Жорж Милославский. Бабочка под сапогом

Рядовое для меня, нынешнего, мероприятие. Всё-таки не самый первый раз, да и Родина оказалась не навсегда и не превыше всего. Для очень многих так оказалось. Если Родину отождествлять с Партией и Правительством. А если Родина – это Россия, то я уже присягнул когда-то, смерть от той присяги не избавляет. Поэтому по телефону даже не говорил родителям о дате присяги и возможности на неё приехать. Построился, зачитал текст Присяги, поцеловал знамя части, расписался. Кстати, зачем учить присягу наизусть, если читать дают по бумажке? Чтоб помнили текст и не нарушали. «… Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть …»

Чтоб мне не проваливаться! Это что за гость на торжественной присяге и зачем он тут? Саенко собственной персоной напутствует солдат, принявших присягу и особо тех, которые выросли на Тульской земле, издревле славящейся… Остапа несло, любит Михаил мысью по древу растечься при зрителях. Эксгибиционист недоделанный.

Глава 3. Увольнение

Стою с автоматом в положении «на груди» по стойке «вольно», правая рука на шейке деревянного приклада, левая опущена, в голове мысли всякие. Специально интересовался, практически все войска уже перешли на калибр пять-сорок пять, только в учебках типа нашей и всяких шарашках автоматы-весла в классическом калибре семь-шестьдесят две. В своё время меня даже удивило, что пятерка шьёт сталь бронежилета злее, чем семерка. Скорость в этом мире решает не только в фехтовании. Да во всем важна скорость, в том числе в принятии решений и реакции на команды. Причем не только на команды типа «равняйсь-смирно!», армия и страна те же объекты управления, что и батарея, только побольше слегка. У нас в СССР такая ситуация, что и страна, и армия вроде как живут по одним законам и уставам, а куда ни сунься, везде свои порядки. Везде приоритет личности правителя над уставом и законом.

Да, думаю, в каждом воинском подразделении свои правила. Недавно в соседней части, у военных геодезистов, поставили на ремонт столовую, личный состав теперь ходит питаться к нам. Вроде такие же срочники и ходят строем, но посмотреть на это действо собирается всяк кто может. Впереди бредут молодые бойцы, вроде даже застегнутые, следом годовалые черпаки шкрябают по асфальту сапогами кое-как, а замыкают строй дедушки. Дедушки по жаркому времени расстегнуты чуть не до пупа, бляхи болтаются в районе яичек, руки в карманах. Насчет «в ногу – не в ногу» даже и речи нет. Самое удивительное, что вассальное право действует в полный рост, и офицеры нашей части никак не готовы, не могут или не хотят хоть как-то одернуть пришлых. А кадровым офицерам-геодезистам строй и дисциплина сильно вторичны. У них другой процесс в приоритете.

Так и в Советском Союзе развитой социализм выглядит – где-то уже коммунизм строят, где-то невест покупают, причем не более трех голов в одни руки, а где и рабство в полный рост. Немногочисленные казахи и узбеки в нашей батарее делятся особенностями быта такими, что парни из центральной России только языками цокают. У украинцев свои заморочки, тут в большинстве местные западенцы, центральная Украина представлена слабо. Вот и идут словесные баталии на тему мовы. Одни кричат, мол у вас не украинский язык, а венгерский с немецким пополам. Другие отвечают – ваш язык русский, а не украинский. Я от скуки и для интеллектуальной нагрузки учу классический радяньско-украинский суржик.

Под эти размышления присяга и всякое вокруг неё кончилось, у солдата выходной, осталось только личное оружие сдать и в увал.

– Милославский, бегом марш командиру части! – чего и следовало ожидать, Саенко не на гастроли приехал.

– Товарищ полковник, рядовой Милославский по вашему распоряжению прибыл!

– Ага, то-то, я смотрю, фамилия знакомая. Да, рядовой Милославский, фамилия твоя легко запоминается. Особенно при твоем языке.

– А что, Леонид Павлович, уже пересекались с моим комсомольцем?

