– Безумие. Что он себе возомнил, этот… этот…
Вебстер знал, как обозвать мистера Эгансвила, но он боялся сделать это вслух. Мало ли, ведь в последнее время уже никто не мог с уверенностью сказать, что не только заклинания отслеживает новый отдел секретаря. Может быть, он отслеживает и высказывания министерских служащих. Все может быть, думал Шакпи. Теперь все может быть.
***
Мистер Фейн, покончив с чтением пророка, взял маленькую кофейную чашку и громко-громко хлебая потянул горячий напиток. Ему нравилось так делать дома, одному, незаметно для других нарушать правила приличия.
Из прочтенного он сделал два вывода: на турнир его, определённо, направят, на всякий случай, и второе – мистер Эгансвил избыточно предприимчив. Аверилл не понимал, такого ярого стремления напичкать заголовки газет своим именем. То он делает конкурсы, то создает новые отделы, то этот чертов матч.
"Что ему так неймётся? – думал Фейн. – Ты секретарь, у тебя есть работа, деньги, положение. У тебя явно имеется и власть, и средства, и хороший дом. Есть женщины, поклонники и завистники. Зачем? Зачем, после выигранного матча гнаться за снитчем? Куда пойдут эти сто пятьдесят очков?"
Аверилл поставил чашку на газету, точно на оживленно жестикулирующего секретаря, и повернул голову к высокому узкому окну. Он посмотрел на пасмурное небо. Оно всегда напоминало Фейну старую половую тряпку, которую выкручивал невидимый титан и с которой, в результате, льётся на землю грязная, усеянная черными пылинками вода. Образ устоявшийся, но не сегодня. Сегодня…
"Что ему так неймётся? – вновь подумал Фейн. – Ведь должны быть причины. Ну, вот я. Я, представим, секретарь, или не дай пикси министр. Всё работает, все работают. Самолётики летают, порох взрывается, гоблины жадные, всё, как всегда. А может… Он ведь полукровка. Да, точно! Наверное, это магловская кровь. Это она кипит в секретаре и вынуждает его заниматься такими пошлыми вещами как модернизация и прогресс. Всем эти жутким, и очень магловским".
Фейн поднял чашку. Испачканный секретарь продолжал размахивать руками, только теперь мокрыми и грязными. Он разбрызгивал капли на стоящих перед ним слушателей и абсолютно точно походил на титана дождя. Ему, однако, не хватало тряпки.
"Этот всех отмоет, – сказал вслух Аверилл. – Этот точно".
***
За последние два месяца Банти просто-таки возненавидела свою работу. Комиссию по обезвреживания магических существ она выбрала, ведь здесь, обычно, редко что-то случалось. Это тебе не отдел правопорядка, который вынужден ежеминутно бороться с нежеланием волшебников и их безалаберных отпрысков соблюдать эти самые порядки. Здесь, неприятности стоило ждать только в полнолуния, и то не всегда, а также, весною, в основном в начале апреля, когда у драконов и прочих магических существ начинался брачный сезон. Но будущий турнир Жизни и Смерти, прозванный Банти "холуйским выпедрежем", требовал постоянного присутствия комиссии, поскольку и гиппогрифы, и фестралы относились к категории ХХХ и ХХХХ, что делало их не самыми, однако, весьма опасными магическими существами.
Происшествий за период тренировок было около шести. Однако, дней проведённых Банти на улице, в сырую, мерзкую погоду насчитывалось в десять раз больше. Это делало, мисс Хоггарт, в миллион, в триллиард раз язвительнее, злее и стервознее.
– Что?! – прорычала она ощутив на плече чью-то руку. Поворачиваться Банти не стала, она была выше этого. Хотя нахальной руке, а особенно её владельцу, следовало быть более осмотрительным.
– Привет, – поздоровался долговязый Дример поравнявшись с ней.
– А, это ты… – протянула Банти сморкнув острым носом.
