35. Как работа?
Теперь при каждой встрече родственники и друзья, словно сговорившись, тактично, как им кажется, интересуются: "Ну, как работа?". Вот ничего их так не волнует, как моя работа! Раньше моя работа никого не интересовала, а теперь, ну, вот просто ужас как интересует. Кто-то даже может посочувствовать: "Хорошо, что твоя мама не дожила". Ну, спасибо за сочувствие.
"И день за днем ужасно злить меня вот это стало"
Я родился в один день с В.И.Лениным (так получилось). На моём дне рождения сидят гости, а школьный друг, Сашка Сандунов, поднимается из-за стола со стопкой водки и собирается произнести, как ему кажется, очень смешной, пространный тост. Зачин такой: "Владимир Ильич Ленин тоже сидел…".
Я не выдерживаю и перебиваю его: "Еще что-то скажешь – получишь в морду!".
Моё обучение на Конюшенной начинало давать плоды.
36. "Циклоп"
Каждый раз, когда надо было проверить какой-нибудь переключатель или какое-нибудь реле (а их много, разных типов), Клён пытался примотать к контактам провода от стенда. Провода тут же отваливались, искрили, Клён пытался удерживать их руками, матюгался, и этот кошмар повторялся из раза в раз:
– Не работал я с этими релюхами, а то бы посмотрели, кто кому Иванов!
"Серёжа, давай соберем свой стенд, чтобы было удобно работать," – сказал я Клёну. Он посмотрел на меня, как на инопланетянина.
Короче, я прикинул, какие приборы чаще всего приходят в ремонт (реле-регуляторы, реле поворотов, переключатели света и т.д.) и нарисовал схему простейшего блока питания с регулировкой напряжения, с измерением напряжения и тока, с удобным подключением, а в качестве нагрузки решил взять лампу (эта лампа в плафоне в центре передней панели потом и подсказала мне название самоделки – "Циклоп").
Я составил список необходимых деталей – часть из них Клён тут же нашёл в старом хламе, вольтметр и амперметр мы сняли с неработающего стенда. Хуже всего было с тумблерами – они были дефицитом, потому что широко использовались для "секреток", то есть противоугонных систем того времени. Чаще всего "секретки" врезались в разрыв провода зажигания и прятались под торпедой, но были и более хитроумные системы. (Признаюсь, я даже подготовил обзорную статью для журнала "За рулём", где разобрал особенности различных вариантов "секреток", но, увы, журнал мне не ответил).
Как бы то ни было, но за бутылку и Клён, и Васька ставили простейшие "секретки" на любые машины; я тоже их ставил, но за бесплатно, однако если водитель настаивал, то я предлагал выставить полагающуюся за труды бутылку ребятам. Замечу, самое главное – для таких секреток требовались тумблеры.
И вот, когда все детали уже были в шкафчике у Клёна, я предложил ему приступить к изготовлению "Циклопа". Серёга в этот момент был уже хорошо поддатым, и он мне мрачно сообщает, что тумблеров нет.
– Как нет? – удивляюсь я. – Вчера же были.
– Нет! – как отрезав, отвечает мне обычно добродушный Клён, и я впервые увидел его такой остановившийся, волчий взгляд.
Я отошёл от него, и пару дней мы общались с Серёгой по минимуму.
Потом Клён, как ни в чём не бывало, сообщил, что теперь тумблеры есть.
Ну, а дальше, как в сказке: пошли в кузню – там Клён на гильотине отрезал кусок алюминия в размер по моему эскизу. Потом на гибочном станке согнул заготовку. Потом, работая по очереди, мы вскрыли все отверстия на передней панели прибора. Потом сходили в малярный цех и там покрасили "Циклопа" в синий цвет. Потом смонтировали все комплектующие и установочные детали. Потом уже я взялся за паяльник. Вот, собственно, и всё. (В "почтовом ящике", где я раньше работал, на согласование, проектирование и изготовление подобного стенда ушло бы несколько месяцев.)
Теперь работать стало намного удобнее. Клён торжествовал, когда водители приносили реле. Он чудодействовал, легко подключая реле к "Циклопу", включал питание, регулировал напряжение, стрелки приборов отклонялись, а единственный "глаз" (лампочка в плафоне) мигал либо в такт с работой реле поворотов, либо светился ровным светом в зависимости от уровня выходного напряжения. Постепенно становилась традиционной просьба водителей даже просто проверить их реле с помощью "Циклопа".
P. S. Оформив "Циклопа" как рацпредложение, мы получили премию (конечно, не Нобелевскую).
P. P. S. Однажды, ремонтируя одну из схем, я увидел то, что вряд ли видел даже тот, кто профессионально занимается радиоэлектроникой: вместо диода использовался транзистор КТ315, причём, не целиком, а лишь половинка его была установлена на плату (остальная часть откушена, бокорезами?). Два впаянных вывода позволяли делать вывод, что p-n-переход транзистора использовался в качестве кремниевого диода (пайки на плате были заводскими). Очевидно, производитель исхитрился оформить временное отклонение от документации – как тебе такое Илон Маск?