– Твой комсомолец мне тут чуть революцию не устроил. Никак не мог решить, кого к стенке поставить, его или начальника столовой. – Полкан у нас какой революционный, гляди-ка.

– И какое решение приняли?

– Раз этот солдат разговаривает стоя, значит поставил не его. А подробности тут лишние, Михаил Батькович! Эй, Завгородний! Гони сюда своего сержанта какого-нибудь, пусть автомат заберет у твоего солдата. А то он так и будет за нами с оружием ходить. Решат, что я себе личную охрану завел.

– Есть, товарищ полковник!

– Так на чем мы с тобой остановились? Ты хочешь этого разгильдяя и бунтовщика перевести куда-то поближе к Туле? Или тут ему теплое местечко организовать? Давай честно, зачем тебе это? Кто-то отмазать чьего-то сыночка не смог, теперь тебя послали?

– Совсем не угадали, Леонид Павлович. У меня, и у всего комсомола на этом бунтовщике висит развитие нового спорта – исторического фехтования. Наверняка слышали про этот вид единоборств.

– Не в такой уж мы глуши живем, слышал. По ящику соревнования какие-то осмотрел даже. А он при чем? Ему же лет восемнадцать-девятнадцать всего, максимум двадцать.

– Ага, восемнадцать. Такой вот самородок на Тульской земле родился. Кстати, самый молодой инструктор обкома ВЛКСМ в стране. Если соревнования смотрели, то его могли видеть там. Без него в этом деле не обходится пока ничего. Вроде и отслужить обязан, и его работу за него никто не сделает.

– Ладно, Михаил. Понятно, что ничего не понятно. С вами партийными и комсомольскими работниками можно долго разговаривать, а у меня еще своя программа не закончилась – надо с родителями солдат, принявших присягу пообщаться. Сегодня забирай своего типуса в увольнительную, а завтра подходи часикам к десяти ноль-ноль в штаб, пообщаемся.

Всё это время я прогуливался рядом и грел уши. Резко Саенко решил ситуацию поправить – выдернуть меня в Тулу, чтоб я одной ногой типа служил, а по факту тащил свою работу. Это у нас крепостное право получается. Что на это сказать, даже не знаю. Главное, не уверен, что я хочу этого. А чего хочу, и сам не знаю. Комсомольско-спортивная карьера, семья и быт? В газетах информации мало, что творится в верхах, неясно, но есть ощущение того, что смерть одного из «прорабов перестройки» не отменила гибель империи, а только отсрочила. Социалистический блок в изоляции, союзники по этому самому блоку затаились и держат ножи в рукавах, ждут удобного момента. Один плюс, меньше публикаций в поддержку прогрессивных режимов Африки. Или просто деньги на Африку кончились? Так что выходит, что всё равно рванет, но чуть позже. А тут я такой умный трудоустроенный и с семьей в разрушенной стране. Нехорошо, надо что-то делать.

– Всё, Жорж, пойдем к твоим командирам, тебе надо увольнительную выписать до вечера, я внизу подожду.

– Ну пойдем, Михаил. Раз ты меня поймал, мне теперь рыпаться бесполезно.

– Тень, знай своё место! Шучу-шучу, Жора. Просто забавно получилось.

Поднялся на третий этаж в расположение своей батареи, снял сапоги, тапки надеть чуть не забыл, пришлось возвращаться. Порядок есть порядок. Так, а брюки в сапогах помялись, придется переглаживать штанины, в ботинках вид будет такой, что и не отпустят в город. А вот и замок наш, сидит на табурете и увольнительные записки раздает. Вернее, уже раздал, внешний вид убывающих в увольнение проверяет.

– Товарищ сержант, прошу и мне выписать увольнительную.

– Так ты не заказывал заранее, где я тебе бланк возьму? Вот Казмирук заказывал, Жуков заказывал, а тебя нет в списке.

– Мне так командиру части и говорить? Мол, товарищ полковник, ваше приказание не выполнено, у сержанта Глодана бланков не было.

– А тебя полкан наш прямо в увал гонит? Не надо песен, Милославский!