Они не виделись с того самого дня, как он её спас. И теперь им обоим было неловко. Ей, потому что слабак и мямля Дример, не такой уж слабак и мямля. А ему… Едва ли Дримеру хватило бы все имевшихся у него пальцев, чтобы назвать причины.
– Чего приехал?
Дример окинул взором стадион, решётки перед зрительскими трибунами, магический купол наверху. Он уже успел все это осмотреть до, но теперь нужно было с чего-то начинать. Так что долговязый показательно закрутил головой, путешествуя безразличным взглядом по сторонам.
– Тебе здесь не нравится?
Банти усмехнулась, вновь сморкнув носом.
– Мягко говоря. Я мечтаю испепелить это место.
– Охотно верю, – согласился долговязый. – Кстати, именно это, отчасти, и стало причиной моего визита к тебе.
Банти повернула голову, вопрошающе посмотрела на него. Лицо её было бледным, уставшим и злым. Длинный черный волос, обычно ровный и чистый был засаленным, его пряди крутились, будто орда болотных пиявок. Пуговицы… Пуговицы сегодня приняли форму наконечника стрелы. Самую воинственную и решительную.
– Я подумал, – объяснялся Дример, – что лучше я приеду к тебе, а не кто-то из наших. Банти, ты использовала заклинание круцио, непростительное, как ты знаешь, заклинание целых семь раз, за последний месяц.
– Следишь за мной? – безразлично прыснула остролицая.
– За всеми, Банти. Мы за всеми следим. Я тебе это говорил. Сказал, секретные сведения, чтобы уберечь тебя. Чтобы ты не наделала глупостей. А ты?
– Что я? – возмутилась брюнетка. – Что? Это я, а не ты, Деклан, торчу здесь денно и нощно разглядывая чертов стадион. Это в мои кости проникла сырость и холод, будто я половица древнего замка. Это я не пользуюсь косметическими чарами, ведь через десять минут от них ничего не останется. Единственное мое развлечение – пытать проклятых пикси, что водятся в местном лесу. И ни ты, ни министерский подхалим, ни сам министр магии, чтоб он разорвался от диареи, мне этого не запретят.
– Боже, Банти, – на лице рыже возникло ошеломлённое вопиющей нелепостью выражение, – ты что ребенок? Маленькая девочка, которой не купили сову?
– Да! – рявкнула Банти. – Я девочка, которой не купили сову. А ты, Дример, болван, которому не купили мозгов. Убирайся, прочь! Пока я тебя не стала пытать.
Банти показательно топнула ногой, грязь под подошвой зачавкала, остролицая резким движением сложила длинные руки на худой груди.
Лил дождь, стучал по карнизам. Его капли проникали через магический купол, образовывали на газоне игрового поля лужи. Команда Жизнь, тренировалась на дальнем конце поля, команда Смерть, на ближнем. Игроки в защитном снаряжение летали на чёрных крылатых, костлявых лошадях и только теперь Дример понял, что смерть дементора бесповоротно изменила его жизнь. Лаладж Кит, её изменил, если быть совершенно точным.
– Прости, Банти, – извинился Дример, хотя и не считал, что он хоть в чем-то не прав. – Я тебя предупредил. И прошу, пока прошу, прекрати изливать свой гнев на других. Мне всегда нравилось, что ты честная и храбрая. Храбрее и честнее меня, это точно. И мне будет очень обидно, если близкую мне волшебницу упекут в Азкабан за такую нелепость. Пока, Банти. И до встречи. Я очень надеюсь, что ей предшествуют другие, приятные обстоятельства.
– Угу, – промычала остролицая, сморкая носом. Она от чего плакала. Сама не зная, почему. И ей, в миллион раз сильнее, чем прежде, хотелось поймать проклятого пикси, наложить на него заклятие и слушать, как тот пронзительно пищит, брыкаясь, извиваясь и трепеща крылышками. Смотреть, как ему плохо, намного хуже, чем ей и… нет, не радоваться, но знать, что в мире есть справедливость…
– А не только её следы на песке, – донесся до Банти знакомый до дрожи голос. – Вы ведь об этом думали, мисс Хоггарт. Правда?