P. P. P. S. Как-то старший мастер Михаил Константинович Гостев проводил инвентаризацию. В электроцехе он переписывал номера и названия всех приборов и наткнулся на наш безродный "Циклоп" (у которого, естественно, не было специальной бирки):
– Что это такое, как называется?
– Циклоп, – ответствовал Клён, глядя на Костина нетвёрдым взглядом.
– Что?!
– Ну, это… Прибор такой, Циклоп называется.
– Чтобы завтра на нём была бирка!!!
– Сделаем, Константин Михайлович – ответствовал разогретый уже Клён, соглашаясь на всё, лишь бы от греха подальше.
37. Профилакторий
Профилакторий. Высокий сводчатый потолок, отчего голоса здесь звучат гулко. Народ копошится возле машин, кто-то, согнувшись, тащит тяжёлую деталь. Чем-то всё это напоминает баню – ту, с оцинкованными тазиками, в которую я с отцом ходил в детстве.
Прохожу мимо ряда машин, один из водителей просит:
– Юрка, помоги прокачать тормоза.
– А я не умею.
– Да тут просто. Садись, вот педаль тормоза – будешь нажимать и отпускать.
Я сижу в кабине, он командует:
– Качай.
Я качаю.
Команда:
– А теперь нажми и держи.
Я держу.
Подходит:
– Все в порядке. С меня стакан.
– Да ты что? Не надо!
Действительно, что я такого сделал, чтобы меня благодарить? Однако мой обычный отказ выпить для водителей всегда оставался загадкой.
Впрочем, чего-то и я не понимал в их жизни.
38. Мой первый телевизор
Через месяц после начала работы на Конюшне я начал готовиться к будущей жизни – пошёл учиться ремонту телевизоров в радиотехнической школе ДОСААФ, что на Фонтанке, недалеко от Цирка, а самое главное, недалеко от Конюшни – каких-нибудь четверть часа пешком по любимому городу.
Как-то иду на учёбу через Михайловский парк, а навстречу мне по жёлтым листьям нестройной толпой бегут ребята в трениках и футболках, мокрых на груди и под мышками (видно, сдавали зачёт по физкультуре).
И меня настигает ощущение чего-то подобного, но своего: своего горячего дыхания, своих, прилипших ко лбу волос, своего тёплого пота, своих друзей рядом – так, как это бывает только в юности. Как будто это я бегу, как будто НИЧЕГО не было.
И тут же приходит осознание: БЫЛО.
А вот здесь (это тоже на пути к курсам), на фасаде дома угол Садовой и Инженерной долго была видна стихийно возникшая размашистая надпись: "Да здравствует первая женщина-космонавт Валентина Тережкова! Ура!". Кто-то написал фамилию так, как, услышал её первый раз по радио. Удивительно, но эту несогласованную ни с кем надпись не удаляли несколько лет (и это в советское время!). Тогда у всех нас был пьянящий энтузиазм от первых полётов в космос, была общая гордость, все восхищались Терешковой. Теперь на так.
Ну, вот уже и Дом графини С.В.Паниной (Дом Обороны ДОСААФ).
Я сразу начал учиться ремонту цветных телевизоров (самомнение не позволило для начала изучить черно-белые телевизоры, о чём я в дальнейшем не раз жалел). Преподаватель Жарков был сухонький седой старичок, перед ним на столике всегда стояла бутылка с клюквенной водой, которой он смачивал пересыхавшее от выступления горло, потом рот вытирал платочком.
Манера обучения у Жаркова была своеобразной, рассчитанной на мужскую аудиторию: он любил прерывать свое повествование о работе телевизоров контрольным вопросом к залу "а что произойдёт, если…". Когда слышал неудовлетворительный ответ, что-то вроде "повысится напряжение", то всегда находил адекватный, доходчивый комментарий: "Когда я был молод, моя мама не могла мне купить дорогие брюки, поэтому я носил штаны из мешковины. Натирали они ужасно, зато напряжение там тоже было о-го-го каким высоким".
Тем не менее, о телевизорах Жарков знал всё.
Я завёл тетрадь в 96 листов и теперь каждую свободную минуту сидел в углу между столами и читал-перечитывал конспект лекций Жарова. Мне ничего не мешало – ни включённый приёмник, ни то, что рядом распивали спиртное, базаря и матюгаясь в полный голос. Я не отвлекался, решив для себя, что ремонт телевизоров – это мой путь к свободе, к будущему.