– И с автоматом моим полковник напряг Завгороднего, и меня с увалом тоже. Он тут главный, кто мы такие, чтоб спорить?

– Как с тобой всегда сложно, Милославский. Свалился на мою голову блатной. Кто к тебе приехал-то?

– Из обкома комсомола приехало начальство моё, я там не все дела доделал.

– А ты прямо там работал? Нихрена себе! И чем занимался?

– Оборонно-массовой работой.

– Бумажки перекладывал?

– Убивать учил.

– Кого?

– Студентов и милиционеров.

– А студентов за что убивать? Они тебе чего плохого сделали?

– Володя, ты договоришься! То есть, товарищ сержант. Давай мне увольнительную, и я от греха побегу, пока не хватились.

– Зачекай трохи. До скольких выписывать?

– До двадцати трёх, а то всех шепетовчанок или как правильно, шепетовочниц перещупать не успею.

– До одиннадцати не могу.

– Ну звони дежурному по части, пусть командира дергает.

– Ищи дурнычку, сам выпишу. Если что, ты сказал.

– Ладно, я подглажусь пока. Из города чего-нибудь принести?

– Да чего ты принесешь? Сала копченого с базара? Так навезли родаки всего всем, сумками понесут сейчас вечером, хоть бы не протухло, пока всё сожрем.

– Это да, кто-нибудь до расстройства желудка обожрется.

– Во-во! Надо было предупредить бы. А то вы духи на еду падкие.

– Кормить надо лучше, тогда и жрать как не в себя не стали бы.

Денек выдался жаркий, как и всё лето. А может, для этих мест такая погода нормой считается. Идем с Саенко практически без какой-то цели, треплемся ни о чем. Надо сказать, мой бравый вид никого не приводит в заблуждение, по прическе видно, что дух после присяги вышел в увольнение. В советской Армии налысо стригут один раз, сразу после призыва. А потом наоборот, борются с такими проявлениями самодеятельности. Чудно, если задуматься – в Российской Армии двадцать первого века всех стригут под ежик, включая офицеров.

– Куда пойдем? Вроде ты тут почти местный, Жора.

– Хорош подкалывать. Я города и не видел. Куда пойдем? Я бы пожрал чего-нибудь нормального, тем более что обед пропустил. У тебя финансы позволяют бедного забитого солдатика покормить?

– Кто тут бедный? Уже с полковником успел когда-то схлестнуться. Что у вас было-то?

– А вот как раз по поводу кормежки я и наехал на него.

– Прямо так наехал что ли?

– Он спросил, хочу ли я у него оставаться служить все два года. А я в ответ – кормят у вас хреново, воруют сильно много.

– Ха-ха-ха! Узнаю старину Милославского! Ты за свою пайку любому пасть порвешь и моргалы выколешь.

– Вот и слово это тоже в зарубу пошло. Я говорю, у вас пайка, а он – обед. Я ему, мол чего тогда баланда в мисках, если обед? А полкан чуток обиделся на меня. А потом на начальника столовой. А потом на начпрода.

– Жора, тебе тут не тесно? Никого еще не избил для порядка?

– Не. Только командира отделения. Но почти не нарочно, просто спрыгнул на него со второго яруса.

– Его за это не посадили?

– Миш, за кого ты меня держишь? Вон, смотри, вроде приличный ресторан.

На подходе к ресторану наши пути пересеклись с патрулем. Аккуратно отдал честь, без фанатизма и строевого шага, но рукой четко отработал. Но нет, урод какой-то решил вздрючить: «Рядовой, ко мне!» А вот хрен вам, товарищ лейтенант, Саенко решил цирк прекратить, подошел к начальнику патруля и показал какую-то корочку, проблема снялась. Вот у нас комсомол какой солидный. Цель достигнута, ресторан взят!