***
– Без обид, – шепнул ей на ухо полулицый Лаладж Кит. – Вы думаете, что вы заложница, но на самом деле – вы рычаг в очень примитивном механизме. Не беспокойтесь, мисс Хоггарт. Всё будет хорошо. Я верю в это. Вот и вы не грызите веревку, а верьте. Это намного приятнее.
Банти гневно прорычала, попыталась вырваться, но у неё ничего не получалось. Гнев быстро сменила беспомощность. Та страшная и всепроникающая, что уже два месяца её пребывания на стадионе душила бедную Банти изнутри.
Мисс Хоггарт не знала куда трансгрессировал их Кит, но это явно был дом, старый и заброшенный. С прохудившейся крышей и таким же полом. С потрескавшейся мебелью воняющей древностью и старческим горьким потом. Картин, в просторной комнате, точно пещере, продуваемой тысячами сквозняков, было около дюжины. Каждое полотно, по центру, косой линией рассекал порез. Наверное, раньше, они были живыми, но не теперь. Теперь они были следами чей-то забытой варварской ярости.
С потолка капало, капали и слезы скатываясь по щекам Банти. Ей было до осатанения обидно, что она вот уже второй раз за день рыдает, но остролицая ничего не могла с этим поделать. Её эмоции были ей не подвластны.
От чего-то, совсем не ясного чего-то, ей захотелось, чтобы её вновь спас Дример, но теперь не бросал, а забрал с собой. В свою теплую квартиру с удобным диваном и горячим чаем. Чтобы сделал это немедленно, прямо сейчас и ни минутой позже, иначе она… она…
Банти захрипела сильнее прежнего.
– Удивительная порода, эти женщины, – стоя за её спиной рассуждал Кит. – Злая, беспринципная и в то же время манящая, как вспышка молнии. Хорошо, мисс Хогарт, я потороплю ваших рыцарей. Все-таки не гоже даме ждать слишком долго. Она и умереть может, ведь так?
Кит захохотал, но его смех мигом схлопнулся и Банти осталась одна.
Свистел ветер, шумели волны вдалеке, стучали капли об пол. Колючая верёвка, будто бы всё сильнее сдавливали худую грудь.
Банти ждала, ей ничего не оставалось.
Событие восьмое. Шестое сентября
Зови стояла у огромного черного полотна, не меньше пятнадцати футов высотой. В этом полотне жил министерский архивариус. Ему были известны все имена всех магов за все времена. Только сегодня, спустя два месяца ей удалось получить разрешение на визит к нему. Однако, и этого было мало. Архивариус не являлся всем подряд, и очень сильно любил загадки. Ходили слухи, что раньше (когда-то давно) на полотне изображался сфинкс, однако, кто-то закрасил его черной магической краской.
– Алохомора, – тихо произнесла Зови взмахнув волшебной палочкой.
Черной поверхностью картины прошла чуть видимая рябь.
– Какой главный цвет войны? – вопрошал густой низкий голос. Он будто бы был повсюду.
Зови, нахмурилась, поразмыслила несколько секунд, ответила:
– Желтый.
– Не дурно… – затянул голос. – Очень недурно, невыразимец Зови Элмерз. Мне приятно, что ты не сошла до банальности и не заменила манящее всех золото, следствием этой мании. Что ты хочешь от меня?
– Кто такой Лаладж Кит? – не раздумывая спросила блондинка.
Она знала, что времени у неё мало. Очень мало.
– Хм… – архивариус задумался. – Такого волшебника никогда не было и нет сейчас. Таково моё слово.
– А эльф, – затараторила Элмерз. – Есть такой эльф?
– Хм… – полотно продолжало вздрагивать, когда голос проливался из него. – Нет такого эльфа и не было никогда. Таково моё слово.
– Но он есть! – вспылила Зови. – Лаладж Кит, есть, кто бы он ни был! Ты врешь!
Два месяца ожидания и нулевой результат в конце. Невыразимец была разочарована и полна пламенного гнева.
