Но дождь был тёплый, летний, – не заболеют. Дежурили по часу, потом сменялись. Остальная команда и перебрасываемое отделение разведки «Молнии» все сидели на нижней палубе – внутри крытого 17,5-метрового железнодорожного вагона модели 11-1807-01, превращённого мастерами Инженерно-технического департамента Рейха в сухопутный корабль «Степан Бандера».

Командир парусника рейхсмайор Велемудр и его первый помощник и штурман корабля лейтенант Светокол находились на своих местах, в кабине управления: Велемудр – в командирском кресле, Светокол – в кресле рулевого.

– Через час будем на месте, – сказал Велемудр, глядя сквозь бронестекло на, пусть и медленно, но уверенно подминаемый парусником вымытый дождём асфальт дороги.

Дорога – прямая как стрела на протяжении последних пяти километров – тянулась среди заросших кустарником и редкими деревьями полей и вековых лесополос. Слева параллельно с дорогой от оставшейся позади Тбилисской тянулась железнодорожная ветка. Сейчас «железку» от дороги заслонила широкая – метров в сто – полоска леса, за которой по карте была ж/д станция Потаённый. Машин на дороге не было, – лишь несколько ржавых остовов валялись перевёрнутые в кустах у дороги. Это власовцы чистили дорогу, когда шли здесь первыми. В Ростове и его окрестностях этим обычно занимались недочеловеки из концентрационного лагеря, коих в необходимом количестве пригонял конвой, вдали же от Ростова дорогу расчищали сами команды парусников. Так что, экипажу «Бандеры» было куда легче, нежели экипажу «Власова», которому потребовалось пять дней, чтобы добраться до Ладожской от Нового Города. «Бандера» же вышел из Ростова 10-го и уже был почти на месте.

– По карте там дальше дорога поворачивает влево… под ветер встанем, – произнёс Светокол, кивнув вперёд, где в километре уже был виден поворот. – Может даже быстрее доедем.

– Спешить не будем, – сказал командир парусника. – Тише едешь – дальше будешь.

– И то верно.

Дождь ослаб и прекратился в течение пары минут, а ещё через минуту сквозь поредевшие тучи тут и там стали пробиваться солнечные лучи.

– Ну вот, – довольно прокряхтел Велемудр, – скоро подсохнет.

Когда «Бандера» подъезжал к повороту, из спускавшейся сверху переговорной трубы раздался свист, – это вызывал сержант с верхней палубы. Светокол вытащил из латунного амбушюра пробку со свистком и произнёс в трубу:

– Слушаю, сержант!

– Господин лейтенант! – прогудела труба голосом сержанта. – Там впереди на дороге что-то есть… Примерно сто метров, по левой стороне…

Светокол тотчас присмотрелся в указанном внимательным сержантом направлении. В дороге была выбоина, закрытая каким-то то ли пластиком, то ли листом жести.

– Спускай паруса, сержант! – рявкнул штурман и плавно потянул рычаг общего тормоза, одновременно забирая чуть вправо.

Подминая широкими ребристыми колёсами от трактора К-700 подступавшие к дороге кусты, «Бандера» привычно прогудел тормозами и остановился в полусотне метров от подозрительной выбоины.

– Ну, что, Свет, – произнёс Велемудр, – похоже, местные о власовцах уже знают…

– Думаешь то же, что и я, командир? – невесело усмехнулся Светокол.

– Думаю, – ответил рейхсмайор. – Пойдём, посмотрим!

Осмотр подозрительной выбоины не занял много времени. Оказалось, что таких выбоин было две – одна слева, другая справа. Просто правая была тщательно замаскирована кусками аккуратно снятого асфальта, а слева дорога просела, и во время ливня к выбоине устремились потоки воды, которые смыли асфальтовое крошево, оголив замеченный сержантом кусок пластика. Пластик прикрывал небольшую яму, в которую кто-то с явной любовью к минно-взрывному делу уложил примерно пятнадцать килограммов аммонала, щедро насыпав поверху ещё килограммов десять всякого мелкого железного лома, вроде болтов, гаек и гвоздей. Яма оказалась залита водой. Во второй, сухой яме было то же самое. Детонаторами обеих закладок служили привязанные к аммоналовым шашкам, по две на каждую закладку, осколочные гранаты Ф-1 с отпиленными у самой чеки спусковыми рычагами; чеки гранат были заменены на тонкие гвозди, привязанные проволокой к примитивным нажимным механизмам.

– С душой делали, – сказал Светокол, осматривая одну из вскрытых ям. – Если бы не дождь… хвала Роду!.. наехали бы мы на эти подлянки…

– Наехали бы, – согласился Велемудр. – Причём на обе сразу…

Разлапистое дерево слева и сильно разросшаяся лесополоса справа образовывали в этом месте дороги как бы «бутылочное горлышко», за которым дорога плавно заворачивала влево. Корабль в этом месте шёл бы точно посередине дороги и закладки приходились ему аккурат под оба передних колеса.