Я заказал столичный салат, борщ и отбивную с картофелем. Ну и минералки бутылку. Просто воду в ресторанах еще не подают, не научились. В рестораны сейчас по большей части ходят, чтоб показать себе и другим – вот мы какие успешные, кушаем как люди! Я может чего-то не знаю, но заведения с настоящей ресторанной кухней крайне редки и бывают только в больших городах. Там, где деньги у некоторых посетителей просто неприличные, где за хорошее настроение гостя могут отвались сотню чаевых, чтоб повар тоже не грустил. Во всех остальных ресторанах готовят лучше, чем в большинстве домов, но хуже, чем надо. Весь акцент на спиртное и обсчет хмельных клиентов.

Жорж, контролируй процесс насыщения, не спеши. Минералочкой запивай, любимый, тщательно жуй. Нам же не нужны проблемы. А так хочется наброситься с ножом на беззащитную отбивную. Кстати, а почему никто не спросил желаемую степень прожарки, когда я заказ делал? Мишлены здесь не ходят…

– … не очень удобно. Мы можем, конечно, обнулить какую-то секцию в области и за её счет выкручиваться какое-то время, но не два года же. Алло, ты вообще меня слушаешь?

– Ой, прошу прощения, ушел в процесс переваривания обеда, Михаил. Давай снова.

– Ты офигел? Снова ему… как ты вообще тут оказался?

– Да как все. Пока был на сессии, мне якобы повесток накидали, которых я в глаза не видел. Потом прислали милицию, и под конвоем в военкомат. Там повестку в зубы на призыв, и я тут. И какие у меня были варианты?

– Тут вообще непонятно как-то получилось. Есть ощущение, что кто-то хотел подставить обком ВЛКСМ, мол мы вызываем повесткой Милославского, он бежит наверх, его отмазывают. И тут мы такие во всем белом показываем пальцем на комсомольцев во всем коричневом. А ты эту игру поломал, просто молча пошел служить. Сейчас те, кому положено ситуацию раскручивают.

– Так я и не мог никуда пойти. Ты в отпуске, посоветоваться не с кем, наверх мне ходу нет, не родителей же слушать… Так что решил, как ты сказал «молча пойти служить». Иногда лучше помолчать. Меня всё устраивает. Два года потеряю, зато анкета чистая будет.

– Так-то оно так, но, возвращаясь к сказанному, нельзя откатываться по развитию истфеха, просто стоять нельзя. А у нас, как оказалось, ни у кого нет понимания перспектив качественного роста. Тупые идеи типа «открыть еще десять секций в десяти городах» не в счет. Опять же, кем открыть? Как тренеров обучать, кем? Вот провели мы «Меч России», и что? Проведем теперь «Саблю России»? Уже были умники – по типу спортивного фехтования разделить на направление «меч» и «сабля», ну ты помнишь.

– И какие варианты из живых у вас родились? Михаил, прошу огласить весь список.

– Перевести тебя в Тулу к Вованам. Оттуда откомандировать в распоряжение комитета комсомола. Самый простой вариант.

– А неведомый недоброжелатель не воспользуется этим вариантом? Подберет материальчик и всем расскажет, как комсомольцы себе службу устраивают на дому. Мы же не в Узбекистане, у нас худо-бедно Советская власть еще есть.

– А что, в Узбекистане уже так делают?

– Похоже, там сейчас делают вообще всё, что захочется. Куплено всё. И не только там. И не только сейчас. Михаил, ты даже не представляешь, что творится на национальных окраинах.

– Ладно. Какие варианты видишь ты?

– Посидеть тут или поехать в войска, послужить обычным порядком полгода-год, пока тема не прояснится или не перестанет быть актуальной.

– А мы в Туле пока будем вглубь копать и областной спорт расширять. Тоже вариант. Но как-то не очень. Эдак нас потихоньку Москва подомнет или Свердловск раскачается. У них тоже теперь неплохая команда растет на твоих наставлениях.

– Так это же прекрасно! Я же не за доминирование Тулы радею, а за Российский спорт в целом.

– А что сразу не за весь «Советский спорт»? И «Спортивный вестник» до кучи. Жора, не ставь себе несерьезных целей.

– Нахрен мне весь СССР? Пусть у других голова болеет за него.

– Понятно с тобой всё. Доедай, да пошли уже. Десерт будешь?

– А мне не очень понятно. Не буду. О чем завтра будете говорить с полковником нашим?