– Много общего у имени и того, что красит войны в желтый цвет, – проговорило полотно, – Таково моё последние тебе слово. Прощай, невыразимец Зови Элмерз.
– Нет! – закричала Зови и бросилась к полотну, – Простите…
Неведомая магия отшвырнула её назад, Зови упала на спину и ехала по полу до тех пор, пока не оказалась за порогом широкой залы и двустворчатые двери с грохотом не затворились в ладони от её затертых туфель.
– Черт, – пробубнила Элмерз, успокоившись и поднявшись на ноги. – Что-то я погорячилась… Черт. Черт.
Продолжая чертыхаться невыразимец, шаркая, побрела в свой кабинет.
***
– Зачем нам столько магического, тайного, невероятного, если в этом нет никакого смысла? – негодовала Зови войдя к себе и усевшись в кресло.
– Гномз не плохо готовит, – появившись заметил эльф.
– Я не о тебе, – вздохнув сказал Зови.
– Надеюсь, и не про меня, ивакак Зови, – сказала появившись Нагуя.
– И не про тебя, – подтвердила невыразимец.
Гномз на миг исчез, появился протянув Зови выпуск Ежедневного пророка.
– Гномз думает, хозяйке стоит прочитать о турнире.
– Я не люблю квиддич, – отрезала блондинка.
Но эльф стоял на своём.
– Гномз любит квиддичу, – его рука все еще держала газету, – Гномз помнит, что хозяйка хорошо относится к Гномзу.
– Шантаж? – принимая свежий норм пророка спросила Зови.
Гномз кивнул не меняя спокойного выражения. Его откровенность во всем бесконечно подкупала невыразимца. И хотя она очень любила тайны, ей вовсе не хотелось, чтобы её близкие имели их от неё.
– Вот бы и мне… – протянула Нагуя задумчиво вглядываясь в развернутые типографские листы.
– Гиппогрифы… Фестралы…, – бубнила Зови читая. – С ума они там по сходили что ли?
Дочитав Зови скомкала газету швырнула ту в сторону и взмахнув палочкой сожгла на лету.
– Мистер Эгансвил, совсем сбрендил – откинувшись на спинку кресла и сложив руки на груди прорычала Элмерз.
– Гномз поедет на турнир? – поинтересовался эльф.
– Поедет, – прикрыв глаза согласилась невыразимец. – И Гномз, и Зови. Оба они поедут. Поскольку… Мистер Кит, скорее всего, тоже туда поедет.
– Да? – удивилась Нагуя.
Зови кивнула.
– Предчувствие, у меня, Нагуя. Пред…
Зови вскочила с кресла, схватила Гномза за маленькую холодную тощую руку, и они оба схлопнулись исчезнув из кабинета.
– Тухлая рыба… – сама себе заунывно пропела Нагуя и повернувшись пошагала в сторону заснеженный гор.
***
Утро было пасмурным и мрачным. Оно точно соответствовало настроению Вебстера.
Встав с кровати коротышка сделал шаг и тут же споткнулся о табурет. Он выругался, побрел, шаркая, к окну, но шторы и так были раздвинуты. Несмотря на то, что часы показывали десять утра нигде, совершенно нигде не было светло. За окном стоял густой серый туман, в комнате – сумерки. Вебстер зажег торшер на худой ножке, заставил светится и палочку.
Шестое сентября, вот уже тринадцать лет был для Шакпи угрюмым, тяжелым, траурным днем. Тринадцать раз он просыпался, завтракал в столовой, разглядывая старую живую фотографию в золотой рамке, потом выходил во двор, в палисадник, и долго-долго стоял ссутулившись, глядя на каменный горбик окруженный чёрно-желтыми примулами. Их, больше других, любила его сестра Аманда.
Манди. Высокая, остролицая, с длинным прямым волосом. Она была копией их бабушки по отцовской линии. Второй – высокой и черноволосой, за четыре ближайшие поколения, по обе стороны фамильного древа Шакпи.