– А может, это не для нас сюрприз? – задумчиво предположил рейхсмайор. – Может это для «Власова», на случай если назад пойдёт?..

Светокол в ответ только хмыкнул, а стоявший рядом сержант по имени Добромысл, командир перебрасываемого отделения разведки, который перед этим собственноручно вскрыл обе закладки, произнёс:

– Пока мы разведываем унтеров, унтеры разведывают нас…

Сержант держался с офицерами почтительно и вместе с тем на равных, так как был, как и Светокол, обладателем двух молний и по негласной традиции группы «Молния» был равен всякому имеющему на черепе то же число молний, будь тот хоть рядовым, хоть полковником. Выше Добромысла и Светокола на «Степане Бандере» сейчас был только Велемудр, командир парусника по должности и рейхсмайор по воинскому званию, на черепе которого были вытатуированы целых три молнии, украшенные рунами и свастиками. Впрочем, должностного подчинения такое равенство не отменяло: будь Добромысл в числе команды «Бандеры», скажем в должности палубного сержанта, он бы беспрекословно выполнял команды командира и его первого помощника, также как и второго помощника, имевшего только одну молнию. Но Добромысл не был в команде парусника, а командовал перемещаемой разведгруппой и подчинялся командиру корабля и его замам как пассажир. Вскрывать закладки он вызвался сам просто потому, что лучше всех на корабле разбирался в сапёрном деле.

– Как думаешь, сержант, дальше ещё будут такие сюрпризы? – спросил у Добромысла Велемудр.

– Думаю, нет. Но могу и ошибаться. На всякий случай, до Ладожской советую держать скорость пешехода и смотреть в оба… Я с моими парнями пойду впереди, а вы за нами, метрах в тридцати…

– Добро, Добромысл, – сказал Велемудр. – Будь по-твоему. С этими гостинцами что? – он кивнул на закладку.

– Гранаты я сниму. Аммонал заберём и назад накроем… Минут пятнадцать мне нужно. Но сначала хорошо бы откатить корабль назад метров на сто…

Глава тринадцатая. Трудовая армия

14 июня 2077 года, бывшая Россия, Кубанская область, Крымский район, 103-й километр автодороги А-146, вторая половина дня

Обоз из четырнадцати запряжённых лошадьми повозок двигался по трассе «Екатеринодар – Новороссийск» от самого «Екатеринодара» (как в разгар «декоммунизации» перед самой Войной обозвали город Краснодар) и в половине четвёртого подъехал к заросшему лесом хутору Новоукрáинскому.

Шесть повозок с крепкими мужиками и бабами выехали из Свободного вчера утром, – тридцать человек с запасом еды на неделю, ломами, лопатами, топорами, косами и прочим инструментом. Ближе к вечеру к свободненцам присоединились ещё четыре повозки с восемнадцатью колхозниками из Махновки. Вечером они объехали Краснодар и на ночь встали лагерем в Северской, а утром подъехали товарищи из Прикубанского – ещё двадцать человек. И вот теперь в обозе ехало без малого полсотни – тридцать мужчин и восемнадцать женщин. Сопровождали этот трудовой отряд двенадцать искателей на «конях педальных», из которых двое – Вагон и Дрон – были комитетчики.

– Стой! – махнул рукой возни́чему первой повозки Вагон.

Возничий натянул вожжи, и низкорослая с широкой грудью гривастая лошадка остановилась, фыркнув. Следом за головной повозкой остановился и весь обоз. Вагон скомандовал:

– Занимай круговую оборону!

Ехавшие на повозках колхозники с колхозницами, действуя уже привычно и слаженно, принялись соскакивать на растрескавшийся асфальт дороги и рассредоточиваться вдоль поросших низким кустарником обочин.

Это была штатная ситуация, повторявшаяся перед каждым некогда населённым пунктом. Пятеро искателей ехали передовым дозором, осматривали лежавший на пути обоза хутор, посёлок или станицу на предмет наличия в них засад, активности упырей и выродков и вообще всего подозрительного, после чего возвращались к занявшим оборону колхозникам и давали добро на проезд. А пока работала разведка, общинники, вооружённые в большинстве гладкостволом, отрабатывали тактику круговой обороны под контролем и руководством старшего обоза Микояна Вагана Ивановича, члена Комитета Безопасности Содружества, известного под прозвищем Вагон.