– Есть мысль взять шефство над вашей воинской частью. Как тебе вариант?

– А вам зачем? Тут никакого героизма, один быт и учеба, когда стройки нет. Очень тутошний командир строиться любит. Прямо как дагестанец какой-то. И всё как-то без ума, на мой взгляд. На днях такая потеха была: сначала котлован вырыли под новое овощехранилище, потом взялись стену старого склада ломать на самом краю котлована. Лет сто стенке, в ломы хрен взяли. Кто-то маталыгу, которая тягач легкобронированный, пригнал, сначала легонько толкнул стеночку, потом с разбега. Короче говоря, уронил кусок стены, сам сверху лег вверх гусеницами. Вопрос – почему было эту стену не оставить? Она бы всех пережила. И так тут всё. А ты говоришь, шефство. Этот хитрый Леонид Павлович твой из вас всё высосет, и скажет – так и было.

– Это еще вопрос, Жора, кто высосет, а кто пососет. Но за предупреждение спасибо. Но сама мысль – Украина, Прикарпатье, природа, лето не чета нашему. И шефство над воинской частью, как инициатива Тульского комсомола. А?

– Ну если так рассматривать, то есть перспектива, товарищ Саенко. Тут и твоя фамилия в тему зайдет среди местных. Хотя они и мою за свою порой принимают. Мол, из шляхтичей.

– А шляхта при чем?

– Эх, Миша… запоминай – тут каждый второй мнит себя потомком родовитых дворян, польских или венгерских. Тут австрийцев этнических как собак нерезаных, венгров, русинов, чистокровных укро-бандеровцев, всякой твари по паре.

Гулять по Шепетовке не так, чтобы было интересно. В парке набрели на группу солдатиков в парадках, которые вдали от чужих глаз за кустами на травке предавались излюбленному солдатскому досугу – спали. Нормальное времяпрепровождение, в части никто не даст спокойно поспать нигде. Если только спрятаться где-то, но можно и налететь. Заснешь как следует, тебя все потеряют, и считай, залет в кармане. Вообще, очень много попадается военных. Шепетовка весьма милитаризированный город, граница рядом. Не так, чтоб совсем как у белорусов, но не сравнить с Тулой какой-нибудь. А в Белоруссии частей еще больше, там под каждым под кустом им готов плацдарм и дом.

Возвращаемся в часть, Саенко меня провожает как барышню какую. Решили после часа споров, что он попробует двинуть идею шефства. Похоже, он с ней то ли сам приехал, то ли командир части подкинул. Договорились, что если я понадоблюсь зачем, меня вызовут в штаб. Только не во время сон-часа. Шутка.

Глава 4. Полевой выход

Ночь после присяги проходила беспокойно – после отбоя вся батарея шуршала гостинцами, которые принес двадцать третий и двадцать второй взводы в своё расположение. Сержанты сразу взяли свою долю и пошли пировать с остальными старослужащими, читай, такими же сержантами. Рядовые бойцы, теперь рядовые, а не просто курсанты, делились с парнями других взводов. Во-первых, товарищество никто не отменял, а во-вторых, в тумбочках было запрещено хранить съестное. Крутись как хочешь, а к утру нигде ничего не должно остаться. Главным бенефициаром ситуации выступал каптерщик. Старый хохол, дедушка Советской Армии готов был сберечь духовские консервы за долю малую, но не давал никакой гарантии, что не сожрет консервы, шоколад и пряники вместе с другими дедами. Какие могут быть гарантии бессловесным существам?

Я не участвовал в этом процессе, ибо про запас не наешься, а перебивать послевкусие средней паршивости отбивной вкусом печенья с паштетом и медом – увольте меня от этого! Желательно, прямо в запас. Перед отбоем успел пообщаться с сержантом Глоданом по поводу перспектив службы. Заверил, что в ближайшие дни переводиться в батарею обеспечения учебного процесса не планирую, не надумал мол, а потом видно будет. Кажется, он проникся фактом, что кто-то с командиром части обсуждает своё «хочу-не хочу» и сам принимает решение.