С раннего детства Веб и Манди всюду таскались вместе. Погодки, неразлейвода, сорванцы. Оба не блистали большим умом, однако отличались усердием, от чего и попали в Хаффлпафф.
На третьем курсе записались в факультетскую команду по квиддичу, ведь обожали тот с пеленок.
Манди стала капитаном, Веб – ловцом. Отличительными чертами их метел были выцарапанные на них символы молний. Они являлись копиями шрама великого мистера Поттера, копиями символа победы во второй магической войне.
Их дуэт, после первого выиграша в Чемпионате мира по квиддичу, прозвали дуэтом Рыжего Феникса (Вебстер, взаправду, чуть было не погибал, но вновь возвращался на поле) и Барсука. А команда и кубок, принесли не столь заметному, и никогда не стремящемуся к славе факультету всемирную известность.
Команда Шакпи лидировала в турнирной таблице и последующего чемпионата, однако в финал они не вышли.
Шестого сентября бладжер разбивает метлу Манди, когда та находится над воротами. Сестра Шакпи падает вниз, ударяется лицом о кольцо, выбивает два зуба, давится ими, как бы грубо это не звучало, и ей не успевают помочь. Нелепость, случайность… но дочь ночи Мойра доплела свою нить.
– Ты всегда их любила, сестренка, – говорил Вебстер глядя на чёрно-желтые примулы, – Говорила, что они наш цветок, цветок факультета, цветок наших побед. Я постою здесь, у могилки твоей метлы, а потом пойдут к тебе. Ты теперь в склепе, рядом с папой и мамой. Тебе там хорошо, я позаботился, чтобы вам всем там было хорошо. Я раньше не был таким заботливым и, думаю, это я зря. Надо было. Много чего надо было.
Шакпи сморкнул носом, потер пальцами слезящиеся глаза.
– Сегодня опять туман, – продолжал, – Как тогда, как тринадцать лет назад. Но сегодня теплее. Каждый год немного теплее. Я слышал это всё из-за противных маглов и их безжизненных механизмов. – Веб вздохнул. – Мне очень тебя не хватает, Манди. Тебя, мамы и папы. Я остался один. Но я стараюсь. В министерстве меня хвалят, дают много работы. Говорят, я болван, но я молодец. Видишь, сестренка, я так и не научился понимать, что говорят другие. А, – Вебстер повернул голову смерив взглядом подошедшего с права волшебника, – это вы мистер Кит. Вас ищут, вы знаете?
Шакпи сморкнул носом, смахнул слезинку со щеки. Наверное, будь это другой день коротышка опешил бы, замялся, или наоборот, вытворил нечто глупое и поиграл бы в храбреца размахивая палочкой. Но это в другой день.
– Знаю, – ответил полулицый. – Мои соболезнования, уважаемый мистер Шакпи.
– Спасибо, мистер Кит. И, если вы не против, я бы хотел побыть один.
Кит помолчал. Стал говорить так, будто разговор продолжался уже целую вечность:
– Есть вещи, уважаемый Вебстер, которые мы изменить не в силах. Я: прикидываюсь коммивояжёром, обманываю говоря о своем прошлом. Вот это – Кит показал свою палочку-кость, помолчал. После продолжил. Тихо, не паясничая, не играя: – Вы же – не можете вернуть сестру. И все-таки, Вебстер, одну вещь вы изменить можете.
– Какую, мистер Кит? – безразлично спросил Шакпи, сморкнув носом.
– Себя. – сказав это полулицый помолчал. – Вы можете стать тем, кем вы были и хотите быть, вот уже тринадцать лет. Я прочел их все – перед Китом и Вебстером стали кружить сотни газетных вырезок. Их содержание было прекрасно знакомо мистеру Шакпи. – И думаю, что я сделал правильный вывод.
– Уйдите мистер Кит. Пожалуйста.
– Хорошо, – не раздумывая согласился полулицый, – Я уйду. Но пообещайте мне, ради Манди, что бросите свое имя в кубок. В этом чемпионате не будет метел, но вы, я уверен, справитесь и без них.