Однажды ко мне подошел токарь Гена и попросил отремонтировать его телевизор. Я стал отнекиваться, мол, я еще учусь, у меня нет практики и т.д., но Гена уговорил, и на следующий день мы на его "Москвиче" поехали к нему на улицу Чехова.
Его телевизор едва показывал, со страшным "снегом". Я гениально предположил, что дело в ПТК (но мы их не проходили – Жарков ведь учил работе СКМов цветных телевизоров). Отступать было некуда, я вспомнил подход, которому учил Жарков – подавать сигнал с антенного штекера через разделительный конденсатор на различные точки селектора каналов (для этого у меня был изготовлен специальный щуп-переходник).
Не меньше часа я добирался до монтажа, измерял режимы на колодках двух ламп ПТК, сравнивал с указанными на схеме, подавал сигнал из антенны туда-сюда, всё безрезультатно. Гена сидел рядом и участливо подбадривал меня, старался хоть как-то помочь. Наконец, я сообразил отвинтить алюминиевые экраны ламп ПТК, и тут я увидел, что одна из ламп не светится, а ее стекло имеет белый налёт (явное нарушение вакуума). Чёрт побери, как же мне стало стыдно, ведь этот телевизор можно было отремонтировать за 5 минут, даже без тестера – достаточно было поменять лампу!
Гена благодарил меня и успокаивал, как мог.
P. S. Насколько всё же причудливыми оказываются повороты человеческих судеб! Мог ли я тогда предположить, что пройдёт время, и я овладею искусством поиска неисправностей, опубликую четыре свои книги по ремонту телевизоров, а одна из них даже найдет своё место в библиотеке Конгресса США.
39. Борьба с предрассудками
Обычно так и бывает: неожиданно прямо по курсу появилась чёрная кошка.
Я ускорил шаги, пытаясь двигаться на упреждение, но кошка легко разгадала мой маневр, прибавила ходу и успела-таки перебежать дорогу.
Досадно.
– Тьфу-тьфу-тьфу, – на её реванш я отреагировал стандартной процедурой, сплюнув через левое плечо.
– И не стыдно?!
Я оглянулся по сторонам – никого рядом не было. "Ага, это мой внутренний голос", – догадался я.
– А чего такого? – невозмутимо обратился я к своему внутреннему голосу.
Внутренний голос отвечал с присущей ему бестактностью:
– Опять ты идёшь на поводу своих предрассудков. Хотя сам, конечно, ни во что такое не веришь. Вот зачем ты плевал через плечо, а? Тебе самому-то не стыдно?
Ой, каждый раз этот бесплодный спор, эти "стыдно-не стыдно", уже надоело!
Я подумал и нашёл, что ответить своему внутреннему голосу. Чтобы раз и навсегда. Я сказал:
– А мне не трудно. Вот так! Меня что – убудет, если я сплюну через левое плечо? В конце концов, я свободный человек, и я не позволю, чтобы кто-то, пусть даже это будет внутренний голос, чтоб он диктовал мне, куда и когда мне сплёвывать. Я вообще плевать хотел на все ваши предрассудки!
В этот момент из-за припаркованного автомобиля осторожно ступая появилась еще одна чёрная кошка…
40. Головокружение от успехов
У Клёна были свои наработки, определенные приспособы, которые я у него старательно копировал:
– в первую очередь – это контрольная лампочка в специальном корпусе: один из контактов – иголка, другой – пружинный зажим "крокодильчик" на длинном проводе (очень удобно для поиска напряжения в системе электрооборудования автомобиля),
– кроме того, это моточки изоленты, которыми намного удобнее обкручивать провода, чем каждый раз отрывать куски от большого мотка,
– и ещё – я подобрал комплект часто используемых гаечных ключей.
Во дворе я увидал бесхозный деревянный ящик с петлями (как у шахматной доски), согнул для него из проволоки замок-лягушку (сталистую проволоку для замка предварительно "отпустил", как это делал Клён – подав напряжение от стенда, пока проволока не начала слабо краснеть и даже дымиться). Сделал ящику ручку, а в малярке мне его покрасили в синий цвет с красным крестом "Скорой помощи" – так что водители видели меня издалека.
В этот "кейс" я сложил инструменты и приспособы, так что теперь на ремонтируемую машину я выдвигался максимально подготовленным (пассатижи не оттягивали карманы ватника, не надо было бежать в электроцех за каким-нибудь ключом, который не взял с собой).
И появилась ещё одна приспособа – она была сугубо моей. В свое время Клён научил меня диагностировать работу генератора: надо отсоединить разъём с проводами от реле-регулятора и шплинтом перемкнуть контакты ответной части разъёма к генератору на работающей машине. Если пошла зарядка, значит – генератор исправен (и ремень нормально натянут).
Проблем было две:
– шплинт иногда терялся (а если он упал, то ищи его тогда где-нибудь в темноте, в луже под машиной);
– под шплинт надо было подкладывать какую-нибудь изоляцию, тряпку, иначе шплинт начинал коротить на массу.