Что там и как порешали Михаил с командиром части не знаю, но служба потянулась по заведенному порядку. Кормить стали лучше, даже заметно лучше, когда в батарее начались разговоры на эту тему, пришлось высказаться на тему комсомольской принципиальности и готовности каждого бороться с недостатками. Народ чуток поржал, не понимая до конца, прикалываюсь или на самом деле верю в то, что говорю. Как сильно уже въелось в сознание людей – активисты не верят в то, что задвигают с трибун. Выражение «не агитируй меня за Советскую власть», похоже, изменило смысл. Надвигался полевой выход батареи, на котором солдаты должны будут изучить тактический минимум вроде ориентирования на местности, окапывания, общевойскового боя, движения по пересеченной местности. Подготовка вылилась в отработку самого важного для бойца умения – бега. То есть кроссы мы бегали теперь два раза в день, один раз вместо теоретических занятий, второй вместо отдыха после хозяйственных работ. Когда на кону стоит престиж батареи, приходится чем-то жертвовать, как всегда солдатскими ногами.

А ночью сломался Богун. Он вообще был примечательным персонажем – самый маленький в батарее украинец из Карпатской глубинки со сморщенным лицом выглядел так, что непонятно было, перед тобой подросток, взрослый мелкий мужичок или осунувшийся телом старичок-грибовичок. До этого он тащил армейскую лямку исправно, только по ночам у него были мелкие сбои типа попыток пойти по нужде в Ленинскую комнату или вообще упереться в стену и безуспешно идти сквозь неё. При этом Богун не просыпался. Дневальный отводил его за плечо в туалет, заготовка лунатика доходила до писсуара, делала свои дела, а потом самостоятельно находила своё спальное место. В этот раз я проснулся от размеренных глухих ударов. Спрыгнув вниз и пойдя на звук, увидел, что совзводный сидит на полу и кулаками методично бьёт в дверцу нижней тумбочки. Верхняя еще держалась, но её падение на бойца было делом нескольких ударов. Мы с дневальным молча смотрели на эту жутковатую картину – жути добавляло то, что лежащие вокруг парни при всем этом спали как убитые или заколдованные. Кивнув друг другу, мы с Лещишиным, тащившим наряд, бочком протиснулись в проход между койками и взяли Богуна за плечи. Потащили? Еще кивок. Выволокли на проход в середку расположения, бедолага лег и заснул, точнее затих, он и не просыпался. Тормошим, будим кое-как, отправляем спать. Солдат спит, служба идет.

Мы с Лещишиным ничего про случай не рассказывали, но всё равно в батарее об этом стало известно. Смеяться над лунатиком никто не стал, дело-то житейское. Сегодня ты, а завтра еще кто-нибудь. Служба продолжается, в нашей армии нет некондиции, есть третий сорт, который не брак. Так что никто никаких мер не предпринял. Вот если бы он стрелять в карауле начал, тогда да, тогда ЧП. Кстати, бегает Богун медленно, но неумолимо, то есть добегает до финиша всегда. За прошедший месяц пятерку пробежать могут уже все наши очкарики, фельдшер перестал выписывать кеды и мазью Вишневского в казарме стало пахнуть не так сильно. Если бы не фурункулы, совсем бы было хорошо. Но эти фигняции начали вылезать у бойцов в неожиданных местах со страшной силой. А у самого невезучего, Сеппа, он не вылез, а засел под мышкой и набух. Такую гадость в санчасти назвали карбункулом и разрезали, а Сеппу подвязали руку так, чтоб она не прижималась к боку. Еще и трубочку в рану воткнули как в пакет с соком. Кто-то пустил слух, что дело в климате. Нет, братцы, климат тут шикарный. Всё дело в хреновой еде и отсутствии у солдатских организмов необходимых сил на борьбу с вражескими бациллами и вируснёй.