– Команды укомплектованы, мистер Кит. Хоть мне это и безразлично, но я, всё же, немного в курсе дел.
– А вы бросьте. Бросьте. Кубок огня не совершенен. Не был раньше и вряд ли Чипу Эгансвилу удалось поделиться с ним своим собственным "совершенством". Не знаю, может быть его кто-то испортил, а может… Может ему лучше знать достойны вы или нет. Жив ли еще Рыжий Феникс Шакпи или он погиб убитый исполнительным малодушным министерским служакой. Бросьте, Шакпи. И вы сами это узнаете.
Коротышка поднял голову, посмотрел внимательно в уцелевший левый глаз Кита. Тот был странного зелёного цвета, срывающегося в бирюзу.
– Прощайте Вебстер, – Кит щелкнул пальцами и газетные вырезки превратились в лепестки чёрно-желтых примул. – Надеюсь, навсегда.
Событие девятое. Реликвии и собачья работа
– Дример, на пару слов.
Сказав это его коллега, белобрысый мистер Вейд, схватил долговязого под руку и потащил за собой. Они проделали десять шагов, и оказались за одной из квадратных колонн министерского коридора.
– Хватит, – Дример выдернул руку. – Что ещё, Вейд? Я же, кажется, говорил тебе, что не собираюсь участвовать ни в каких фронтах и прочих антиминистерских движениях. Я тоже не в восторге от деятельности нашего шефа, но идти против – считаю самоубийством.
– Я не об этом, – хмуро пробубнил коллега. – Твой Греческий Нимбус исчез сразу же после вашей встречи.
– Что значит исчез? – не понял Дример.
– А у этого термина есть другое значение? – ехидничал Вейд. – Исчезла, твоя Банти. Была её палочка в омуте слежки, а потом раз – Вейд щёлкнул пальцами, – и исчезла.
Дример помолчал.
– Ты следишь за нами?
Вопрос Дримера Вейда не смутил. Тот показательно скривился:
– Делать мне больше нечего.
Дример не поверил ему, но решил не углубляться. Какая разница, в сущности, подумал. Их отдел на то и нужен, чтобы следить.
– Омут сбоит, – процитировал долговязый секретаря, – в местах большой магической активности. На соревнования притащили старый кубок. Я думаю, в нем, все дело.
– Как знаешь, – фыркнул Вейд, – Я ему, как другу, решил помочь. А он – носом крутит.
– Какому ещё другу? – Дример нахмурился. – Я не учувствую в ваших тайных сговорах, не пью с тобой пиво после работы… Я даже не знаю: есть у тебя кто-то или нет. Не придумывай Вейд. Какая ещё дружба?
Белобрысый смерил Дримера взглядом. Смотрел зло.
– Пошел ты, Деклан, – сказал наконец. – С тобой никто не общается и теперь я понимаю почему. Пока.
И белобрысый быстро пошагал прочь.
Дример провожал его взглядом и думал, что может быть тот прав. Вечное недовольство, постоянная критика в адрес окружающих – не самый верный способ заводить дружбу. И все же…
Банти действительно не было. Дример еще раз просмотрел, через омут на его столе, территорию нового стадиона и ничего. Четырнадцать участников, сорок волшебников, направленных заниматься ремонтом и трое местных учеников: подглядывают, – резюмировал Дример.
"Если бы мои слова были верны, – подумал долговязый, – исчез бы ещё хоть кто-то".
– Черт, – выругался он вслух и набрав полную грудь – так меньше тошнило от частой трансгрессии – схлопнулся, разметав пергаменты и газеты со своего стола.
***
Шакпи стоял завороженно глядя на деревянную чашу из которой вместо хрупких клубов белого пара вырывались языки синего пламени. Соглядатай кубка, волшебник еще меньшего роста, чем сам Вебстер, чуть похрапывая дремал, лежа на приставленных вместе двух раскладных стульях. Прибытие Вебстера, шумное в общем-то, никак его не потревожило.