Я изготовил перемычку в изолированном корпусе, заглушку (сделал её из разъёма неисправного реле-регулятора), и теперь работать без шплинта стало намного удобнее.
Эта перемычка стала моим вторым рацпредложением.
41. Дома у Гостева
Слухи, что я могу отремонтировать телевизор, да еще и бесплатно, дошли до старшего мастера – Михаила Константиновича Гостева. Это был невысокий пожилой мужчина, всегда очень строгий. Он постоянно хмурился, а когда волновался, ему не хватало дыхания, и тогда он говорил прерывающимся драматическим голосом мультяшного Оле-Лукойе.
Все с уважением и даже опаской относились к Михаилу Константиновичу, но при этом не без иронии.
Вот Гостев в очередной раз распекает клёпалу Диму, торопит его по работе, а тот с показным энтузиазмом реагирует:
– Михаил Константинович, всё ясно! Если надо – значит, надо. Значит, будут цвести сады!
Васька рассказывал, что Гостев живет без жены, что когда-то у него была дочь: муж её, узнав о супружеской измене, казнил неверную жену страшным способом, в результате теперь Гостев один воспитывает внука.
И вот я дома у Гостева, на Дрезденской улице.
Телевизор включается, но размер растра намного меньше экрана. Вспоминаю лекции Жаркова о выходном каскаде строчной развертки, нахожу конденсатор вольтодобавки, пробую параллельно подключать еще конденсаторы – размер увеличился, но появилась страшная нелинейность (впоследствии я узнал, что радиомеханики такое отклонение от заводской схемы при ремонте телевизора называют "химией" – вот ведь какое совпадение!). Пару часов я еще провозился с телевизором, но лучше не стало.
На следующий день я позвонил Алику – приятелю, с которым раньше работали (из нашего п/я он ушел на завод Козицкого и теперь здорово разбирался в телевизорах).
Говорю: "Сможешь помочь?".
Алик отвечает: "Конечно! Завтра после работы за тобой заеду". Я договорился с Костиным, что вечером снова буду у него.
После работы я выхожу на Конюшенную площадь, на "Москвиче" приезжает Алик, в машине еще какие-то ребята (наверное, мне в помощь?). Алик спрашивает, куда ехать, я объясняю. У ребят хорошее настроение, они все время шутят, смеются, я молчу.
Вот мы пилим по проспекту Энгельса, подъезжаем к Дрезденской, Алик останавливается и спрашивает:
– Ну, дальше сам доберёшься?
Я напрягся, но спокойно отвечаю: "Конечно"; поблагодарил Алика, что он подбросил меня, и они поехали дальше.
В жизни самое лучшее – рассчитывать только на себя!
Я пришел в квартиру к Гостеву, опять снял крышку с его телевизора и лишь тогда заметил, что, кроме обычного предохранителя – того, что в сетевой колодке, на панели телевизора внизу имеются еще два предохранителя (оказывается, они установлены по вторичной обмотке силового трансформатора). Я поменял перегоревший предохранитель, отпаял вчерашнюю "химию" с конденсатором, и телевизор заработал, как надо. Ёлки-палки!!!
Я засобирался было домой, но Гостев не отпускал и при этом говорил не так строго, как обычно – он достал бутылку вина, простую закуску.
Между нами пошёл разговор: Гостев стал, заметно волнуясь, рассказывать, как во время войны на какой-то железнодорожной станции он руководил погрузкой танков, имея полномочия в случае саботажа использовать всё, вплоть до расстрела на месте. Я рассказывал про Мишку, что он собирает игрушечных солдатиков, индейцев и другие фигурки, воспроизвёл его смешные выражения. Неожиданно у нас с Михаилом Константиновичем, таких разных людей, проявились друг к другу добрые чувства (ну, не из-за выпитого же вина, в самом деле! В нас было что-то общее, чем мы отличались от большинства работающих на Конюшне).
Внук Гостева, мальчишка лет двенадцати, сидел чуть в стороне и слушал нас.
За окном стемнело, уже точно пора было уходить. Гостев приказывает внуку: "Проводи гостя". Я отнекиваюсь, мол, найду дорогу и сам, но потом соглашаюсь.
Мы идём вверх, в сторону проспекта Мориса Тореза, по хорошо знакомым мальчику извилистым тропинкам; я, спотыкаясь в темноте, иду за ним. Вышли к остановке. Когда подошёл автобус, мальчик, как взрослый, прощаясь, пожал мне руку (я не сразу понял, что у меня что-то в руке). Захожу в автобус – двери захлопнулись, мальчик из темноты помахал мне рукой. Автобус тронулся.
Я разжал кулак: на ладони лежал коричневый индеец в боевой позе с копьём в руке.