Ну вот и долгожданный полевой выход. На каждом участнике полная выкладка: автомат, вещмешок, противогаз, над вещмешком рулон с ОЗХ – общевойсковым зашитым комплектом, еще выше шинель в скатку через плечо. На поясе подвешен подсумок, саперная лопатка, чулки от ОЗК, фляга с живительной бесценной влагой, сиречь водой, штык-нож. Экипированный солдат больше похож на вьючную лошадь в начале долгой экспедиции, когда запасы по максимуму, но при этом ничего из этих навьюченных запасов самой лошади не интересно абсолютно. Лошадь даже гордости не испытывает по поводу того, что кому-то из них доверили нести на спине целый теодолит, а остальным просто тушенку. Вот и мы были теми самыми лошадьми с теодолитами за спиной. И без тушенки, что примечательно.

Самым неудобным, бесполезным и мучительным пунктом экипировки была шинель. Не фактом своего наличия – ночью она пригодится, а способом переноски. Кто-то из генералов в середине девятнадцатого века решил, что такой вариант служит дополнительной защитой солдата в штыковом бою, с тех пор так и носим. В конце двадцатого века штыковая атака по-прежнему основной вид боя в головах наших маршалов. Зла не хватает, она натирает шею, под ней жарко, снижается обзор и маневренность. В случае внезапного боестолкновения придется терять секунды на сбрасывание или воевать с этими веригами… но по Уставу положено, а Устав не нами писан. Куда не кинь, генералы планируют сражения сферических солдат в вакууме. А ведь до Крымской войны шинельки привязывали к ранцам, был такой период просветления в головах. Кстати, сама шинель практически не изменилась с тех же далеких времен, спроектированная для кавалеристов, она дает некие плюшки конным воинам, а солдатикам конца этого столетия только лишний вес и танцы с бубном. Особенно приятно в ней ползать и пробираться через колючую проволоку и лес. А еще форсировать ручьи. Ладно, побежали, что ли?

Задача нашего взвода – совершить марш-бросок через лес по спланированному маршруту и внезапным ударом захватить рубеж обороны, занимаемый двадцать первым. В итоге все счастливы: наши тем, что не придется копать окопы, противник тем, что не придется бегать как сайгаки. Каждому не достанется свой кусочек ненавистного пазла. Бойцы уже научились ценить маленькие радости, ведь могли спланировать выход так, что и копать, и бегать. Мною был предложен другой маршрут, в котором петля была чуть покороче, и снова инициатива имеет инициатора. Меня назначили разведкой и передовым боевым охранением, Иванца выставили в боковое охранение – правильное решение, невысокий шустрый и легкий Иванец почти местный, если возьмем языка, сможет его допросить. Шутка. Двигались бегом, с короткими интервалами на шаг, в результате реализации моего плана, укоротили марш до восьми километров, правда мы с Иванцом набегали не меньше десятки, выискивая удобные и проходимые тропки в лесу. И голубику. Она уже поспела, по пути мы срывали ягоды и кидали в рот, шедшим по нашим следам товарищам ничего не доставалось, они небось и не подозревали про потерянный ресурс. Из местных наблюдали только кабанов, да и то не самих, а их свежие лежки. Мы не охотники, нас задирать не стоит даже кабанам. Можем застрелить холостыми патронами или заколоть штык-ножами. А то и загрызть с голодухи, это еще страшнее. Мыться негде, как пойдем на двадцать первый взвод в окровавленной форме – они все и обделаются.

Выйдя практически на место начала атаки, чуток отдохнули. Сержант рассказал тактику предстоящего боя, раздал патроны, причем себе не оставил – то ли уже подрос, то ли не хотел детишек без игрушек оставлять, пожалел. Черновалюк попытался показать приемы рукопашного боя с автоматом. Кое-что даже получилось неплохо.

– Милославский, ты говорил, учил кого-то как правильно убивать. Нам покажешь?

– Да легко. Правило один – у профи палец никогда не лежит на спусковом крючке.

– А как же стрелять?

– Только перед производством выстрела палец ложится на крючок. В остальное время вытянут вдоль скобы. Вот так. Были случаи, когда взрыв, выстрел рядом, даже просто чихание провоцировало непроизвольное нажатие крючка. А это демаскировка или ранение союзника. А в космическом корабле – разгерметизация.