Шакпи вытащил палочку, взмахнул ей в направлении соглядатая.
Стулья разошлись в стороны, волшебник упал на деревянный пол.
Упал. Вскочил. Выхватил палочку. Тут же ее лишился.
– Осторожнее, коллега, – холодно сказал ему Шакпи пряча свою, дважды примененную, палочку в футляр.
После, Вебстер пошёл в направлении выбитого им оружия, поднял то, подошел к карлику, протянул.
– Я, Вебстер Шакпи, из отдела магического транспорта.
Карлика смерил Шакпи сонным, слегка испуганным взглядом, выхватив палочку, недовольно фыркнул.
– Здесь транспорт не в вашей юрисдикции. Чего вам? – спросил не ответив на приветствие и не назвавшись.
Шакпи вновь повернулся лицом к кубку. Языки синего племени подымались над чашей на целый фут, дребезжали, гипнотизировали.
– Что нужно сделать, чтобы принять участие в турнире?
Он сумел. Вебстер репетировал эту фразу вот уже два часа. Он повторял её не веря в то, что все-таки сумеет её произнести. Но… Кит был прав. Нельзя, навсегда, зарыть голову в песок. Феникс сгорает и тут же воскресает в огне. Тринадцать лет, прошло. Шакпи, действительно, пора было воскреснуть.
– Вам, ничего. – недовольно бросил карлик подымая стулья и вновь сдвигая те. – Участники давно выбраны.
– Что нужно сделать? – разбивая слова на слоги раздраженно повторил Вебстер.
Соглядатай лег, скрутился калачиком. Закрыл глаза, полежал немного с закрытыми, после открыл, обнаружил Вебстера, вновь фыркнул.
– Вы, правда, хотите попробовать?
Шакпи кивнул.
– Кубок больно наказывает наглецов.
– Переживу.
– Я предупредил, – карлик сморкнул (ах, эта осень), стал объяснять: – Напишите имя на кусочке пергамента, подойдите, бросьте тот в огонь. Потом дожидайтесь, когда вас отшвырнет во-о-он в ту стену.
Карлик указал рукой позади себя. Вебстер посмотрел в указанном направлении.
В выкрашенной в синий фанерной стене зияло кривое отверстие.
– Я пробовал, – промямлил соглядатай и причмокнув притворился, что заснул.
Мистер Шакпи вытащил пергамент, написал на нем своё имя, подошел к чаше. Ему пришлось подняться на цыпочки, чтобы дотянуться до её обода. Синий огонь коснулся его руки, вызвал приятную щекотку. Нет, он не был горячим. Он, скорее, казался плюшевым.
Один глаз соглядатая открылся. Карлик внимательно наблюдал за происходящим, подленько смакую в фантазии будущую развязку. Однако, ничего, совершенно ничего не произошло.
Вебстер и сам постоял щуря глаза и ожидая удара, но когда того не случилось он лишь бросил на последок, перед трансгрессией:
– Так тому и быть.
***
– Мисс Хоггарт здесь? Где она? – спросила Зови разбудив соглядатая, спящего на приставленных вместе раскладных стульях.
– А? – не понял тот протирая глаза.
– Банти Хоггарт, где она? – повторила невыразимец.
Карлик сел, свесив ноги, его лицо пыталось вспомнить как выдавать понятные другим эмоции.
– Скорее! – гневно прошипела Зови. С этим делом её, обычно, спрятанные глубоко-подальше чувства, теперь лезли наружу к месту, и не к месту.
– Хоггарт… – мычал карлик, – Такая высокая, с длинным…
– Да! – рявкнула Зови.
– Не знаю. Была. Где-то на стадионе. А вы уже в курсе?
– Что?
– У нас новый участник команды Смерти. Восьмой. Как вам? Опять эта хреновина, – карлик ткнул в сторону кубка, – Жаждет крови. А я ведь говорил, что идея дурацкая. Давайте ещё маховики времени… Ей, мисс! Ей!
Но кривая блондинка уже достаточно далеко ушла от него.