Непосредственно с обозом ехали шестеро искателей. Все с автоматами и пулемётами. Эти шестеро – среди них был и Саня Железный – были сейчас по сути сержантами. Они поддерживали в обозе дисциплину, помогали колхозникам советом, подбадривали крепким матерным словом, и личным примером показывали, как и что следовало делать, чтобы, случись нападение, колхозники остались целы и живы, а осмелившиеся на них напасть – нет.

– Петрович, твою мать, ты чего голову высунул?! – послышался от обоза окрик одного из искателей. – Снайпер тебя уже бы упокоил.

– Татьяна! Прижмись к земле грудью! И попу опусти, тебя за километр видно! – кричал другой «сержант». – Увидят тебя выродки, перемрут от стояка!

– Так и хорошо же, что перемрут! – хохотнула женщина.

– Да Синица сам щас от стояка помрёт! – задорно пошутил кто-то из колхозников. – Вон, третья нога из штанов уже лезет.

Раздался дружных хохот.

– Федька! Ружьё на Серёгу не наводи, балбес!

– Петрович! Ну ёклмн! Опусти лысину, говорю!

– Зоя молодец! Всем брать пример с Зои!

Вагон бросил быстрый взгляд на сноровисто залёгшую на обочине с «Сайгой» крепкотелую фигуристую девицу с тугой толстой косой до пояса из хутора Прикубанского, потом на кобелировавшего поблизости молодого искателя по кличке Кот из того же хутора и усмехнулся в усы.

– Эй, товарищ, как тебя звать?.. Саня? Ну, значит тёзки мы… – это Железный, ответственный за пятую и шестую повозки, наставляет бойкого паренька с видавшей виды «Мосинкой». – Ты, Саня, всё правильно делаешь, удачно залёг. Но только ты больше для себя удачно залег, а для отряда – нет. Тебе надо бы левее на пять метров переместиться… во-он за тот холмик с кустом, видишь?.. Вот. И сектор возьми на одиннадцать часов… Вот! Так-то лучше будет, тёзка!

– Серёга! Хорош трепаться с Федькой! Следи за своим сектором!

Где-то на хуторе протрещала длинная очередь. «Автомат. Расстояние – полтора-два километра», – тотчас отметил Вагон про себя. Затем несколько коротких очередей и пара одиночных выстрелов.

– Всем внимание! – громко скомандовал Вагон, продублировав команду жестом.

Он откатил велосипед к обочине и прислонил к молодому деревцу.

Снова треск автомата и одновременно второго. Пара ружейных выстрелов.

– Железный, Кот, пеше ко мне! Синица – здесь за старшего! – Вагон скинул АКМС из-за спины и, сняв с предохранителя, взял в руки. – За мной, мужики! – приказал он подбежавшим искателям и лёгким бегом двинулся вдоль обочины к хутору. Железный с Котом побежали следом, держа автоматы наизготовку.

«Давай, парень, покажи Зое какой ты отчаянный герой!» – мысленно обратился Вагон к бежавшему за ним молодому искателю. Никто не заметил мелькнувшую на обрамлённом кучерявой чёрной бородой лице Вагона мимолётную улыбку.

Минута, и трое искателей скрылись с глаз обозников в подступившем к дороге подлеске.

Стреляли ещё несколько раз, короткими скупыми очередями, где-то на западной окраине хутора, ближе к Крымску. Поэтому Вагон решил двигаться по главной дороге, она же улица Темченко, – так быстрее.

Примерно через километр над кронами обступивших дорогу деревьев возвышался надземный пешеходный переход, уже знакомый искателям по прошлым поездкам через Новоукрáинский. Возле этого теперь никому ненужного сооружения они встретили одного из ребят Дрона – Пашу Негра – молодого парня двадцати двух лет, ровесника и однохуторянина Кота, который никаким негром, конечно же, не был. (Просто угодил Паша на первом своём выходе в резервуар с мазутом. Старшие товарищи Пашу оперативно из резервуара того выловили, и кто-то при этом сказанул, что, дескать, перед ними не Паша, а какой-то негр. После того случая звали Пашу некоторое время то Мёрфи, то Обамой, то Манделой, – причём за Манделу Паша одному острослову даже в ухо дал, – но в конечном итоге стал Паша просто Негром.) Негр, сидевший наверху на переходе и охранявший оставленные внизу велосипеды, увидел Вагона с товарищами издали и спустился вниз, чтобы не кричать им сверху и тем не нервировать, – а-то мало ли… тут стреляют… Вооружён был Негр подаренной ему отцом снайперской модификацией трёхлинейки Мосина с прицелом ПЕ, обладанием которой очень гордился. И, надо сказать, обладал он этим прославленным оружием заслуженно, потому что был в Прикубанском и в отряде Дрона вторым снайпером, – снайпером, по признанию некоторых старших товарищей, «от Бога», – а первым был его отец.