– А что, в космос тоже с оружием летают?

– А ты как думал? Пистолет – обязательная часть экипировки. Или амеров на абордаж брать, или в тайге после посадки выживать.

– Врешь!

– Не, он правду говорит, я в музее видел!

– Отставить! Второй момент: при возможности или ожидании огневого контакта оружие переносится в непосредственную близость. Автомат вешается на грудь стволом вниз, правая рука контролирует пистолетную рукоять. Вот так.

– Так по уставу не положено!

– А ты посмотри хронику Великой Отечественной, как солдаты на передовой или в тылу противника автоматы носили. За спиной ни у кого оружие не висело. И стволом вверх через правое плечо не носили. Кто-то попробуйте быстро вскинуться в то дерево из уставного положения на грудь или с плеча.

Народ начал пробовать, слава Одину, никто не остался без глаза. Потом парни начали пробовать изготовку к стрельбе, стрелковую стойку пригнувшись с полусогнутыми ногами, потом хождение группой с распределением секторов наблюдения и стрельбы. Солдатам явно нравилось заниматься боевой учебой вместо рытья котлованов и чистки картошки. Кто бы сомневался, каждый хочет быть воином, а не хлебопашцем – у дружинника другой социальный статус, это впитано с молоком матерей. Нет, есть отдельные пацифистские личности, но мы с ними боремся.

Захотелось похулиганить, командиры-срочники пошли на поводу. Тем более, как вы поняли из рассказа, командира взвода с нами привычно не было – вот это нам достался самый крутой спец по забиванию болта на службу! Короче, мы с Иванцом провели доразведку опорного пункта условного противника и решили атаковать с тыла. Нефиг их баловать. А потом еще поползали и нашли единственного дозорного в тылу – их ком.взвода молодец оказался, подстраховал и это направление. А дозорный не молодец, его победил главный друг всех служивых – сон. Пообщались с Черновалюком, сняли всю амуницию с себя, кроме чулков от ОЗК, взяли ремешки от шинельной скатки и тихонечко пойдем брать дозорного.

– Последний штрих, бойцы. Кто-нибудь, дайте крем для обуви. В крышке рукоятью штыка расталкиваем листья помясистее в кашу, вот так добавляем крем и пальцем смешиваем. Нет, мне не жалко пачкать палец, я еще им морду мазать буду. Все смотрят, как мажу, каждый мажет не себя, а товарища. Матерные слова на лбу не пишем, полоса по переносице, две полосы на скулы под глазами, пара косых полос на лоб. Цель грима – разрушить узнаваемый образ лица – противник мельком увидел, но не понял, что увидел человека.

– Так нормально, Жора?

– Молодец, как у меня получилось, даже лучше! Смотрим на образец, рисуем трындец.

Решили врага брать живьем, чтоб потом не обвиняли в излишней кровожадности на учениях. Подкрались с разных сторон, я навалился на грудь и прижал чехол с чулками к лицу бедолаги, блокируя возможность закричать. Черновалюк в это время, как мы договаривались, упал на ноги и захлестнул ремешком. А руки, руки бойцу пока не сильно помогут. Я со своей задачей справляюсь, главное, чтоб Олег не тормозил, а то придушим своего товарища нафиг. Ага, колотить меня по спине боец перестал, но дергается – значит еще жив, уже зафиксирован. Оглядываюсь, конечности в порядке. Показываю на рот, мол дам ему чуток вдохнуть, Черновалюк кивает, понял. Удачно получилось, пацан успел дохнуть разок, а крикнуть фигушки. Фиксирую чехол ремнем и тащим жертву из кустов дальше в лес.

Нормально справились, нас с улыбками встречают совзводные, расписные рожи. Народ, впечатленный моей тактической подготовкой практически без звука принимает мои полупредложения-полууказания. Уже ясно, кто выше по статусу во взводе. Языка зафиксировали накрепко, рот освободили, тут кричать можно. Сашу Богана оставили контролировать противника и охранять имущество – всё лишнее, кроме оружия, лопаток и фляжек я распорядился снять.