– Что тут у вас? – сходу спросил у Негра Вагон.

– Выродки. Трое, – сказал Негр и сразу поправился: – Было… Один сейчас наверху лежит с дыркой в голове, – он кивнул на переход, – а двое ломанулись как лоси огородами… Все вооружены. Те, что побежали – с ружьями, а тот, который наверху – с убитым в хлам «Калашом» был…

– Твой клиент? – Вагон усмехнулся.

– Мой, – коротко подтвердил Негр.

– Наши все целы?

– Были, – ответил парень. – Того, наверху, я сразу снял. Дебил в молоко полмагазина выпустил… по дроновскому колесу только рикошетом попало… – Он кивнул на лежавший на обочине велосипед с пробитой покрышкой на переднем колесе. – Ну и я его вторым выстрелом уложил. А остальные тика́ть… Они вон там засели… – парень указал на один из заросших дворов. – Хрен знает, на что долбоёбы рассчитывали…

– На внезапность, – сказал Железный. – Хотели взять оружие и вéлики с налёту. Это хорошо, что наверху дурак криворукий сидел с убитым, как ты говоришь, автоматом, а не снайпер с СВД…

Негр только хмыкнул и согласно кивнул. Окажись на месте выродка он со своей «Мосинкой», пятерым велосипедистам на дороге не довелось бы больше крутить педали.

На дальнем краю хутора треснула короткая автоматная очередь – та-тах, потом ещё – та-та-тах.

– Похоже, догнали, – спокойно прокомментировал выстрелы Негр.

Через пять минут вернулись Дрон с товарищами.

– Порядок? – спросил Вагон.

– Чисто! – ответил ему Дрон.

Подойдя к лежавшему на обочине велосипеду, Дрон осмотрел колесо и от души выматерился. На покрышке была рваная дыра.

Услышав несвойственную прикубанскому литератору тираду, к Дрону подошли Вагон с Железным и Котом.

– Покрышку и камеру придётся менять, – с досадой сказал Дрон.

– Есть чем? – поинтересовался у него Вагон.

– Есть.

– Ну и поменяешь, как до Жемчужного доедем, а пока возьми «коня педального» у кого-нибудь из ребят, что при обозе сержантствуют.

– Бери мой, командир! – тут же предложил Кот свое транспортное средство. – А я пока на телеге прокачусь.

– Зою будешь инструктировать, Ромео? – подколол Кота Вагон.

– Буду, – серьёзно ответил молодой искатель.

– Спасибо, Костя! – сказал ему Дрон. – С меня магарыч.

– Если только литературный, командир, – ответил парень. – Как вернёмся в Прикубанский, дай на пару вечеров твой новый сборник рассказов почитать! «Ветры времён» который… В библиотеке на оба экземпляра очередь, а у тебя ведь есть, я знаю.

– Зое читать будешь? – сдержанно поинтересовался Дрон. На гладко выбритом лице искателя-писателя мелькнула понимающая улыбка.

Дрон был необычным человеком. Самоучка, увлечённо изучавший историю довоенного мира по старым книгам, коих собрал за двадцать лет искательства не меньше тонны, страстный мечтатель, прозаик и поэт, и при этом настоящий воин и командир. Интеллигент в хорошем смысле слова. У искателей Содружества не было воинских званий, только выборные должности, но тридцатисемилетний Андрей Доронин был офицером без погон и званий. Высокий, худощавый, всегда чисто выбритый, опрятный, вежливый со всеми Дрон при этих своих качествах не имел ни капли свойственного иным образованным людям высокомерия. Его жена и дети были подстать ему самому, и потому семью Дорониных в Прикубанском уважали. Когда на Сходе в Свободном встал вопрос о создании Комитета Безопасности, кандидатуру Дрона от хутора выдвинули первой.

– Да, командир, ей, – ответил Дрону Кот. – Так дашь?

– Дам, – сказал Дрон. – Рукопись.

Искатели не стали возвращаться назад к обозу, а остались ждать обоз возле надземного перехода, отправив Кота с Негром сказать Синице, что проезд безопасен. Когда обоз втянулся в Новоукрáинский, и первые повозки прошли под переходом, на котором никем незамеченный лежал труп выродка, Кот, ехавший рядом с третьей по счёту повозкой, остановился перед стоявшим на обочине Дроном. Спешился и передал своего «коня педального» искателю и писателю, приняв у того раненого «коня», которого тут же бережно уложил в кузов повозки сзади, после чего обежал повозку и лихо заскочил через борт, усевшись рядом с крепкотелой фигуристой девушкой с тугой русой косой. Сидевшие в повозке мужики и бабы заулыбались, глядя на Кота. Девушка тоже улыбалась.